Евгений Евтушенко

Как-то Евгений Евтушенко выступал  в актовом зале ПетрГУ.
Кажется, это было первое его выступление там, и притом бесплатное. Прежде он давал вечера в филармонии, и нужно было покупать билеты. Зал часто оставался полупустым. Я пару раз ходил с учениками: читал он, как всегда, прекрасно, рассказывал очень интересно. Отличные вечера. Полупустой зал при этом несколько шокировал – если не меня, то моих учеников-старшеклассников. Я, прожив в России больше 20 лет, уже почти ничему не удивляюсь: просто потерял такую способность.
На сей раз вход был свободный, и я догадался придти пораньше. Оказалось, это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что иначе я просто бы не вошёл в зал. Плохо – потому что уйти потом было уже невозможно. Петрозаводчане ринулись на бесплатного Евтушенко. Какой там полупустой зал! О чём вы говорите!
Ко времени начала вечера зал был набит битком, до такой степени, что люди стояли в проходах буквально на одной ноге, как цапли, но всё равно отдавливая ноги друг другу и вплотную прижимаясь друг к другу. Я сидел с краю, рядом в проходе интеллигентная девушка почти лежала на моём плече, против чего возразить было невозможно, так как ничего другого ей не оставалось. На соседнем кресле сидели мама с довольно большим мальчиком, увесистый мальчик - у мамы на коленях. Стало страшно душно. Я бы ушёл, но выбраться было невозможно.
В таком положении – как в сталинской теплушке по дороге в ГУЛАГ, смятые и сдавленные друг другом – мы прождали Мэтра полчаса. Интеллигентные люди, пожилые, много женщин. В первом ряду – он был составлен из принесённых стульев – я заметил и организаторов вечера, и известных в городе «литературных» личностей: Иосифа Михайловича Гина, Софью Михайловну Лойтер. Но никто ничего не сказал, никто не извинился перед людьми.
Наконец, Маэстро вышел на сцену. Было ему тогда уже порядком за 70. В пестрейшей рубахе навыпуск, как у профессионального скомороха; в таких же пёстрых, но других цветов, клетчатых штанах, как у клоуна в цирке, - и с канареечного цвета (как у носовского Незнайки) огромных размеров галстуком на шее.
Должен сказать: я привык к тому, как одевается Евгений Евтушенко. Раз десять до того я был на его выступлениях, в том числе – в Москве и Петербурге: самый приличный, с моей точки зрения, его костюм мне живо напомнил то ли пижаму, то ли одежду гефтлинга (заключённого гитлеровского концлагеря), только гораздо более яркой расцветки. Такой весёлый гефтлинг.
Помнится, героиня «Подстрочника» Олега Дормана – Лилианна Лунгина – вспоминала, как познакомилась с юным Евтушенко: он был одет, по её словам, КАК ЖАР-ПТИЦА, и этим, и своей манерой говорить только о себе произвёл на неё не совсем приятное впечатление, которое развеялось только на его выступлении.
Но это было, наверное, лет 50 тому назад. Теперь же, при всей привычке, меня страшно неприятно поразил резкий, кричащий контраст: высохший старик – и в таком попугайском наряде!
Он, не торопясь, поднялся на сцену, поздоровался, оглядел зал. Видимо, остался доволен: яблоку там упасть было негде в самом что ни на есть прямом смысле. Разумеется, даже не подумал извиниться перед людьми за то, что они вынуждены находиться в таких нечеловеческих условиях (мне показалось, он и не заметил этого), и за получасовое опоздание.
Я, конечно, не помню всего, что он тогда рассказывал. Помню, он прочёл своё самое первое опубликованное стихотворение. Напечатала его газета «Советский спорт». Стишок этот поразил своей трескучей пустотой и совковостью: классический репортаж советского спортивного журналиста, только зарифмованный. Иному стыдно было бы признаться, что он ВОТ ТАК начинал – хотя ему и было тогда 15 лет или чуть больше. Лермонтов-то в 15 лет написал «Нет, я не Байрон, я другой…» - а Евтушенко слабал такие вот «спортивные» стишата.
Но он, хоть и иронично, но с удовольствием рассказал об этом. Это был его ПЕРВЫЙ УСПЕХ. А за счёт чего достигнут успех – не всё ли равно.
Несмотря на станцию Зима, где он одно время жил в детстве, несмотря на свой космополитизм, Евгений Евтушенко – типичный москвич. Успех для него – что-то вроде религии, а как его достичь – не суть важно. Это такая московская религия.
Потом он сообщил, что побывал в 90 с лишним странах мира. Рассказал, как переводят на разные языки (помнится, - в том числе, на японский!) его стихи. Вспомнил по какому-то поводу об избрании «Короля поэтов» и назидательно спросил, известно ли присутствующим, кто был им избран. Кто-то из зала ответил: «Игорь Северянин». «Правильно! Молодцы!» - подтвердил Мэтр строго, как настоящий учитель на экзамене.
Читал он, к счастью, и стихи: несмотря на возраст, как всегда, великолепно. Евгений Евтушенко – не только талантливый поэт. Он ещё талантливый актёр, и довольно способный фотограф. Можно было бы ещё вспомнить, что в детстве он собирался стать футбольным вратарём – естественно, вторым Львом Яшиным, не меньше! – но не сложилось.
Потом ему стали задавать вопросы, по большей части, как всегда бывает в таких случаях, глупые и льстивые. Один вопрос был интересный: «Не хотите ли вы разделить со своим народом его нынешнюю судьбу?» Смысл вопроса: в Россию не собираетесь возвращаться? Он ведь давно в Америке живёт. Евгений Александрович страшно обиделся, надулся, как маленький ребёнок, и заявил, что он разделяет судьбу, потому что пишет вот такие стихи – и прочёл два стишка, типа статей в «Новой газете», только намного хуже и в рифму.
Слушая эти стихи, я вспомнил, что Евгений Евтушенко как-то сам определил своё творчество так: 70% мной написанного – это МУСОР. Т.е. это такая зарифмованная публицистика на злобу дня, которая устаревает на следующий день после того, как написана.
Вот уж – не в бровь, а в глаз.
Потом на сцену вылезли мэр Масляков и ректор Воронин. Масляков, потряхивая необъятным пузом, стал зачитывать суконным голосом, но с большим пафосом, безграмотную и очень длинную здравицу в честь Великого Поэта. Выглядело это очень смешно, потому что Евтушенко тощенький, а Масляков – наоборот: получилось что-то вроде встречи кулака с бедняком (а у Евгения Александровича ещё и внешность простонародная, этакий хитроватый мужичок). Герой вечера, кажется, это почувствовал и сначала слушал с иронической полуулыбкой. Однако Евгений Евтушенко обожает лесть и, в конце концов, он растаял, заулыбался уже с удовольствием, стал благодарить. Кажется, тогда ему объявили, что он – почётный профессор ПетрГУ. У него таких званий - воз и маленькая тележка, но почему бы не пополнить коллекцию? Это ведь тоже свидетельство успеха.
Вся эта умилительная сцена коллективного холуйства и поклонения Идолу продолжалась долго, и ни один человек не вышел из зала. Сдавленные, полузадохшиеся, люди покорно ждали, пока Мэтр и Масляков с Ворониным достаточно нарасшаркиваются друг перед другом.
Цивилизованный человек от дикаря, на мой взгляд, отличается, прежде всего, уважением к людям. И к себе, в том числе. Евгений Евтушенко – талантливый дикарь. А какой-нибудь финский или японский дальнобойщик, не способный срифмовать двух строк, не читающий никаких книг, но уважительно и внимательно относящийся к людям, - цивилизованный простак. Каким быть лучше? Это дело вкуса. Мне нравятся цивилизованные люди.
И всё-таки я не жалел, что пошёл. Потому что Евгений Евтушенко прочёл тогда одно из моих любимых стихотворений, которое я прежде никогда в его исполнении не слышал.

Я очень люблю многие стихи Евгения Евтушенко. Одно из самых любимых – «Ольховая серёжка». Много раз я читал это стихотворение своим ученикам.
Задует ли ветер в ладони серёжку ольховую,
Начнёт ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
Задумаюсь вновь, и, как нанятый, жизнь истолковываю
И вновь прихожу к невозможности истолковать.
Но как же странно думать, что эти строки написал самовлюблённый Нарцисс, который, ради привлечения внимания к своей персоне, готов из кожи лезть, напяливая усыпанную блёстками пижаму и в таком виде – в 70 лет – выходя на сцену.
Понимаем ли мы вообще, как писателям и поэтам – Большим Писателям и Поэтам – даётся то, что они пишут? Мы ведь потребители, члены Общества Потребления. Мы же привыкли, что поэт – он и должен быть в запое, гибнуть на дуэли, в ссылке, на каторге, без жены, без детей, без квартиры. «Когда под забором в крапиве несчастные кости сгниют», - как правильно сказал А.Блок. Это нормально. Он же поэт! У него же, блин, вдохновение! Он же не может быть, как все!
Да, чтобы написать такие стихи, какие написал Евгений Евтушенко, недостаточно даже очень большого таланта. Надо ещё все свои силы, всё время отдавать развитию, служению своему таланту. И он так и жил – лет до 50, по крайней мере.
Поэтому – ни семьи, ни кола, ни двора. Хорошо хоть петрозаводская Маша-спасительница нашлась, когда ему уже перевалило за 50!
Этот ярчайший и умнейший человек, почти гений, был исключён из советской школы – вышел в жизнь с волчьим билетом, все дороги были закрыты для него, кроме, разве что, той, которую он и выбрал. В результате  - за всю жизнь он научился по-настоящему хорошо делать два дела: писать стихи и читать стихи. Достаточно ли этого для взрослого мужчины, даже если он сверхталантливый поэт?
Конечно, у всякого прирождённого творческого человека самолюбие не такое, как у большинства людей. Чтобы чего-то добиться в творчестве, нужен высочайший уровень мотивации достижений – а он как раз и достигается за счёт огромного самолюбия. Но задумываемся ли мы над тем, а каково самому такому человеку, подстёгиваемому на каждом шагу собственным бешеным самолюбием, - как ему живётся?
Правильно ли мы относимся к таким людям? Помогаем ли мы им – или мешаем, вредим?
Может быть, такому человеку как раз нужно, чтобы к нему относились критически, требовательно – именно как к человеку? Но всю жизнь его окружали поклонники и льстецы. В конце концов, ему это стало нравиться.
Конечно, каждый сам за себя отвечает и сам выбирает свой путь. Иногда писатель – хороший добрый человек, с ним приятно общаться, а вот тексты у него очень сильно так себе. С ним самим иметь дело одно удовольствие – его текстов лучше избегать. А иногда бывает наоборот. Произведения отличные – а вот сам автор. Увы!
Редкой гадиной был, например, Иван Бунин. А литератор – исключительно талантливый. Редкостным приспособленцем и лизоблюдом был Алексей Николаевич Толстой – а писатель гениальный.
Но что, всё-таки, важнее для каждого из нас: развивать свои способности, достичь успеха в какой-либо деятельности – или стать Настоящим Человеком?
Грустно и горько думать о Евгении Евтушенко как о человеке. Самое странное: он ведь человек – глубоко нетворческий! Он совершенно не изменился, ни на йоту, за столько десятилетий. Те же детский эгоизм, нарциссизм, комплекс подросткового самоутверждения, – всё то же  - сейчас, когда он уже старик, как и в молодости. Застывший, замороженный человек. Совершенно не научившийся меняться и жить творчески. Все его силы, всё творчество – ушли в стихи. А НА САМОГО СЕБЯ – не осталось ничего.
Я прочёл автобиографию Евгения Евтушенко, и мне кажется, что для него самого его жизнь имеет ценность только как питательная среда для его стихов.
И ещё, читая, я подумал, что вся советская культура, вся советская жизнь – глубоко провинциальны. Как если бы жители какого-нибудь Палкино или Грязево написали книги о своих палкинских и грязевских событиях, никому, кроме них, неинтересных. Дёмкин подсидел Афонькина и занял его должность – ишь ты, ловок! Петюня вёз сено на телеге, и у неё отвалилось колесо. Он был с бодуна, доехал и даже не заметил. Эпос!
Советский Союз – это такой глухой провинциальный городишко размером в 1/7 часть земной суши. Правда, напичканный ядерными зарядами. Вот потому что он был огромный и страшный, его и замечали только. И боялись. И поэтому только принимали всерьёз его замшелых обитателей.
Вот почему лишь явные антисоветчики среди советских писателей до сих пор интересны – в том числе и как люди. Булгаков, Платонов, Гроссман. Те, кого не печатали при жизни.
А Евтушенко, хоть и очень талантливый поэт, но человек – глубоко советский. И поэтому, читая его воспоминания, я испытывал жалость к нему: чем он жил, что его волновало, боже мой! – а ему-то казалось, что это что-то важное и значительное.
И переехав в Америку, он ничуть не изменился.
Многие его стихи останутся навсегда, в этом я уверен. Но «что толку человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человеку за душу свою?»
Да, есть такие вопросы, на которые мы не знаем ответов, а, может быть, ответить на них вообще невозможно. Но значит ли это, что их не нужно задавать?
И если уж выбирать: состояться ли в творчестве или состояться в человеческом смысле – не лучше ли выбрать второе?
Хотя может ли человек, одарённый ярким талантом и чувствующий это, вовсе своим талантом пренебречь? И можно ли и талант свой развить, и себя самого тоже?
Мне очень жаль, что мой любимый поэт – вот такой человек.
Остаётся надеяться лишь на то, что кому-нибудь это может послужить уроком.
Все мы – прежде всего, люди. И именно это в нас главное.