Гарольд и Мод

Колин Хиггинс

ГАРОЛЬД И МОД




"Как же это досадно, — сказал Шалтай-Болтай после долгого молчания, не глядя на Алису, — когда все вокруг называют тебя яйцом. Это очень раздражает!"
Люис Кэррол. "Алиса в Зазеркалье"

Гарольд Чейзен взобрался с ногами на стул и просунул голову в петлю. Обмотав веревку вокруг шеи и затянув узел, он удовлетворенно подумал: "Выдержит!"  Он окинул взором рабочий кабинет, прислушался к негромкой музыке Шопена. На письменном столе "ребром" вниз был установлен конверт с прощальными словами. "Все готово, — подумал он. — Осталось только подождать". На подъездной дорожке послышался шум приближающегося автомобиля. Из умолкнувшей машины появилась мать Гарольда. С легкой улыбкой на устах он отшвырнул ногой стул и, дергаясь всем телом, завис в пустоте. Через несколько секунд ноги Гарольда перестали лягать воздух, а его тело неторопливо раскачивалось на натянутой как струна, веревке.
Миссис Чейзен положила ключи на столик в прихожей и, подозвав горничную, распорядилась занести в дом оставшиеся в машине свертки. После скучного обеда миссис Чейзен чувствовала усталость. Посмотрев на себя в зеркало, она рассеянным жестом поправила прическу, решила, что к ужину можно совершенно спокойно выйти в парике, опрысканном лаком. "Встречу с Рене следует отменить, а самой можно вздремнуть до самого вечера, — подумала она. — В конце концов я имею право сделать себе поблажку".

Она вошла в кабинет, села за письменный стол. Роясь в записной книжке в поисках телефонного номера своего парикмахера, она наслаждалась тихо льющейся мелодией Шопена. "Какое умиротворение! — вздохнула миссис Чейзен, набирая номер на диске.— Рене, разумеется, будет вне себя от бешенства, но ничего не попишешь". Пока в трубке звучали длинные гудки, она откинулась на спинку кресла и принялась барабанить пальцами по подлокотнику. Тут она наконец заметила на столе поставленный на-попа конверт с адресованным ей посланием. Подняв взор повыше, она увидела подвешенное к потолку тело своего сына.
Миссис Чейзен пребывала в нерешительности, а труп слегка раскачивался и веревочное крепление поскрипывало на дубовой балке в такт фортепьянной пьесе.
Она разгдядывала выпученные глаза, высунутый язык и узел на противоестественно изогнутой шее.

— Извините, — произнес тоненький голос, — но данный телефон отключен. Наберите, пожалуйста, другой номер. С вами говорил авто…
Миссис Чейзен дала отбой.

— Право, Гарольд, — произнесла она, набирая новый номер, — ты совершенно напрасно полагаешь, что все это очень смешно. Мне кажется, тебе совершенно безразлично, что сегодня на ужин к нам придут Кроуфорды.



— Знаете, мой Гарольд всегда был воспитанным мальчиком, — сообщила за ужином миссис Чейзен престарелой миссис Кроуфорд. Очень хорошо воспитанным. Он у меня уже в три годика кушал с помощью ножичка и вилочки. В младенческом возрасте он не приносил мне никаких хлопот, хотя, пожалуй, чаще других детей был подвержен болезням. Наверное, пошел в отца, потому что лично я за всю жизнь не болела ни одного дня. А вот в чем я твердо уверена, так это в том, что от отца Гарольд унаследовал странную шкалу нравственных ценностей и, в частности, ужасную тягу ко всякого рода абсурду. Помню, когда мы ездили в Париж, мой муженек Чарли вышел как-то за сигаретами, а потом мне сообщают, что Чарли арестован за катание на водных лыжах по реке Сене в абсолютно голом виде! При этом для своих водноакробатических упражнений Чарли выбрал лыжи из резины желтого цвета! Уверяю вас, чтобы замять этот кошмарный скандал, мне пришлось употребить то, что французы называют словами анфлюанс и даржан…

Сочувственный смешок молодой миссис Кроуфорд поддержали: ее муж, мистер Фишер и супруги Траскотт-Джоунз. Престарелая миссис Кроуфорд отхлебнула шампанское из бокала и изобразила подобие улыбки.

— Как насчет десерта? — обратилась миссис Чейзен к старухе. — Никто не будет возражать против варенья из персиков? А ты, Гарольд, так и не доел свою свеклу…
Сидевший на противоположном конце стола Гарольд поднял глаза на свою мать.

— Гарольд, ты плохо меня слышишь? Немедленно доешь свеклу, сынок. Свекла очень питательна и весьма полезна для организма.

Гарольд снова поднял взор на мать, после чего тихонько положил вилку на тарелку.

— Что еще с тобой стряслось? — удивилась миссис Чейзен. — Гарольд, ты хорошо себя чувствуешь?

— Горло побаливает, — тихим голосом пожаловался сын.

— Ах ты бедняжка… В таком случае немедленно поднимайся к себе и ложись в постель. Извинись перед гостями и пожелай всем спокойной ночи.

— Извините, — произнес сын. — Спокойной всем ночи.

С этими словами он поднялся из-за стола и вышел вон.

— Спокойной ночи! — сопроводило его стройное эхо.

— Прими аспирин! — бросила ему вслед миссис Чейзен. — Запей аспирин водой! — Повернувшись к гостям, она посетовала: — Просто не знаю, что мне делать с моим мальчиком. В последнее время он стал таким несносным. Я собираюсь показать его своему психиатру доктору Харли. Мой брат Виктор (бригадный генерал), конечно же, считает, что служба в армии решила бы все проблемы. Но я против того, чтобы Гарольда послали куда-то в джунгли драться с аборигенами. Хватит того, что именно так я потеряла Чарли. Вообще-то, Чарли не участвовал ни в каких боевых действиях — он фотографировал в Полинезии попугаев, когда вдруг…

— Хочу еще шампанского! — выкрикнула леди Кроуфорд и… с каким-то треском пустила ветры.

— Мама! — заметила на это ее невестка.

— Мама! — с укоризной отозвался мистер Кроуфорд.

— Пардон, — сказала старушка. — Мне почудилось что-то страшное. Будто крыша в этом доме куда-то поехала.

Наступившую в застолье паузу заполнил мистер Траскотт-Джоунз, заметивший, что за все свои прожитые годы он никогда не пробовал такого чудесного персикового варенья. После этого миссис Чейзен поведала гостям историю оригинального рецепта варенья, который ей подарил в Токио один оперный тенор, выдававший себя за незаконнорожденного сына леди Нелли.


"Зачем Кроуфорды таскают по гостям свою старуху? — размышляла миссис Чейзен, сидя за туалетным столиком и совлекая с головы парик. — Это недоситупно моему пониманию. Ясно же, что она практически впала в слабоумие. Слабоумный человек — всегда обуза для родственников, не говоря уже о хозяйке какого-нибудь приличного дома…"
Поднимая с постели спальный халат, миссис Чейзен продолжала размышлять: "Почему они не сдадут ее в приют для престарелых? В приюте ей обеспечили бы хороший уход. Там она могла бы прекрасно доживать век среди себе подобных…"

У двери в ванную миссис Чейзен задержалась, чтобы взглянуть на себя в высоченное трюмо. Расправив плечи, миссис Чейзен похлопала себя ладошкой по животу, заметив мысленно: "Недурно! Пока у человека стройная фигура, молодость гарантирована…"
Она наконец открыла дверь ванной комнаты и щелкнула выключателем.

Гарольд Чейзен лежал в ванне с широко раскрытыми глазами и перерезанным горлом. Из ран на его шее и запястьях сочилась кровь.

— Боже мой! Господи! — вырвалось у миссис Чейзен. — Сил моих больше нет… Это уже слишком!

Она повернулась и с причитаниями удалилась в холл.

Гарольд прислушивался, повернув голову в ту сторону, откуда раздавались истерические выкрики. Потом он взглянул на свое отражение в зеркале, забрызганном кровью, и не смог сдержать самодовольную усмешку.


— Мы провели несколько сеансов, — намнил Гарольду на следующий день доктор Харли, — но я сомневаюсь в том, что мы достигли большого прогресса. А как вы считаете?
Лежащий на кушетке и взирающий на потолок Гарольд Чейзен молча кивнул головой в знак согласия.

— А почему, как вы полагаете?

— Не знаю, — выдавил из себя Гарольд после непродолжительных размышлений.

— Мне кажется, — заметил д-р Харли, направляясь к окну кабинета, — что вы не хотите выговориться и подробно описать свои проблемы. Гарольд, без общения у нас ничего не выйдет. Я просто не пойму, в чем там дело… Вернемся к вашим демонстративным "самоубийствам". После последнего сеанса ваша матушка пожаловалась, что вы совершили еще три таких мнимых самоубийства. Если я не сбился со счета, всего получается пятнадцать попыток. Правильно?

Гарольд не отрывал глаз от потолка.

— Да, — произнес он задумчиво, — пятнадцать, если не считать самый первый случай и эпизод, когда в теплице ночью взорвалась бомба.

Д-р Харли провел рукой по своей редеющей шевелюре.

— Пятнадцать, — повторил он и поинтересовался: — И все эти спектакли вы разыгрываете исключительно ради блага вашей матушки?
Гарольд задумался, потом вздохнул:

— "Благо"… Это неподходящий термин.

— Пожалуй, неподходящий, — согласился доктор Харли. — Как бы там ни было. все эти инсценировки задуманы для того, чтобы вызвать у вашей матушки определенную реакцию, не так ли? Например, во время прошлого сеанса мы с вами обсуждали
случай с раздавленным черепом. Под заднее колесо автомобиля, за рулем которого находилась ваша мать, вы подложили манекен с дыней вместо головы. Расчет был на то, что дав задний ход, ваша мать подумает, что раздавила вам голову. И в последних трех инсценировках вы специально пытались довести матушку до истерического состояния. Я верно излагаю ваш замысел, Гарольд?

— Как вам сказать… Скоре, не в последних случаях, а в первых. Потом стало легче…

— Т-а-а-к, — протянул д-р Харли, присев и откинувшись спинку кресла. — Тогда опишите вчерашний ночной эпизод в ванной комнате.

— Что вы хотите узнать?

— Как вы думаете, вы добились успеха?
Гарольд молча взвесил вопрос.

— За последние несколько недель это было самое удачное мое представление.

— Вы сотавили предсмертную записку?

— Нет, хотя я кровью написал на зеркале: "ПРОЩАЙ!" Кажется, она даже не заметила эту надпись.

— А когда вы повесились в кабинете, вы оставляли предсмертную записку?

— Оставлял. Положил конверт на самом видном месте… А она его даже не взяла с письменного стола.

— Значит, трюк с висельником не получился?

— Может быть, снаряжение подвело, — задумчиво предположил Гарольд. — Наверное, надо было использовать другую схему подвески.

— У меня складывается впечатление, что для своих… кгм… опытов вы используете сверхсложное оборудование. Взять, хотя бы, случай в бассейне. Полагаю, подготовка к нему отняла у вас много времени.

Гарольд шумно вздохнул.

— Ага, — произнес он, не сдержав самодовольной улыбки. — Вы угадали. Пришлось изобретать поплавки для ботинок и плавающий костюм. Я даже спроектировал небольшой кислородный аппарат для дыхания под водой. Получилось здорово…

— Но не совсем удачно. По крайней мере я сужу по отзыву вашей матушки.
Гарольд повернул голову в сторону врача.

— А что именно она рассказала?

— По ее словам, она увидела, что вы плаваете в бассейне лицом вниз в одежде и обуви, а на спине у вас приколота бумажка с надписью "Прощай, белый свет!" Она тотчас приказала горничной дать вам на обед стакан горячего какао, чтобы вы не простудились.

Гарольд снова перевел взор на потолок и после томительной паузы посетовал:

— Для организации сцены в бассейне мне пришлось работать трое суток.

Наклонившись вперед в своем кресле, врач решил перевести разговор на другую тему:

— Скажите, Гарольд, как вы проводите свое время?

— Не считая времени, когда я планирую все эти штуки?

— Да. Что вы делаете в течение обычного дня? Ведь вы нигде не учитесь?

— Нет.

— И не работаете?

— Не работаю.

— Так чем же вы занимаетесь?

— Посещаю свалки, — произнес, помолчав, пациент.

— С какой целью?

После очередной паузы с кушетки донеслось:

— Люблю всякий утиль.

— Понятно. Чем еще вы заняты?

— Люблю смотреть, как на свалке пресс давит автомашины.

— И это все?

— Люблю смотреть, как сносят здания.

— Старые здания, когда расчищают место под строительную площадку?

— Ага. Особенно мне нравится металлический шар, которым пробивают стены.

— Это очень многое проясняет, Гарольд, — сказал врач. — Думаю, для следующей нашей встречи такая информация поможет наметить еще несколько направлений, в которых мы будем вести поиск. А на сегодня время сеанса истекло. Передайте поклон вашей матушке. Надеюсь, я смогу встретиться с ней в начале будущей недели.
Гарольд поднялся с кушетки и откланялся.

— Куда вы теперь? На свалку? — с любезной миной на лице поинтересовался доктор.

— Нет, — отозвался Гарольд. — Сейчас меня ждет кладбище.

— О… Я… Из…ви…няюсь…— выдавил из себя ошеломленный врач. — Это кто-то из ваших родственников?

— Нет, — сообщил Гарольд уже на самом пороге кабинета. — Просто люблю ходить на похороны.



Гарольд стоял в задних рядах и слушал, как священник читает последние молитвы. Он пришел к выводу, что скромные похороны лучше пышных: у могилы людей собирается немного, а общая атмосфера чувствуется острее. Где нет толчеи, всегда можно подобраться поближе к гробу и не пропустить момент, когда покойника опускают в пасть могилы.

Пастор монотонно бубнил свое. Гарольд решил, что покойник был важной фигурой, раз собрал столько народа. Осмотревшись по сторонам, Гарольд увидел миниатюрную старушку, сидевшую под деревом. Старушка была похожа на типичную участницу траурной церемонии, и Гарольд не обратил бы на нее внимание, если бы не заметил, что та поглощает арбузную дольку, а семечки сплевывает в бумажный пакетик. С довольно озадаченным видом Гарольд присмотрелся пристальнее. Казалось, что бабушка, махнув на все рукой, спокойно наблюдала за церемонией и наслаждалась жизнью, словно сидела на пикнике в соседнем парке.

Когда прозвучали финальные слова молитвы, Гарольд повернулся, чтобы уйти. Взглянув в последний раз на пожилую даму, он окончательно убедился в ее странности и подумав "Чокнутая…", сел в свой катафалк и поехал прочь.



— Зачем ты приобрел эту чудовищную колымагу траурного цвета? — возмущалась миссис Чейзен за обедом. — Это выше моего понимания. Ты мог бы купить любую марку — "Порше", "Ягуар", какую-нибудь симпатичную малышку с откидным верхом. А ты что взял? Теперь это чудо торчит на подъездной дорожке, вгоняя в краску меня и шокируя всех соседей! Я боюсь даже представить себе, что могли подумать члены женского комитета, когда увидели тебя — сына председателя комитета! — в этом катафалке, направляющемся к нашему дому… Ума не приложу, сынок, как можно исправить эту ситуацию. Допивай молоко, мой мальчик!

Гарольд выполнил приказание.

— И ведь внешне ты совершенно не похож на дебила, — продолжала миссис Чейзен. — Напротив, у тебя очень высокий коэффициент умственного развития. Я не могу понять такую кладбищенскую озабоченность. Откуда у тебя это? Уж во всяком случае не от меня! У меня и времени-то нет для таких мыслей. С момента, когда я просыпаюсь утром, и до минуты, когда я отхожу ко сну, я вся в движении, я постоянно что-то делаю. Заседания в комитетах и советах, званные обеды, балетные спектакли… Ни одной свободной секунды! А ты… Гарольд, у тебя нет никакой общественной жизни! Ты ни с кем ничего не обсуждаешь. Ты никогда не думаешь о завтрашнем дне. Ты тратишь свой талант на какие-то сангвинические театральные эффекты. Устраиваешь дешевые шоу. Пойми, сынок, хотя все это и оправданно с психологической точки зрения, но твои занятия абсолютно бесперспективны. Твой дядюшка Виктор в качестве альтернативы предлагает армию. Что ж, может, настало время навестить его… Хотя я лично не очень большая поклонница армии, но вдруг дядюшка Виктор сможет понять тебя… Как-никак он был правой рукой генерала Макартура.


В действительности бригадный генерал Виктор Э. Болл в 1945 году очень недолго был адъютантом главнокомандующего Макартура. Справедливости ради следует отметить, что Болла вряд ли можно называть правой рукой командующего, во-первых, потому, что Болл не сыграл какой-либо роли в принятии важных решений, а во-вторых, сам не имел правой руки, которую ему отстрелили во время учений на базе Форт-Джексон в штате Северная Каролина. При нормальном стечении обстоятельств офицер, получивший подобный "знак отличия", должен был бы уйти в отставку, но генерал Болл не принадлежал к тем, кто сдается без боя. Болл рассудил, что самое большое неудобство, проистекающее из отсутствия верхней правой конечности, для кадрового военного заключается в невозможности отдавать честь так, как того требует устав. После серии экспериментов Болл изобрел механическое приспособление, которое складывалось в пустом рукаве его кителя. Достаточно было потянуть левой рукой за шнурок, как самодельный аппарат срабатывал, рукав расправлялся в районе генеральского лба, демонстрируя лихой салют, достойный выпускника академии в Вест-Пойнте. С помощью своего аппарата и при содействии влиятельных друзей в Пентагоне генерал Болл сумел сделать блестящую карьеру. Своему племяннику он на
этот счет говаривал так:
— Армия, Гарольд, для меня не только дом родной. Армия — моя жизнь. И она может и для тебя стать настоящей жизнью. Я знаю, что чувствует твоя мать. Она требует, чтобы я попридержал документы о твоем призыве на службу, но будь моя воля, я бы сегодня же оформил все бумаги, а завтра тебя бы уже направили на учебную базу. Поверь, ты бы поймал там огромный кайф!
Генерал встал из-за письменного стола и левой рукой указал на военные плакаты, украшавшие стены его кабинета.
— Оглянись, Гарольд, — произнес он. — Вот наши колотят испашек в Сан-Хуане. Вот наши лупят китаезов. Вот они задают перца краснокожим, а вот прорываются через Ремагенский мост. А? Разве это не настоящая жизнь? Здесь вся наша история, все наше воспитание… Боевые действия. Приключения. Поучительные эпизоды! Ты увидишь войну своими собственными глазами. Ты получишь целую кучу косоглазых любовниц. Да что там говорить, Гарольд, армия сделает из тебя человека. Наденешь форму, и будто выше ростом сразу станешь. В глазах блеск. Каждый шаг пружинит. А в душе царит уверенность, что ты воюешь за мир во всем мире, не говоря уже о том, что ты служишь ради блага своей страны…
Генерал остановился перед портретом Натана Хейла, изображенного с петлей на шее.
— Ты мог бы пойти по его стопам. — Генерал потянул за потайной шнурок, и его рукав со щелчком отдал честь. — Побольше бы таких ребят, как Натан Хейл — вот что нужно нашей стране! — Генерал вытянулся перед портретом по стойке "смирно", а потом отпустил шнурок, позволив рукаву вернуться на место.
— Я тебе больше скажу, сынок, — обратился он к Гарольду, сидевшему на стуле у окна.
— Что? — спросил Гарольд.
Генерал приблизился к племяннику, наклонился и перешел на доверительный тон:
— Мне кажется… Пожалуй, в тебе есть что-то от героя Натана Хейла.
Гарольд тупо взирал на дядю-генерала.
Болл улыбнулся и левой рукой хлопнул юношу по плечу.
— Подумай над моими словами, — посоветовал генерал и зашагал к своему письменному столу.


Отсеченная голова Гарольда стояла на обрубке шеи в серебрянном блюде, а сам Гарольд задумчиво втыкал зеленые веточки петрушки в кровь вокруг шеи. Услышав на лестнице шаги матери, Гарольд тотчас накрыл блюдо с головой серебряной крышкой и убрал фирменное "кущание" под стол. После этого он покинул столовую, чтобы перехватить мать в холле.
— Гарольд, сынок, у меня всего пара свободных минут, но я хочу сообщить тебе о своем решении. Присядь, пожалуйста.
Гарольд присел на стул, а миссис Чейзен принялась натягивать на руки длинные перчатки белого цвета.
— Гарольд, — произнесла она будничным тоном, — настал момент, когда ты должен подумать о своем будущем. Тебе уже девятнадцать, почти двадцать. До сего дня ты вел праздный, счастливый, беспечный образ жизни. Ты жил, как малое дитя. Но настало время бросить ребячества и принять на себя взрослые обязанности. Всем нам хотелось бы плыть по житейскому морю, не задумываясь о завтрашнем дне. Но так не бывает. У каждого человека имеется долг. Есть обязательства. Есть принципы. Короче говоря, — произнесла миссис Чейзен, заканчивая борьбу с перчатками, — по-моему, пора тебе жениться.
— Как? — не понял Гарольд.
— Жениться, — повторила его мать, взяв ридикюль и направляясь к дверям. — Мы хотим подыскать тебе девушку с тем, чтобы ты мог сочетаться с ней узами брака.


Коленопреклоненный Гарольд слушал нежные звуки органа, которые лились по церкви. Его взгляд поднялся выше алтаря и остановился на большом цветном витраже с изображением Святого Фомы Аквинского, который писал что-то в книге, вооружившись гусиным пером. "Вот взять Фому Аквинского… — размышлял Гарольд. — Он ни разу в жизни не был женат. А интересно… — Взгляд Гарольда переместился на человека, лежавшего в открытом гробу. — Этот тип был когда-нибудь женат? И вообще любопытно, кем он был, этот джентльмен?"
Серебряноволосый пастор Финнеган подошел к кафедре и осмотрел небольшую скорбную группу, стоявшую перед ним. Священник открыл томик и прочел в нем то, что читал в схожих ситуациях бессчетное количество раз.
— Посему, возлюбленные братья и сестры, помолимся Господу нашему, Царю славы небесной, чтобы Он благославил все праведные души, избавил их от мук адских, от кладязя бездны, от пасти льва рыкающего и от вечной тьмы, но подарил им небесное блаженство, свет благости и вечный покой!
Пока отец Финнеган читал усталым голосом молитву, Гарольд, стоявший на коленях вдалеке от алтаря, без особого шума поднялся и сел на скамью. Теперь он разглядывал скорбный лик Мадонны.

— C-c-c!
Гарольд прислушался к предостерегающему, то ли призывному свисту.
— С-с-с!!
Гарольд повернулся к источнику странного звука. За его спиной по другую сторону прохода в третьем по счету ряду какая-то седая старуха улыбнулась ему и весело помахала рукой. Гарольд спокойно повернулся снова к алтарю. "А ведь это старуха с кладбища, — вспомнил он тотчас. — Та самая, что уплетала арбуз… Что ей от меня понадобилось?"
— С-с-с!!! — раздалось еще громче.
Гарольд, вздрогнув всем телом, обернулся и увидел, что старушка переместилась к нему за спину. Теперь она стояла совсем рядом на коленях и улыбалась, показывая все зубы.
— Хочешь лакрицы? — любезным тоном поинтересовалась незнакомка и протянула юноше пакетик. Тот обратил внимание на легкий европейский акцент в произношении пожилой леди.
— Я… Нет… Благодарю вас, — смущенно прошептал Гарольд и снова опустился на колени.
— Не за что, — тоже перешла на шепот бабушка.
Гарольд, не отрывая глаз от алтаря, прислушивался к тому, что творилось за его спиной. Через несколько минут старая дама шумно покинула свой ряд, на коленях перебралась к его месту и, очутившись рядом, по-дружески ткнула юношу локтем под ребро.
— Ты знал его? — полюбопытствовала незнакомка, кивнув головой в сторону гроба.
— Я… нет, — прошептал Гарольд, изображая на лице острый интерес к траурной службе.
— И я его не знаю, — весело призналась бабулька. — Слыхала только, что ему было восемьдесят лет от роду. Мне самой стукнет восемьдесят на будущей неделе… Самое время двигать отсюда. Ты как считаешь?
— Не знаю, — ответил Гарольд, вместе с другими членами собрания поднимаясь на ноги. Священник благословил усопшего; члены погребальной команды покатили тележку с гробом к выходу.
— Пожалуй, семьдесят пять — слишком рано, продолжала старушка свои рассуждения, — а восемдесят пять… Это тот возраст, когда человек созрел, чтобы заглянуть по ту сторону горизонта.
Кучка участников скорбной церемонии вытянулась в цепочку, направляясь прочь из церкви. Гарольд почувствовал, что и его кто-то тянет за рукав.
— Ты только посмотри на них, — зазвенел у него прямо в ухе звонкий шепот. — Откуда такое умопомешательство? Подавай им все в черном цвете. А ведь цветы черного цвета никто никому не присылает, так?  Черные цветы — мертвые цветы, верно? А мертвые цветы не принято посылать на похороны, правильно? — Она не удержалась и засмеялась. — Чушь какая-то! В действительности все меняется. Происходят вечные перемены…
Гарольд покинул свое место и ряд, но старая леди не отставала от него.
— Что ты думаешь о Фоме-толстяке? — спросила она.
— О ком?
— О Святом Фоме Аквинском — на витраже. Я знаю, что ты разглядывал его.
— Я думаю… что он… великий мыслитель.
— Само собой. Но тебе не кажется, что он несколько старомоден. Чуть-чуть устарел, как обычай поджаривать лебедей… Ой-ой-ой… Ты только посмотри на нее!
Они задержались у дверей перед изображением Мадонны, имевшей на лице кислую мину.
— Могу я одолжить эту штуку? — попросила Гарольда старуха, вытаскивая из нагрудного кармана его куртки красный фломастер. Несколько смелых штрихов, и дама изобразила на устах Девы Марии веселую улыбку.
Гарольд оглянулся в пустоту церкви, чтобы убедиться, что никто не заметил этой выходки.
— Вот так-то лучше, — удовлетворенно заметила старуха. — Они не дают бедняжечке и малейшего шанса улыбнуться. А ведь у Богоматери достаточно причин, чтобы быть счастливой. — Дама деловито осмотрела еще несколько статуй, стоявших у выхода из храма. — У них всех достаточно поводов, чтобы быть счастливыми… Пардон…
Гарольд неуверенным жестом посягнул на собственный фломастер, но без особого успеха. Старая леди уже вовсю рисовала улыбки на устах Святого Иосифа, Святого Антония и Святой Терезы.
— Удрученный святой противоречит самой сути слова "святой", — пояснила бабушка.
— Пожалуй… — нервно согласился Гарольд.
— А этого-то зачем продолжают мучать? — удивилась старуха.
Гарольд проследил за ее взглядом, направленным на распятие.
— Такое впечатление, — заметила старая дама, покидая церковь, — что из всей этой публики никто не удосужился дочитать до конца Новый Завет.
Гарольд плелся за незнакомкой в сторону улицы.
— Это… Фломастер мой… Он вам больше не нужен? — робко поинтересовался он.
— А-а… Конечно, — разрешила она спутнику водворить на место фломастер. — Вас зовут…
— Гарольд Чейзен.
— Рада познакомиться. Она одарила юношу улыбкой.
— Я  — графиня Матильда Шарден, но для вас — просто Мод.
Когда дама улыбалась, морщины вокруг ее глаз подчеркивали их голубизну и озорной блеск.
Гарольд галантно предложил ей руку, заметив:
— Рад с вами познакомиться.
Дама схватила и сжала ладонь Гарольда.
— Мне кажется, мы станем друзьями. Как ты думаешь?
Она извлекла из сумочки громадную связку ключей и открыла дверцу машины, запаркованной у тротуара.
— Гарольд, тебя подбросить куда-нибудь?
— Спасибо, — тотчас отозвался Гарольд. — Не надо. У меня есть своя машина.
— Тогда извини — мне пора ехать. Нам надо будет обязательно с тобой встретиться.
Тем временем пастор Финнеган с ошарашенным видом стоял перед статуями святых, расплывшихся в улыбках.
Мод включила зажигание и сняла машину с тормоза.
— Гарольд, — спросила она на прощание. — Ты танцуешь?
— Что?
— Я хочу знать, ты танцуешь? Может быть, поешь?
— Я… нет…
— Жаль. — Она сочувственно улыбнулась. — Я так и знала. — С этими словами она нажала на газ… Визг… Скрежет резины о бордюр… Запах паленого… Машина рванулась с места, рассекла воздух над улочкой и вихрем скрылась за дальним поворотом, оставив после себя лишь эхо переключений в коробке передач.
Гарольд стоял, как громом пораженный.
Преподобный отец Финнеган, наблюдавший с порога церкви за лихим стартом, воскликнул, обращаясь неизвестно к кому:
— Эта женщина… Она только что угнала мой автомобиль.


Сидя за столом в своем кабинете, миссис Чейзен беседовала со своим сыном, стоявшим у противоположной стены.
— Гарольд, у меня тут бланки, присланные Национальной компьютерной службой знакомств, — сообщила мать. — Мне показалось, поскольку ты не смог поладить ни с кем из дочерей моих знакомых, может быть, это — лучший способ подыскать тебе подходящую жену.
Гарольд открыл рот, но мать взмахом руки отсекла возможные возражения:
— Присаживайся, Гарольд. У нас впереди большая работа, а в три часа мне необходимо быть у парикмахера. — Она зашуршала бумагами. — Компьютерная служба знакомств предлагает для начала три кандидатуры. Ее специалисты отсеивают всех толстых и страшных — так что, фирма солидная. Уверена, что они подберут тебе по крайней мере одну подходящую девушку.
Гарольд, пододвинув к себе стул, присел.
— Итак, здесь у нас предварительная анкета, которую следует заполнить и отослать обратно. Предлагается ответить на пятьдесят вопросов по пяти вариантам: вариант А — безусловное "да", вариант В — просто "да", С — "не уверен", D — "нет", Е — категорическое "нет". Ты готов, Гарольд?
Гарольд взглянул на мать печальными карими глазами.
— Первый вопрос: "Нервничаете ли вы, когда знакомитесь с новыми людьми?" Думаю, нужно ответить "да". Ты согласен, Гарольд? Или даже "безусловно да". Ставим букву А… Второй вопрос: "Следует ли давать сексуальное образование вне семьи?" Я бы ответила "нет", ты не возражаешь? Поэтому поставим D… Третий вопрос: "Любите ли вы проводить много времени в одиночестве?" Тоже легкий вопрос, ты согласен? Безусловно! Ставим А… "Могут ли женщины выставлять свои кандидатуры на президентских выборах?" Не вижу причин для запрета — безусловно "да"… Часто ли вы приглашаете друзей к себе домой?" Ты, Гарольд, никого к себе не приглашаешь — пишем категорическое "нет"… "Часто ли у вас возникает ощущение, что жизнь лишена всякого смысла?" Гм-м…
Миссис Чейзен взглянула на сына.
— Как бы ты ответил, Гарольд?
Гарольд ответил стоическим взором.
— Что поставим — А или В?
Гарольд моргнул глазами.
— Хорошо. Поставим С — "не уверен". Седьмой пункт: "Считаете ли вы, что средства информации чрезмерно эксплуатируют сексуальную тему?" Следует ответить "да", не так ли? "Потакают ли некоторые судьи некоторым адвокатам?" Да, на мой взгляд, отакают. "Допустимо ли для школьного учителя курить и пить спиртное в общественных местах?"..
Пока миссис Чейзен продолжала тараторить, Гарольд неторопливо расстегнул куртку и достал небольшой пистолет. Порывшись в боковом кармане, он вытащил оттуда шесть патронов и, пока мать заполняла анкету, начал уверенно и аккуратно загонять пули в магазин.
— "Бывают ли у вас в конце трудного дня боли в голове пояснице?" Да. У меня всегда бывают. "Легко ли вы засыпаете?" Пожалуй, легко. "Считаете ли вы, что убийц нужно наказывать смертным приговором?" О, да! "Верите ли вы, что церковь оказывает мощное влияние на воспитание моральных качеств?" Еще раз "да"… "Считаете ли вы, что вечеринки как правило — пустая трата времени?" Силы небесные, нет! "Может ли Бог влиять на жизнь людей?" Конечно. может… "Вы когда-нибудь переходите на другую сторону улицы, чтобы избежать встречи с неприятным вам человеком?" Уверена, что ты так поступаешь. Я не ошибаюсь, сынок?
Гарольд зарядил последнюю пулю и щелчком установил магазин на место. Он снова взглянул на мать. Та была слишком занята, чтобы что-нибудь замечать. Гарольд взвел курок, пока мать продолжала чтение анкеты.
— "Было ли у вас счастливое детство?" Разумеется, да. — Она вздохнула, перевернула страницу и напомнила сыну:
— Ты был чудесным ребенком, Гарольд.
Гарольд неторопливо поднял пистолет и, не привлекая к себе внимание матери, прицелился в ее голову.
"Ваши религиозно-философские воззрения включают понятие "жизнь после смерти"?" Конечно, включают! Безусловно, включают… "Бывают ли у вас необъяснимые подъемы и спады настроения?" Бывают, ведь правда, сынок? Ставим А…
Гарольд молча наблюдал за матерью, а потом, развернув оружие, заглянул прямо внутрь ствола.
"Запоминаете ли вы анекдоты? Получаете ли удовольствие, рассказывая их другим людям?" Ничего подобного, ведь так, сынок? Ставим Е…
Указательный палец Гарольда прикоснулся к спусковому крючку.
"Считаете ли вы, что сексуальная революция зашла слишком далеко?" Конечно же, скорее зашла, чем не зашла. "Следует ли теорию эволюции…"
Рявкнул выстрел, отбросивший Гарольда со стула прямо на пол. Он лежал без признаков жизни, а кровь сочилась из опрятной круглой дырки на его лбу.
Миссис Чейзен оторвала взор от документов.
— Гарольд, — нетерпеливо переспросила она. — Прошу тебя, Гарольд… Ты меня слышишь? Отвечай, следует ли теорию эволюции преподавать в средних школах?


В тот же день на исповеди в кабинете доктора Харли Гарольд посетовал:
— Кажется, у меня нарушился прежний контакт с мамочкой.
— Вот как? — удивился врач.
Гарольд меланхолически пояснил:
— Похоже, я теряю форму…


Темно-серые тучи катились со стороны побережья. Ветер шуршал в кронах кладбищенских деревьев. Пастор Финнеган прервал отпевание, мельком взглянул на небо и заключил: "Надвигается дождь". Покропив святой водой в разные стороны, он перешел прямо к заключительной части службы.
Гарольд, наблюдая за поведением небольшой группы скорбящих, заметил, что они раскрыли зонтики и укрылись от непогоды. Неимевшие зонтиков просто стояли, держа в руках головные уборы.
— С-с-с!
Гарольд обернулся на свист.
По другую сторону могилы Мод, в желтом плаще и шляпке такого же цвета, помахала рукой, привлекая к себе внимание. Чтобы избавиться от ощущуния неловкости, Гарольд опустил очи долу и уставился на гроб, делая вид, что не замечает пожилую даму.
— С-с-с!! — раздалось змеиное шипение.
Гарольд даже не шелохнулся.
— С-с-с!!!
Он поднял глаза.
Дама расплылась в улыбке и подмигнула юноше.
Тот ответил легким кивком головы.
Преподобный отец Финнеган закрыл молитвенник, пробормотал последнее благословение и лишь тогда заметил Мод. На лице его появились первые признаки узнавания пожилой леди, но старуха (видимо, под влиянием охватившего ее горя) скрылась за спинами зрителей.
Пастор перевел взгляд на Гарольда, который уставился на гроб. Прозвучали заключительные слова молитвы.
Скорбящие, ответив "Аминь", осеняли себя крестами и торопливо направлялись к своим автомобилям.
— Одну секундочку! — Священник догнал Гарольда. — Вы случайно не из семейства Чейзенов?
— Я… да, - признался Гарольд.
— Скажите, пожалуйста, кто эта дама, которой вы во время отпевания махали рукой?
— Я никому не махал. Это она мне махала.
В тот же момент к ним подкатил и остановился катафалк Гарольда, за рулем которого восседала Мод. Она выглянула из окна машины.
— Гарольд, тебя подбросить? — предложила старая дама.
Гарольд утратил дар речи. Преподобный Финнеган приблизился к автомобилю.
— Прошу прощения, мадам, — произнес он. — Это не вы случайно укатили вчера на моей машине?
— В ней на приборной доске висел образок с изображением Святого Христофора? — уточнила дама.
— Точно так.
— Тогда это была, кажется, я. Гарольд, полезай в машину.
Гарольд, не решившись в свою очередь потребовать объяснений, открыл дверцу и забрался на сидение.
— Так где же она? — Пастор Финнеган задал этот вопрос, обнаруживая некоторую озабоченность.
— Кто "она"? — невозмутимо парировала Мод.
— Моя машина! Где вы ее оставили?
— Вон вы о чем… Кажется, у сиротского приюта. Хотя, нет, не там… Я ее припарковала у Музея африканского народного искусства. Никогда не бывали там, преподобный отец? Уверяю, вам там понравится. В этом центре экспонированы весьма выразительные скульптуры. Конечно, техника резьбы несколько примитивна, но отдельные произведения весьма эротичны.
Тут отца Финнегана вдруг осенило и он предположил:
— Это вы раскрасили статуи в церкви?
— Конечно, я, — весело подтвердила Мод. — Вам понравилось?
— В том то и дело, что нет.
— Не теряйте надежды, — посоветовала Мод, отпуская сцепление. — Чтобы воспитать эстетический вкус, всегда требуется определенное время. Всего вам доброго!
— Подождите! — воскликнул священник, но его голос потонул в визге покрышек и реве двигателя, когда Мод, набирая скорость, скрылась за углом.
Гарольд поднялся с пола машины, куда его сбросила сила ускорения и выглянул в окно. Надгробья слились в неясно мелькавшую серую полосу. Мод вырулила к воротам кладбища и устремилась по главной автостраде. На скорости шестьдесят миль в час она откинулась на спинку сидения и расслабилась.
— Я счастлива, Гарольд, — призналась она, — что судьба снова свела нас. Еще во время нашей первой встречи я была уверена, что мы станем закадычными друзьями. Ты ведь часто посещаешь похороны, не так ли?
Гарольд одной рукой держался за приборную доску, а второй упирался в сидение.
— Да, — сознался он, не отрывая глаз от дороги.
— Вот и я тоже. На похоронах всегда так весело, верно? Похороны как олицетворение перемен. Все крутится, погребения чередуются с рождениями. Все несется от конца к началу и наоборот. Таков великий жизненный цикл.
Она вдруг совершила весьма крутой поворот влево. В результате какой-то впавший в панику "фольксваген" принялся так резво перестраиваться из полосы в полосу, что у слабонервных очевидцев сердца давали сбои.
— Ни черта себе… Эта колымага отлично слушается руля. Гарольд, ты когда-нибудь гонял по шоссе на катафалке?
— Да, — хрипло откликнулся Гарольд, предварительно сглотнув слюну.
— А для меня такой эксперимент в новинку.
Когда Мод, не сбрасывая скорости, погнала автомобиль через небольшой холм и голова Гарольда забарабанила по потолку салона, катафалк совершил еще один внезапный левый поворот — да так, что задние его колеса заскользили по покрытию дороги.
— На виражах машина ведет себя не больно хорошо, — заметила Мод, нажимая на газ. — Тебя подбросить домой, Гарольд.
Гарольд, находившийся в этот момент на полпути между сидением и полом, слабым голосом напомнил:
— Позвольте, но это — моя машина…
— Это твой катафалк?
— Д-д-а-а!
Мод резко нажала на тормоза. Катафалк, подняв облачко пыли, замер на грунтовой обочине.
Смерив Гарольда взглядом, Мод проворковала:
— Скажите на милость! Ну и дела… В таком случае ты должен доставить меня домой.


Гарольд медленно и осторожно вел машину, прислушиваясь к подробному рассказу Мод о ее личном методе приобретения автомобилей.
— …Когда Верзилу Суини выпустили из исправительного учреждения, он пошел работать в типографию, где мы с ним познакомились и подружились. Потом Верзиле был "голос свыше". Перед тем, как отправиться в тибетский монастырь, он презентовал мне свой фирменный набор отмычек. Правда, это было очень мило с его стороны? Конечно, потом для новых моделей пришлось дополнительно приобрести кое-какие ключи, но это мелочи. Когда у человека есть свой основной набор отмычек, дальнейшее — дело модификации.
— Вы это серьезно говорите, что с помощью связки ключей можете забраться в приглянувшуюся вам машину, сесть в нее и уехать?
— Нет, какая попало машина мне не подойдет. Я люблю разнообразие. Всегда приятно попробовать что-нибудь новенькое, вроде вот этой колымаги. Она мне понравилась.
— Спасибо на добром слове.
— Пожалуйста… Ага, вон там мой дом!
Гарольд направил катафалк в указанном направлении и затормозил у обитого досками домика с грецким орехом, растущим перед фасадом. Еще несколько неновых жилых коттеджей стояли по соседству на просторных участках; кое-где за домами виднелись амбары или конюшни, но на противоположной стороне улицы и ниже по склону на более мелких участках стояли домики-близнецы, лепившиеся друг к другу как спичечные коробки.
— Кажется, погода начинает налаживаться, — заметила Мод, выбираясь из катафалка. Гарольд прикрыл за дамой дверь, сохраняя на лице выражение настороженности.
— А когда вы берете машины, — продолжил он тему, — вам не приходит в голову мысль о том, что, скажем так, заимствование наносит ущерб конкретным владельцам?
— Каким еще владельцам, Гарольд? Мы никогда и ничем не владеем. В мире все переходит из одного состояния в другое. Нагими мы приходим в этот мир, нагими и покидаем его, а потому от слова "собственность" попахивает чем-то абсурдным… Интересно, почта уже пришла?
Она открыла деревянный ящик у крыльца и извлекла из него ворох корреспонденции.
— Гляди-ка, новые книжки пришли… Я всего лишь оставляю свои автографы на открытках, а они шлют и шлют свою продукцию. На прошлой неделе прислали мне энциклопедию на голландском языке… Гарольд, подержи, пожалуйста эту кипу.
Гарольд принял у хозяйки книги, а та принялась просматривать письма.
— Странное дело, — вполголоса заметила она, — ну зачем мне голландские книжки? Я владею немецким, французским, английским, немного говорю по-испански и по-итальянски и чуть-чуть по-японски. Но голландский для меня — темный лес. Лично я ничего не имею против голландцев. Я всегда считала королеву Вильгельмину чудесной женщиной. Заходи в дом, Гарольд. С этим чтивом я разберусь попозже.
Гарольд переступил порог и уложил стопку книг на столик.
— Так вот насчет отмычек… — вернулся он было к интересующему его предмету, пока Мод вешала на крючок плащ и шляпу. — Я все-таки считаю, что вы расстраиваете людей, когда они остаются без личного транспорта. По-моему, это нехорошо.
— Что ж, — ответила на это хозяйка дома, — если кто-то расстроился, посчитав, что остался без вещей, которые он считает своими, тогда мои акции тактично напоминают ему, что он неправ. Я легко отношусь к подобным вопросам. Вещь сегодня есть, а завтра ее нет и в помине. Поэтому не стоит слишком сильно привязываться к вещам. С другой стороны, следуя этой философии, я ничего не имею против коллекционирования. Оглянись по сторонам. За свою жизнь я накопила целую коллекцию.
Гарольд оглядел просторную гостиную; его поразил необычный гарнитур, подобранный так, что даже стулья здесь все были разного калибра. Кушетка была покрыта персидским ковром. На стенах висели живописные полотна. В одном углу стоял небольшой рояль, который соседствовал с громадной полированной скульптурой, вырезанной из дерева. У камина рядом с японскими ширмами на плетеном коврике красовался русский самовар, набитый сушеными цветами.
— Все это очень… — Гарольд наконец подыскал нужное слово, — интересно. Совершенно ни на что не похоже.
— Да брось ты… Куча дурацких сувениров, — сказала Мод, направляясь к окну. — Подбор случайный и нет целостности, если ты понимаешь, о чем я говорю. Лучше иди сюда! Взгляни на птичек.
Она открыла окно и насыпала семян в жестяную кружку. Когда Мод отпустила защелку, кружка поползла по проволке и опрокинулась прямо в кормушку. На Гарольда произвела большое впечатление эта оригинальная конструкция.
— Скажи, здорово? — воскликнула Мод. — Я ежедневно исполняю этот ритуал. Безумно люблю птичек. Теперь они — единственные предстьавители фауны, с которыми я общаюсь. Глядя на них, понимаешь выражение "свободна, как птица".
Пустую кружку она отнесла на кухню, сообщив оттуда:
— Было время, когда я совершала налеты на зоомагазины, чтобы выпускать на волю канареек, но мне пришлось отказаться от этой идеи, поскольку она опередила свою эпоху. Зоопарки переполнены, тюрьмы забиты. Ох-хо-хо… Человечество обожает клетки.
Она выглянула в окошко над кухонной раковиной и позвала Гарольда:
— Взгляни на мадам Аруэ. Вон она ухаживает за своим огородом. Эй! Ого-го-го!
Мод помахала рукой пожилой одетой в черное соседке, которая усердно возделывала свой большой огород, но та ничего не заметила.
Вздохнув, Мод заметила:
— Мадам Аруэ очень милая, страшно милая женщина, но ужасно старомодная. Присаживайся, Гарольд. Сейчас я поставлю воду и мы выпьем горячего чайку.
— Спасибо, — поблагодарил Гарольд хозяйку, — но мне действительно пора ехать.
— Я заварю овсяную соломку. Ты ведь никогда не пил такой чай?
— Не пил.
— Сейчас попробуешь. — Мод с улыбкой взялась за чайник.
— Спасибо, не надо… У меня назначена важная встреча.
— Ага, визит к зубному врачу?
— Что-то вроде этого.
— Делай свое дело и возвращайся.
— Договорились, — сказал Гарольд, направляясь к порогу.
— Двери этого дома всегда открыты для тебя.
— Очень хорошо.
— До встречи.
— Окей.
— Ты обещаешь вернуться?
Гарольд обернулся у порога и улыбнулся во весь рот.
— Обещаю…


В кабинете доктора Харли потолок был отштукатурен и побелен. "У случайного посетителя, — подумал Гарольд, — такая гладкая и плоская поверхность не вызовет никакого интереса".
— Гарольд…
"Впрочем, при внимательном и достаточно долгом рассмотрении можно оценить по достоинству искусство штукатура и маляра. В том, что казалось на первый взгляд скучным зрелищем, можно открыть восхитительные признаки имрессионизма".
— Гарольд!
"Вот этот пласт штукатурки напоминает потрескавшуюся поверхность пустыни с игрой света и теней. Натеки краски ассоциируются с запахами полярного моря".
— Гарольд, вы, кажется, совсем меня не слушаете. Я спросил, есть ли у вас друзья.
Гарольд покинул мир грез, сосредоточился и ответил:
— Нет.
— Совсем нет?
— Пожалуй, есть один, — подумав, ответил юноша.
— Может быть, поговорим об этом друге?
— Нет.
— Ваша матушка знает о нем?
— Нет.
— Вы познакомились с ним, когда учились в школе?
— Нет.
— Понятно, — заметил врач, оглаживая свой затылок и решив сменить тактику.
— В школе вы были счастливы?
— Да.
— Любили своих учителей?
— Да.
— Классных руководителей?
— Любил.
— Учебные дисциплины?
— Нравились.
— Почему же вы бросили учебу?
— Я спалил корпус химической лаборатории.
Доктор Харли медленно поднялся, подошел к окну и поправил жалюзи.
— У нас сегодня никак не налаживается психологический контакт, — заметил врач. — С вашей стороны, Гарольд, я чувствую отсутствие участия. У нас не получается общение. Я признаюсь, что ваш случай вызывает у меня большой научный интерес. Я хотел бы продолжить обследование, но ваше нежелание подключиться губительно воздействует на психоаналитический процесс и тормозит эффективную терапию. Вы понимаете меня?
— Понимаю.
— Отлично, — сказал врач, усаживаясь в кресло. — Скажите мне, Гарольд, — начал он после паузы, — вы что-нибудь помните о своем отце?
— Ничего не помню, но хотел бы.
— Понятно. А почему?
— Хотелось бы поговорить с ним.
— И что бы вы сказали в таком случае?
— Не знаю. Я показал бы ему свой автомобиль, другие вещи.
— Какие именно?
— Все, что есть у меня в комнате — верстак, набор химикатов, устройство для висельника, кислородный аппарат для утопленика, афишу спектакля "Призрак в опере"… У меня в комнате много чего есть.
— Звучит интригующе.
— Дело в том, — глубокомысленно заметил Гарольд, — что у меня там подбор случайный и нет целостности, если вы понимаете, что я имею в виду.


Гарольд занес серебряное блюдо в свою комнату и водрузил его на верстак. Сняв с блюда крышку, он стал рассматривать отсеченную голову, которая стояла в лужице засохшей крови и была украшена веточками петрушки. "Портретное сходство очень большое, — заключил он. — Еще месяц-два назад трюк получился бы, а теперь весь замысел лежит на поверхности". Взяв голову в руки, он принялся очищать ее от ошметков искусственной крови. Идея заключалась в том, чтобы подать это необычное блюдо вместе с холодными закусками, когда мамаша с гостями вернется домой с бенефисного представления "Саломеи" в театре. " Однако, как известно всем военным стратегам, — размышлял Гарольд, — даже самый лучший план провалится, если тактика хорошо изучена противником".
Он водрузил голову на плечи манекена в костюме, сидевшего на краю постели. Из-за того, что штырь для шеи болтался в отверстии, голова сидела криво. Гарольд залез в большой шкаф и принялся искать в ящике нужные инструменты. На мясницкий нож он наткнулся сразу, но вот долото и отвертка куда-то подевались.
Постучав в дверь, на пороге его комнаты появилась миссис Чейзен. На матери было вечернее платье, через левую руку ее была перекинута меховая пелерина. В правой руке она сжимала несколько бланков, распечатанных на компьютерном принтере.
— Послушай, Гарольд, — обратилась она к манекену. — У меня здесь три карты на трех девушек, отобранных службой знакомств.
Гарольд, прервав свои поиски, с озадаченным видом затаился в шкафу, сжимая в ладони ручку секача.
— Я уже позвонила этим девушкам и пригласила их поочередно отобедать у нас, после чего ты повезешь их развлечься куда-нибудь в город. Первая кандидатка придет завтра в час тридцать. Мы поболтаем в библиотеке. Обед подадут ровно в два. Ты все понял?
Через трещину в двери шкафа Гарольд наблюдал за матерью, которая продолжала беседовать с куклой.
— Прежде всего, сынок, ты должен вести себя как джентльмен. Помни о манерах, прояви гостеприимство. Ну а мне пора уже в оперу с Фергюсонами, — сказала она, надевая пелерину. — Надеюсь, Фергюсоны смогут припарковаться, не врезавшись в ту ужасную черную колымагу, которую ты поставил прямо на подъездной дорожке. Пойми, если бы твой гараж не был забит автодеталями и прочим хламом, ты мог бы загнать туда свой катафалк.
Направляясь к двери, она находу бросила:
— Смотри. Я оставляю компьютерные карты вот здесь. — Бумаги оказались на столе рядом с бутылью искусственной крови. — Господи, — вздохнула миссис Чейзен, приглядываясь к этикетке, — прямо не знаю, что с тобой делать. Куда ты подевал свои модельки самолетов?
У входной двери внизу послышался звонок.
— А вот и Фергюсоны, — обернулась на звонок миссис Чейзен. — Пора. — Она бросила прощальный взгляд на манекен. — У тебя бледноватое лицо, сынок. Тебе нужно как следует выспаться. Ты должен привести себя в хорошую форму для завтрашней встречи.
Она прикрыла за собой дверь.
Гарольд вылез из шкафа, подошел к манекену, присмотрелся, удрученно покачал головой и вернулся к шкафу, где продолжил розыск нужных ему инструментов…


Он подошел к роялю и стал разглядывать странный набор стоящих на нем посеребрянных рамок. Было над чем поломать в очередной раз голову: ни в одной рамке не было картинок или фотографий. Пожав недоуменно плечами, Гарольд на минуту задержался перед большой скульптурой из дерева. Блики утреннего солнца играли на лакированной поверхности. Текстурный рисунок ассоциировался с невидимым потоком, жидкостью, которая обтекала все изгибы и отверстия этого произведения абстрактного искусства. Юноша инстинктивно потянулся к гладким поверхностям, но в последний момент отдернул руку. Отвернувшись от скульптуры, он направился на кухню.
Сквозь окошко над раковиной он увидел работающую на огороде старушку и вышел поговорить с ней.
— Извините, мадам Аруэ, — произнес он. — Вы не видели Мод?
Соседка опустила мотыгу и взглянула из-под широких полей соломенной шляпы. На ее морщинистом лице читались утомление и отрешенность, но темные водянистые глаза смотрели испытующе, пристально.
— Мод… — повторил Гарольд. — Вы не знаете, где она?
— Мод? — пробормотала соседка с сильным французским акцентом.
— Да. Где Мод?
— Ах Мод… Туда! — Она махнула рукой в сторону похожего на амбар сооружения на склоне соседнего холма.
— Спасибо, — сказал Гарольд, двинулся в указанном направлении и, подумав, прибавил: — Мерси.
Задрав кверху подбородок, мадам Аруэ проводила юношу взглядом. Выражение странной печали облачком набежало на ее лицо. Она повернулась к грядке и продолжила мотыжить турнепс.
Приблизившись к сараю, Гарольд постучал в дверь. Поскольку его стук вряд ли можно было услышать сквозь толстые дверные доски, юноша толкнул дверь и вошел внутрь. Первое, что бросилось ему в глаза, была ледяная глыба, установленная прямо в центре помещения. Крошечный мужчина с курчавой головой, стоя на небольшом помосте, энергично скалывал с ледяной глыбы кусочки и целые пласты. В этой "студии" повсюду царил беспорядок, виднелись профессиональные принадлежности скульптора — драпировки, старые стулья, гипсовые и металлические формы, молотки, резцы и поразившие Гарольда своим количеством коловороты, гаечные ключи и электропилы.
— Прошу прощения, — произнес гость, разглядев наконец, что пожилого возраста коротышка изо льда пытается высечь женскую фигуру, время от времени поглядывая на живую модель, принявшую позу Афродиты. Сквозь лед Гарольд видел контуры тела совершенно обнаженной натурщицы. Присмотревшись, Гарольд поспешно отвернулся, чтобы покинуть студию.
— Что вам угодно? — потребовал ответа хозяин, перестав махать топориком.
— Все в порядке, — объяснил юноша. — Я только искал Мод.
Голая натурщица выглянула из-за ледяной глыбы.
— Это ты, Гарольд? — В ее голосе чувствовался восторг узнавания.
— Мод??!


Вернувшись к себе домой, Мод наполнила чайник водой и поставила на кухонную плиту. Гарольд тем временем угрюмо сидел в гостиной.
— Ну вот, — сказала, присоединяясь к нему, хозяйка. — Через минуту все будет готово. Кстати, Гарольд, как поживает твой катафалк?
— Катафалк? Он чувствует себя прекрасно.
— Вид у него грустноватый, — объяснила свое любопытство Мод, появляясь с чайником и накрывая на стол. — Извини, у меня не осталось ни одной целой чайной пары.
Гарольд устроился на кушетке и безмятежным тоном поинтересовался: — Скажи, ты часто позируешь для Глаука?
— Конечно, нет! — запротестовала Мод. — У меня нет для этого времени. Но я люблю поддерживать себя в форме, а бедняге Глауку иногда требуется освежать память и напоминать, как выглядят очертания женского тела.
Закончив сервировку, хозяйка в упор взглянула на Гарольда.
— Ты не одобряешь подобные занятия?
— Я? Одобряю! — воскликнул юноша, закидывая ногу на ногу. — Разумеется, я ничего не имею против.
— Это правда? — с улыбкой переспросила Мод. — Ты не находишь в них ничего дурного?
Взглянув на Мод, Гарольд понял, что от него требуется искренний ответ, и задумался, повторив мысленно: "Ничего дурного?"
— Нет, — лаконично ответил он и улыбнулся.
Мод отреагировала улыбкой на улыбку.
— Боже, я очень рада, что ты сказал это, Гарольд, потому что как раз собиралась показать тебе свои картины. Иди-ка сюда. Вот это полотно называется "Похищение римлянок". Что ты думаешь о нем?
Гарольд изучающе осмотрел большой холст. На скорее рубенсовской по стилю картине, наполненной огнем и экспрессией, была изображена стая розовотелых полных дам, находившихся на разных стадиях раздетости, похитители дам и пара жеребцов, поднявшихся на дыбы.
— Мне нравится, — заметил гость.
— А вон там… Ты, конечно, узнал на этом полотне Леду и Лебедя?
Гарольд пригляделся к фигурам в углу картины.
— Господи, да ведь это…
— Да, — игриво подтвердила Мод. — Кажется, на профессиональном языке это называется автопортретом. А вон висит моя самая любимая работа. Она называется "Радуга и слон на яйцах". Как она, на твой взгляд?
— Очень красочно… Много… этого… законченности.
— Спасибо за рецензию. Это — самое свежее мое произведение, хотя теперь я горячая поклонница моей "ароматики".
Она приблизилась к какому-то механическому ящику и приладила к аппарату короткий шланг, на конце которого находилось что-то вроде кислородной маски.
— Гарольд, ты когда-нибудь слыхал про "ароматическую машину"? Разумеется, это — творение моих собственных рук! Первоначальный чертеж мне подарил в индейском поселке один молодой парень из племени сиу. Держи-ка эту штуку.
Гарольд принял маску у изобретательницы, а та принялась колдовать с ручками, циферблатом и насосом.
Ты заметил, что служители изящных искусств совершенно игнорируют человеческий нос? Конечно, игнорируют! Поэтому я решила позаботиться о том, что немцы называют словом "шнауцк". Приглашаю тебя на ароматичский пир. Сама я начинала с простейших блюд — экспериментировала с запахами ростбифа, старых книг, свежекошеной травы. Позже перешла к новым комбинациям. Взгляни. — Она взяла баллончики и прочитала вслух названия на них: — "Вечер в ресторане "У Максима"… "Мексиканская ферма" … А вот… Это тебе понравится. Называется "Снегопад на 42-й улице"!
Вращая баллончик, она заправила его в аппарат и помогла Гарольду надеть нюхательную маску.
— Ты готов? — Она резким движением опустила рубильник.
На ящике заиграли разноцветные лампочки, поршни стали нагнетать газовую смесь.
Закрыв глаза, Гарольд осторожно потянул воздух ноздрями.
— Да ведь это… метро, — удивленно пробормотал он.
Мод расплылась в улыбке:
— Нюхай дальше.
— Женские духи… Сигаретный дым… Мужской одеколон… — Чувствовалось, что его охватывает азарт. — Магазин восточных ковров… Жареные каштаны… Снегопад!
— Конечно, снегопад, — рассмеялась Мод и выключила машину.
— Потрясающе… — Гарольд снял с носа маску и положил ее на стол. — Интересно, смог бы я собрать такой аппарат? Вообще-то, я неплохо разбираюсь в механике.
— Уверена, что у тебя получится. Я дам тебе свою машину, чтобы ты разобрался в ее устройстве. Очень простая конструкция. Ты можешь ее усовершенствовать. Я сама хотела пойти дальше, переключиться на абстрактные ароматы, на запахи со свободными ассоциациями, но потом решила заняться тактильным искусством. И вот… — Она указала на деревянную скульптуру. — Это мой шедевр N.1!
— Да… Вид потрясающий.
— Неправильно, — перебила его Мод. — Тактильные произведения искусства нужно осязать. — Она продемострировала, как это делается. — Нужно огладить скульптуру, стать к ней поближе, работая руками, наконец ощутить ее! Вперед… Попробуй сам.
Гарольд робко прикоснулся к деревянной поверхности и провел ладонью по чувственному изгибу.
— Вот теперь правильно. Чувствуешь что-нибудь?
На кухне засвистел чайник.
— Прошу прощения, — сказала Мод. — Сейчас я принесу чай, а ты действуй, Гарольд. Гладь ее пальцами и ладонями, ласкай ее, изучай…
Гарольд проводил хозяйку взглядом, потом снова повернулся к скульптуре и обеими руками крепко взялся за гладкие поверхности. Он подступил ближе к скульптуре и, оглаживая ее бока, почувствовал радость прикасания к полированному дереву. Руки его становились все более дерзкими. Когда он ощупывал большое отверстие, странный позыв едва не заставил его засунуть в дыру свою голову. Он сдержался, но желание нарастало. Гарольд воровато оглянулся в направление кухни, за дверью которой хлопотала хозяйка. Оглаживая внутренние окружности, он неожиданно для себя просунул в отверстие голову, тотчас высунул, отступил от скульптуры на пару шагов и поссмотрел по сторонам. На кухне Мод что-то напевала с закрытым ртом. Никто не обратил внимание на его проделку. Гарольд расслабился, хлопнул в ладоши и на его губах расцвела улыбка.
— А вот и чай, — сообщила Мод. — Отвар из овсяной соломки и имбирный кекс.
— Я открыл для себя тактильное искусство, — похвастался Гарольд, придерживая стул за спинку, чтобы хозяйка могла сесть, и усаживаясь сам.
— Спасибо за отзыв. "Каждый день пробуй что-нибудь новое!" — таков мой девиз. Жизнь нам дана, чтобы делать открытия, и вечно она не будет длиться.
— Твой вид противоречит твоим словам.
— Мой вид? Ха-ха! Я уже говорила тебе, что в эту субботу мне стукнет восемьдесят?
— Тебе столько никогда не дашь.
— Вот что делают сбалансированное питание, физические упражнения и правильное дыхание. Надо приветствовать каждый рассвет так называемым "Огненным вздохом"!
Откинувшись на спинку стула, она тотчас продемонстрировала гостю, как выполняется "Огненный вздох", за которым последовало упражнение под названием "Кузнечный мех". Несколько запыхавшись от усилий, она рассмеялась, перевела дух и наконец сказала:
— Никуда не денешься — организм изнашивается. В моей жизни наступила осенняя пора. После субботы от всего этого придется отказаться.
Она закончила разливать чай и поставила чайник на стол.
— Похоже на старинный заварник, — заметил Гарольд.
— Чистое серебро, — ностальгически вздохнула Мод. — Когда-то этот чайник принадлежал моей любимой свекрови. У нее был обеденный сервиз на пятьдесят персон. Мне переслали чайник вместе с тем немногим, что осталось…
Голос ее осекся. Она принялась с рассеянным видом прихлебывать чай мелкими глотками.
Гарольд испытующе глядел на хозяйку, которая в своих мыслях перенеслась вдруг куда-то далеко.
— Восхитительный кекс, — нарушил юноша молчание.
Мод подняла на него взгляд.
— Что-что? А-а, спасибо за комплимент. Рада, что тебе понравилось. Я испекла его по собственному рецепту. Если хочешь, могу поделиться с тобой опытом.
— Но я не умею готовить.
— А почему?
— Потому что… Как сказать?.. Это… — Он помолчал и добавил: — Я не знаю почему.
— Кулинария — это кайф! Попробуй сам испечь пирог. Это похоже на создание коллажа из картинок, вырезанных в старом журнале. Имея набор компонентов, сваливаешь их в одну кучу и — вуаля! Получается нечто новое, ни на что не похожее. Внезапно ощушаешь себя творцом, автором пирога.
— Который нужно съесть, — продолжил мысль Гарольд.
— Разумеется, съесть, — откликнулась Мод. — И при этом им нужно с кем-нибудь поделиться. Я за то, чтобы все люди пекли пироги… Но хватит о моей персоне. Расскажи лучше о себе. Чем ты занимаешься, когда не ходишь на похороны.
— Я много чем занимаюсь, — улыбнулся Гарольд.
— Например?
— Это все нужно показать…


Гарольд и Мод сидели на капоте катафалка, наблюдая, как строители сносят старое здание на другой стороне улицы. Тяжелый металлический шар на стреле строительного крана сокрушал кирпичную кладку, а гигантский бульдозер сгребал обломки в кучу и сгружал мусор в кузов самосвала.
— Восхитительно! — воскликнула Мод, перекрывая висевший над улицей грохот. — Это восхитительно! — Поглощенная зрелищем, она старалась не пропустить ни одной детали.
— Спасибо за отзыв, — откликнулся Гарольд и добавил: — У меня есть еще одно интересное место…
Сидя на склоне холма у громадной свалки, они наблюдали, как чудовищная лапа экскаватора подхватывает машину за машиной и бросает автомобили под пресс, который с шумом обрушивался на добычу, превращая машины в сплющенные и жалкие на вид лепешки утильсырья.
— Вот это аттракцион! — подвела итог своим впечатлениям Мод. — Настоящее зрелище. Очень возбуждает… — Она похрустела морковкой, которую держала в руке. — Однако, Гарольд… — произнесла она, нахмурившись. — Получаешь ли ты полное удовлетворение?
— В каком смысле?
Мод улыбнулась.
— Поехали. Это все нужно показать…
Подъехав к громадному огороду на взморье, они прошли по рядам ранней капусты и опустились на корточки.
— Я люблю наблюдать, как растут эти маленькие негодники, — сказала Мод. — Присмотрись к ним, Гарольд. Последний раз, когда я тут была, они только-только проклюнулись и высунули из земли свои зеленые головки. А теперь… Взгляни. У них уже сформировались внутри свежие листочки.
— Да. Я вижу, — с энтузиазмом отозвался Гарольд. Они все такие кучерявые, нежные. Они похожи на ладошки младенцев.
— На детей нам тоже надо будет посмотреть.
— Каких детей?
— Надо обязательно посетить родильный дом. Никогда не бывал в роддоме?
— Нет, наверное, не бывал.
— О, это такой кайф… Может быть, мы отправимся туда сегодня после обеда.
— Отлично.
— Хорошо, но сначала мы проедем вверх по долине и сделаем остановку на цветочной ферме. Ты бывал там, где выращивают цветы?
— Нет.
— О, это восхитительно. Все цветы — наши верные друзья.
— Точно?
— Конечно, — сказала Мод. — Цветы одновременно радуют и вызывают жалость…
Во время визита на цветочную ферму Мод развила свою мысль, прохаживаясь между клумбами:
— Цветы тянутся вверх, расцветают, увядают, умирают и переходят в новое качество. Взгляни на эти подсолнухи! Скажи, разве они не прекрасны? Мне кажется, больше всего на свете я хотела бы превратиться в подсолнух.
— Отчего же в подсолнух? — удивился Гарольд.
— Подсолнух прост. — Мод застенчиво улыбнулась. — Он такой высокий…
— И что с того?
— Как тебе объяснить… Я с раннего детства знала, что буду маленького роста. Грустно было это сознавать, но что я могла поделать, кроме как внушить себе, что это меня не остановит. Так и вышло! Но и по сей день я думаю, что иметь высокий рост — это, пожалуй, кайф. — Она рассмеялась. — А ты, Гарольд? Каким цветком ты хотел бы стать?
Гарольд потер кончик носа и ответил:
— Бог его знает. Я такой заурядный. — Махнув рукой в сторону целого поля маргариток, которое тянулось до подножья холмов, юноша добавил: — Может быть, я хотел бы превратиться в маргаритку.
— Почему ты это сказал? — В голосе Мод чувствовалась некоторая тревога.
— Наверное потому, — тихо объяснил Гарольд, что маргаритки мне ближе всего. Они все абсолютно одинаковые.
— Ты ошибаешься, Гарольд! — Мод подтолкнула спутника к ближайшей клумбе. — Присмотрись к ним. Одни меньше, другие толстенькие, третьи растут в левую сторону, четвертые склоняются вправо. У некоторых не хватает лепестков… Повсюду можно найти различия, я уже не говорю об их биохимии. Видишь ли, Гарольд, они похожи на японцев. Сначала думаешь, что все японцы одинаковые, а когда узнаешь их поближе, открываешь, что нет ни одного, похожего на остальных. То же самое с маргаритками! Каждая личность уникальна. Вот эта маргаритка — тоже личность. Она никогда не существовала прежде и больше никогда не будет существовать. — Мод сорвала цветок. — Она неповторима.
Они стояли у края цветочного поля. Мод улыбнулась.
— Что ж, — приободрившись, заметил Гарольд. — Наверное, мы тоже все личности. Согласен. Однако, — добавил он, глядя на бесконечные ряды маргариток, — нам приходится расти вместе, а не по отдельности.
Мод внимательно взглянула на спутника.
— Это очень верная мысль, Гарольд, — тихо сказала она.
— С другой стороны… В мире очень много зла приносят те, кто знает о своей неповторимости, — она подняла повыше цветок, который держала в руке, — но все равно позволяют обращаться с собой как с однородной серой массой.
Она поморгала глазами, сдерживая подступающие слезы, и отвернулась в ту сторону, где тысячи тысяч маргариток грелись и покачивались под полуденным солнцем.


Красного цвета автомобиль с откидным верхом проскакал по грунтовой обочине и резко свернул вправо. Пара велосипедистов шарахнулась в сторону от лихача и завиляла зигзагами по дороге.
— Ага! — торжествовала Мод, крутя баранку, — Вот что значит крутой стиль вождения!
— А нельзя ехать потише? — взмолилс я Гарольд. — Куда нам спешить?
— Ты прав, согласилась Мод и резко сбросила скорость. — Я иногда очень заводная, хотя в принципе ненавижу любую спешку. Спасибо, что напомнил мне об этом. — Она улыбнулась спутнику. — В Китае говорят: "Себя нельзя увидеть, пока не возьмешь взаймы глаза у друга". Спасибо, что дал мне возможность приглядеться к самой себе.
Гарольд улыбнулся встречно, сказал "Не за что" и выглянул из окна.
Въехав в город, Мод резко затормозила под красным сигналом светофора. Второй раз покрышки завизжали после ее очередного старта.
— Бога ради, Мод… — вздохнул Гарольд. — Ты варварски обращаешься с машинами. Я рад, что мы не взяли мою. Я никогда не стал бы так издеваться над своим автомобилем.
— Брось, Гарольд. Машина она и есть машина. Нельзя относиться к ней как к живому существу — лошади или верблюду. Может быть, мы живем в век техники, но я не могу относиться к технике как к равному себе существу. С другой стороны, — добавила она, включая радиоприемник, — настоящая эпоха имеет свои преимущества.
Когда из динамиков послышалась громкая рок-музыка, Мод принялась отстукивать пальцами ритм на рулевом колесе.
— Гарольд, ты какую музыку любишь?
— Я…
В тот же момент сила инерции швырнула его к дверце, когда Мод развернула машину на сто восемдесят градусов, пересекла улицу, заехала на тротуар и, сбив стойку почтового ящика, наконец остановилась как вкопанная.
— Видал? — спросила она спутника.
— Что? — удивился сбитый с толка Гарольд. — Разве что-нибудь случилось?
— Посмотри.
— Куда?
— На лужайку перед зданием суда.
— А что там происходит?
— Видишь деревце? Оно попало в беду. Пошли!
Она выбралась из машины и в сопровождении озадаченного Гарольда резво направилась к маленькому дереву.
— Взгляни на него, Гарольд. Оно задыхается. Его душит ядовитый смог. Люди могут дышать выхлопными газами, а у деревьев от них развивается астма. Видишь, листья начали покрываться ржавчиной. Бедняжечка… Гарольд мы должны подумать и спасти живое существо!
— Как?
— Мы пересадим его. Сделаем ему трансплантацию в лес.
— Но мы не сможем выкопать его.
— Отчего же?
— Оттого, что это — общественная собственность.
— Точно так. Что дальше?
— Подожди… Ведь для пересадки нужны какие-то инструменты да и без мешка не обойдешься.
— Ты прав. Придется навестить Глаука. Поехали!
Она направилась к машине, но Гарольд схватил ее за руку.
— Смотри! — предупредил он.
Из здания суда вышли и остановились перед их машиной двое полицейских. Стражи порядка кружили вокруг автомобиля и делали пометки в своих блокнотах.
— Так это просто полиция, — безмятежно бросила Мод. — Пойдем и поприветствуем наших старых друзей.
Она смело шагнула вперед. Гарольд оторожко плелся сзади.
— Здравствуйте, офицер! У вас какие-то проблемы?
— Да, мэм, — отозвался один из копов, прикасаясь пальцами к фуражке. — Только вот проблемы у того, кто поставил машину в этом месте.
— Тут очень сложный поворот.
— Это точно, мэм, — согласился полицейский, не понимая, куда клонит собеседница.
— Скажите, офицер, — Мод указала на автомобиль, стоявший поодаль, — а вон та машина правильно припаркована?
— Конечно, правильно.
— Хорошо. Благодарю вас.
Она пошла своей дорогой, но напоследок повернулась к полицейским со словами:
— Кстати, офицер, отключите-ка лучше свою рацию. Надо беречь батарейки!
Она улыбнулась и продолжила свой путь.
Полицейский выключил рацию и вместе с товарищем стал наблюдать, как миниатюрная старушка достает из кармана плаща связку ключей, открывает машину, плюхается на водительское сидение и впускает через другую дверцу довольно нервного на вид юношу.
— Симпатичная бабулька, — заметил второй полицейский, заканчивая оценку ущерба, причиненного почтовому ящику. — Совсем как моя собственная бабуш…
Визг тормозов и рев мотора заглушили конец этой сентенции.
Полицейские наблюдали, как автомобиль Мод резво съезжает с тротуара и на второй скорости скрывается за поворотом.
Прикинув что-то в уме, второй полицейский предложил:
— Давай-ка забудем эту историю. Моя собственная бабушка тоже так и не научилась перестраиваться в другой ряд…


Спустилась ночь, когда они добрались до мастерской Глаука. Внутри единственным источником света оказалась газовая горелка на стене, зато щедрое тепло шло от работающего на полную мощность большого обогревателя. Рука мастера укоротила глыбу льда до высоты каких-то пяти футов. От жары процесс таяния был в полном разгаре. На возвышении в углу студии громко храпел сам скульптор Глаук, облаченный в эскимосскую парку и охотничью шапку-ушанку, которую мастер натянул себе на самые глаза. Во сне он казался еще более миниатюрным и хрупким. Руки, с которых Глаук забыл снять рукавицы, все еще сжимали деревянную киянку и ледоруб.
— Ого, — заметила Мод. — Мы прибыли слишком поздно.
— С ним ничего не случилось?
— Просто заснул по своему обыкновению, — сказала Мод, отбирая у спящего инструменты и начиная стягивать с его ног ботинки. — Ничего страшного. Мы навестим его завтра утром.
Гарольд приблизился к глыбе льда и поинтересовался:
— А над чем он работает?
— Над скульптурой из льда. Это Афродита — богиня любви. Неосуществленная мечта Глаука — закончить фигуру богини раньше, чем она растает.
— Грубоватая работа, — заметил Гарольд, пытаясь угадать в глыбе контуры женского тела.
— Пока Глауку ни разу не удавалось довести дело до конца, — пояснила Мод. — Оглянись вокруг. Повсюду у него все инструменты и принадлежности, которые известны человечеству. Одна беда — несчастный не может бодрствовать. — С этими словами она подоткнула коврик, которым покрыла Глаука, и подошла к Гарольду.
— А лед все тает, — сказал тот.
— Знаю, — откликнулась Мод. Некоторое время они вместе любовались картиной таяния. — Таков один из недостатков этого материала….


Гарольд сидел в гостиной комнате у камина и смотрел, как язычки пламени танцуют на поленьях.
— Немножко ликера после ужина? — предложила Мод, доставая из буфета графин.
— Вообще-то, я не пью.
— Это не повредит. Экологически чистая штука.
Она налила Гарольду ликера и вручила ему рюмку. Затем Мод налила порцию для себя и уселась в шезлонге напротив гостя.
— Предлагаю тост, Гарольд, — сказала она. — Пью за тебя! Как говорят в таких случаях ирландцы, "Пусть легкой будет тропа, на которую встала твоя стопа".
— Спасибо, — ответил Гарольд и пригубил ликер. — Вкусно.
— Рада, что тебе понравилось.
Гарольд улыбнулся.
Мод улыбнулась встречно.
Он поудобнее устроился в кресле и махнул рукой в сторону каминной полки:
— Что это там висит?
— Ты имеешь в виду мой зонтик?
— Да.
— Обычный старый инвалид. Я нашла его, когда паковала вещи для переезда в Америку. Я оборонялась им в линиях пикетчиков, на митингах и политических сборах, когда меня хватали полицейские или атаковали головорезы от оппозиции. — Она хохотнула. — Это было давно.
— А за что ты боролась? — полюбопытствовал Гарольд.
— Конечно, за Самое Главное — за Свободу, Права Человека, за Справедливость. Я протестовала, когда умирали короли и рушились царства. Вообще-то, царства мне не очень жалко. Я не вижу смысла в государственных границах, в национальных образованиях и патриотизме, но королей, признаться, жалко. Когдя я была девочкой и жила в Вене, меня брали во дворец — там в саду проходили гуляния. До сих пор помню, как солнце играла в фонтанах, на пестрых женских зонтиках и на униформе молодых офицеров. В ту пору я была уверена, что выйду замуж только за военного. —
Она цыкнула зубом. — Охо-хо… Фридрих вечно ворчал на меня за это. Фридрих, разумеется, был гораздо солиднее меня, выше ростом, и делал все как положено делать. Имея академическое звание и должность в правительстве, Фридрих полагал, что достоинство заключается в том, как человек носит шляпу. Кстати, именно этот головной убор помог нам познакомиться. Я сбила шляпу с его головы — швырнула в него снежком в "Народном саду". — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — Но все это было… — она пристально посмотрела в недра камина. — Это было раньше…
Гарольд взглянул на Мод, которая вдруг словно съежилась и стала очень хрупкой. Он почувствовал приступ неуверенности и косноязычия.
— Значит, ты больше не пользуешься зонтиком? — спросил он, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
Мод взглянула на него и тихо ответила:
— Нет больше не пользуюсь.
— Революция закончилась?
— Продолжается! — В глазах Мод появился боевой блеск былых дней. Хотя я бунтую каждый день, мне больше не требуется защита. Я душу врагов в своих объятиях! Я по-режнему борюсь за святые вещи, но только делаю это скромнее, индивидуальнее. —Она спросила с улыбкой: — Может, споем? А, Гарольд?
— Я… мне…
— Да брось ты, — посоветовала Мод, подходя к роялю. — Не говори мне, что не умеешь петь. Все люди поют!
Она села за инструмент и затянула:
"Малиновка песней встречает рассвет,
Поет соловей на вечерней заре,
Пугает павлин всех надрывной тоской,
А кукушка кукует себе день-деньской!"
Когда она закончила петь, Гарольд захохотал и захлопал в ладоши.
— Как называется эта песня? — спросил он.
— Никак не называется. Я ее сама сочинила.
— Мне понравилось.
— Отлично. Давай сыграем ее вместе.
— Я ни на чем не умею играть.
Мод поднялась со стула.
— Ни на одном инструменте? Боже мой, кто только занимался твоим образованием? Любой человек способен создавать хотя бы какую-нибудь музыку. Музыка — универсальный язык человечества. В ней ритм, гармония. В ней звучит космический танец. Пойдем-ка.
В спальне она открыла большой шкаф, набитый всевозможными духовыми и струнными инструментами, барабанами и бубнами. Покопавшись в этой груде, она как морковь из грядки вытянула на свет банджо.
— Пожалуйста! — воскликнула Мод. — То, что надо. Ну-ка, держи банджо. Вот так. А пальцы ставь сюда.
Она показала Гарольду пару аккордов и вместе они вернулись в гостиную.
— Запомни, — сказала Мод, усаживаясь за рояль, — не надо лупить по струнам. Не сдерживай порывов. Будь изобретательным. Пусть музыка течет из тебя свободно, словно ты что-то рассказываешь. Окей?
— Порядок.
— Отлично. Начинаем с самого начала. Давай-ка вместе!
Она запела уверенно и сильно, а Гарольд старательно аккомпанировал. Ему удалось не отстать от Мод и куплет они закончили вместе:
"Кукушка кукует, словно кует,
Кукушка кукует, а не поет,
Считает года в лесу над рекой…
Кукушка кукует себе день-деньской!"
Сияя от удовольствия, Гарольд спросил:
— Нормально?
Мод присвистнула в знак одобрения и заверила гостя:
— Превосходно!


После завтрака Гарольд сидел у бассейна и упражнялся на банджо. Он все время наигрывал песню Мод, но никак не мог добиться удовлетворительного результата. Его непослушные пальцы били по "соседним" струнам, а мелодию невозможно было узнать.
— Гарольд! — окликнула его мать с террасы и повторила призыв: — Гарольд!
Он спрятал банджо в кустах.
— Ах вот ты где… — произнесла миссис Чейзен, минуя клумбы с цветущими розами. — У меня для тебя приятнейший сюрприз. Я приготовила подарок, который, уверена, доставит тебе удовольствие. Пойдем со мной!
Гарольд поплелся за матерью к гаражам.
— Пожалуйста! — торжествующе воскликнула миссис Чейзен, присовокупив к словам соответствующий жест.
В гараже оказался новенький "Ягуар-кс-Кэй-И" зеленого цвета.
— Это тебе от меня, сынок. Я попросила отогнать твое черное чудовище, а на его место поставила эту машину. Она намного симпатичнее, не правда ли? Она тебе идет гораздо больше.
Гарольд хотел что-то сказать, но не успел.
— Да, вот еще что… — перебила его мать. — Я переговорила по телефону со второй кандидаткой, которую тебе подобрали на компьютере. Очень приятная, спокойная и молодая особа. От нее не будет истерик, как в первом случае. Она будет здесь завтра после обеда. Думаю, мы отведаем сэнгвичей и кофе в библиотеке. Хочу попросить тебя, Гарольд, давай покажем ей нашу воспитанность, пусть чувствует себя как дома. А теперь я прощаюсь с тобой. Мне предстоит встреча с парикмахером. — Она бросила еще одинг взгляд на "Ягуар". — Какая милая машинка, не правда ли? Мне она нравится все сильнее…
Гарольд пару секунд разгдядывал новое приобретение и, решив что-то, направился в заднюю часть гаража, где снял пиджак и подкатил к "Ягуару" тележку с аппаратом для газовой сварки. Он осмотрел автомобиль со всех сторон, прикидывая что-то в уме, а затем зажег ацетиленовую горелку и водрузил на голову громадную маску сварщика.


Войдя в мастерскую Глаука, Мод поприветствовала хозяина:
— Утро доброе!
Одетый как для прогулки в промозглый осенний день Глаук со счастливым видом сокрушал очередную глыбу льда высотой девять футов.
Заходите! Заходите! — прокричал он, не оборачиваясь к дверям. Он полоснул по ледяной поверхности строительным мастерком и отступил на шаг от глыбы, оценивая достигнутый результат.
— Глаук, ты не видел Гарольда? — спросила Мод.
— Одну минутку. — Глаук со скрежетом провел опять мастерком по льду, снова отступил от будущей скульптуры. На этот раз он остался доволен и спрыгнул с помоста на пол.
— А-а. это вы, мадам М… — произнес он, целуя руку Мод.
— Приветствую вас! Как говорил Одиссей Пенелопе…
— Извиняюсь за опоздание, — врываясь в студию, сказал Гарольд.
Глаук повернулся к гостю.
— Перевод вольный, — заметил он, — но довольно точный.
Привет и тебе, о мой быстроногий юный друг!
— Доброе утро, — откликнулся Гарольд. — Привет, Мод!
— Здравствуй, Гарольд! Ты готов к сегодняшней операции под названием "Трансплантация"?
— Если ты готова, то и я готов.
— Ага! — заметил Глаук, похлопывая юношу по спине. — Чувствуется дух Агамемнона и мужество Ахиллеса! Иди сюда, мой мальчик. Скажи мне, — мастер указал на глыбу, — что ты здесь видишь?
Гарольд присмотрелся и ответил:
— Вижу кусок льда.
— Молодец. А теперь спроси, что вижу я.
— Что ты видишь?
— Я вижу бессмертную богиню красоты и любви. Я зрю здесь Афродиту, сгорающую от страсти женщину, которая преисполнена теплом и светом и скованна льдом. — Схватив небольшую пневматическую дрель, скульптор воскликнул: — Никто иной как я освободит тебя!
Он набросился на ледяную массу, врезался в нее и, отступив, взглянул на плоды своего труда.
— Каждое утро, — сообщил он, вытирая пот с чела, — мне доставляют сюда новый ледяной блок. К вечеру глаза мои слипаются от усталости, руки становятся свинцовыми и я погружаюсь в Лету, засыпаю, а моя богиня полурожденная, тая, исчезает, остается невидимой для мира, невоспетой и безвестной…
Волнение не позволило ему продолжить речь.
— Глаук, одолжи нам свою лопату, — сладким голосом попросила Мод.
— Минуточку! — отозвался мастер. — Дай подумать, понадобится ли мне сегодня лопата… Нет, сегодня нужна будет паяльная лампа. — Он жадным движением вцепился в паяльную лампу, сообщив гостям: — Берите любую лопату на ваш выбор. Пожалуйста!
— Спасибо, Глаук, — поблагодарила Мод, поднимая с пола лопату. — До встречи… Пошли, Гарольд.
— До свидания, Глаук, — бросил юноша на пороге студии.
— Прощайте! — воскликнул Глаук, глядя куда-то в пространство. — Прощайте, други!
Он зажег паяльную лампу и приблизился к ледяному кубу.
— "Куда бы он не направлял свои стопы, везде богиня сияла перед ним…" — процитировал скульптор и благоговейным шепотом назвал первоисточник: — Гомер…


Небольшой грузовик мчался уверенно по автостраде. Сидевшая за рулем Мод посмотрела на Гарольда. Тот улыбнулся в свою очередь.
— Пока все идет нормально, — заметил юноша, взглянув в зеркало заднего обзора и проверив, как чувствует себя деревце, стоявшее в кузове.
— Как дела у нашего пациента? — поинтересовалась Мод.
— Дерево в порядке, а вот у полицейского разъяренный вид.
— У какого еще там полицейского?
— У того самого, который неотрывно следует за нами, — нахмурился Гарольд.
Мотоциклист в полицейской форме, гнавшийся за грузовичком, жестом указал Мод на обочину, заставив ее затормозить. Заглушив мотоцикл, он подошел к кабине со стороны водителя и сурово произнес:
— Леди, вы едете со скоростью семьдесят миль в час в зоне с сорокопятимильным ограничением. Будьте любезны, предъявите ваши водительские права!
— Вам нужен номер? — парировала Мод. — Его можно прочесть на переднем бампере.
— Мне нужен не номер, — терпеливо объяснил полицейский, — а ваши права.
— Права? Это что, такие бумажки с фоторгафией владельца?
— Именно так.
— Но у меня их нет.
— Не понял.
— У меня их просто нет. Я не верю в бюрократию.
Полицейский посмотрел на свои ботинки, перевел взгляд на убегающее вдаль шоссе и наконец поправил свои солнцезащитные очки.
— Вы давно находитесь в пути? — спросил он.
— Минут сорок, не меньше. Как ты думаешь, Гарольд? Мы надеялись выехать пораньше, но найти подходящий грузовик не так-то просто.
— Подождите… У вас есть какие-нибудь регистрационные документы?
— Сомневаюсь. Хотя… Надо посмотреть в бардачке. Взгляни, Гарольд.
— Разве это не ваш грузовик?
— Разумеется, не мой. Я просто взяла его!
— Взяла?
— Да. Видите ли, мне нужно пересадить мое дерево.
— Ваше дерево?
— Собственно говоря, оно мне не принадлежит. Мы просто трансплантируем его. Даем ему шанс свободно вздохнуть. Причем его нужно посадить как можно быстрее.
Полицейский поправил пояс с кобурой и почесал нос, после чего снова уставился на свои ботинки.
— Леди, — проговорил он медленно, — давайте поставим точки над "i".
— Давайте, — согласилась Мод, заводя мотор. — В таком случае не смеем отнимать у вас драгоценное время. — Она резко включила первую скорость. — Приятно было поболтать с вами! — крикнула она, когда грузовик рванулся с места.
Полицейского даже развернуло вокруг свой оси, когда грузовичок помчался прочь. Секунду коп стоял, лишившись дара речи, а затем побежал к своему мотоциклу, вскочил в седло и бросился в погоню.
— По-моему, он нас преследует, — сообщил Гарольд, нервно покачав головой.
— Правда преследует? — весело переспросила Мод. — Так вот откуда этот вой сирены. Охо-хо… Как же люди любят играть в разные игры… Ну, ладно… Погнали…
Мод перключила скорость, выжимая из двигателя всю мощность. Виляя из стороны в сторону, грузовик увертывался от других машин, перескакивал с полосы на полосу. Когда Мод круто повернула баранку влево, грузовик с визгом описал полукруг. Мод погнала машину в противоположном прежнему направлении, миновав полицейского, который остался на другой стороне шоссе. Легковые автомобили словно разбегались кто куда, спасаясь от грузовика, но мотоцикл полицейского тоже развернулся на сто восемьдесят градусов и продолжил стремительную погоню. Мод, не теряя времени, с визгом покрышек совершила новый разворот и помчалась в первоначальном напрравлении. Застигнутый врасплох мотоциклист попытался было продолжить преследование, но транспортный поток вокруг него пришел в состояние полного хаоса. Увернувшись от мчавшегося прямо на него "Форда", мотоцикл полицейского метнулся вверх по придорожной насыпи, забуксовал, завертелся на месте и финишировал в грязном кювете.
Гарольд снова повернулся к ветровому стеклу, прочистил горло и сообщил последние известия:
— Полиция застряла в канаве.
Мод рассмеялась и, сбросив скорость, сказала на это:
— Куда им… Двойной разворот на сто восемдесят градусов… Против этого приема нету никакого лома!
Проехав еще немного по автостраде, она свернула на дорогу, ведущую в заповедник.


Когда они закончили пересадку дерева в симпатичной роще, Мод похлопала ладонью по земле у комля саженца и, поднимаясь, произнесла довольным голосом:
— Ну вот… Думаю, оно найдет здесь свое большое счастье.
— Хорошее место, — согласился Гарольд, опираясь на ручку лопаты. — Плодородный грунт.
— Да уж… Я люблю щупать землю, осязать ее, вдыхать ее запахи… "Земля — мое тело. До самых звезд достает моя голова…" — Она усмехнулась. — Угадай, кто первым это сказал?
— Не знаю.
— Первой это сказала, кажется, я. — Мод снова рассмеялась.
— Ну, деревце, прощай. Расти большим, не бойся перемен, а когда упадешь, не забудь удобрить собой землю. Разве это не прекрасно, Гарольд? Нас окружают житвые существа! Иди со мной. Я тебе кое-что покажу.
Она провела его по тропе, которая уперлась в громадную сосну.
— Что ты думаешь о ней? — спросила Мод.
— Думаю, что она высокая.
— Посмотрим, что ты скажешь, поднявшись на самый верх.
— Ты что, собираешься залезть на нее?
— Конечно. Я каждый раз карабкаюсь на нее, когда прихожу в это место. Вперед! Не бойся, Гарольд, на эту сосну легко подняться.
— А если свалишься?
Но Мод уже лезла вверх.
— Я не думаю о том, что могу свалиться. От таких мыслей мало прока, поэтому я не забиваю ими голову.
Она крикнула через несколько секунд, глядя на Гарольда сверху вниз:
— Эй, ты сам совершишь восхождение или будешь слушать рассказы тех, кто его сделал?
Гарольд неодобрительно покачал головой, буркнул "окей" и полез на дерево.
Они оказались на высоте около восьми футов. Это было нетрудно сделать, хотя следуя за Мод, Гарольд обнаружил, что дерево раскачивается под натиском ветра. Он сглотнул слюну и в тот же момент услышал:
— Вот и все, Гарольд. Здесь природа сотворила насест. Специально для нас с тобой.
Она устроилась на толстом суку и подвинулась, приглашая спутника. Гарольд присоединился к ней, не отрывая, впрочем, руки от ствола.
— Дух захватывает! А? — восклькнула Мод, глядя на панораму леса, который простирался до самых гор, видневшихся вдалеке.
— Да, — согласился запыхавшийся Гарольд. — Высота приличная.
— Представляешь, мы сидим, как в колыбели, на вершине этого великана, видим миллионы подобных нам живых существ и ощущаем себя частью природу.
— Голова что-то кружится. — посетовал Гарольд. — И ветер откуда-то дует.
— Конечно, дует. Сейчас мы поднимем парус и двинемся прямо к линии горизонта. Представляешь, какой кайф. Я всегда обожала парусный спорт. Особено когда уплываешь далеко, не видишь берегов, когда остаешься один на один с пространством океана… Бывало, ловим в свой парус попутный ветер и наша яхта разрезает волны, как старинная каравелла, плывущая навстречу открытиям.
— Давно это было?
— Охо-хо… В дадцатые годы на юге Франции и у берегов Нормандии. Помню, некоторые косо посматривали на походы в море. Считалось, что это легкомысленно, опасно для жизни и неприлично. "Неприлично"… Одно из тех словечек, с помощью которых те, кто находятся при последнем издыхании, держат на коротком поводке полных жизни искателей приключений. Но мы им докажем, кто прав, правда, Гарольд? Мы привяжем их к корзине нашего воздушного шара!
— У тебя, конечно, это получится, — отозвался Гарольд. — А у меня… В этом я не уверен.
— Что ты имеешь в виду?
Ветер стих. Гарольд ослабил хватку руки, вцепившейся в ствол, и пояснил:
— Дело в том, что ты не такая, как большинство людей. Они все замкнуты — каждый в своей крепости и каждый одинок. В этом они похожи на меня.
— Согласна, что каждый живет в своем замке, но ведь всегда можно опустить подъемный мост и отправиться к кому-нибудь в гости.
Гарольд улыбнулся.
— Но ты согласна, что мы живем одиноко и в одиночестве умираем? Все мы — обитатели тюремных камер.
— Наверное, ты в чем-то прав, — ответила Мод, не отрывая глаз от леса. — Вот почему свою тюремную камеру нужно украсить приятными вещами — хорошими книгами, уютным очагом и приятными воспоминаниями. А с другой стороны… Всегда можно перемахнуть через крепостную стену и провести ночь под звездным небом.
— Может быть… — согласился Гарольд. — Но для этого требуется смелость.
— Что требуется?
— Ты что, никогда ничего не боишься?
— Чего мне бояться? То, что мне известно, я знаю. То, что мне неизвестно, я хотела бы узнать. Кроме того, у меня есть друзья.
— Кто?
— Все человечество.
— Большая компания, — улыбнулся Гарольд. — Но почему ты всех записываешь в свои друзья?
— Я так себе это представляю. Все мы одинаковы, следовательно, мы должны держаться вместе. Как-то на Востоке я услышала притчу о двух зодчих, которые пришли к Будде. Они остались без денег и надеялись, что Будда как-то поможет им закончить начатые проекты.
"Постараюсь что-нибудь сделать, — сказал им Будда и отправился посмотреть, что же они сооружают. Первый зодчий строил мост, который произвел на Будду очень большое впечатление. "Отличный мост", — сказал Будда и начал молиться. Тотчас откуда-то появился громадный белый буйвол, который принес на спине достаточно золота, чтобы закончить строительство моста. "Возьми это золото, — сказал Будда, — и построй еще много мостов!" И первый зодчий удалился со счастливой улыбкой на устах.
А второй зодчий строил стену, и когда Будда увидел ее, стена тоже произвела на него большое впечатление. "Отличная стена", — торжественно произнес Будда и начал читать молитвы. Тотчас появился священный буйвол, приблизился ко второму зодчему и сел на него верхом!
Гарольд расхохотался так, что вынужден был снова ухватиться за ствол.
— Не могу, Мод… Скажи, ты сама придумала эту притчу?
— Ну и что? — Мод рассмеялась за компанию. — Разве в ней нет рационального зерна? Людям больше не нужны стены. Повсюду на Земле нужно строить мосты!


День клонился к вечеру, когда они по прежнему маршруту возвращались домой. Мод вела машину с привычной для нее скоростью и весело рассказывала Гарольду про детские игры, про то, как она учила Фридриха играть в шарики, когда они вдвоем прятались от нацистов после аншлюсса. За разговором ни Мод, ни ее спутник не заметили полицейского мотоциклиста, который выписывал штрафную квитанцию владельцу машины, стоявшей на обочине.
— А что случилось с твоим мужем? — спросил Гарольд.
— Его поймали, — ответила Мод, — и расстреляли. При попытке к бегству. По крайней мере так мне сообщили позже. Наверное, правду я никогда не узнаю.
— Это произошло во Франции или в Австрии?
Мод не суждено было ответить на этот вопрос. Сотрудник дорожной полиции, включив "мигалку" и сирену, догнал их грузовик и жестами категорически приказал Мод затормозить. Она подчинилась команде. Полицейский остановился рядом, слез с мотоцикла и широким шагом направился к грузовику.
— Ну все, мэм, выходите! — скомандовал он.
— Привет! — ласково отозвалась Мод, как-будто не узнавая копа. — Мы с вами разве знакомы?
— Хватит шутить, мэм. Выходите! — С этими словами он открыл дверцу кабины.
— Я поняла! Наверное, это был ваш брат.
— Вылезайте немедленно!
Мод выбралась наружу и продолжила игру.
— Вы страшно похожи на своего брата, — заметила она.
— Эй, ты, хулиган! — обратился коп к Гарольду. — А ты встань сюда.
Гарольд обогнул капот и встал рядом с Мод. Полицейский расстегнул подсумок и достал оттуда штрафную книжку.
— Леди, — сказал он Мод. — Вас ожидают большие неприятности. Я привлекаю вас к ответственности за целый букет нарушений: превышение скорости, сопротивление при аресте, вождение транспорта без водительских прав, езда на похищенном автомобиле, кража общественного дерева… Кстати, где оно?
— Мы посадили его в землю, — отозвалась Мод.
Полицейский бросил на Мод свирепый взгляд сквозь свои темные очки, а потом заглянул в кузов.
— Это ваша лопата? — рявкнул он.
— Нет, — ответила честно Мод.
Коп швырнул лопату на землю.
— Кража лопаты, — дополнил он список обвинений.
— Офицер, — запротестовала Мод. — Я все вам объясню. Видите ли…
— Мадам, такое впечатление, что вы ничего не понимаете. Сопротивление полиции — серьезное уголовное преступление. По законам нашего штата (статья 148-я, 10-й пункт)…
— К чему эти формальности? — перебила его Мод. — Когда вы говорите казенным языком, вы ведете себя противоестественно… Хотя, что поделаешь… Таков удел всех, кто находится на государственной службе…
Полицейский после продолжительных поисков контраргументов наконец вновь обрел дар речи.
— Леди, — терпеливо объяснил коп, — отвечайте: вы находились за рулем, не имея водительских прав?
— Проверьте сами, — разрешила Мод в тон собеседнику.
— А этот пикап… Он зарегистрирован на ваше имя?
— Разумеется, нет.
— За кем же он числится?
— Понятия не имею. Может, ты знаешь, Гарольд?
Гарольд пожал плечами.
— Где документы? — настаивал коп.
— Должны быть в машине… Послушайте, офицер, вам не жалко терять свое время на всю эту ерунду?
— Оставайтесь здесь! — приказал полицейский, а сам полез в кабину.
— Я спрашиваю вас по той единственной причине…
— Уважаемая! Ради Иисуса Христа помолчите хоть немного!
Коп открыл бардачок и принялся просматривать находившиеся там бумаги. Внезапно до него донеслись звуки ожившего стартера. Выглянув наружу, он обнаружил, что Мод газует, сидя на его мотоцикле, и жестами приглашает Гарольда занять место за ее спиной.
— Не забудь про лопату! — прокричала Мод.
Гарольд замешкался. Коп начал сползать наружу с водительского сидения. Наконец Гарольд подхватил лопату, запрыгнул на заднее сидение мотоцикла и — только пыль взметнулась из-под колес, когда Мод вырулила на автостраду.
Расстегнув кобуру, полицейский рахмахивал револьвером и кричал при этом:
— Стой! Стой или буду стрелять!
Вдогонку похитителям просвистели пули.
Мод, лавируя так, чтобы не попасть под огонь, крикнула:
— Гарольд, Это совсем как в годы Сопротивления!!
Полицейский проводил взглядом мотоцикл, скрывшийся за пригорком, метнулся к пикапу, запрыгнул в кабину, чтобы завести мотор. Через мгновение он стукнул кулаком по приборной доске, обнаружив, что Мод прихватила с собой ключи зажигания.


Ранним вечером Мод подогнала мотоцикл к студии Глаука и припарковалась. Гарольд помог ей слезть с мотоцикла.
— Боже, на этих мотоциклах можно окоченеть от холода! — Мод рассмеялась и добавила: Но кататься на них — одно удовольствие.
— Что ты собираешься делать с мотоциклом? — поинтересовался Гарольд.
— Откуда я знаю? Мне нужно завтра проводить корабль, на котором уплывают мои друзья. Хочу попрощаться. Поедешь со мной?
— Спасибо за приглашение, но мне нужно поработать над своей новой машиной. Мы можем встретиться послезавтра.
— Великолепно, — сказала Мод. — Мы отправимся на пикник.
Они пересекли порог мастерской.
Старина Глаук, укутанный как полярник, храбро сражался с сонливостью. Пошатываясь, он приблизился к уменьшающейся на глазах ледяной массе, приставил к ней долото и нанес гулкий удар. Обойдя скульптуру, он, покачиваясь из стороны в сторону, начал оценивать произведенный эффект. Все это время, чтобы приободрить себя, он бормотал отрывки из Гомера.
— "Осталось осушить лишь горькие остатки на дне той чаши, что принадлежит Судьбе…" — "Иллиада"… "Конец уж близок… Нужно сделать… Можно сделать… Освобожденная Любовь… Сорвать с нее оковы…"
— Вечер добрый, Глаук, — сказала Мод.
— Мы привезли твою лопату, — отрапортовал Гарольд.
Глаук поднял на вошедших недоуменный взгляд.
— Лопату? "Бросай лопатой угли, пока не рухнешь наземь сам… Могила примет всех в свои студеные объятья…" Извините, мне нужно согреть помещение… — Он, шаркая, приблизился к термостату, врубил обогреватель на полную мощность, после чего вернулся к своему ледяному детищу.
— Созидай! — приказал он себе, вздохнул и прибавил: — "Воистину все в руке Божьей". — Он вдруг рухнул в близстоящее кресло и пробомотал: Присяду хотя бы на мгновенье, но глаз смыкать не стану…
Гарольд присмотрелся к ледяной массе и обратился к Мод:
— Кажется, я вижу ее.
— Да, — согласилась Мод. — Еще чуть-чуть, и она будет готова.
При этих словах скульптор поднялся на ноги, взирая на мир из-под полуопущенных век. Он потоптался на одном месте, несколько раз замахнулся на лед своими инструментами и пробормотал:
— Да… Не сдаваться… Еще немного… Вещь почти закончена…
Он добрел до своей большой лежанки и опустился на нее.
— Чуток отдохнуть и… Самую чуточку… А после мы продолжим восхожденье… — Голос его осекся, голова упала на грудь. Студию огласил мощный храп.
— Похоже, заснул, — прошептал Гарольд.
— Ага! — встрепенулся вдруг Гаук. — Происки Морфея?… А я не дамся… Я никогда не… — Веки его сомкнулись. — Сделать можно и нужно… Сделать…" — Он откинулся на лежанку. Все было кончено. Теперь он спал как убитый.
Гарольд отобрал у спящего молоток и долото. Мод уложила мастера поудобнее, расшнуровала ботинки и прикрыла ковриком.
Они уже были готовы покинуть студию, когда Гарольд бросил прощальный взгляд на скульптуру.
— Тает, — заметил он.
— Да, — подтвердила Мод.
— Тебе не кажется, что лучше выключить обогреватель?
— Зачем? — удивилась Мод. — Завтра утром сюда доставят свежую глыбу льда…


В тот вечер Мод решила устроить ужин по-японски. Она одолжила Гарольду кимоно и сама облачилась так же. Восхитительный наряд ("подарок одного ухажера") был пошит из бело-голубого шелка — в тон цвету ее глаз и шевелюры. На спине халата был вышит миролюбивого вида дракон.
Они отужинали в "японском уголке" при свете бумажного фонарика. Мод поведала, как влюбилась в Восток во время многочисленных путешествий, совершенных в компании Фридриха после первой мировой войны. Контакты с Востоком, по словам Мод, оказали непреходящее влияние на всю ее жизнь. Сообщив это, Мод чиркнула спичкой и зажгла кальян.
Откинувшись на мягкие подушки, Гарольд подвел итог прошедшего дня:
— Мне нарвится Гаук, — сказал он.
— Да, — согласилась Мод, со вкусом делая затяжку. — Мне он тоже нравится. Одно плохо… Гаук какой-то… старомодный. — Она жестом пригласила Гарольда к кальяну. — Хочешь покайфовать?
— Вообще-то, я не курю.
— Но ведь это не табак. Здесь смесь трав и маковых семян.
— Я ни разу в жизни…
— Ничего страшного. — Мод предложила гостю мунштук. — Это экологически чистый продукт.
Гарольд принял у нее прибор и сделала затяжку.
— Вот так я приобщаюсь к пороку, — улыбнулся он, сделав очередное открытие.
— Порок… Добродетель… Не надо быть ханжой. Отказываясь от радостей жизни, ты обманываешь, обкрадываешь самого себя. Будь выше морали. Как говорил Конфуций, "Мало быть благодетельным. Нужно совершать благо".
— Конфуций действительно так говорил?
— Если честно… — Мод улыбнулась. — Поскольку он славился своей мудростью, уверена, что он мог так сказать.
Гарольд пристально посмотрел на хозяйку.
— Из всех, кого я знаю, ты самая мудрая, — произнес он.
— Я? — удивиолась Мод. — Ха-ха-ха! Когда я оглядываюсь по сторонам, я понимаю, насколько я ничтожна. Хотя… Помню, я была в Персии… Давно… На базаре нам встретился мудрец. Это был профессиональный мыслитель. Он торговал мудростью, давал ее любому, у кого были наличные. Его фирменным товаром для туристов был афоризм, выгравированный на головке булавки. Он утверждал, что там написаны "самые мудрые, правдивейшие и поучительнейшие слова, полезные всем людям всех эпох!" Фридрих купил мне эту булавку и, вернувшись в гостиницу, я принялась разбирать надпись, разглядывая ее через увеличительное стекло. В конце концов я прочла: "И ЭТО ПРОЙДЕТ"… — Она рассмеялась. — Но ведь базарный мыслитель был прав. Примени эти слова к своей жизни, и она станет полноценной во все отпущенные тебе дни.
Гарольд задумчиво сосал мундштук.
— Да, — меланхолично заметил он. — Я пока еще совсем не жил. — Он сделал большую затяжку и вдруг хихикнул: — А вот умереть я уже успел.
— Что ты успел? — удивилась Мод.
— Успел умереть, — со счастливым видом сообщил Гарольд. — Целых семнадцать раз. Это не считая увечий и травм. — Он расхохотался во все горло — чувствовалось, что кальян начал действовать. — Один раз я выстрелил себе в лоб из духового ружья, заряженного шариком крови.
— Гениально! — воскликнула Мод. — Можно узнать подробности?
— Главное — хронометраж операции и надежные принадлежности… Тебе интересно?
— Конечно, интересно.
— Окей, — улыбнулся Гарольд и, наклонившись вперед, начал с азартом: — Самый первый случай произошел сам по себе. У нас в интернате шла подготовка к празднованию столетнего юбилея. Все, что необходимо было для фейерверка, они сложили в левом крыле здания прямо под химической лаборатарией. А я дежурил в тот день, убирал помещение и решил немного поэкспериментировать. Собрал в кучу все нужные химикаты и начал взвешивать смесь на весах. Я делал все по науке, и вдруг в лабораторном стакане что-то как зашипит со страшной силой. Наружу поползло что-то вроде каши, которая вывалилась на стол, а потом и на пол. Я схватил шланг, вот так… — Он вскочил на ноги, чтобы продемострировать, как все происхожило. — Я повернул кран, чтобы смыть всю эту "кашу" в канализацию. И тут как бабахнет! Все взлетело на воздух. Стол развалился на куски, взрыв пробил в полу дырищу. Взрывная волна отшвырнула меня к стене… Повсюду дым и смрад. Я поднялся на ноги. Голова у меня шла кругом. В тот же момент начали рваться все запасы для фейерверка. Через отверстие в полу вырывались языки пламени. И тут внизу как шандарахнет!! По лаборатории летали ракеты и шутихи. По полу с шипением скакали огненные шары. С опаленными волосами я метался туда-сюда, но не мог добраться до выхода. Сзади меня оказалась шахта старого грузового лифта, по которой я спустился в подвал, выбрался наружу и оглянулся по сторонам. И тут, ё-моё!!! Крыша лабораторного корпуса была охвачена пламенем. Настоящий бедлам! Выли сирены, повсюду метались люди. Кошмар!.. Я посмотрел на все это, да и решил сделать ноги…
Гарольд плюхнулся рядом с Мод и отбросил со лба прядь волос.
— Прихожу домой, а у матери вечеринка с гостями. Я через черный ход втихаря поднялся в свою комнату. Вдруг на крыльце звонок — полиция пожаловала. Я подкрался к лестничным перилам и подслушал, как они докладывали моей матери, что я сгорел во время пожара в школе. Мать стояла ко мне спиной, лица ее я не видел, но видел, как она оглянулась по сторонам и зашаталась…
Гарольд говорил теперь медленно и тихо, сдерживая подступившие к глазам слезы.


— Об отношениях между автомобилями и людьми я просто должна рассказать тебе про такой случай…
Один немец, чудесный человек, только помешан был на своей машине. Вечно возился с ней, ремонтировал, чтобы она бегала все лучше и лучше. Потом разразилась война и он остался без машины. Пришлось ему начать ходить пешком. Оказалось, что для этого нужно содержать себя в хорошей физической форме — тогда будешь бегать пошустрее. Когда война кончилась, он потерял всякий интерес к автомобилям. "Машины приходят и уходят, — любил говорить он, — а человеческое тело остается. Тело — вот самое главное в жизни транспортное средство".
Гарольд посмотрел Мод в глаза и осведомился:
— Ты вкладываешь в эту историю какой-то особый смысл?
— Вкладываю, — с улыбкой подтвердила Мод.
Их машина в этот момент ехала мимо невысоких холмов, на склонах которых мирно и неспешно бродили под ярким солнцем коровы. Наконец, машина подъехала к месту, выбранному для пикника. Они устроились под дубом, растущим посреди большого луга.
Закусив хлебом, сыром, вином, морковью, фруктами, орехами, они отдыхали, сидя на траве.
— Хочешь лакрицы, Гарольд? — предложила Мод. — Продукт совершенно не питательный, но логика — не самая ярко выраженная человеческая черта.
Гарольд принял угощение и откинулся на траву, закинув руки за голову. Мод прислонилась спиной к стволу дуба и открыла сумочку. Достав шитье, она принялась продевать нитку в игольное ухо.
— Посмотри на небо, — произнес Гарольд, задумчиво пережевывая лакрицу. — Оно такое большое.
— И голубое.
— А за этой голубизной — черная пропасть космоса.
— В которой сияют бесчисленные звезды. Они и сейчас светят, только мы не можем их видеть. Невидимые звезды… Еще один пример явления, которое недоступно человеческому пониманию.
— Мод, — помолчав, произнес Гарольд, — ты религиозна?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты веришь в Бога?
— О да! Все люди верят в Него.
— Точно все?
— Абсолютно все. В глубине души все верят. Человек не может жить без веры.
— Ну и какой он, по-твоему? Я имею в виду Бога.
— У него очень много имен — Брахма, Дао, Юпитер… Для метафизиков он — Главная Первопричина, Сущий, Вечный Источник… Лично для меня его лучше всего описывают слова Корана: "Бог есть Любовь".
Гарольд поморщился.
— Это слова из Библии, — уточнил он. — Довольно банальная фраза.
— Банальное сегодня становится фундаментальным завтра. И наоборот. — Она похвасталась вышивкой, которую держала в руках.
— Скажи, симпатично вышло? А я научилась вышивать только в прошлом году.
— Ты когда-нибудь молишься?
— Да, мы с Ним общаемся.
— Каким образом?
— Способов много. Можно общаться через повседневные поступки или через любовь. Каждый уровень сознания требует своего уровня общения. Например, человеческий язык — всего лишь один из способов коммуникации.
— Да, — улыбнулся Гарольд. — Всегда можно сказать что-то, кружась в вальсе.
— Именно так, — согласилась Мод. — В теологическом смысле милость Божью можно обрести через танец.
— Но кто Он? Где Он? Внутри нас или снаружи?
— Думаю, Он повсюду. Немного Бога внутри нас показывает, где мы были прежде. Немного Бога вне нас показывает, куда мы идем.
— Мистика какая-то.
— Ты совершенно прав. Это — загадка. Я даже не уверена, честно говоря, кто Бог — наш Отец или наша Мать. Единственное, в чем я твердо уверена, — она похлопала рукой по коре дуба, — что Он —  мастер  на  все  руки!
Гарольд расхохотался и потянулся всем телом, лежа на траве.
— Как здесь хорошо… Я снова чувствую себя ребенком.
Теперь Мод рассмеялась в свою очередь.
— Мод, а давай пробежим наперегонки до вершины холма, — предложил Гарольд, вскочив на ноги.
— Давай, — приняла вызов Мод. — Сейчас закончу шитье и сразу побежим.
— Знаешь, что мне хотелось бы сейчас сделать?
— Не знаю.
— Пройтись колесом!
— За чем же остановка?
— Нет… Я буду чувствовать себя как последний дурак.
— Гарольд, запомни: каждый человек имеет право чувствовать себя хоть бы ослом. Нельзя позволять окружающим судить тебя слишщком строго.
— Отлично!.. — Он молодцевато прошелся колесом по траве — раз, другой, после чего рассмеялся от удовольствия.
— А ты, Мод, разве не хочешь пройтись колесом?
— Спасибо, не хочу, — ответила Мод. — Я собираюсь выиграть тебя соревнование по бегу.
Они пустились наперегонки по склону холма мимо пасущихся коров, направлялясь прямо к вершине. Финишировали они одновременно, после чего, смеющиеся и запыхавшиеся, рухнули в траву.
— Охо-хо-хо, — вздохнула Мод, лежа на спине.  — Такое ощущение, будто я испаряюсь…
Лежавший рядом Гарольд заметил:
— Когда-нибудь, Мод, ты превратишься в одну из этих тучек.
Наверное, это будет симпатичная тучка. Тогда ты сможешь день-деньской плавать по небу.
— Этот вариант не для меня, — возразила Мод. — Из меня получится скверная туча. У меня будет вечный соблазн истечь потоками дождя.


После полудня они бегали по самой кромке морского прибоя, увертываясь от набегающих волн, а потом пошли к скалам, чтобы спуститься и изучить отполированные морем валуны, обнаженные отливом.
Мод продемонстрировала приемы старинной китайской гимнастики — "поэзию движений вкупе с красочными названиями".
— Урок физической поэзии, —- прокомментиировал с усмешкой Гарольд.
— Не только, — с улыбкой поправила его Мод. — Эти движения поднимают дух и вселяют в сердце чувство покоя.
Под шум волн она показала Гарольду, "как дикий конь встряхивает гривой", "как прогоняют обезьян", "как пердвигаются нефритовые феи" и "как нужно ловить воробья за хвост".
Присев на обветренное бревно, они смотрели на потрясающий закат с переливами красных, оранжевых и фиолетовых тонов в промежутках между тучами и облаками.
— Кучевая и слоистая облачность, — рассеянно констатировала Мод. — Очень похоже на то, что я наблюдала в Шанхае в тридцатые годы.
— К чему ты вспомнила Китай?
— Просто вспомнила полеты с аэродрома вблизи Хуньдзяо. Наша двухместная машина то планировала, то делала петли. Мы любовались ловцами жемчуга, галопом скакали на лошадях вслед за уходящим солнцем… Пустыня… Это незабываемо, Гарольд! Вот где нам с тобой надо будет обязательно побывать. Хотя…  До субботы мы вряд ли успеем. А что ты делаешь завтра?
— Обедаю с компьютерной кандидаткой.
— Большое событие?
— Ерунда. Это свидание организвала моя мать.
— Значит, для нее это не ерунда.
— Для моей матери?
— И для девушки тоже. Надо быть добрым, Гарольд. Видишь ли, я прожила долгую жизнь, увидела все, что хотела, занималась всем, на что хватало сил, но убедилась, что доброта — самое важное на свете. К сожалению, в мире очень мало доброты.
Ветер нежно играл с ее волосами. Гарольд, пододвинувшись поближе, взял Мод за руку. Он разглядывал морщины и возрастные родинки на ее коже, потом накрыл руку Мод своей ладонью и сказал:
— Ты красивая.
— Гарольд, — отозвалась Мод. — Зачем ты вгоняешь меня в краску? Я чувствую себя словно школьница.
Улыбающимися губами он поцеловал ее руку.
— Благодарю тебя за чудесный день.
— Согласись, это было как в сказке, — ответила Мод, — а теперь мы видим ее конец. — Она повернулась в ту сторону, где солнце опускалось за линию горизонта. В голосе Мод зазвучали горькие нотки:  — Уходит солнце, и мы все тоже уйдем за ним. Краски меняются, скоро все погаснет и нам останется лишь тьма, в которой сияют звезды.
Гарольд снова взял ее руку в свои. Он вдруг впервые обнаружил татуировку: на внутренней стороне ее руки синел лагерный номер D-726350. Потрясенный открытием, он взглянул в лицо Мод.
Одинокая чайка летела над волнами. Какое-то время они следили за чайкой, парящей на фоне багровеющего заката.


Миссис Чейзен попросила сына явиться к ней в кабинет перед ужином. Приняв королевскую позу, она сообщила приговор:
— Гарольд, я сегодня переговорила с доктором Харли. Кажется, ты пропустил два последних сеанса. Эта информация вкупе с твоими поступками в последнее время (прежде всего спектакль, устроенный сегодня дома после обеда) окончательно заставили меня прислушаться к предложению твоего дядюшки. В результате я дала твоему дядюшке указание предпринять соответствующие шаги, чтобы ты мог отправиться на военную службу — чем быстрее, тем лучше. Ты начнешь исполнять свой долг в рядах вооруженных сил Соединенных штатов Америки.
Гарольд слушал эту речь как громом пораженный.
— Для меня это было непростое решение, — прибавила миссис Чейзен, — но оно необходимо для твоего собственного блага. Надеюсь, что армейские командиры окажутся удачливее меня.


На следующий день Гарольд наблюдал, как Мод помогает мадам Аруэ в огороде. Соседка забивала колья на участке, выделенном под фасоль, и натягивала между ними тряпичные вязки и куски проволки. Мод на своем пятачке земли ужэ вырвала все сорняки, расчистив место для новых посадок.
— Мод, — окликнул ее Гарольд, — мне нужно с тобой переговорить.
— В чем дело, Гарольд.
— Меня отдают в армию. Надену форму и отправлюсь на войну по приказу нашего правительства.
— Они не имеют права, — с философским спокойствием отозвалась Мод. — Ты за эту войну не голосовал.
— Но они без меня все уже решили.
— Тогда, — заметила Мод, — не ходи никуда и все тут. Сегодня война — норма человеческого поведения, но не следует поощрять ее. Будь добр, подкати сюда тачку.
Сглотнув слюну волнения, Гарольд выполнил просьбу и поинтересовался:
— Если я не пойду на войну, меня посадят в тюрьму.
— Вот как? — сказала Мод, подхватывая вилами сорняки из кучи и забрасывая их в тачку. — Тогда ты окажешься в отличной компании других исторических знаменитостей.
Она рассмеялась, вытерла пот со лба.
— Ты не хочешь помахать немного мотыгой, Гарольд? Я слыхала, что бескорыстный труд очищает сознание. Совершенно очевидно, что таким образом можно отрешиться от собственного эго и слиться с мировым духом. С другой стороны, любой мартышкин
труд оскорбителен, скучен и должен быть безусловно исключен из человеческой жизни.
— Послушай, прошу тебя! — взмолился Гарольд. — Ты никак не можешь помочь мне?
Мод оперлась на ручку вил, улыбнулась и сказала на это:
— Гарольд, объединив твои таланты и мой опыт, мы непременно что-нибудь устроим…


Гарольд сидел на заднем сидении генеральского лимузина и слушал речь дядюшки Виктора. Машина катила по городу, а сидевший рядом генерал описывал прелести военной карьеры.
— Гарольд, чеканил слова дядюшка Виктор, — в этом деле я дам тебе отеческий совет. Сначала мы проведем с тобой этот день, чтобы присмотреться друг к другу. Я, разумеется, знаю, что военная служба не вызывает у тебя энтузиазма. Но, черт возьми, я и сам в начале чувствовал то же самое. Однако мой отец направил меня на правильную стезю и, взгляни, я теперь — генерал! У меня есть личный шофер. Все меня уважают. В банке на моем счету лежат приличные деньги. — Доставая сигару, он похлопал себя по пустому рукаву. — Конечно, служба имеет свои недостатки, как и любое другое дело. Однако армия позаботится о тебе, это я точно говорю. Узнав службу получше, ты полюбишь ее. Кстати, куда бы ты хотел со мной прокатиться?
— Может быть, в парк Мак-Кинли? — пожал плечами Гарольд. — там можно будет погулять и поговорить.
— Ты имеешь в виду плотину у водохранилища имени президента Мак-Кинли? Хорошая идея. И место симпатичное. Сержант, вы слышали? Едем в парк Мак-Кинли.
Раскурив сигару, он заметил:
— И вот еще что… В армию пойдешь — друзей на всю жизнь найдешь.
Подъехав к парку, они оставили лимузин под присмотром сержанта, а сами пошли по тропе. Генерал Болл, поглядывая на матерей, гулявших с ребятишками, и пенсионеров, гревшихся на солнышке, сказал:
— Вот что мы защищаем! Оглянись по сторонам, Гарольд, и ты убедишься, что армия стоит на страже всего хорошего и прекрасного, что только есть в американском образе жизни, и охраняет гражданские свободы.
— Да, дядя.
— Обращайся ко мне по уставу, Гарольд. Первое, что тебе нужно усвоить в армии — это уважение к командиру.
— Да, сэр.
— Молодец… Эй, посмотри на эту старинную эстраду! Помню, в былые времена здесь по воскресеньям военный оркестр играл марши и прочие патриотические песни… Момент… Это еще что такое? Придурок-пацифист? Бог мой, точно! Пойдем лучше отсюда, мой мальчик. Эти чокнутые коммунистические ублюдки… Не знаю, зачем мы их еще терпим.
Гарольд взглянул на демонстрантку.
— Паразиты, — ворчал дядюшка Виктор.
— Да, сэр, — отчеканил Гарольд, следуя за генералом.
Они подошли к водохранилищу. Генерал произнес целую речь, которую Гарольд сушал со все возрастающим интересом и даже почтением.
— О чем нам говорят факты? — вещал дядюшка Виктор. — На мой взгляд, факты говорят о том, что у нас в стране слишком сильно осуждают войну. А ведь не надо забывать про многочисленные материальные выгоды, которые приносит стране политика балансирования на грани войны. Черт возьми, если бы не было второй мировой войны, никогда бы не была изобретена шариковая ручка! Это — общеизвестный факт.
— Во время войны резко снижается количество самоубийств, — вставил Гарольд.
— Точно снижается? Ну вот тебе и еще один аргумент в дополнение к моим. Нельзя красить войну одной лишь черной краской.
— Да, сэр. Война заставляет людей думать.
— Чертовски верное наблюдение! Война — часть нашего национального наследия. Стыд и позор, как мы оплевываем войну в течение последних нескольких десятилетий. Нет уж, давайте говорить начистоту. Карты на стол, господа! Хватит юлить вокруг да около. Гарольд, хоть ты можешь объяснить мне, какого дьявола мы принялись целоваться с немцами? А все потому, что треклятые столичные политиканы записали фрицев в наши союзники. С тех пор у нас и принялись называть войну национальным бесчестием. А что говорит нам история? Две самых лучших войны, в которых участвовала наша страна, велись против фрицев! Поэтому всю эту немчуру, всех капустникров и колбасников, следует вышвырнуть на другую сторону баррикады — там им и место! Нужно вернуть времена, когда мы имели достойного противника, достойную нас войну, которую поддержит вся американская нация.
— Ого-го… — заметил Гарольд. — Вам не кажется, сэр, что это уже слишком…
— Слушай меня, сынок, — сказал запыхавшийся дядюшка Виктор, задумчиво похлопывая себя по пустому рукаву кителя. — Я всегда любил мужской разговор без всяких там дипломатических выкрутас. Мне больно видеть весь этот процесс. Меня недолюбливают в Вашингтоне, это я точно знаю. Хотя, попрошу иметь в виду, что у есть друзья на самых высоких постах!
Гуляя вдоль водохранилища, они присели отдохнуть под деревом, растущим на пригорке. Здесь не было праздной публики. Генерал перешел к своим военным воспоминаниям:
— Они лезли со всех сторон — сотни врагов. Мы стреляли без переррыва. Тра-та-та-та-та! "Кидай гранаты! — приказал я. — Мак, кидай гранаты!" "Сэр, — доложил мне Джо. подавая боеприпасы, — Мак пал смертью храбрых…" Тра-та-та-та! Враги снопами валились на землю, лезть на нашу позицию. Повсюду я слышал свист пуль. В-ж-ж-ить! Фью! Джо опрокинулся на спину. Во лбу у него красовалась аккуратная дырка — пулевое ранение. Я думал, что теперь мне крышка, но продолжал вести огонь. Тра-та-та-та! В голове у меня мелькала только одна мысль — "Бить их, гадов! Убивать, мстить за Джо, Мака, других ребят. Мочить их без пощады…" Тут я увидел ослепительную вспышку и очнулся уже на носилках. "Как наши дела? Мы удержали позицию?" — спрашиваю у санитара. "Да, сэр!" — докладывает он. И тут я потерял сознание…
— Да, сэр. Это — готовые мемуары, — восхитился Гарольд.
— Потерпи немного, и ты сам сможешь рассказывать такие же истории.
— Вы уверены, сэр?
— Конечно. Ты сможешь рассказывать их своим детям. Ты сможешь служить для них живым примером. Они будут тобой гордиться.
— Хорошо бы… Сэр, никогда не знал, что все это может так волновать!
— Это — лучшее приключение на свете.
Гарольд, выпрямившись, принялся усердно переваривать поданную генералом мысль, а потом поинтересовался:
— Ведь это здорово — ставить свою жизнь на кон против жизни врага?
— Так точно.
— Убивать.
— А как же?
— Чувствовать во рту привкус крови.
— Святая правда.
Гарольд, вскочив на ноги, схватил воображаемую винтовку, прицелился в невидимого противника и воскликнул:
— На прицеле еще одна человеческая жизнь!
— О, да.
Гарольд сделал вид, что спускает курок:
— Бац!
Дядюшка Виктор расхохотался.
— Сэр, меня научат стрелять?
— Куда же они денутся? Будешь стрелять из всех видов оружия.
— Буду колоть штыком. Й-е-е-х!
— Само собой.
— А как насчет рукопашного боя?
— Гарантирован в больших количествах.
Гарольд, схватив загрудки невидимую жертву, принялся уничтожать ее, выкрикивая:
— За горло его! Душить гада! Медленно приканчивать его. Собственными руками по капле выдавливать из сволочи признаки жизни.
Во взгляде дядюшки Виктора появились признаки настороженности.
— Ты в порядке, Гарольд?
— А можно я перержу ему глотку?
— Не пойму, к чему ты…
— Я мечтаю увидеть, как кровь брызнет фонтаном.
— Пожалуй, сынок, ты зашел слишком далеко.
— А сувениры у меня будут?
— Какие еще сувениры?
Гарольд, сверкая возбужденными глазами, восклткнул:
— Охотничьи трофеи! Добыча! Уши, носы, скальпы, интимные части…
— Ты что, Гарольд?
— Я смогу добыть в бою что-нибудь вроде этого? — Юноша достал из кармана миниатюрную засушенную человеческую голову. — Вот это вещь, а? Я хотел бы засушить такую своими руками!
— Гарольд, прекрати! — закричал дядюшка Виктор. — Это отвратительно!
— Абсолютно отвратительно, — подтвердила Мод.
Генерал и Гарольд, прервав беседу, посмотрели туда, где чуть выше их на склоне стояла Мод, держа в одной руке зонт с загнутой как птичий клюв ручкой, а в другой — транспорант с антивоенным лозунгом.
— Вы кто? — рявкнул генерал, поднимаясь на ноги.
— Я выступаю за мир, а сюда пришла, чтобы…
— Паразитка! — перебил ее Гарольд и подскочил поближе. Его кулак мелькнул перед самым лицом Мод. — Паразитка!
— Гарольд, держи себя в руках! — вмешался дядюшка Виктор.
— Коммуняра! - заорал Гарольд. — Пошла отсюда!
— Вы не имеете права со мной так разговаривать, — возмутилась Мод и добавила: — Идиот несчастный… Сквернослов… А вы, генерал, чем сидеть сложа руки, могли бы…
— Изменница! — орал Гарольд. — Изменница Родины! Предательница… Ведь это предательница, да, сэр?
— Не приближайся ко мне, — предостерегла его Мод.
— Мы вас всех вздернем на дерево! Всех вас ожидает такой же вот конец… Он высоко поднял мумифицированную головку.
— Грязный подонок! — выкрикнула Мод.
— Леди, прошу вас… — вмешался снова дядюшка Виктор. — А ты, Гарольд…
— Мы с вами вот что сделаем… — Гарольд продолжал размахивать перед лицом Мод своим "сувениром".
— Дай сюда! — завопила Мод, перехватывая его руку. — Я выкину эту мерзость в канализацию. Там ей и место. — Выхватив у Гарольда трофей, она побежала в сторону водохранилища.
— ОНА УКРАЛА МОЮ ГОЛОВУ… — Гарольд словно не верил собственным словам.
— Стой здесь! — приказал ему генерал.
— ОНА ЗАБРАЛА МОЮ ГОЛОВУ… — завизжал Гарольд. Подняв с земли антивоенный плакат, Гарольд пустился в погоню. — Я ее пришибу!  — выкрикивал он набегу.
— Гарольд, вернись! — рявкнул генерал. — Приказываю тебе… — Генерал старался не отставать от племянника.
Тем временем Мод пробежала мимо щита с надписью "ПРОХОДА НЕТ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ" и оказалась по ту сторону забора, который отгораживал плотину от непрошенных визитеров. Гарольд преследовал Мод, размахивая плакатом словно боевой дубиной. Генерал с перекошенным лицом бежал за ним по пятам.
Мод стремглав добежала до середины дамбы и остановилась на самом краю, держа сушеную голову над потоком несущейся далеко внизу воды.
— Не смей! — Гарольд подскочил к Мод и перехватил ее руку. Мод колотила его зонтиком , а потом принялась избивать прибывшего к месту событий генерала.
— Леди… Прошу вас! — кричал дядюшка Виктор, одновременно пытаясь одной рукой сдерживать Гарольда. — Отдайте ему его голову…
— Убью! — орал Гарольд. — Я убью ее…
— Отойди от меня, выродок несчастный! — визжала Мод.
Генерал вырвал антивоенный плакат из рук племянника и швырнул его в воду. На секунду все трое замерли, наблюдая, как табличка с буквами скрывается в коварном потоке, бегущем далеко внизу. Мод с сушеной головой стояла теперь по правую руку от генерала. Гарольд стремительным рывком дернул за шнурок, приводящий в действие механическую руку. В ту же секунду рукав выпрямился, как пружина. Протез угодил Мод прямо под подбородок и сбил ее с плотины в пенящуюся пучину. Генерал с искаженным от ужаса лицом следил за погружением женщины на дно, с надеждой ждал чуда, но Мод и след пропал.
Протез все еще отдавал кому-то честь, когда генерал повернулся к племяннику. Не веря собственным глазам, дядюшка Виктор словно ждал, что Гарольд хоть как-то объяснит случившееся, обоснует мотивы своего поведения.
— Я остался без головы, — печально подвел итоги Гарольд, глядя куда-то вниз по течению.


Вернувшись к себе в штаб, генерал сел за письменный стол, вызвал адъютанта и произнес:
— Можете поставить крест на досье Гарольда Чейзена. Мой племянник в армию не пойдет.
— Вернуть папку в отдел сверхсекретных материалов, сэр?
— В этом нет необходимости, Роджерс. Верните бумаги по обычным каналам на регистрацию с медицинским заключением о непригодности по здоровью.
— Какой диагноз указать, сэр?
— На ваш выбор, лейтенант. Но, между нами говоря, этот парень — полный идиот, маньяк с наклонностями убийцы. Ему место не в армии, а в дурдоме.
— Есть, сэр. Вот последняя сводка о призыве, сэр.
— Я с содроганием думаю, Роджерс, что случилось бы с нашей армией, если бы мы позволили превратить ее в убежище для убийц.


Два скелета, висевшие у дверных створок, загремели искусственными костями и захохотали, когда дверь разом распахнулась, из нее выкатился и затормозил у знака "ВЫХОД" вагончик, в котором сидели Гарольд и Мод. Служитель помог им выбраться из вагончика и они спустились по лестнице к прогулочной аллее.
— Вот вам и "Замок с привидениями", — недовольным тоном проворчал Гарольд. — Никаких особенных страшилок…
— Точно, — согласилась Мод. — Сегодня у призраков выходной.
— Так ты не испугалась?
— Испугалась… Вот когда я плыла под водой с твоей кислородной маской на лице, тогда я натерпелась страху.
— А ты говорила, что тебе понравился этот заплыв.
— Конечно, понравился. Обожаю новые ощущения.
Они дружно рассмеялись. Гарольд купил билеты на колесо обозрения. Служитель помог им занять места и застегнуть ремни.
— Поехали! — воскликнула Мод, когда они плавно вознеслись над праздничными огнями прямо в темное небо. — Скажи, кайф? Раньше я всегда каталась на колесе обозрения другой конструкции.
— Жалко, что твой зонтик остался на дне водохранилища.
— Ну и что? — возразила Мод. — Он сослужил свою службу. Большего нельзя требовать ни от человека, ни от вещи.
— Ты разработала гениальный план. Надо было видеть физиономию моего дядюшки. — Гарольд не удержался от смеха. — Армия больше не желает видеть меня в своих рядах.
Мод рассмеялась в свою очередь, заметив:
— В свое время армия сделала свое дело. Точно так же, как, скажем, церковь. Вместе армия и церковь защитили нас с одной стороны от плохих людей, а с другой — от дьявола. Однако все в этом мире меняется. Изменился и облик противника. Теперь наш враг — мы сами. Поэтому пора сесть и придумать такую оборону, которая будет лучше пушек и догматов.
— Думаешь, у нас есть шансы на победу?
— Конечно, есть. Нельзя терять веру! Я так понимаю: человечество теперь представляет собой нечто вроде одной гигантской кукуолки. Время гусеницы осталось позади, наступает пора превратиться в бабочку.
— Колесо остановилось! — заволновался Гарольд.
— А мы оказались на самом верху. Какая прелесть!
— Посмтори, Мод. Вон внизу люди на пирсе — такие крошечные. Остановись, что ты делаешь?
— Раскачиваю нашу люльку! — воскликнула Мод, превращая двухместную кабину в подобие качелей или лодки…
Когда они покинули колесо обозрения и вышли на аллею игровых аттракционов, на лице Гарольда было написано выражение безграничного облегчения.
Они поиграли на автомате с шариками, но мини-футбол им понравился куда как больше.
Мод моментально настроилась на волну футбольного матча. Она с энтузиазмом подбадривала своих "игроков", которые забивали гол за голом в ворота противника.
Через четверть часа у автомата, где играла Мод, собралась целая толпа. Низенького роста итальянец в паре с Мод бросил вызов супружеской паре в цветастых гавайских рубашках. Зрители во время очередной игры болели за Мод и хлопали от восторга друг друга по спине после каждого забитого ею гола.
Гарольд потихоньку отошел к автомату, который штамповал металлические медальки с любой надписью. Набрав нужную ему комбинацию слов, он нажал на рычаг пресса, прислушался к крикам футбольных болельщиков и с самодовольно улыбнулся.
— Мод, я поражаюсь, как ты умеешь найти общий язык с людьми, — заметил Гарольд, когда они покинули парк развлечений и гуляли по пирсу.
— Это потому, — объяснила Мод, — что я с ними одного рода-племени.
Гарольд купил два яблочных леденца. Они присели в самом конце пирса, чтобы спокойно полакомиться сладким.
— Смотри! — Гарольд ткнул пальцем в небо. — Звезда падает!
— Вижу, — ответила Мод. Охо-хо… Даже с небесной тверди что-нибудь время от времени отваливается.
Не отводя глаз от звездного неба, Гарольд вздохнул:
— Скажи, красиво?
— Да… Звезды — мои старые друзья. Помню, как я любовалась ими в Баварии. Звезды порой — великие утешители.
— В каком смысле?
— Ну, например, я смотрела на них и думала про себя: "От какой-нибудь далекой звезды свет идет до нас в течение миллиона лет. Природе, эволюции потребовался миллион лет, чтобы подарить птицам крылья. Может быть, еще через миллион лет, пока свет от другой звезды доходит до нас, человечество научится бороться со злом. Может быть, Он все уже спланировал, и люди научатся летать, как… как ангелы…"
— Тебе надо было родиться поэтом, — улыбнулся Гарольд.
— Ну уж нет! — запротестовала Мод. — Я бы предпочла родиться астронавтом, частным астронавтом, чтобы летать куда захочется и открывать неизведанные миры. Как это было во времена Магеллана. Я хотела бы добраться до самого края вселенной и проверить, нельзя ли с него свалиться. — Она рассмеялась и добавила: — Вот была бы большая хохма! — Она нарисовала в воздухе круг, держа в руке леденец. — Представляешь, подобно древним мореплавателям, я возвращаюсь после своего путешествия точно в то место, откуда стартовала…
— Мод… — начал Гарольд.
— Да.
— Я приготовил тебе подарок. — С этими словами он протянул Мод сувенирную медаль.
— Ах, Гарольд… Как это мило! — Она прочитала вслух надпись, выбитую на металлическом кружочке: "ГАРОЛЬД ЛЮБИТ МОД".
Гарольд с несколько смущенным видом отвернулся в сторону моря. Мод прикоснулась к его руке и, когда он повернулся к ней, произнесла тихо:
— Мод тоже любит Гарольда.
Он улыбнулся. Мод рассмеялась со счастливым видом.
— Черт побери! Это самый лучший подарок за многие-мнолгие годы.
— Она поцеловала медальку и, размахнувшись, забросила ее в океан.
Гарольд своим глазам не поверил.
— Но ведь… — начал он и не договорил.
— Теперь, — объяснила Мод, — она вечно будет храниться под волнами.
Гарольд сглотнул слюну, улыбнулся и произнес:
— Тогда все окей.
— Пошли, покатаемся на "русских горках", — предложила Мод.
Держась за руки, они вернулись по пирсу в ослепительное море огней на аллее у парка.


Когда они вернулись в дом Мод, Гарольд включил кухонную плиту, а хозяйка тем временем приготовила коктейль под названием "Сердечный привет хризантемы" — фунт цветочных лепестков, вода, сахар по вкусу, лимонная корка, мускатный орех и пинта первосортного бренди.
— Восхитительный вкус, — заметил Гарольд.
— Я люблю готовить блюда, в состав которых входят цветы, — сказала Мод. В них так много шекспировского.
Она включила радиоприемник, стоявший на книжном шкафу, и сообщила:
— По программе УКВ сегодня вечером коцерт Шопена. А вот и он.
Нежные звуки ноктюрна полились по комнате.
— Гарольд, ты любишь Шопена?
— Очень люблю.
Мод присела на рояль и, пригубив коктейль, сказала:
— Я тоже. Очень-очень.
Гарольд, подойдя к ней, облокотился на рояль и взглянул на пустые рамки.
— А куда подевались все фотографии?
— Я их убрала.
— Зачем?
— Картинки издевались надо мной. На них были люди, которых я нежно любила, но картинки знали, что все эти люди постепенно удалились от меня. Картинки знали, что сохранив четкие изображения, они будут напоминать мне об угаснувших чувствах. Поэтому я их выбросила. Я знаю, что моя память тоже угасает. Кроме того, предпочитаю свои собственные картины, в которые вкладываю душу, а не кодаковский глянец, рожденный нитратами серебра.
— А вот я тебя никогда не забуду, — улыбнулся Гарольд, — но хотел бы иметь твою фотографию.
— Давай поищем, — рассмеялась Мод.
Поставив на рояль бокал, она направилась в спальню, где у шкафа с музыкальными инструментами стоял старинный морской сундучок.
— Возьми канделябр, — попросила Мод, опустившись на колени перед сундуком, — и посвети мне. Как твои занятия с банджо?
— Дела идут прекрасно, — ответил Гарольд. Он взял большой подсвечник, стоявший у постели, и направился к Мод. — Завтра вечером я преподнесу тебе сюрприз, — сообщил он.
— Охо-хо… — Хозяйка цыкнула зубом, открывая сундук. — Могу представить себе, что это будет за день рождения. Жду-не дождусь, когда он наступит.
Она принялась рыться в старых газетах, связках писем и потрепанных конвертах из плотной желтой бумаги. — Должна быть где-то здесь, — пробормотала она.
— Как чудесно пахнут свечи, — заметил Гарольд, стоя рядом. — Из чего они сделаны? Сандаловое дерево?
— Из мускуса тибетского яка, — ответила Мод. — Хотя лично я подозреваю, что это всего лишь коммерческая реклама… "Благовония Гималаев" или что-то в этом роде. "Наслаждение далай-ламы"… Думаю, такое название больше подходит.
— Да, так звучит романтичнее.
— Ага! Вот и золотая жила! — воскликнула Мод, извлекая из сундука большой конверт. Она закрыла крышку и прибавила: —По крайней мере я надеюсь, что фотография здесь.
Она поднялась с пола и села на постель под балдахином. Отставив канделябр, Гарольд присел рядом. Мод открыла конверт и произнесла:
— Да. Это здесь. Это — моя американская виза.
Она отодрала фотокарточку от документа и вручила Гарольду.
— Для импровизованных поисков совсем нескверный результат.
— Спасибо, — сказал Гарольд, разглядывая фото. — Очень мило. И очень большое сходство.
— Гарольд, — улыбнулась Мод, — этой картинке почти четверть века.
— Ты ни капли не ихзменилась. Я положу карточку в свой бумажник.
Когда он открыл бумажник, наружу выпало изображение подсолнуха, вырезанное из какого-то рекламного каталога. Гарольд стремительным жестом водворил картинку на место в бумажнике так, чтобы Мод не могла ее разглядеть.
— Это пока секрет, — пояснил он, — пряча бумажник в карман. — Это имеет непосредственное отношение к завтрашнему сюрпризу.
Он повернулся к Мод и удивленно заметил:
— Ты плачешь?
Мод все еще держала в руке свою визу.
— В свое время для меня этот документ очень много значил, — медленно произнесла она. — Это было после Большой войны… У меня тогда ничего не осталось, кроме моей собственной жизни. Я тогда была совсем другой, но во многом ничуть не изменилась.
Гарольд все еще не мог прийти в себя.
— Мод… Ты ведь раньше никогда не плакала. Я думал, ты всегда слишком счастлива, чтобы…
— Ах, Гарольд. — Она, вздохнув, погладила юношу по голове. — Ты еще такой молодой… Чему тебя только учили? — Она вытерла слезы, бежавшие по щекам. — Да. Я плачу. Я плачу по тебе. Плачу по своим воспоминаниям. Плачу, когда вижу что-нибудь прекрасное — закат или чайку над морем. Я плачу, когда человек истязает ближнего своего… Когда человек раскаивается и молит о прощении… Когда человеку отказывают в отпущении грехов и когда его прощают… Умение смеяться и плакать — два очень человеческих свойства. А главное в жизни, мой дорогой Гарольд, не бояться быть человеком.
Гарольд поморгал, сдерживая набежавшую слезу. Он почувствовал комок в горле, сделал глотательное движение, взял руку Мод в свою ладонь и второй рукой осторожно и нежно стер слезы с ее лица.
Она ответила тихой улыбкой. Наклонившись, он поцеловал ее в губы.
Отстранившись друг от друга, они некоторое время обменивались взглядами при свете свечей. Шопен по-прежнему тихо звучал в соседней комнате. Наклонившись опять, Гарольд взял лицо Мод в свои руки и снова прильнул к ее губам. Их руки нежно переплелись. Легко, как сливаются две капли на оконном стекле, они откинулись под балдахин постели.


На следующее утро Гарольда разбудил петушиный крик:
— Ку-ка-реку!!
Он протер глаза и зевнул. Крик повторился. Осторожно, чтобы не разбудить Мод, Гарольд сел на постели и выглянул в окно.
Мадам Аруэ кормила кур, а ее петух, взгромоздившись на опору ограды, приветствовал наступление нового дня.
Когда Гарольд наблюдал эту сцену, в его голове сама собой зазвучала строчка песни: "Брависсимо!" — люди кричат петуху, А кукушка кукует "ку-ку" да "ку-ку"…
Он улыбнулся и почесал голую грудь. Он чувствовал себя превосходно. Потянувшись всем телом, он подумал, что неплохо бы выкурить сигарету. Взгляд его вернулся к Мод.
Солнце играло на ее белоснежных волосах и бросало золотистый отблеск на лицо. "Она спит, — подумал Гарольд, — словно ребенок, тихо и безмятежно". Он в жизни не видел ничего более прекрасного.
Свернувшись калачиком рядом с ней, он натянул  на себя одеяло. Он лежал, смотрел на ее лицо и ждал момента пробуждения.
Она открыла глаза, ясные и сверкающие, словно капли в струе фонтана.
Она улыбнулась.
— Утро доброе! — сказала она.
— С днем рождения! — сказал Гарольд и поцеловал ее в нос.


Миссис Чейзен завтракала у себя в спальне и разговаривала по телефону.
— Я тоже так подумала, преподобный отец… Вы, служители культа, могли бы поговорить с ним. Лично у меня все силы на исходе.
Постучав в дверь, в спальню вошел Гарольд.
— Мама…
Миссис Чейзен отмахнулась от сына рукой.
— Нет, преподобный отец. Пока он в армию не идет. Его дядя Виктор полагает, что в данный момент, это было бы немудро.
— Мама…
— Не сейчас, Гарольд, — сказала миссис Чейзен, прикрывая трубку рукой. — Я разговариваю с пастором Финнеганом.
Гарольд скрестил руки на груди.
— Мама, — сказал он. — Я собитраюсь жениться.
— Преподобный отец, я вам перезвоню, — произнесла миссис Чейзен и положила трубку на аппарат.
— Что ты сказал? — переспросила она.
— Я собираюсь жениться.
Миссис Чейзен внимательно посмотрела на сына и поинтересовалась:
— На ком же?
— На одной девушке. — Гарольд достал бумажник, раскрыл его и вручил матери.
Миссис Чейзен бросила взгляд на фото и тотчас зажмурилась.
— Я полагаю, что ты находишь это очень веселой шуткой.
— Что "это"?
Миссис Чейзен возвратила бумажник сыну.
— Ты показал мне изображение подсолнуха.
— Ах, извини, — сказал Гарольд, доставая фотографию Мод. — Вот она. — Бумажник снова перекочевал в руки его матери.
На этот раз миссис Чейзен пригляделась пристальнее, перевела взгляд на сына и снова взглянула на фото.
— Ты это серьезно? — произнесла она чуть слышно.
Гарольд широко улыбнулся.


— Он не шутит! — сообщила миссис Чкйзен доктору Харли, лежа на кушетке в кабинете психоаналитика и разглядывая потолок. — Он абсолютно серьезен!
— Мне нужно с ним переговорить, — сказал врач. — Может быть, я смогу переубедить его.
— Ах, я так надеюсь, что вы сможете. Я уповаю на вас. Я немедленно пришлю его к вам, к его дяде и к пастору Финнегану. Кто-то ведь должен вернуть ему здравый смысл.


Первым за дело взялся дядюшка Виктор.
— Гарольд, — сказал он племяннику, сидевшему перед ним в генеральском кабинете, — твоя мать рассказала мне о твоем намерении жениться. В принципе я ничего не имею против, но с другой стороны, на мой взгляд, это принципиально ненормальная ситуация. По словам Хелен, твоей невесте восемьдесят лет. Слушай, даже штатскому человеку понятно, что такой союз не совсем обычен. Черт возьми, это — отклонение от нормы! Не хочу возвращаться к тому неприятному инциденту, который имел место вчера у водохранилища. Думаю, лучше всего будет навсегда забыть вчерашнюю историю. Тем не менее, Гарольд, зная твои наклонности, полагаю, что мудрее всего для тебя было бы не покидать свой дом и не заниматься теми видами деятельности, которые привлекли бы к тебе внимание прессы. А твой предполагаемый брак непременно привлечет внимание к твоей особе. Гарольд, по моему убеждению, тебе нужна не жена. Тебе нужна медицинская сестра!..
Свидание с доктором Харли прошло в еще более холодной атмосфере.
— Нет сомнения, Гарольд, — произнес врач, откинувшись на спинку кресла, — что предстоящее бракосочетание станет еще одной блистательной главой в истории твоей болезни. Давай проанализируем все вместе и ты, надеюсь, сам поймешь, что твое увлечение этой пожилой особой имеет простое объяснение с позиций фрейдизма. В специальной литературе это называется эдиповым комплексом. Расстройство весьма распространенное, особенно в нашем обществе, в котором ребенок мужского пола подсознательно стремится переспать со своей собственной матерью. Лично меня, Гарольд, уливляет только твое желание спать со своей бабушкой!..
Беседа с пастором Финнеганом не клеилась с самого начала. Миниатюрного роста священник, казалось, никак не может оказаться на высоте поставленной перед ним громадной задачи.
— Послушай, Гарольд, — терпеливо произнес он. — Церковь ничего не имеет против союза между юностью и старостью. В каждом возрасте есть своя прелесть. Однако брачный союз есть сочетание супружеских прав. Брак — путь к воспроизведению рода человеческого. Я пренебрег бы своим долгом пастыря, если бы не сообщил тебе, что сама идея…
(Пастор проглотил комок, стоявший в горле)
…совокупления между твоим молодым и крепким телом…
(Пастор опустил очи долу)
… идея слияния в экстазе с морщинистой плотью, обвисщими грудями и вялыми ягодицами особы, находящейся в преклонном возрасте…
(Пастор отчаянным жестом провел рукой по губам)
…если говорить честно и откровенно, вызывает у меня приступ тошноты!


— Одно плохо, — сказал Гарольд, выслушав мнения всех троих наставников. — Вы не удосужились даже спросить, люблю ли я ее.
— И ни генерал Болл, ни доктор Харли, ни преподобный отец Финнеган не нашлись, что можно возразить на это.


— Любовь? — воскликнула миссис Чейзен, воздев руки к небесам. — Что ты подразумеваешь под словом "любовь"? Послушай, Гарольд, как ты можешь рассуждать о любви, когда ты не имеешь о любви ни малейшего представления.
— Я знаю то, что я чувствую.
— И ты думаешь, что это любовь? Это не любовь! Это — навязчивая гериатрическая идея!! Что ты делаешь с матерью? Я не понимаю. Я отказываюсь тебя понимать…
Миссис Чейзен подошла к бару и налила себе порцию спиртного. За всю свою жизнь Гарольд ни разу не видал мать в столь расстроенных чувствах. Он поймал себя на забавной мысли: реакция матери теперь для него не имела ни малейшего значения.
— Гарольд, — умоляла она, усаживаясь рядом. — Выслушай меня. Скажи, зачем тебе выбрасывать свою жизнь на помойку?
— Я всего лишь хочу сделать ей предложение.
— Но ведь ты о ней ничего не знаешь. Откуда она взялась? Где ты с ней познакомился?
— На похоронах.
— Чудесно! — Миссис Чейзен отхлебнула из рюмки. — У меня теперь кроме восьмидесятилетней невестки будет своя собственная похороная команда… Гарольд, умоляю тебя, одумайся. Подумай, что ты совершаешь, сынок. Что скажут люди?
— Мне плевать, что обо мне скажут.
Миссис Чейзен поднялась со стула.
— Тебе плевать? В газетах напишут "Бракосочетание на кладбище! Старуха выходит замуж за тинэйджера-поджигателя…" А тебе на это наплевать? — С этими словами она вернулась к бару.
Наобщавшись с матерью досыта, Гарольд поднялся.
— Я от тебя хочу только одного… Чтобы ты женился на приличной  девушке, сыграл приличную свадьбу… Что ты делаешь?
— Ухожу.
— Просто так берешь и уходишь из дома?
— Да.
— И куда ты направляешься?
— Я направляюсь туда, где смогу жениться на женщине, которую люблю.
Миссис Чейзен замерла на месте.
— Гарольд. — произнесла она совсем тихо. — Это безумие.
Гарольд улыбнулся.
— Возможно, — согласился он и закрыл за собой дверь.


Вечером того же дня Гарольд переступил порог домика Мод и ввел ее с завязанными глазами в комнату.
— Держи меня за руку, — сказал он, направляя Мод к центру комнаты.
— Обожаю сюрпризы, — радостно призналась Мод. — В приятных сюрпризах всегда есть какой-то особый шик.
— Окей, — сказал Гарольд. — Стой здесь. — Он снял повящку с ее глаз и воскликнул: — Вуаля!
Мод оглянулась по сторонам, моргая глазами.
— Ах, Гарольд!! — воскликнула она, радостно хлопая в ладоши. — Они прекрасны…
Добрая сотня подсолнухов украшала все пространство комнаты. Цветы были на столах, стульях, каминной полке, над которой висел плакат со словами "С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МОД!"
Мод прошлась по комнате, рассматривая все с ошеломленным и счастливым видом.
— Восхитительно! — повторила она. — Где ты только набрал их? Для такого сюрприза нужно было готовиться несколько дней.
— Так оно и было, — солидно подтвердил Гарольд, поворачиваясь к радиоле. Вальс Штрауса поплыл от стены к стене.
— Мадемуазель, вы подарите мне этот танец? Отвесил Гарольд галантный поклон.
Мод ответила реверансом.
— От всего сердца, благородный незнакомец.
Они вальсировали от души, пока не кончилась пластинка.
— А теперь… — произнес Гарольд, складывая японские ширмы.
— Ужин для двоих.
— Ай-ай-ай! — Мод находилась в неподдельном восторге. — Серебряный сервиз. Где ты достал все эти вещи? А это… Нет, вы только посмотрите!
Взяв со столика серебряную вазочку, в которой стояла единственная маргаритка, Гарольд вручил цветок новорожденной.
— Это мой тебе подарок, — сказал он. — Прими эту личность на долгую память.
Мод осторожно взяла цветок и поднесла к глазам.
— Спасибо, — сказала она. — Я буду помнить.
— А теперь… — начал Гарольд и театральным жестом сорвал салфетку с ведерка.
— Шампанское во льду! — Мод пришла в экстаз. — Боже мой, ты предусмотрел абсолютно все.
Гарольд извлек из ведерка шампанское и начал откупоривать бутылку.
— Все в порядке, — произнес он, копируя интонацию Мод. — Это — экологически чистый продукт.
Мод рассмеялась.
— Подожди-ка… — Она метнулась в спальню. — У меня тоже есть сюрприз для тебя, — сказала она, возвращаясь с какой-то шкатулкой. — Согласись, что дни рождения — это кайф. Для меня они всякий раз знаменуют новое начало, еще один год всевозможных приключений.
— Берегись! — закричал Гарольд. Пробка выстрелила из бутылки и шампанское с шипением полилось из горлышка. Он быстро наполнил бокал Мод и налил себе.
— Откроешь шкатулку после ужина, — предупредила его Мод, оставляя свой подарок на каминной полке.
— После концерта, — сказал Гарольд, вручая Мод ее бокал с шампанским.
— Хорошо, — согласилась она. — А теперь произнеси тост.
Гарольд высоко поднял бокал.
— За нас! — воскликнул он.
— За нас! — поддержала Мод.
Они пригубили напиток и улыбнулись друг другу.
— И наконец, — сказал Гарольд, — последний сюрприз. — Он полез в карман и извлек оттуда коробочку, перевязанную красной лентой. — Разрешаю открыть после моего сольного концерта. — И он поставил коробочку на каминную полку рядом с подарком от Мод.
— Надеюсь, — сказал он с нежностью в словах и во взгляде, — последний сюрприз принесет тебе счастье.
— Я уже счастлива! — возразила Мод. — Я на седьмом небе. Более радостное прощание трудно себе пожелать.
— Прощание?
— Конечно, прощание. Это — восьмидесятый день рождения.
— Но ведь ты никуда не собираешься уезжать?
— Собираюсь, милый. Час назад я приняла снотворное. К полуночи со мной все будет кончено.
— Но… Гарольд пристально посмотрел на Мод.
Та улыбнулась и снова пригубила шампанское.
Наконец истина дошла до сознания Гарольда.
Со всех ног он бросился к телефону.


Карета "скорой помощи" мчалась по улицам города, мигая красными огнями и оглашая ночную тишину стенаниями, словно зловещий ангел смерти.
Внутри на носилках лежала Мод, накрытая одеялом. Со счастливым выражением лица она разглядывала маргаритку, которую держала в руке. Единственным поводом для беспокойства был Гарольд, который стоял на коленях у носилок и рыдал самым жалким образом.
— Не надо, Гарольд, — пропросила Мод. — Ну же, улыбнись. Зачем поднимать шум без всякой надобности?
— Мод, прошу тебя… Не умирай. Я не преренсу этого. Пожалуйста, не умирай.
— Гарольд, ведь мы начинаем умрать сразу после своего появления на свет. Что странного в смерти? Что в ней неожиданного? Она тоже — часть жизни. Смерть — превращение.
— Но почему именно сейчас?
— Я давно уже решила это и установила дату. Мне показалось, что восемьдесят — круглое число. — Она вдруг глуповато хихикнула и пожаловалась: — Голова кружится.
— Но, Мод, прекрасная моя… Ты не понимаешь… Я же люблю тебя. Я никогда и никому не говорил этих слов. Ты у меня первая, Мод. Прошу, не оставляй меня!
— Ах, Гарольд, не стоит так расстраиваться.
— Это правда… Я не смогу без тебя жить.
Мод похлопала юношу по руке.
— И это пройдет…
— Никогда! Никогда!! Я никогда тебя не забуду. Я хотел жениться на тебе. Сегодня я собирался предложить тебе руку и сердце. Ты не поняла, что находится в коробке? Обручальные кольца! Я тебя люблю… Я люблю…
— Вот и чудесно, Гарольд. Иди и люби кого-нибудь еще…
"Скорая помощь" подкатила к госпиталю и остановилась перед подъездом с надписью "Реанимация". Санитары, обежав машину, открыли заднюю дверцу.
— Пустые хлопоты, — хохотнула Мод, когда носилки с нею скользнули на тележку и тележка поехала внутрь госпиталя.
Не оставая ни на шаг, Гарольд умолял:
— Держись! Ты только держись!
— Держаться? За что держаться? — усмехнгулась Мод. — Ах, Гарольд… Как это все нелепо!
Санитары вкатили тележку с ней в приемный покой и ушли заполнять бумаги. Официального вида рыжеволосая старшая сестра за перегородкой объясняла студентке медицинского колледжа, как производится процедура приемки пациентов.
Гарольд нетерпеливо постучал по стойке. Молодой интерн в очках в роговой оправе оторвался от книги, которую читал.
Пожалуйста… — взмолился Гарольд. — Произошел несчастный случай… Большая доза снотворного… Срочно нужен врач… Речь идет о жизни и смерти…
— Очень хорошо, — отозвалась старшая медсестра. — Джули, приступайте! Заполните бланк по всей форме.
Студентка раскрыла папку, взяла карандаш и с любезной улыбкой, растягивая слоги, как это водится у жителей южных штатов, спросила:
— Ваше имя, пожалуйста.
— Речь идет не обо мне, — пояснил Гарольд. — Спасать нужно ее.
Мод, которая тихо напевала что-то с закрытым ртом, улыбнулась и помахала медсестре маргариткой.
— Лучше всего начать так, — подсказала старшая медсестра. — Сначала запишите фамилию, потом имя, потом иницал, если таковой имеется… Так вы сэкономите время.
— Хорошо, — подчинилась студентка и, улыбнувшись, обратилась к Мод: — Как ваша фамилия?
— Шарден. Графиня Матильда Шарден. Но вы можете называть меня просто Мод.
— Спасибо.
— Ради Бога! — вмешался Гарольд. — Ей нужно немедленно попасть к врачу.
— Молодой человек, — одернула его старшая медсестра, — вы не могли бы выйти отсюда и подождать в комнате ожидания?
Студентка, заполнив первую графу, снова обратилась к Мод:
— Сколько вам лет?
— Уже восемьдесят. Сегодня исполнилось.
— Вот как. В таком случае с днем рождения! Счастья вам.
— Вот уж спасибо…
— Вы что, не понимаете? — не унимался Гарольд — Она два часа назад проглотила целую кучу снотворного. Дорога каждая секунда!
Интерн вышел из-за перегородки, держа в руках папку, и попросил Мод расписаться в бланке приема.
— Это всего лишь формальность, — пояснил он.
— С удовольствием, — отозвалась Мод, оставляя размашистый автограф. — Мне очень нравится ваша прическа, — добавила она, глядя на шевелюру интерна.
— Правда? — интерн был явно польщен. — Я хочу отпустить волосы подлиннее. Так вот… Ваша подпись нужна на случай, если вы захотите предъявить нам иск за причиненный ущерб. Госпиталь не будет нести никакой ответственности в случае, если с вами… если вы… Ну, это неважно.
— Джули, — напомнила студентке старшая медсестра, — такие документы лучше заполнять авторучкой, а не карандашом. Так будет более эффективно.
— Хорошо, — ответила южанка.
— Это чисто юридическая мера безопасности, — продолжал интерн, одновременно изучая автограф Мод. — Как вы понимаете, лично против вас никто ничего не имеет.
— Вы что, сговорились? — неистовал Гарольд — Она же умирает!
— Это скорее переход в иное качество, — поправила Гарольда Мод. — Я изменяюсь. Похоже на то, как зима переходит в весну. Но я согласна с тем, что это — большое событие.
— Джули, — заметила медсестра, — в таком случае можете опустить вступительную часть и сразу перейти к самому важному.
— Хорошо, — подчинилась студентка и очень аккуратно перевернула первую страницу. — Сообщите, пожалуйста, номер вашего страхового полиса.
— Медицинского полиса, — поправила ее медсестра. — Спросите про медицинскую страховку. К какому госпиталю она относится?
— Хорошо, — ответила студентка. — Вас как страховали? Через "Голубой крест" или через "Синий щит"?
— Страховали от чего? — не поняла Мод.
— У нее нет страховки, — грустно констатировала южанка, обращаясь к своей наставнице.
— Тогда так и запишите, — посоветовала медсестра.
— Это безумие! — запротестовал Гарольд.
— Извините…— Старшая медсестра заговорила с Гарольдом ледяным официальным тоном. — Извините… Психиатр у нас ведет прием только в утренние часы.
— Что тут происходит? — осведомился дежурный врач, появляясь из турникета.
— Вот, доктор… Чрезмерная доза снотворного… — доложила старшая медсестра.
Гарольд метнулся к врачу, а студентка, наклонившись к Мод, произнесла четко по слогам:
— Предприятие, на котором вы работаете, имеет свой план страхования сотрудников?
— Я на пенсии, — призналась Мод.
— Доктор, умоляю вас, — начал Гарольд. — Она наглоталась таблеток. Сделайте скорее что-нибудь!
— Хорошо, — ответил доктор. — Отвезите ее туда. — Он показал направление интерну, который покатил тележку с Мод к выходу, повторяя находу: — Лично против вас никто ничего не имеет.
— Кто ваши ближайшие родственники? — крикнула студентка вдогонку Мод, держа наготове авторучку.
— Весь род людской, — весело отозвалась Мод, когда тележка с ней оказалась в турникете. — Прощай, Гарольд! выкрикнула она и помахала маргариткой. — Меня ждут новые ощущения… — Она исчезла по ту сторону вертушки.
Гарольд стоял и смотрел на турникет, пока тот не остановился.


Настенные часы в комнате ожидания показывали 11:00. Гарольд заметил, что секундная стрелка на циферблате была поломана.
Он сидел в углу, а напротив него какая-то негритянка стоически вглядывалась в темноту за окном. Рядом с сидящей негритянкой на кушетке спал ее маленький сын.
В 11:30 из-за турникета появился старший сын негритянки с головой и рукой в бинтах. Негритянка, не произнеся ни слова, разбудила младшего сына и повела того за руку к порогу. Сохраняя молчание, вся троица покинула комнату ожидания.
Оставшись один, Гарольд бросил взгляд в сторону потрепанного журнала на столике и потер лицо обеими руками, словно умывался. Наклонившись вперед, он все внимание обратил на неподвижный турникет.
В 12:00 на смену заступила новая бригада.
В 01:00 интерн закрыл свою книжку и удалился.
Примерно в 03:00 в приемный покой по ошибке доставили беременную женщину и будущего отца. Им объяснили, как пройти в родильное отделение. Будущий отец рассыпался в извинениях. Будущая мать молча улыбалась. Когда супруги ушли, Гарольд встал и прошелся по холлу.
В 04:00 появился уборщик и опорожнил пепельницу.
К 05:00 Гарольд вернулся в комнату ожидания, сел на кушетку и уставился на столик, на котором валялись потрепанные журналы.
К 06:00 небо начало светлеть. Гарольд различил за окном контуры машин на парковочной стоянке.
В 07:12 пришел врач и ссобщил ему о смерти Мод.
Он воспринял известие очень спокойно. С бесстрастным выражением на лице он автоматически поблагодарил врача и пошел прочь по коридору.


При свете утреннего солнца гостиная комната в домике Мод казалась совсем другой. Повсюду валялись остатки праздничного ужина. Некоторые подсолнухи уже начали вянуть. Полупустая бутылка шампанского плавала вертикально в ведерке, наполненном талой водой.
Гарольд подошел к окну. На улице птицы распевали во все горло и клевали что-то в кормушке. Ленивым движением Гарольд взялся за ручку автоматической кормушки, припомнил первый день, когда он наблюдал за процедурой кормления, и его глаза начали наполняться слезами. Он зажмурил глаза, сдерживая горькую влагу, поморгал и направился к камину.
Он яростным движением сорвал со стены попавшийся на глаза поздравительный плакат. На пол с грохотом полетели горшки с подсолнухами, разная мелочь, находившаяся на каминной полке, и небольшая коробочка с обручальными кольцами, перевязанная алой лентой.
Устыдившись своего поступка, он поднял коробку, положил снова на полку и увидел подарок от Мод, преподнесенный ему накануне. Поставив шкатулку на стол, он поднял крышку. Внутри оказалась связка ключей, которую Мод получила от Верзилы Суини и которыми открывала чужие автомашины. Без каких-либо признаков эмоций Гарольд разгдлядывал отмычки и последнюю записку от Мод: "Мой дорогой Гарольд! Передай ключи товарищу с любовью от Мод".
Взяв послание, он сел, перечитал его. Слезы снова подступили к его глазам. На сей раз он не стал сдерживаться. Он и не пытался взять себя в руки. Мод все равно ушла… Все было кончено… Он остался один.
Слезы бежали по его щекам. Рыдания становились все громче и неудержимее. Он ревел во весь голос, безнадежно, как заблудившийся ребенок. Он плакал, зарывшись лицом в подушки.


По дороге, идущей по обрыву над морем, мини-катафалк куда-то спешил, отчаянно визжа покрышками на поворотах и рискованно приближаясь к самому краю.
Гарольд с видом одержимого крутил баранку. Лицо его было все еще мокрым от слез, а руки мертвой хваткой держали рулевое колесо. Он съехал с автострады на грунтовую дорогу, ведущую к крутому утесу, и погнал машину дальше, пока не оказался на самом верху.
Оказавшийся далеко внизу на пляже наблюдатель мог увидеть, как автомобиль срывается со скалы, описывает в воздухе полукруг, затем врезается в валуны и взрывается, вздымая к небу яркие языки пламени.
Огонь погас. Дым и пар улетучились. Высокие волны прилива ворвались внутрь и смыли снаружи все, что осталось от машины после катастрофы.
Гарольд наблюдал эту картину, стоя на краю скалы. Солнце играло на битом стекле. Обчерневший лоскут занавески раскачивался на волнах туда-сюда. Высоко в небе беспечно скользили чайки.
Тыльной сторной ладони потер нос и засунул связку ключей в карман. Он потянулся, глубоко вздохнул и обеими руками стер остатки слез с лица. Достав закинутое за спину банджо, он взял несколько аккордов, взглянул в последний раз на останки автомобиля и повернулся в сторону дороги.
Он шел вниз по склону, подбирая на банджо песню Мод. Он сыграл мелодию, потом припомнил слова, манеру, в которой Мод исполняла свое произведение:
"Кукушка кукует, словно кует,
Кукушка кукует, а не поет,
Звучит ее голос в лесу над рекой,
Кукушка кукует себе день-деньской…"

На губах его появилась улыбка. "Все идет к лучшему. Всю дорогу…" , — подумал он. Гарольд понял, что все будет в самый раз еще до того, как он окажется в конце пути.

Перевел с английского Юрий Стома