Услышь меня

Услышь меня

Чудеса поистине там, где в них верят…
«Письмо Богдашке
Читать в 2014.
Май 2013.

Прежде чем начать, я долго сидела, вспоминала, как ты читал мне вслух моё же написанное тебе письмо. Ты еще подумал, что я написала его не с первого раза. Но то письмо, в отличие от этого, было написано за полчаса. Пишу, потому что теряюсь сказать тебе многое устно.
Зачем такая секретность и все эти условности? Как я уже сказала, это для того, чтобы ты не переменил своего мнения обо мне и был искренен со мной. Я ненавижу жалоб.
Я знала, что ты опять будешь здесь, и что я увижу тебя. Помнишь, ты удивился, как я похудела? Возможно, читаешь и уже понимаешь, к чему я клоню. В общем, я болею. Это не так страшно, я свыклась. У меня рак желудка, причём заметили его поздно, когда боли начались.
Ах, рано написала, надо было сначала другое… ненавижу жалость.
Богдашенька, я не знаю, почему ты. Я не влюблялась в тебя, - тут другое. Разумеется, тебе было неясно при встрече, почему я реву. Сейчас, когда есть возможность последние разы говорить с тобой, я счастлива. Ты вполне от души мягко, но отпинываешь меня, говоришь, что не слышишь, что ты не моё. Все это мы уже проходили. Для меня, еще более маленькой девочки, счастьем является уже одно твое хоть краткое, но присутствие. Я не буду тебя долго беспокоить.
Знаешь, а я готова. Конечно, больно оттого, что я всю жизнь искала себе пару, но так и не нашла, хотела стать матерью большого семейства, сына хотела, как тебя, назвать… Но, видимо, эта жизнь не для меня.
О, как мне важно, чтоб ты запомнил меня еще живой! Богдашенька, с того момента, как мы знакомы, я каждый день думаю о тебе. Да, я циклюсь, а ну и что, мне приятно. Вспомню и улыбнусь. Ой.
В общем, ты меня не жалей, ну вот такая я, не умею жить. Не сумела стать той, какая тебе нужна. Значит, ты скоро её найдешь.
Я благодарю Бога за то, что знакома с тобой. Я когда шла от тебя рано утром, уже знала, что буду помнить тебя до конца своих дней. Но мне неприятно вспоминать о том. Тогда было сделано и сказано столько всего лишнего, злого…
Ты мне важнее Юры, никого другого даже и называть не хочу.
Разумеется, я здорово преувеличила тебя, но я тебя таким знаю, таким помню.
А я даже рада, что у меня нет мужа. Он бы страдал, а я хочу, чтобы все были счастливы.
Вот так. Увижу тебя послезавтра наверно последний раз в жизни. А эта у меня как-то не задалась. Ты прости, если что не так… И когда мы увидимся, надеюсь, ты попрощаешься со мной дерзко, резковато, искренне. Скажешь, что все будет хорошо и что у тебя свой путь. Или что-то еще в этом роде. Эх, дурашка, мне же важен твой покой – удерживать не буду. Зачем мне человек, который меня не любит?!. Мне стыдно, что это мое письмо тебя когда-нибудь потревожит. Думаю, а может, не отдавать?..
Нет, лучше отдам. Богдашенька, знай, что ты – избранник судьбы и создан для того, чтобы нести людям добро. Я это уже говорила, но скажу еще раз: живи так, чтобы мне где-то там не было за тебя стыдно. Я верю, что настанет день, когда я буду тобой гордиться.
Что бы ни случилось, ты в числе тех, к кому моя любовь всегда будет жива.
Ну и всё наверное… Пока!»

Это было не второе, а четырнадцатое по счету письмо, самое последнее.
Как и начать…
Богдан, прости, что выплескиваю все это сюда. Имя твое для меня слишком много значит, чтобы заменять его другим.
Это история о любви, а не о чем-то другом.
С позволения или без, а я начну.

1
- Куда ты дальше?
- На родину.
- Тебе это принесёт счастье?
- Кто знает, может, я там найду свою любовь…
- Я помню, ты говорил, как будут звать твою жену.
- Говорил.
- К ней?
- Этого я не могу тебе сказать.
Я заулыбалась.
- Так что ж ты тут делаешь?
- Наташа…
- Богдаша. Да, мое имя до конца жизни останется таким. Сегодня наш разговор опять как-то не складывается. Чувствую себя душемучительницей.
Он ухмыльнулся.
- Пора прощаться.
- Я не прощаюсь еще.
- Это я застряла в своих чувствах, и мне уже не никуда не деться, а ты непременно двинешься дальше.
- Ты тоже отойдёшь от этого, у тебя всё будет хорошо.
- Кто тебе сказал?
- Никто… Я.
- Не зарекайся, ты всё равно годишься только на то, чтобы писать о тебе рассказы.
- Ты права.
- Ты скажешь что угодно, чтобы я отвязалась…
Он опять ухмыльнулся. Дитё малое. У меня появилось чувство, что я прыгаю перед ним, как клоун, и пытаюсь хоть чем-то его заинтересовать. Пора закругляться.
- Мне стыдно, но у меня к тебе письмо…
- Опять?
- Но оно необычное. Ты его прочитаешь через год.
- Оу, что за секретность?
Я засмеялась: он говорил словами из моего письма.
- А вот! Пожалуйста, обещай, что прочитаешь не раньше, чем через год!? Или не отдам.
- Ладно.
- Вот. – я подала письмо. – Потом, конечно, выкинь, как и прошлое. Ну все, наверное, спасибо, что дал знать о себе, я счастлива, что стою вот и смотрю на тебя.
- Можешь даже поцеловать. – он показал указательным пальцем на правую щеку.
Я не стала целовать, но обняла, коротко, но плотно.
- Прощай!
- Нет, пока!

Я давно любила белый цвет. В этот день я тоже была в белом и синем.
По дороге домой я шептала себе:
Я тебе позволяю уйти,
Потому что Земля – круглая,
Потому что я  тоже в пути…
И ещё:
Мы вместе споём
Наши любимые песни.
Почему-то уверена,
Что будет тот день.

Я ж тебя придумала сама…
Нужен ли ты мне?
Сочинились стишки как-то сами, на ходу. Их полно в моих дневниках, в голове.
За маем последовало, пожалуй, худшее лето в моей жизни: больницы, лекарства… Я рано ото всего отказалась, потому что знала, что химией мне уже не помочь. Все мои родные погрузились в тихую печаль ожидания. Мне стоило трудов отговорить их от попыток напичкать меня лекарствами, в конце концов, это значило бы только продолжение моих мучений.
Сначала, когда от меня начали уходить килограммы, я радовалась, потом это стало некрасиво. Сентябрь был моим последним месяцем на работе, я даже не доработала до конца, потому что мне стало тяжело ходить, и я почему-то постоянно отключалась, засыпала.
В общем, пришлось опять лечь в больницу, потому что не хотелось сидеть на шее. Жалость ко мне близких убийственна.
После того, как я неделю пролежала почти без движения, вставая только в туалет, мне уже понадобилось инвалидное кресло. Ноги перестали держать.
Если честно, люди, с которыми я общалась, боялись видеться со мной, поэтому предпочитали просто звонить или писать смс. Однако почти все знали этаж, номер палаты. Меня навещали в основном мама, папа и лучшая подруга, сестры ходили реже, мы с ними никогда не были особо близки, и я их понимаю. А в целом около меня было нечего делать, я настроилась скоро уйти.
Самое страшное – это когда ты перестаешь верить, тогда уже нечего ждать чего-то хорошего. Неужели и я перестала?

2
Все текло спокойно, я потихоньку уходила из этого мира, спала по 18-20 часов в день, так что мне было не плохо – просто никак.
До того дня, когда ко мне явился Богдан.
- Я прочитал твое письмо.
- Ну и зря. Уходи, я с тобой попрощалась.
- Наташа…
Я полчаса молчала, а он полчаса стоял.
- Ты первый раз ко мне пришел.
- Да, кстати, точно.
- Зачем? Пожалеть? Богдан, сначала это была игра в любовь, потом в запретный плод, а теперь во что ты играешь?
- Ни во что.
- Так зачем ты тут?
- Пора забирать тебя отсюда.
- Меня заберут, когда придет время. Уйди.
- Нет. Я все понял.
Я опять уставилась в потолок. Внутри я ревела. Случилось то самое унизительное, чего я боялась. Но как это все высказать? Я ничего не могла сообразить.
- Богдан. Я заслуживаю искренности, и чтобы меня любили, и мне не нужна твоя снисходительность! Когда у нас с тобой не было помех, ты не принял меня. Теперь есть вещи, против которых ты бессилен, поэтому нет смысла нарушать мой покой. Я тебе не игрушка и не надо спасать меня – уже поздно. Не мучай меня, пожалуйста, уходи… и будь счастлив.
- Хорошо.
И он взял и ушел. Неужели слова в моем письме ему ничего не сказали? Я же просила меня не жалеть, я там, кажется, два раза это повторила. Видимо, он был прав, когда говорил, что не слышит меня.
Сначала меня взяла злость, что он приперся и что так просто ушел. Неужели он и правда вздумал, что может меня спасти? Но злость во мне долго не задержалась, я скоро вообще забыла, что кто-то приходил. Странно, но в моей голове крутились только старые мысли, а новые как-то испарялись.
Так уж сложилось, что ни один из тех, о ком я плакала, не мог подарить мне счастья. Плача от обиды, вспомни, что ты сделала не так, в чём продешевилась? (Это я себе.) Те, кто меня обижал, были лишь результатом моего неправильного поведения, а ведь:
Второго шанса не будет –
Показать себя в первый раз…
В моих снах был один туман, и я в нем как будто висела, а больше ничего, да и не хотелось ничего запоминать.
«Богдашенька, я люблю тебя, я люблю тебя…» - я повторяла это постоянно, и про себя, и вслух, уже не понимая смысла слов.
Наверное, это странно при моей болезни, но в следующий раз я пришла в сознание только через неделю. Медсестра поправляла мне подушки, сказала, что я проснулась как раз вовремя, потому что в четвертом часу обычно приходит мой молодой человек.
Медсестра, примерно моего возраста, опускала глаза и улыбалась, когда говорила мне все это. Симпатичная. Ей, видимо, Богдашка понравился.
Во мне проснулась ревность.
- Привет.
- Ты опять тут. Что ты тут все вынюхиваешь?
- Я тебе не собака.
- Я тебе не кукла! – повысила я голос, и довольно громко, к собственному удивлению.
- На куклах не женятся.
- Вынуждена тебя разочаровать: женятся даже на собаках! Ты не боишься, что в следующий раз я уже не проснусь?
- Ты не умрешь.
- Ха-ха-ха!!! Ну не судьба, как ты не можешь понять!!! Не мучай меня?
- Бу-бу-бу… Я передумал. Будь со мной?
Слова мечты. Знал ли этот человек, что все это время я была с ним? Меня просто шарахнуло. Он не мог меня успокоить целый час.
Две недели он ходил ко мне в больницу, разговаривал с врачом, с моими родными, по большей части с мамой.
Любовь же творит чудеса. И спасти меня могла только она, и жизнь моя, получается, зависела только от него. Вдохновение… Силы из ниоткуда.
Как безнадежно больную меня отпустили домой. Домой к нему. Как ни странно, это решение было одобрено моими родными. Даже мама, которая когда-то давно говорила, что Богдан – это моя несбывшаяся мечта, со слезами, но благословила его намерения.
Чтобы не вводить никого в заблуждение, расскажу, что на самом деле представляло наше совместное проживание: он полностью за мной ухаживал, кормил, поил, мыл, носил в туалет, одевал…
В зеркало я ежедневно наблюдала за тем, как меняется моя внешность: новая тень, другой взгляд. Он говорил мне, что я самая лучшая, но я-то видела, насколько моя красота увяла.
- Все готово! Пошли кушать, Наташ, ты спишь, что ли? Нет, так не пойдет, все равно растормошу тебя!
- Богдашенька, я не хочу… - невнятно произнесла я.
- Щщаз!
Он меня отнес на кухню, посадил на табурет около стены, сам сел рядом, поставил одну большую тарелку на двоих. Старался есть медленнее, потому что попутно следил за тем, чтобы я тоже поела. Потом смотрит: я положила ложку и зарыдала.
- Нуу, ты чего?
- Вкусно…
- Вот и ешь!
Тут на меня нахлынуло еще больше. Пока он меня успокаивал, я уснула.
Дошло до того, что мне стало тяжело держать ложку в руке. Богдан исполнял любой мой каприз, но, тем не менее, врать не буду, мне становилось хуже.
Еще он устроился на работу, - деньги из воздуха не возьмутся.
Ночью мне приснился странный сон: луч света тянул меня вверх, но вдруг я услышала плач; луч оборвался, я полетела вниз и проснулась.
Я впервые увидела, как он плачет.
- Богдашенька… такой странный сон был…
- Мне показалось, что ты ушла… ты не дышала…
- Я с тобой.
Вот еще момент счастья. Хоть мы оба плакали, это было незабываемо. Я благодарю Господа, что дал нам такое пережить. Это истинное чудо. Чище этого могло быть только материнское чувство. Мне захотелось умереть сейчас, чтобы не дать времени нанести грязи и пыли в наши отношения.
- Я тебя люблю… Нет, не так: я каждые 15 минут просыпаюсь, прислушиваюсь к твоему дыханию… когда ты спишь, я просто сижу рядом и смотрю…
- Спасибо тебе за всё, я безумно счастлива… Словами всего не скажешь… Богдан, я тебе не рассказывала, как я провела те два года, что мы не виделись… письмо, которое ты прочитал раньше времени, оно тринадцатое по счету. Еще одиннадцать лежат в моем столе, там, где я раньше жила… ты потом когда-нибудь их прочитай, они на зеленых листах. Все то время, пока тебя не было, я так общалась с тобой, рассказывала, что со мной происходило все то время. Только ты не обвиняй никого… Я простила, и ты прости.
- Ты сама потом расскажешь, когда выздоровеешь.
- Богдан, я могу не успеть, да и многого не помню.
- Ты успеешь.
- Ты будешь ругаться, но я скажу: если Бог заберет меня к себе, это будет облегчением для меня, потому что в этом теле мне тяжело.
- Я тебя никуда не отпущу, потерпишь!
Шутка удалась, да: разрядила обстановку. Я готова и потерпеть, но на время, пока он со мной.
- А знаешь, что?
- Что?
- Когда-то, два с половиной года назад, мы так же лежали, и ты сказал, что мы и двух недель вместе не проживем… Мы прожили уже три.
- Я ошибался.
- Как в лермонтовском стихотворении: ты говорил, что он бросил, а я говорила, что правильно кинул…
- Погоди, я схожу умоюсь…
- Хорошо. – сказав это, я погрузилась в сон. На этот раз снился холод, все тело сковало, и я не могла пошевельнуться, как вдруг какой-то зверь лег рядом со мной и согрел. Моей мечтой в детстве было, чтобы меня защищал от злых людей сильный дикий зверь, во сне я почувствовала, что зверь этот рядом, и стало спокойно.
Это было утро среды, пора вставать. Богдан, видимо, так крепко спал, что не услышал будильника, и я попыталась его растормошить.
- Уже?
Он соскреб себя с постели, потом взял меня и понес в ванную. Позже оказалось, что он всю ночь не спал, потому что я дрожала, и надо было растирать мне конечности, чтобы кровь лучше циркулировала. Мы так долго прокопошились с завтраком и капельницей, что Богдан забыл подкатить мое кресло к дивану, чтобы в его отсутствие я могла передвигаться на нем по квартире; забыл, в конце концов, телефон дома. Этот день начался более чем странно.
Но то, что произошло чуть позже, поразило меня: в дверь кто-то позвонился, потом стал звониться беспрестанно, и я ползком решила добраться сначала до кресла, потом до глазка. Но мне этого так и не удалось. Так страшно мне не было никогда. Случился приступ – разрывающая боль в животе, потом горлом пошла кровь. До телефона не дотянуться, я валялась на полу, не в силах даже кричать. Мне показалось, что это конец. Мысленно я звала только одного человека.

3
Я пришла в себя спустя четыре дня в реанимации. Богдана предупредили, что скорей всего ему уже не придется забирать меня домой. Он все это время проводил рядом со мной.
- Опять эта больница…
- Как ты?
- Соскучилась. Ну чего ты сидишь? Обними, пожалуйста…
Он поколебался, но потом приподнял меня и сжал в объятиях, хотя, я уверена, этого нельзя было делать. Мне стало легче дышать его запахом.
- Будь моей женой?
- Ты с ума сошел, у нас с тобой каждый день, как последний.
- Наташ, я серьезно.
- Я не хочу, чтобы ты овдовел.
- А я и не овдовею. В тот день, когда я забыл дома телефон, я услышал, как ты звала меня, и сбежал с работы. Меня, конечно, уволили, да и хрен с ними, тебе станет лучше – устроюсь на другую работу.
- Богдашенька, ты меня слышишь?
Он закивал. Я дала согласие.

4
Он все-таки забрал меня домой, хотя его предостерегали, что без дорогостоящих лекарств и должного ухода я протяну не больше двух недель. Я же чувствовала, что меня хватит чуть дольше.
Теперь он кормил меня с ложки, потому что я умудрялась расплескать все содержимое ложки еще до того, как поднесу ее ко рту.
- Я теперь, как маленькая…
- Ты и была небольшая, ну, по сравнению со мной... Так что сначала съешь кашу, потом будем разговаривать.
Самое удивительное, что еда стала усваиваться, и меня тошнило уже меньше.
Сил как будто прибавилось. Чуть-чуть.
Вечером он меня мыл. Сама я, как следует, не могла ни нашаркаться, ни намылить голову.
- Ай, сделай воду холоднее, ты же меня сваришь!
- Да нормальная вода, потерпи немного, зато ночью дрожать не будешь.
Я сидела на деревяшке в ванне, он меня вытирал полотенцем, потом остановился, внимательно на меня посмотрел.
- Ты что?
Он промолчал.
- Ну перестань, ты смущаешь меня…
- Чем?
- Я такая некрасивая теперь…
Он подавил ругательство, резко отошел от меня на шаг, отвернулся, потом так же резко вернулся, наклонился ко мне и стал целовать.
- Что я делаю… останови меня…
Из меня опять полились слезы.
В эту ночь никто никого не остановил. Это был первый раз, когда между нами была именно любовь, а не секс.
По поводу целой ночи я загнула, потому что долго без сна я не могла. Поэтому блаженство было коротким. Когда Богдан одевал меня, я уже спала и ни на что не реагировала. Даже не знаю, сон это был или обморок. Эти два состояния как-то сильно перемешались в моей голове. Хотя до болезни я ни разу в жизни не падала в обморок.
Сейчас пишу, и мне не хочется думать о том, что эта история когда-то прекратит своё существование, но усталость-таки берёт своё…

5
Дальше произошло вот что: как-то разом кончились почти все мои лекарства.
Это было где-то спустя неделю после моей последней выписки. Богдан до самого конца молчал мне об этом. Денег не было.
Он уже готов был поместить меня обратно в больницу, но я сказала, что только через мой труп. Он заревел.
Я решила притвориться, что мне намного лучше и что лекарства не нужны, он сказал, что у меня плохо выходит. И правда, перемен в самочувствии я не заметила.
Прошел еще день, и еще один…
- Богдан, почему ты такой грустный?
- А сама как думаешь?
- Таким тоном со мной.
- Прости…
- Ты прав: отправь меня обратно в больницу и дело с концами!
- Наташа!!! – он вскочил и покраснел, чего с ним никогда на моей памяти не бывало. Табурет с грохотом упал.
Выскочив их кухни, как ошпаренный, он, однако, минут через 15 вернулся. За это время я успела уснуть за столом.
Позже оказалось, что он звонил брату, отцу и просил у них денег. Они, конечно, согласились помочь.
Но гармония между нами испарилась: нежность сменилась дёрганостью, юмор – печалью. Мы стали много молчать.
- Игрушка наскучила Богдашке.
- Не говори глупостей.
- На что мы тратим наше время…
- Я не отдам тебя никому, чего бы мне это ни стоило.
- На всё воля Божья.
- Не на всё.
- Зачем мы спорим?
- Нам тяжело. Обоим.
- Ты жалуешься. У тебя был выбор, ты мог оставить меня там, в больнице.
- Ты могла не писать мне писем…
Прошло около пяти секунд, прежде чем он опомнился, что сказал.
- Ой. Прости, я не это хотел сказать. 
Я попробовала сесть, но получилось это с трудом. Мне даже не уйти.
- Доброй ночи…
- Наташа, прости. Ну ответь хоть что-нибудь!
Сон уже завладевал мной.
«Может, он и правда не умеет любить. Как только ему показалось, что мое состояние стабильно, он тут же обидел меня. Почему всегда должен быть надрыв в отношениях? Почему не живется спокойно? Я не понимаю, но зато понимаю, что если каким-то чудом я выздоровею, то он спустя время оставит меня ради приключений».
На следующий день я не смогла говорить. Оказывается, многое зависит от психического состояния, особенно когда твоя жизнь на волоске. Понятно, что надо уметь прощать, я и простила всё, хоть боль прочно поселилась в моем теле.
Но жизнь держала меня.
Я покорно ела то, что он мне давал.
- Наташ, скажи мне что-нибудь, ну? Вкусно? Ну хоть поругайся? – увидев мое, лишенное выражения, лицо и никуда не направленный взгляд, он закрыл рот рукой, потом у него вырвался какой-то странный звук: то ли рыдание, то ли хрип… - Прости меня… - он начал трясти меня за плечи, но так ничего не добился.

Следующий день был пятница, он пришел с работы, принес продукты, бросил их в прихожей и сразу направился ко мне.
- Привет, как ты? Можешь говорить? Наташа, ответь, или я с ума сойду…
Внутри у меня все кипело, и не знаю, от этого ли, или от чего другого, свело низ живота, да так сильно, что я закатила глаза и упала на свои колени.
- Скажи, что с тобой, опять приступ?
Но это был не желудок, и не столько боль, сколько дергающиеся мышцы.
- Я вызываю скорую!
- Нет…
Меня схватила очередная судорога.
- Чем тебе помочь? Скажи?
Я замотала головой, что не знаю.
Он лег сзади и прижимал меня за талию.
- Не умирай…
- В противном случае я тебе надоем, и ты снова найдешь способ отопнуть меня.
- Нет, нет!
- Ты знаешь, а я живу в своей мечте…
- Это всё реально.
- Был у меня знакомый, который жаловался, что ему в жизни попадаются только плохие люди, я удивилась и ответила, что у меня все наоборот. Оказалось, что люди нам попадались одни и те же, просто ему они отвечали, как он им. Так и ты – подарок только для меня.
- И эта история про меня?
- Ответь сам.
Через полчаса все прошло, я даже съела пять ложек каши.
Этот человек говорил когда-то, что женится на мне в следующей жизни, что в этой нам не по пути, а когда я ждала его звонка или сообщения, он знакомился и встречался с другими, не вспоминая обо мне вообще, он сам это говорил. Теперь мне было трудно поверить в его искреннюю заботу, казалось, он вот-вот сорвется, наиграется.
В субботу утром мы расписались. Я дожила до своей свадьбы, если ее можно было так назвать. Разумеется, ни о каком торжестве и свадебном платье речи быть не могло.
Я кое-как заполнила бланк, поставила подпись.
В ЗАГСе, когда мы ждали очереди, одна женщина, работающая там, сказала, что мы с ним похожи, как брат с сестрой, только оба очень уж худые; хорошо, что она ничего не стала спрашивать по поводу моего инвалидного кресла. Это был первый день зимы, по-зимнему холодный и ясный.

6
Здесь об этом писать не очень-то корректно, но я все же хочу.
Месячные у меня перестали идти еще за несколько месяцев до появления Богдана, когда я сильно похудела, поэтому я и подумать не могла, что могу забеременнеть.
И, тем не менее, это случилось. Мы узнали об этом, когда проходили мое очередное обследование. Я была по-прежнему слаба и не стояла на ногах. Врачи сказали, что у меня нет шансов выносить ребенка, что со дня на день случится выкидыш, если я раньше не умру. Я передаю смысл сказанного своими словами. Но как мне верить этим людям, если я должна быть уже мертва?
Помимо того, мой аппетит стал лучше, в весе я немного, но прибавила.
Но на самом деле тогда я была в панике. Одни говорили одно, другие говорили противоположное… Спасло меня то, что нигде я не появлялась без сопровождения Богдана.
Раковая опухоль во мне меньше не становилась, но как бы застыла. Этим врач объяснил тот факт, что я еще жива.
Врач этот с каждым разом казался еще более брюзгой, он за все время моего пребывания в больнице не сказал ни одного ободряющего слова. Казалось, для него моя смерть принесет только облегчение, он хотел не вылечить меня, а доказать свою правоту по поводу моей безнадежности.
Сквозь дрему я слышала такой разговор:
- Вы принимаете все, что я вам прописал?
- Нет, сейчас я даю ей только витамины.
Врач стал повышать голос, он говорил, что на Богдана сейчас легла вся ответственность за мою жизнь, что он не понимает, что речь идет о живом человеке. Еще сказал, что при моем диагнозе плод, который развивается внутри меня, будет иметь серьезные отклонения в развитии, потому что больной материнский организм не способен обеспечить ребенка всеми необходимыми веществами. Честное слово, не врач, а какая-то карикатура! Это был последний разговор, потом мы наблюдались уже у другого.

У нас дома часто пахло по утрам кофе, это Богдан варил себе. Проснувшись как-то раз от этого запаха, я поняла, что дико хочу этого кофе.
- Богда-а-ан!!!
Он прибежал, удивившись, что я не сплю (обычно ему требовалось около 5 минут, чтобы разбудить меня, потому что я могла проспать и сутки, и больше).
- Я хочу кофе!
- Тебе ж нельзя.
- Чуть-чуть…
Он заставил меня сначала съесть кашу, потом разрешил. Только пару глотков. Но я успела выдуть полчашки, потому что кофе мне показался божественно вкусным. Богдашка испуганно отобрал у меня чашку.
- Больше не получишь!
- Бу-бу-бу…
- Сейчас это было не в тему.
- Эх, теряю оригинальность…
На следующее утро я выпросила еще, но кофе был приготовлен в расчете на то, что я его буду выпрашивать, и уже не вызвал у меня бурного восторга.

7
Раз в две недели, в выходные, мы старались ездить к моим в гости. Богдашка таскал меня на пятый этаж на руках, и бывать у меня дома ему не очень-то нравилось. С моими родными ему не о чем было говорить, кроме как обо мне, а обо мне он любил говорить только со мной. За столом я быстро утомлялась, приходилось укладывать меня в моей комнате отдохнуть.
О моем положении никто не догадывался, да мы с Богдашкой и между собой боялись обсуждать это. Страшно было спугнуть.
Мама все хотела поговорить со мной наедине, уговаривала меня переночевать дома. Я не смогла ей отказать, но при условии, что Богдан тоже останется здесь.
В ее комнате мы остались наедине.
- Как у вас там дела?
- Мам, у нас все хорошо, мы справляемся…
- Он тебя не обижает? Ты уверена, что не хочешь пожить дома? Тебя ведь никто не выгонял отсюда…
- Мам, я счастлива. В конце концов, мы не расстанемся, а если расстанемся, я умру.
- Ну-ну, не говори так, никто не знает, что там впереди.
- Ты не рада за нас?
- Я рада, но боюсь, как бы тебе опять не пришлось страдать… Любовь – это, прежде всего, забота, а Богдан твой молодой и видный, ему рано или поздно захочется, чтобы заботились о нем…
- Я не понимаю, к чему этот разговор. Счастливей я после него не стала. Я хочу спать, позови Богдана.
Я боялась, что мама мне все это скажет. Ее тоже можно понять. Я опять живу, не советуясь с ней, и она боится, что Богдан оставит меня.
- Наташ, не слушай никого…
- Ты слышал, да?
- Слышал. Ноги моей больше здесь не будет!
- Богдан, перестань…
- Да бесит, когда вмешиваются в мою личную жизнь! – он только теперь посмотрел на меня и заметил, что меня трясет. – Что с тобой?
- Ты так сказал о моей родной матери. У нее есть причины не доверять тебе, поэтому она волнуется за меня.
- Хорошо-хорошо, успокойся, ложись… Стены у вас тут картонные. Ты что-нибудь хочешь?
Я промолчала и уснула.
Утром оказалось, что здесь слишком много народу, мы были явно никому не в радость. И это семья, в которой я выросла; а ведь они ни в чем не виноваты. Мы взяли такси и уехали не позавтракав.
- Я хочу гулять.
- Давай в другой раз, ты уже замерзла.
- Нет, помоги встать.
Спорить со мной было бесполезно, поэтому около подъезда мы немного постояли, он страховал меня, держал за пояс. Впервые в жизни я радовалась ровно лежащему скрипучему снегу, это могли быть мои последние ощущения. Последний снег… Когда-то я его жутко не любила, а теперь другая призма – другой взгляд.
Да, Богдан не всегда умел сдерживать свой характер, и в этом его тоже можно понять: почти три месяца без нормального сна, работа, да еще вторая работа дома, возможно, более тяжелая, чем первая. Я иногда думала, зачем жизнь меня все еще держит.
Новый врач, на этот раз женщина, отодвинула мою смерть еще на неопределенный срок, но по поводу беременности недовольно покачала головой. Она предложила лечь на сохранение, но сама же добавила, что ничто не заменит домашнюю обстановку. Также у меня наблюдается небольшая ремиссия, но выводы пока делать рано; через неделю опять нужно обследоваться. Напоследок мне, вместо лекарств, прописали массаж и растирания, еще теплее одеваться, и совсем в конце – сказали, что мы с Богдашкой молодцы. Это меня обрадовало до слез. Есть же в мире добрые люди…

8
В четверг Богдан позвонил и сказал, что задержится после работы, потому что встретил друга. Смысл в том, чтобы я не волновалась. Действительно, друзей, тем более, таких, как у него, забывать нельзя, а он последнее время всего себя посвящал мне. Да, друг – это хорошо, можно даже позвать его в гости, и ничего, что я болею, многие люди болеют, и не так уж я изуродована, чтобы меня стыдиться… тем более, что постоянно сплю.
В общем, он не хотел, чтобы я беспокоилась, но эффект получился обратный. Какое-то предчувствие.
Вечером не смотрел мне в глаза, голос звучал как-то неуверенно. В общем, все понятно.
- Богдан?
- Да?
- Знаешь, почему коза рогатая?
- Я тебе не изменил.
- Мы же женаты… Для чего ты с ней виделся?
- Ей надо было поговорить.
- Ты меня обманул.
- Прости. Она хотела прийти сюда, мне пришлось с ней встретиться.
- Ты нас сравнил.
- Наташа, давай забудем, я прошу тебя… Ты знаешь, что я люблю только тебя.
- Хорошо. Я спать.
- Сначала поешь.
- Я давно сделала все, что надо, так что не переживай, можешь отдыхать.
- Ты мне не веришь…
Он ушел в душ, выключил в комнате свет. И тут мне вспомнились слова мамы. Разве не права она была? Конечно, Богдану интересней с девушкой, которая здорова и красива. Мы рано поженились. Может, я умру?
Как только в мою голову пришли эти мысли, сразу же появилась дрожь в теле, захотелось очутиться в другом месте, другом мире.
Но вот что странно: меня легко обмануть, но тут я безошибочно поняла, что к чему. Да, он не изменил мне, но она к нему приставала, а мне так захотелось насильно оттащить ее от него, я даже представила такую ситуацию. Как он только мог повестись на ее просьбу? Почему ради какой-то бывшей решился обмануть меня? Видимо, остались какие-то чувства.
За те два года, когда Богдана не было рядом, много чего произошло, так вот, я чуть не вышла замуж за одного человека, который, как оказалось, любил свою бывшую. Тогда меня отвело, а сейчас я уже в качестве обманутой жены.
«А что дальше? Может, я умру, и тогда он быстро найдет мне замену? Что, если он признаётся мне в любви только из жалости, что, если он чувствовал передо мной какую-то вину и решил сделать мои последние дни счастливыми? В итоге я на краю, моя жизнь зависит только от него. Зачем говорить слова, которые не от всего сердца? Богдан…
Да, со мной не сходишь в кино, кафе, клуб, даже супружеский долг со мной исполнять проблематично и тем более опасно. На такой можно было жениться либо из большой любви, либо из жалости».
Я еще не спала, когда он лег рядом и обнял меня, но я никак не отреагировала. Если я для него – всего лишь игрушка, то он явно заигрался.
Мне не хотелось, чтобы наша жизнь превратилась в обычную, не хотелось ему надоесть, наскучить, но в действиях я была ограничена. Я лежала и думала: вся моя борьба с жизнью и смертью ради него, так не лучше ли ее продолжить? Стоили ли все эти месяцы беспрестанных мыслей о нем того, чтобы все бросить и умереть? Есть еще один важный пункт: я беременна.
Как будто у меня есть выбор: умирать или нет. Смешно.
Ночью эта его бывшая позвонила. Богдан предусмотрительно поставил телефон на беззвучный режим, но и вибрации было достаточно, чтобы разбудить меня. Он ответил! Правда, разговаривал с ней тихо и на кухне, поэтому я слышала только интонации. С этой девушкой он был менее снисходителен, чем со мной. Двух минут хватило на разговор, он вернулся в постель, потом она еще несколько раз звонила, а он сбрасывал.
- Богдан, дай мне…
- Прости, я отключу.
- Я говорю, дай мне трубу! – мой голос прозвучал довольно громко и властно, года два с половиной назад он бы не стерпел такого тона. Он подал мне телефон. – Алло…
- Передай ему, что если он не поговорит со мной, то я приду лично!
- Он и так слышит, ты громко орешь.
- Я буду орать еще сильнее, если не дашь мне его!
- Ты знаешь, кто сейчас с тобой говорит?
- Ты калека, которую он подобрал, ***, дай ему трубу, *****, иначе тебе лучше не знать, что я сделаю!
- А что, тебе спать стало не с кем? Тут занято. Хочешь – приходи, чего тебе калеки бояться.
Богдан отобрал телефон и выключил его. Несколько минут мы оба молчали. Я – потому что была в шоке оттого, что Богдан когда-то жил с этой особой. Он – потому что боялся того, что я о нем сейчас думаю.
- Я не называл тебя калекой и вообще о тебе ничего не говорил. Она позвонила мне после того как увидела, что мы гуляли, ты сидела в инвалидном кресле.
- Дело не в этом. Я не спала, долго думала над всем этим. Ради нее ты меня обманул, потом она еще ночью звонит… Богдан, как ты мог вообще с ней связаться?
- Давай не будем…
- Отчего же?
- Я сам был таким.
- Ха…
- Что это значит?
- Я с первого дня знакомства ощущаю, что если бы я была парнем, то была бы тобой. Но своего сходства с ней я не вижу даже приблизительно.
- Мы с тобой очень разные.
- Ты ошибаешься.
- Наташа…
- Пустой разговор. Хочешь – будь с ней. Раз у тебя остались к ней какие-то чувства, то проживи их.
- Я уже выбрал. Давай не будем ругаться из-за ерунды?!
- Ты из-за этой ерунды мне сегодня соврал.
- Я не хотел тебя пугать! Я же попросил прощения! Нет, я так больше не могу!
Он надел шорты, достал из пуфика запасное одеяло, забрал свою подушку и ушел спать на кухню. Обычно таким бывает начало конца отношений. А у нас ведь только все началось…
С этой мыслью я погрузилась в тревожный сон. Впервые за долгое время мне приснился кошмар. Опять холод, какие-то монстры, которые тащат меня в темную пещеру, а там камни и человеческие кости, потом я увидела костер, и все чему-то радуются, я не понимаю, что происходит, как я могла оказаться в таком месте, и если это ад, то за что? Я все ждала, когда меня спасут, но меня никто не спас, от ужаса, что сгорю на костре, я закричала.
- Тише, тише…
- Ты тут?
- А где мне еще быть?
- Ты же ушел?
- Спи давай, что, тебе холодно?
- Обними, пожалуйста?
Он обнял.
- Люби меня?
- Иди сюда…
Мы вели себя, как под кайфом. Думаю, это была сила влюбленности. Да, я влюбилась в человека, которого давно люблю. Я знала, что влюбленность не вечна, но после нее у нас останется любовь (у меня).
Тревожная ночь дала о себе знать: утром я была настолько далеко, что Богдан полчаса не мог меня привести в чувства, а как только я открыла глаза, оказалось, что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
- Это все я виноват, сейчас, сейчас, вот так, сейчас все наладится.
Мой взгляд не мог долго на чем-то сфокусироваться, глаза закатывались. Я здорово его напугала.
- Богдашенька, сегодня пятница 13, как в тот ужасный день…
- Нашла, о чем вспомнить. Ты чувствуешь что-нибудь?
На самом деле конечности превратились из ватных в зудящие и сведённые, если так можно выразиться. Меня скорчило, но ненадолго, кровь ускоренно зациркулировала по телу.
Через 5 минут я смогла уже сесть, до кухни добралась сама, но в инвалидном кресле.
- Подожди, я быстро сварю кашу… Ты какую хочешь?
- Геркулесовую.
- А я уже рис достал, - поиздевался он, но сварил геркулесовую.
- Ты пересолил!
- Да ты что!? Правда? Странно как… я её не солил вообще. Так что уплетай за обе щеки.
Я изобразила хомячка.
- Ну горячо же… как ты можешь так ее есть, да еще кипятком неразбавленным запивать?
- Потому мне не холодно зимой, а ты даже дома мерзнешь!
- Ну и гордись до пенсии!
- Ну и буду. – он допил кофе, взглянул на часы. – Ой! Я убегаю! Посуду вымою вечером!
Поцеловав меня, он оделся, обулся и ушел.
Как только закрылась дверь, я решила приступить к делу. А задумала я сама сварить суп, помыть посуду и потом уже действовать по силам.
Сперва я намыла посуду, убрала со стола, потом принялась варить мясо. Самым сложным оказалось нарезать морковку, приходилось надавливать на нож обеими руками. И вот, кинув напоследок вермишель со специями в суп, подождав 20 минут до готовности, сняв пробу, я выключила газ. По кухне я передвигалась на своих двоих, опираясь на столешницы, но закончив главные дела, почувствовала усталость, присела на пол и тут же отключилась. Так и нашел меня Богдашка. Оказывается, он мне звонил в обед, а я не слышала, поэтому он перепугался и отпросился домой пораньше.
Я лежала без чувств прямо около плиты.
Когда он узнал, что на самом деле случилось, то был в шоке.
- Дурочка ты моя, зачем было так себя утомлять?
- Да все хорошо, просто мне стыдно оттого, что я ничего не делаю, а тебе тяжело…
- Сейчас попробую, что за зелье ты мне тут сварила, - он открыл крышку, - о-о… Даже похоже на суп!
- Не издевайся, я пробовала, он съедобный! И вообще я умею готовить!
Во всяком случае, он съел целую тарелку, но сказал, что сам бы сварил, и что пока я слаба, лучше мне отдыхать.
- Ты точно хорошо себя чувствуешь?
- Да!
- Тогда у меня идея!
- Какая?
- Погоди, увидишь.
Он отнес меня в комнату, помог одеться, вызвал такси.
- Богдашенька, мы куда?
- Мы – развлекаться! Я хочу, чтобы ты у меня была самая красивая.
- Ой… я 1000 лет не ходила по магазинам… ты уверен, что это хорошая идея? Я стесняюсь сидеть в инвалидном кресле…
Нам обоим вспомнились слова вчерашней особы.
- А мы его не возьмем!
В торговом центре на нас все глазели: он нес меня на руках. Конечно, долго держать меня он не мог, но это все мелочи, я все же могла немного ходить. В одном магазинчике он выбрал мне белый пуховик и скомандовал померять.
- О, ну он же совсем белый!
- Застегивай. Так, не падай, вот… Тебе нравится?
- Очень. Но он же дорогущий, откуда у тебя деньги?
- Заработал. Сегодня же первая пятница месяца, я сегодня бык!
- А, точно же. Давай и тебе что-нибудь купим?
- В другой раз, ты и так устала уже.
В зеркале отражалось его слегка смуглое, живое лицо и мое серое, как будто набеленное сырым мелом… Богдан заметил это раньше меня, но он поразительно хорошо умел держать себя в руках, потому что, вогнав меня в панику, только ухудшил бы мое состояние.
- Спасибо…
- Пожалуйста! Иди ко мне.
Идти сама я уже не могла, в такси я потеряла сознание, силы меня покинули.
- Наташа, проснись… Наташа? Пожалуйста!
Я открыла глаза, но от бессилия снова закрыла их. В голове мелькнула мысль, что Богдан чем-то перепуган, хотела ему сказать, что все хорошо, но снова провалилась в забытье. Я думала, что поспала всего ничего, но когда он добудился до меня, оказалось, что уже суббота вечер.
- У тебя волосы отрасли до плеч…
- Да, ты только не засыпай, слышишь? Подождешь немного, пока я подогрею тебе еду?
- Ага… - прошептала я, закрывая глаза.
Пришлось посадить меня на кухне и тормошить каждую минуту, чтобы я не уснула снова.
- Что тебе снилось?
- Солнце и небо.
- Ты выспалась или еще хочешь?
- Не знаю… еще бы поспала…
- А как себя чувствуешь? Сильно проголодалась?
- Я кушать не хочу, все хорошо…
Он сначала дал мне выпить воды, потом почти насильно скормил мне небольшую тарелку приготовленного мной супа с мясом, но мне и этого показалось много.
- Вот, а теперь в ванную.
- Давай завтра, у меня нет сил… ой…
- Что?
- Низ живота…
- Тише, тише, сейчас поглажу и все пройдет. Вот, иди ко мне, сейчас тебе станет лучше.
Но и водные процедуры меня не оживили, и поцелуи тоже.
Он старался, чтобы в реальности мне было лучше, чем во снах, а меня что-то непреодолимо тянуло в иной мир.
Но новый сон был тревожный, в нем мой Богдашенька плакал, он очень долго плакал… Я не могла к нему приблизиться, все тянулась, но не могла, опять появился свет, я уцепилась за какую-то толстую веревку, чтобы меня не унесло еще дальше, потом мне в грудь начала бить невидимая сила, а я все держалась за веревку, потом последовал еще один, самый сильный удар, в груди что-то хрустнуло, мои руки раскинулись, и я очнулась.
Надо мной сидел Богдан, вытирал кулаком лицо и был похож на умалишенного, до того он был не в себе. Волосы прилипли к его лицу и мешали видеть.
- Не умирай…
Я хотела сказать что-нибудь, но не смогла пошевельнуть ни одной мышцей, болело в груди.
Такое чувство, что он все еще думает, что я умерла. Наконец жизнь ко мне стала потихоньку возвращаться.
- Богдашенька…
 Мне не описать, как он вел себя в тот день; точнее, была ночь.
Когда он успокоился, то рассказал мне, что произошло на самом деле. Он еще в магазине заметил, что кожа у меня посерела, что силы стали покидать меня; всё то время, пока я спала, он боялся, что я больше не проснусь, он следил, чтобы мое дыхание не останавливалось; когда ему казалось, что я не дышу, он тормошил меня, и я просыпалась. И в ночь с субботы на воскресенье сердце у меня остановилось. Богдан сделал мне массаж сердца, искусственное дыхание, но я не просыпалась. Прошло какое-то время, он понял, что я умерла. В истерике он не знал, куда деть злость, ударил со всей силы кулаком, а попал мне в грудь. Случайно он сломал мне ребро, но так же случайно я ожила.
- Вот я вроде живу ради тебя, а так дорого досталась тебе…
- Как думаешь, у нас будет девочка или мальчик?
- Мальчик.
- Почему ты так уверена?
- Не знаю. Я мечтала назвать сына, как тебя, уверена, что это будет он.
- А я дочку хочу…
- Придется подождать. – я хотела сказать что-то еще, но пригляделась и поняла, что он уснул. Я поцеловала его, полюбовалась, убрала его волосы с лица и тоже задремала.
Во сне я разговаривала с Богом, он выглядел, как почтенный старец. Он говорил, что воскреснув, я проживу теперь очень долго. На самом деле не могу передать слова, как они мне прозвучали, поэтому пишу тут, что запомнила из всего сказанного.
Когда-то давно я писала в своем дневнике: «Если когда-то ты будешь со мной, то без помощи колдовства и заговоров, - на то будет воля Божья, и только».
Получается, что «не было бы счастья, да несчастье помогло». Другого способа заставить Богдана быть со мной у меня не было. Обидно даже…
Но каким бы ни было чудом мое воскрешение, онкология не вылечивается за один день. По-прежнему я просыпалась с онемевшими конечностями, по-прежнему не могла долго стоять на ногах, ни на что не опираясь, по-прежнему засыпала, как только почувствую усталость.
Пока были крепкие морозы, Богдан не водил меня гулять. Мы пробовали смотреть фильмы, но я тут же усыпала, а ему было скучно смотреть их одному.
Его любимую песню я знала наизусть, и теперь, понимая ее смысл, слушала с большим удовольствием, чем когда-то раньше. Более того, на эту песню у меня был написан свой стих, но Богдан об этом еще не знал. Вот он:
Стрела
Не самый красивый случай,
Не самый счастливый, и так далее.
Моя стрела опоздала,
Или ты пришла заранее…
Пунктуальна, несмотря на все свои опоздания
Или визиты, когда я спал.
Я был уверен, что я тебя знал
Или видел насквозь.
Как забитый в череп гвоздь –
То ли ты у меня, то ли я у тебя,
Я запутался, понеслось…
И эта музыка в голове…
Я когда-нибудь напишу тебе.
20.12.12.
 
- Почему ты не включаешь песни, которые любишь сам? Мне они нравятся не меньше, чем мои…
- Я думал, ты не будешь слушать такое.
- Пока тебя не было, я успела выучить наизусть твою музыку.
Вместе мы не скучали, тем более, пока он работал, я успевала остро ощутить его нехватку.
Часто мы сидели и сплетали стишки на ходу, иногда они были с подколами, иногда просто ахинея, первые попавшиеся слова.
Как-то после того случая с моей смертью мы оба стали меньше бояться ее.
- Я хочу лето.
- Поехали к моей маме?
- Поехали! Да только там ведь тоже не лето.
- Мы поедем туда летом. Ты ей понравишься.
- Думаешь? Ты мне никогда не говорил, что твои родные думают обо всем этом. А ты же часто звонишь маме…
- Все узнаешь в свое время.
- Хорошо, но ты, пожалуйста, отнесись с пониманием к моей маме. Она тебя тоже полюбит. Давай на следующих выходных съездим ко мне? Ненадолго? Мы очень давно не были там… Мама звонит каждый день, обижается, что мы редко видимся.
- Посмотрим.
Я его поцеловала в щеку.
На днях, во время моего очередного обследования, выяснилось, что опухоль уменьшилась в размерах, и что это уже явный признак того, что болезнь пошла на попятную. Мне было обидно, что никак нельзя попрыгать от радости. Зато про беременность мою радостных новостей не было. Мне сообщили, что матка в тонусе и предложили сделать аборт, потому что ребенка я точно не смогу выносить. В абортарий я ехать отказалась, Богдан вообще пришел в бешенство от этого слова.
- Спокойно, Богдан, спокойно…
- Нет, надо не так себя успокаивать, надо: я… дохлая лошадь… я… дохлая корова…
- Ты меня этому при первой встрече учила.
- Как ты мог меня заманить к себе домой прямо в день знакомства!?
- Ну так я же неотразим!
- Да ну тебя!
- Скажи еще нет!
- Скажи еще, что твоей красоты на нас двоих хватит!
- Наташ, перестань.
- Вот и не надо было эту тему заводить.
Так странно, я готова была сорваться и поехать на юг прямо сейчас, а поездка в такси утомила меня до того, что не хватило сил самой вылезти из машины.
После визита к врачу или похода в магазин мне требовалось двое суток отдыха, зато хотелось совсем не этого.
На новый год мы решили устроить так называемое пиршество и наготовить столько, что не съесть, а то последнее время Богдан из-за меня ел только каши и супы.
До гипермаркета опять надо было ехать. Мы нарочно выбрали вечернее время, чтобы не блуждать в толпе. Уже добравшись до торгового центра, я почувствовала, что внизу живота тянет. Решено было посадить меня на диванчик, пока мой любимый закупается, все равно он и без меня купит все, что надо.
Богдан велел мне слушать музыку, чтобы не уснуть, я так и сделала. А вообще, это было не настолько комфортное место, чтобы сразу же отключиться. Живот уже прошел, сижу, жду, вдруг кто-то коротко произнес над моим ухом: «Привет».
Я улыбнулась, хотя у меня не было желания сейчас видеть этого человека. Это был тот парень, с которым год назад у меня не сложилось.
- Привет...
- Как ты?
- Спасибо, хорошо.
- Что тут делаешь?
- Как видишь, сижу, отдыхаю… Как сам?
- Да нормально, вот, переехал, парни на новый год приедут, затариваюсь.
- Здорово… - я опять вымученно улыбнулась.
Справа от меня на диванчик бухнулись пакеты. Богдашка пришел. Вот уж не хотела я их знакомить!
- Это твой парень?
- Это ее муж.
- Это Богдан. Извини, ты иди…
- Пока…
Богдашку, видимо, не волновало, что я говорю с каким-то человеком, он сел около меня и застегнул молнию моего пуховика, как будто мы одни.
- Можешь идти?
- Помоги встать…
Пока мы добирались до дома, он молчал, но как только оказались дома, он взорвался. Не буду дословно говорить его слова, но смысл в том, что моему бывшему не стоит больше появляться около меня.
- Он просто поздоровался.
- Это твой парень? – передразнил он.
- Перестань!
- Я предупредил.
Мне захотелось стукнуть его хорошенько, но как только я присела, чтобы раздеться, меня сразу же вырубило. Последней мыслью было то, что чипсы, которые я два дня выпрашивала, будут съедены без меня.
Проснулась я одна в квартире оттого, что звонит телефон. Странно, что Богдан не разбудил меня утром и ничего не сказал вчера.
- Привет…
- Зачем ты звонишь?
- Вчера увидел тебя. Ты сильно изменилась… у тебя точно все хорошо?
- Да, не стоило беспокоиться.
- Это тот самый Богдан?
- Да.
- Я могу тебе чем-то помочь?
- Я уже счастлива, так что желаю и тебе того же.
- Почему ты не хочешь мне сказать, в чем дело? Не отнекивайся, я сам узнаю, если захочу.
- Даже не знаю, что сказать. У МЕНЯ ВСЕ ХОРОШО!!! Ты понимаешь это? Занимайся своей жизнью, а в мою не лезь!
Я прервала разговор и два раза скинула, когда он пытался мне перезвонить. Откуда такая забота? Спать ему стало не с кем?
Богдан не брал трубку. Опять стали происходить события, не зависящие от меня.
На столе я обнаружила даже не распакованную пачку моих любимых чипсов, но лучше б она была пуста. Ночью Богдан спал рядом, потому что я проснулась в домашней одежде, и подушка рядом смята. Что происходит?
Я думала, мы проведем этот день вместе…
Интересно, сильно заметно, что я болею? Вроде люди на улице не шарахаются от меня, не смотрят косо… Мне стало казаться, что девушка в зеркале начала опять хорошеть. Где же Богдашенька? Помню, раньше, когда мне было плохо без него, я постоянно задавала себе вопрос: «Где Богдан?» Об этом он тоже не знал.
Я еще раз ему позвонила, опять гудки.
Распереживавшись, я забыла поесть и выпить витамины.
Богдан вернулся веселый и с ёлкой. Оказалось, что его с утра попросил о помощи друг, потом они поехали за елками, а телефон остался дома у этого друга.
- Ты чего? Расстроилась? Прости, я думал, может, вернусь до того, как ты проснешься… да и заметил, что телефона нет, только когда уже ехал домой. Дай своего, я Диме позвоню, чтобы завез…
Я дала, и тут до меня дошло, что я не стерла входящие вызовы…
- О…
- Да.
- Отлично поговорили. – через минуту. – Ты ничего не скажешь?
- Ты звонить хотел.
- Что ему от тебя надо?
- Спрашивал, нужна ли мне помощь, я сказала, что нет.
- Если он еще к тебе приблизится, ты знаешь, что я с ним сделаю.
- Я просила его не лезть в мою жизнь.
Он хотел что-то сказать, но промолчал. Мне показалось, что это касается моих писем, лежащих в столе. Теперь, скорей всего, он без уговоров согласится поехать к моим родителям.
Друг тем же вечером привез Богдашкин телефон, наконец-то я познакомилась хоть с одним загадочным другом моего любимого. Друг, уверена, то же самое подумал про меня.
Но новый год мы встретили вдвоем, точнее, проспали его.
Мне было обидно, что я ничего не зарабатываю и не могу бывать одна на улице, но еще задолго до этого у меня был куплен мужской серебряный браслет, цепь. Его я и подарила Богдашке на праздник. Я очень боялась, что он опять от меня ничего не примет, но он принял, хоть и сказал, что не надо было ничего дарить. Мне же он подарил электронную книгу, которую, я думала, что он не купит, потому что сам не любил читать.
В выходной, как я и догадывалась, он сам напомнил мне про моих родных, спросил, хочу ли я поехать. В итоге мы поехали.
Вот уже 2014 год, и все удивлены, что я стою на своих ногах, не падаю и не умираю. Богдан первым делом раздел меня, хотя это скорее по привычке, потому что знал, что я сама теперь могу.
Мне было страшно сообщать всем новость, что мы ждем ребенка, но это все равно пришлось бы сделать. У всех был плохо скрываемый шок.
Пока ждали чай, я уснула, хотя торт «Муравейник» был специально куплен для меня.
Меня отнесли в мою бывшую комнату, в которой до сих пор никто не жил. Богдан не упустил случая отыскать письма и прочитать их. Я проснулась, когда он сидел над последним из этой пачки, двенадцатым.
- И не лень тебе было…
- Это вся твоя реакция?
- Ну, я бы не стал. А ты говорила, мы похожи.
- Мда…
- Прости, я переварить не могу.
- Что именно?
- Всё. Сколько их у тебя было в мое отсутствие?
- Встречалась с двумя, а с остальными просто общалась.
- Я тоже.
- Тебе только это и интересно…
- Я просто не хочу кричать здесь. Ты отдохнула? Поехали домой.
- Ладно, покричи дома, только мне надо попрощаться с мамой, погоди пять минут.
Богдан забрал письма с собой. Я, когда писала их, думала, что больше никогда его не увижу, поэтому писала искренне, где-то даже резко, неряшливо, от всей души; писала, не рассчитывая, что кто-то их прочтет, кроме меня. Но мне они были дороги, дорога эта память, поэтому я пересняла листы на цифровик, чтобы они уж наверняка остались со мной.
- А ты знаешь, я никого не хочу убивать. Я тебя еще давно предупреждал, чтобы ты не слушала тех, кто скрывается под чужими масками. Ты сама позволила себя обманывать, сама и поплатилась.
- Спасибо за честность.
- Я тебя не дам в обиду.
- Не давать в обиду куда легче, чем не обижать самому.
- Ты думаешь, что я тебя тоже обману?
- Я тебе доверяю, тем более, ты уже терял меня. Я ради тебя живу. И у меня не могло ничего получиться ни с одним из тех, о ком я писала, потому что люблю я только одного человека.
- Получается, что ты насильно положила на мои плечи ответственность за себя.
- Получается, что так.
- Я думал, ты рассердишься сейчас.
- Я думала, ты доброволец, а не подневольный мученик.
- Нельзя вот так взять – и не поругаться! – это была популярная реплика в сетевых пабликах. Он встал и пошел на кухню, но я остановила его вопросом.
- Ты жалеешь?
- С чего это я должен жалеть?
- С чего тогда постоянно напоминаешь, что меня тебе насильно вручили?
Видно было, как он борется с собой, чтобы не сказать мне очередную колкость.
- Это была всего лишь шутка.
- Неудачная.
- М-м. – и ушел.
Показывать друг другу характер – это интересно, когда не боишься, что спор что-то разрушит. А я всегда боюсь, и меня все время начинает трясти от страха, знобить. Пытаюсь придумать в своей голове, как мы помиримся. Это усмиряет дрожь. На время.
Чтобы быть со мной, нужны крепкие нервы, – это точно. Для разнообразия можно иногда спорить, но в нашем случае это было опасно. Но я на все сто процентов уверена, что он много раз хотел наподдать мне за мою вредность.
Может, и верно утверждение, что все мужики – козлы, но что все девушки – козлы – это неоспоримый факт. Нас за это можно только простить.
Господи, не отнимай его у меня…

Вот те письма, которые все же сохранились у меня.

«05.11.11. Письмо первое
Ну вот. Обещала себе, что больше не буду тебе писать. Уже который раз нарушаю свои обещания относительно тебя.
Я нашла у себя пачку зелёных листов и решила, что, сколько их, столько и писем напишу тебе. Ах да, ты же не любишь читать. Но пишу ведь я тому Богдашечке, с которым иногда мысленно разговариваю, я ж не думаю, что ты когда-нибудь прочтёшь всё это, нет, но хочу.
В общем, да, привет.
Не люблю задавать лишних вопросов, поэтому не пишу и не звоню тебе, как и зареклась. Сам позовёшь, когда сменишь своё «никогда» на «всегда». Больно жирно мне, да, знаю. Прости, пожалуйста, но речь ведь идёт о нашей судьбе (жизни), - нам с тобой вместе рука об руку идти (жить) очень много лет, может, даже веков. Так, сбилась я что-то с мысли… Хотела сказать, что не понимаю, что произошло тогда, 11.09.11, когда я уходила. Молчи. И я молчу (не пишу, в смысле) – пытаюсь во всём разобраться сама. И пойму. Сейчас тщетно пытаясь встать на твоё место, я думаю, что вела себя эгоистично, а в конце даже истерично. Что мне надо было от тебя, я сама толком не могла сформулировать; теперь скажу: память, - мне нужно было, чтоб ты запомнил меня. О, это очень важно; не знаю, представляешь ли ты себе, как… (объясню потом. Вернуться!)
Мне от тебя меньше боли, чем от него. (Надеюсь, что тебе нет беспокойства из-за меня.)
Богдашечка, я тебя вижу иногда. Чувствую иногда.
Иногда это «иногда» случается часто, так же, как и мои мысленные разговоры с тобой. Один раз ты стоял в десяти метрах за моей спиной. (Надеюсь, тебе в голову не придёт тоже написать мне письмо, это уже будет плагиат.) И вот, ты не подошёл. Я стояла, дрожала; «почему?» - спрашивала я себя. Ах, да, я ж с тобой попрощалась… «И тебе не привет,» - думала я. Ну да ладно. Потом порвать эту нить будет тяжелее. Ты только не относись ко мне плохо, или не знаю, как сказать… Тяжело говорить некоторые вещи, но признаться-то надо.
Ну вот, пишу. Я тебя когда-нибудь полюблю: это точно, я знаю. Да-да: ничего нового для тебя здесь нет. Итак, дальше. Это будет, наверно, очень непросто… полюбить, в смысле. Но ты всё же идеально мне подходишь (не спорь). Каждый раз, когда мы сидим с тобой и разговариваем, ты становишься мне всё дороже. Ммда… То есть, я боюсь полюбить тебя раньше времени, если мы будем видеться ещё. Вот почему я потом мысленно благодарила тебя за то, что ты со мной тогда не поздоровался. Вот и возвращаюсь (к памяти). Дождёмся времени, когда мы полюбим друг друга (глупо так звучит, кошмар!) Очень важна своевременность (улыбаюсь). Вот и боюсь полюбить тебя раньше времени (вторую несчастную любовь у меня не хватит сил пережить, - это я тоже знаю), и этим испортить наше будущее счастье.
Помнишь, я благодарила тебя в том, самом первом письме? Вот и сейчас я говорю: спасибо тебе за то, что ты стал человеком (созданием (улыбаюсь)), к которому у меня родилось светлое чувство. Даже не знаю, как выразиться, чтобы это было не просто словами… Это светлое чувство – уже само по себе большое счастье и великий дар, и тут я благодарна снова, но уже не тебе, а Богу. Ты только будь тем, кто такого же дара заслуживает. Очень хочу гордиться, что была знакома с тобой. И если на этом этапе (то есть, в этой жизни) я не нужна тебе, то я и не тороплю. Но через 99,5 лет ты уже окончательно… ммм, как бы это сказать… в общем, останешься со мной. Ты только не сообщай, когда ты уедешь из Вологды и когда соберёшься жениться, ладно? (Это моя маленькая просьба, хотя… маловероятно, что я когда-нибудь тебе эти письма передам; если и передам, то на прощание на вокзале).
Да, кстати, а мной ты можешь гордиться: помнишь, в пятницу 13 ты просил меня не влюбляться в тебя? – так вот, я не влюбилась. (Вообще, когда ты это сказал, я раскрыла рот от удивления: это был мой приём! В смысле, я обычно произносила эти слова, когда хотела указать на разные уровни: «ты, конечно же, влюбись в меня, мне будет лестно, но не рассчитывай ни на что…» - вот что значила твоя фраза («просьба»). Ох и долго я на тебя злилась за это. Как только и мог!) (Обзываю тебя.)
Но вся грязь в прошлом, правда, Богдашечка? Всё хочу назвать тебя здесь уже по-другому, но получается пока только в мыслях. А мне так нравится твоё имя… надеюсь, ты не против, если я назову сына в твою честь? Хм, если и против, то всё равно назову (улыбаюсь).
У меня слишком много мыслей, чтоб они уместились на каких-то там зелёных листах. Как мне не лень писать? Лень… А как подумаю, что ещё почти ничего не сказала, то вообще труба. Да и устала как-то сегодня. Апатия, недочувствование. Слушаю музыку, а эмоций нет. Ненавижу затишье – люблю перемены. Круговорот всего вокруг меня резко ускорился за последний год, а мне всё мало. А всё же слишком много времени, чтоб думать.
Ты мне с 10.09.11. больше ни разу не приснился.
Мне тебя очень не хватает. С того дня, когда я ушла, я веду что-то вроде дневника на листочках, но там я кратче, чем здесь. Веду, чтоб не свихнуться. Скучаю по тебе, но не умираю, и хорошо.
Насчёт хорошего: помнишь, ты говорил, что нужно только немножко подождать? Так вот: я подождала. Хорошее что-то пока не очень получается. У меня есть парень, где-то полтора месяца. Но погоди, всё расскажу. Зачем мне такой? В общем, он хороший, какой же ещё! Но тебя-то я, пусть через сто лет, но полюблю, - а его нет! Сейчас я уже склоняюсь к тому, что у меня больше нет молодого человека, но… вон из моих мыслей, Богдашечка, вон!!! (смеюсь, прости, пожалуйста…)
Ну вот, я остановилась на том, что у меня нет парня, но есть будущий муж. Вот сказка-то. О, песенка заиграла та самая: «Комната……………….» Да уж, и я бы не прочь заняться любовью, - уж пора бы, - 20 лет, как-никак. Любовь, семья. Будет.
Если позовёшь меня, я спрошу: «Ты знаешь, что делать дальше? Скажи?»
Мне пришла вдруг мысль, что в этой жизни это всё. Немножко больно. Но я так желаю счастья тебе…
P.S.: Когда всё поймёшь, в ту же минуту беги меня искать, где бы ни был.»

«06.11.11. Письмо второе.
И нечего бояться писать тебе.
Ночью перечитала все (почти) все свои сочинения. После одного рассказа воскликнула, что я гений. Всё было написано, как надо. Этот рассказ не имеет отношения к тебе, но я хочу, чтоб ты его прочитал. Прочти его прежде своего, - обязательно! О, там всё.
Та миниатюра, написанная тебе, разочаровала меня вчера. Я создала её в середине июня, когда ещё мало понимала и много мечтала. Помнишь, я сказала, что много о чём успела подумать? – это правда; эволюцию моих взглядов ты легко можешь заметить.
Мой рассказ ты так и не прочитал. Но, по правде говоря, мне там нравится только самый конец, он хороший. Но воспринимаю я тебя там, как своего потенциального парня, и это ффу какая пошлость.
Сижу пишу тебе, и ничего плохого в этом нет, я ведь не докучаю тому Богдашке, который живёт у меня в голове. Да, вы разные. Но давай будем гордиться друг другом и не будем делать глупостей, - у нас ведь большое счастье.
Одно из моих стихотворений я привожу здесь:

          Напиши мне, если вдруг захочешь
Поговорить со мной, или позвони.
Мне не избавиться от лишних надежд,
Но они мои.
Не переживай за меня,
Я не осмелюсь тебя огорчить,
И если воля твоя, я буду,
Несмотря ни на что, жить.
А знаешь, когда я уходила от тебя 11.09.11. в ливень, то ревела, но скорее от радости, чем от боли (тоски, как тебе угодно). Хотела, фантазёрка, чтоб ты меня догнал.
Паста последняя нормальная кончилась. Конец письма.»

«08-09.11.11. Письмо третье.
Богдашенька, похоже, я не заслуживаю того, о чём просила тебя в последний раз: не заслуживаю памяти. Дело в ревности. Очень ревную тебя. Никогда бы не подумала. Просто в прошлые годы я любила одного человека, и мне в голову не приходило ревновать кого-то другого. (Это письмо мелкое по значимости и тревожное.)
Я имею(ла) право забыть его. Давно уже, скоро 4 года. Но. Вот я сижу у тебя, держусь, чтоб не зареветь, потому что теряю последнюю надежду быть с ним, ты успокаиваешь… А тут… (Вставка: помнишь, я говорила, что как парень ты меня не интересуешь? это что же, получается, что грош цена моим словам? И грош цена моей любви?) Да что же я за человек тогда, раз мои истины – это дешёвые словечки… Ты правильно делаешь: гнать меня надо отовсюду.
К счастью, это не влюблённость и не любовь, но ревность – это намёк на начало преждевременной любви к тебе. Поэтому мне страшно всё: увидеть тебя мельком, написать тебе, потревожить тебя…
Да к чёрту эту ревность! Богдашенька, я желаю тебе только счастья, я не хочу больше тревожить тебя, и никогда больше не сделаю попытки… как бы это сказать… привязать тебя к себе.
Иными словами, мне нельзя хотеть быть с тобой, потому что ещё рано. А я вот хочу. Дурочка ещё маленькая: не устояла. Единственное, что я могу сейчас делать – это молчать.
Всё будет хорошо.
Да что я говорю: всё и так хорошо – разве нет? Моё светлое чувство к тебе живо, оно повсюду. Это великое счастье, хоть и больно. Говори, что хочешь, но все-таки это счастье.
Я не вижу тебя, но ты есть у меня в голове; не пропадай, пожалуйста. Нет, не жалей меня! Мысли о тебе не мешают мне жить, они напоминают об одном из самых светлых событий в моей жизни.
У тебя наверно всякие радости… Представляю, что где-то там тебе сейчас очень хорошо. Может, у тебя любовь? Вот потому и ревную… и тут же ненавижу себя и желаю тебе счастья на всю жизнь. Конечно, ты выбрал. Но ни тогда, ни после мне ничего не сказал. И правильно сделал. Ты тут во всём прав.
Вернусь к вечеру, когда я ушла (11.09.11). Уходила и точно знала, что совершила важный поступок в своей жизни. И шептал голос внутри меня: всё хорошо, ты всё сделала правильно.
Ну вот, ты опять говоришь, что я циклюсь. Наконец-то ты голос подал. Ты прости, что я скучаю… Да сама эта пачка писем – это цикл. В письмах чувствуется усталость. Не скажу тебе я это в глаза, но я сделала вывод, что не умею жить – не приспособлена – и без тебя мне не справиться явно. Ооо, ну и признаньице. Где уж тут уважать себя…
Ты исчез из моих снов, но сегодня во сне я тебя искала. Видела похожих, куда-то пыталась попасть, где ты мог быть, стояла в мутной очереди… но зазвонил телефон и я проснулась, так и не найдя тебя.
Зачем я так?
Слишком рано начала тебя ждать. Слабость моя – бич мой. Не наделать бы ошибок… чтоб они не отразились на тебе.
Посоветуй мне найти парня, чтоб занял все мои мысли, чтоб не позволял круглые сутки говорить с тобой и искать тебя. Что ж ты?
Даже не представляю, каким будет следующее письмо. Надеюсь, не таким скучно-тревожным. Я рада, что пишу в стол. Это значит, что ещё хватает силёнок не мешать тебе жить.
Богдашенька, тебе быть здесь ещё недолго… Уезжай и будь счастлив. Почему ты не хочешь жить в своём родном городе? Там же мама твоя?..
Мои вопросы вообще не обязательны, я-то знаю, что у тебя всё будет лучше, чем у других, ты только будь тем, кем я хочу гордиться:
Каждый раз, когда тебе непонятно как,
Знай, что я где-то там тебя поддерживаю…
Конечно, ты не попросить помощи. Но светлое чувство намного сильнее, чем можно подумать. Но разве слова эти можно назвать значимыми? Конечно, нет. Они больны. У нас с тобой есть и другие средства (способы), но мы ими не пользуемся, потому что рано.
P.S.: Последнее время ловлю себя на мысли, что нам обоим нужно дорасти друг до друга. Ты не Бог мне, не идол, и даже не идеал. Это здорово.»

«11.11.11. Письмо четвёртое.
Сегодня ровно два месяца со дня, когда я с тобой попрощалась.
Странно так: каждое новое письмо менее радостно, и не требуется объяснять, что здесь происходит. Это стыд. Зато я признаю твою силу, на тебе сломался мой характер. (В голову пришла мысль: я не женщина, а переломанное в пух и прах ребро.)
Говоря проще, схожу с ума. Это ведь не я тебя выбрала? Не я. А знаешь, есть один вопрос: почему мы встретились именно в этой жизни? Почему не потом? Для чего? О, как бы я хотела услышать твой ответ. Но тот Богдашенька, что живет в моей голове, нем, - да, он только молчит и смотрит то на меня, то в пол; ты мне больше не снишься, но хуже: я ищу тебя в снах и не могу найти.
Если предположить, что это всё-таки я тебя выбрала, то, значит, я выбираю не тех людей, в смысле, тех, кто не готов действительно быть со мной.
Неужели ты теперь насовсем исчезнешь? А может, ты принял моё к тебе отношение за игру? Сам играешь? Слушай, скинь меня с того самого моста, а? чтоб не в реку, а на пути. Нет, я серьёзно. Упадническое настроение. Часто спрашиваю себя: «Богдашенька, как же я без тебя?» - надеюсь, это временная немощь. Пока хватает сил не писать тебе. Но ты знаешь, как хочу. (Я не про письма, они в стол.) Всё хожу вокруг да около, не могу сказать. Понимаю, что словами не выразиться. Зачем и пишу тогда?!.
Самое, конечно, убивающее обстоятельство, что все эти светлые стороны чувства – зря, и тебе даром не нужны, что ты ничего не сделал для рождения моей любви, а она рождается. Вот так. Ооо, что за пошлость я тебе несу…
То, самое первое письмо, хоть и было глуповатым, но ничего не приврало и не утаило, и я рада, что оно было таким. Ты его выкинул, но я б хотела перечитать его, чтоб ничего не потерять из памяти. Да, я забыла, о чём оно. Помню, что почерк другой был. Тот я больше люблю.
Следующее письмо хочу написать тебе через месяц, чтоб уже знать, во что перерастёт моё теперешнее состояние, и с какой скоростью.
Эти письма, прежде всего, нужны мне самой – это своеобразный выплеск на бумагу (потому что боюсь тебя потревожить). Знать бы, что ты ничего плохого про меня не думаешь, что не обвиняешь ни в чём… но куда уж мне спросить.
Сегодня пятница. Вчера я чуть не ушла в ночь бродить. Но не ушла: заверила себя, что это глупость, а глупостей я тебе обещала больше не делать. Но делаю. Не одно, так другое. И это преждевременное чувство к тебе – тоже – ненужная нужность.
Плохие письма. Всё обо мне да обо мне… Ты молчишь давно, забыл, что есть «такая одна», а я всё лезу к тебе, да на что-то надеюсь. Для меня много будет и твоего личного счастья, и если тебе хорошо… всё это ты слышал уже.
Да уж. Себе бы ты нож в бок не всадил. Вот видишь, - не суди тех, кто меня оставил. Ты тоже оставил меня.
Никогда не могла сказать, что я любила больше, чем любили меня. Но эта дурацкая несвоевременность…
Если б не прошлое, я могла бы назвать себя почти святой. Но я ни о чём не жалею. Всё как надо.
Хочу, чтоб мы были счастливы. Сегодня в 11:11 11.11.11. это загадала. Если верить предощущениям: будем. И чего это я стону тут…»

«03.12.11. Письмо пятое.
Я тебе ещё припомню, козёл!
Да, привет, Богдашенька. 10 минут назад удалила тебя в сети. Почему-то не больно, почему-то радостно… Нет, на продолжение знакомства не надеюсь. Хм, нет, вру: никуда ты от меня не денешься.
Не знаю, может, это последнее моё письмо. Ты мне снова начал сниться. Кажется, мой внутренний мир прощается с тобой. Что ты творишь, в конце концов!? Как ты мог меня оставить.
И вот я справилась. Не сама, с помощью близких.
Если б ты был тут, я бы кричала. Рука дрожит, когда пишу, поэтому стараюсь писать быстро.
Мысленно я познакомилась с твоей мамой (знаю, что не в тему). Когда же ты уйдёшь восвояси, а? нет, последние три месяца перед твоим отъездом буду нервничать.
Тебе когда-нибудь бывает стыдно? Вот пусть тебя заест совесть за то, что так со мной поступаешь! Вот через 5 минут полночь и я перестану злиться.
Мне всё же очень стыдно за тебя. Всё удивляюсь, как ты можешь. Я тут всё время хочу тебе написать, волнуюсь, как ты там, а ты даже игнорируешь мой простой вопрос.
23:58.
И всё же ты говнюк.
Уже меньше злюсь, легче.
А вообще, я по тебе часто скучаю, сравниваю с другими. Есть ребята, которые хотят со мной встречаться. Есть хорошие.
Знаешь, о чём я тут вдруг подумала? Дело не в том, какие люди нам встречаются, дело в том, как мы их видим. (00:02) Запишу это себе.
Ну и ну. Я в сети. Опять нервничаю. Что ж ты за человек за такой! Зачем так со мной? Да пофиг на меня, зачем так сам? С собой?
Вот я и расстроилась. Ну и дурак.
Нет, это не письмо, это чёрт знает что. Теперь мне стыдно.
Ты ж не уйдёшь насовсем? Нет?
Жизнь под названием «Два дурака», - надо написать рассказ или повесть с таким названием.
Ну и переписка у нас с тобой Вк (00:54).
Теперь буду писать тебе только тут и в стихах на листочках.
Пока, Богдашенька.»

«12.12.11. Письмо шестое.
Привет. Не хочу тебе писать.
Пишу больше для того, чтоб запомнить хронологию событий.
Днём видела то ли тебя, то ли парня, один в один твою копию. Если судьба, то ещё обязательно увидимся.
Помнишь, говорила тебе, что мой возлюбленный женат? Я немного лукавила. Он женился в эту субботу, 10 декабря 2011 года. Волей-неволей запомню. Знаешь, Богдашенька, а это так больно. Опять реветь начинаю. Невеста, кажется, с небольшим животиком… Странно так: сегодня смотрела их свадебные фотки, - и никакой злости не было. Хоть с болью, а всё же пожелала им счастья.
Вот так. Ещё подумала, что знать об этом лучше, чем не знать.
Мне кажется, что ты не хочешь меня знать не потому, что во мне что-то не то, а просто я тебя раздражаю, ты волочишься за особой, которой не нужен ты сам, - вам обоим нравится только ваш накал эмоций. Меня это уже не касается.
Меня лечили от себя.
Я создавал другим проблемы.
От полюбивших я бежал,
А к тем, кто гнал,
Стучался в двери…
Пожалуй, настроение совсем не для письма. Честно: слишком больно. Я не хочу никого делать несчастным, занимать чужое место. И так получается, что ты единственный, кто сейчас мне может помочь. Но тебя нет. Не вздыхай, я давно смирилась с этим. В любом случае ты должен был потерять меня; какая разница, когда.
Выпрашивать я у тебя ничего не собираюсь, и снисходить до меня не надо тоже. Нельзя заполнять пустоту чем попало. Иногда думаю после вуза сорваться и уехать отсюда, прочь из этого города – скитаться, путешествовать, искать…
Что бы там ни было, если судьба, всё случится. Просто потому что судьба. Мне пока больше нечего сказать.
Пока.»

«24.12.11. Письмо седьмое.
А знаешь, никогда не полюблю человека, который ко мне равнодушен. Сейчас, когда жизнь приносит радость, понимаю это. Не хочется жалеть ни о чём. Если бы была возможность повернуть время вспять, не стала бы этого делать. Своих слов обратно не забираю: это было, и было искренне.
Есть одна просьба лично к тебе: не появляйся больше в этой жизни. Раньше… раньше ты мог делать относительно меня всё что угодно, теперь – ничего.
Помни о моей благодарности к тебе, уважай меня и не трогай.
Новый год проведу весело.
За такой короткий срок столько людей стали ненужными… даже страшно. Опять ходила на кладбище, только не одна. Там так хорошо…
А писать и нечего.
Всё у тебя будет, знай.
Ты храбришься и говоришь, что у тебя ничего нового. А у самого сил мало. Помощи не примешь. Так наслаждайся же собой и теми, кого принимаешь. Пока.»

«07.02.12. Письмо восьмое.
Привет, Богдашенька. Я не собиралась тебе сегодня писать и уже легла спать, но почувствовала, что не могу. Сижу давно и не знаю, как начать. Как будто ты это прочтёшь.
У меня всё отлично. Новый год справила так, что лучше, кажется, и быть не могло. Я загадала желание.
К этому же периоду относится моя большая победа над собой: я равнодушна к сексу. Теперь только если по любви. А соблазн был и есть. Вот повод мной гордиться.
Еще сегодня (уже вчера) узнала, что моя средняя сестра беременна. Я мечтала об этом столько лет! Ей скоро (в феврале) исполнится 27 лет. Они с её парнем распишутся весной, это будет первая свадьба, на которой я побываю. А потом я стану тётей. Но они переедут жить сюда, и к осени я должна буду найти себе новое место жительства. В общем, у меня будет время подумать.
Я боюсь тебя встретить. Боюсь, что увижу тебя без шапки, в лёгкой куртке и не в зимней обуви. Боюсь.
Несмотря на мои дерзкие ответы тебе и споры, я слушаю то, что ты мне говоришь. Ты этого добился, молодец.
А теперь попробую ещё раз объяснить тебе моё отношение тебе: мне ведь совсем не обязательно находиться рядом с тобой, главное знать, что ты жив, здоров и у тебя всё хорошо; когда я этого не знаю, я бешусь, оттого и бываю нервной.
Нет, я не прошу тебя писать мне отчёты. Не из уважения ко мне – из любви к себе – живи так, чтоб, если б я знала, то мне не было бы стыдно за тебя. Скоро наверно встречу тебя. Вероятно, мельком. Ты мне иногда снишься, но у тебя тёмные волосы и ты держишься на расстоянии.
Содержание моего самого первого письма всё ещё в силе. Я не сержусь, что ты его выкинул.
За меня не волнуйся: сейчас я вошла в период, который предваряет счастье. Раньше не могла такого сказать, а теперь говорю: я заслуживаю счастья и взаимной любви, я готова к нему.
Постепенно расту. Говорю людям, как они меня радуют, как я к ним отношусь.
Что там дальше – жизнь покажет.
У судьбы богатая фантазия.
И если судьба, то всё получится… (02:56)»

«26.02.12. Письмо девятое.
Час ночи. Я вроде до лета не собиралась писать.
Что случилось? Я всё сделала верно, но опять осталась одна. Наверно, от грусти пишу. Потому что сегодня одна совсем. До чего-то я должна дойти или додуматься перед долгожданным счастьем, вот и думаю, иду своей прямой дорогой. На улице ищу тебя взглядом. Оно и хорошо, что тебя нет. Конечно, ты уедешь, но мне будет до октября казаться, что ты где-то тут, в этом городе.
…я приблизительно побывала на твоём месте. Теперь многое поняла. И что я могла хотеть от тебя? Хм.
В голове крутится песня: Кукрыниксы – Нежность. Ты её скорей всего знаешь.
Все-таки не доверяю людям, у которых нет в характере циклоидной акцентуации. Что бы ты ни говорил, а у тебя она есть.
Мысли мои обращены к новой встрече с тобой. Но я хочу и не хочу. Что должно случиться, чтоб сегодняшняя ситуация в корне поменялась? Не представляю. Но чего-то жду.
Мне опять есть, что сказать тебе лично. Но прими моё уважение: ты просил не беспокоить и я не трогаю тебя.
Если бы ты сказал мне, что я могу просить у тебя что угодно… знаешь, есть несколько желаний у меня, связанных с тобой, но обо всём этом я прошу у Бога. Собственно, ради одной этой мысли я и села писать письмо.
Вот ещё о чём думаю: зачем мне человек, который меня не слышит? Мне такой не нужен. Может, со временем пойму, зачем ты.
Получу диплом 7 июля. К этому времени мало что изменится. Но всё же хочу написать следующее письмо, когда уже буду с дипломом. Тщеславие…
И ничего, что я совсем одна сейчас. Я ж ветер, как и ты. А без чувства – ничего не получится. Оно придёт ко всем, кто способен. Мы способны. И наше время обязательно тоже наступит.»

«03.11.12. Письмо десятое.
А я была счастлива. Как и начать… В общем, я всё лето и часть осени жила с человеком, с которым планировала провести жизнь, мы хотели пожениться. Его зовут Рома. Этого человека не нужно убивать за то, что он сделал, мне его жаль. Я сама не ангел.
Запомнила я его с тех времён, когда в 11 классе сидела с ним за одной партой на курсах по математике, потом мы оба поступили в один вуз на разные факультеты, но это неважно уже. На первом свидании с ним я, посмотрев на него, подумала: «О нет, ещё одно пустое знакомство…» Это был конец апреля 2012. Он рассказал, что до этого три года встречался с девушкой и любил её, но она его бросила, он пытался убить себя не один раз, но его то ли вовремя нашли, то ли откачали… В общем, на тот момент, когда мы стали вместе гулять, он лечился у психолога. Его попытки самоубийства были за месяц до нашей встречи. Целый месяц мы просто ходили гулять, не притрагиваясь друг к другу. Он говорил, что я ему очень нравлюсь (ну, ты знаешь). Перед тем, как начать отношения, мы серьезно поговорили: прошлое – в прошлом; он сказал, что готов к новым отношениям, мы договорились не ворошить ушедшее. Потом всё развивалось быстро, летом я была так счастлива, что вся светилась изнутри. Он обещал, что никогда не обидит меня. Во мне родилось чувство, я влюбилась. И после я сделала первую ошибку: начала жить ради него. В итоге: мы перестали ходить гулять, он никогда не встречал меня с работы поздно вечером, позволял себе кричать на меня… Потом мне стало некуда идти. Мы ругались, и мирилась всегда первая я. Это вторая ошибка. Мне он был нужней, чем я ему. Счастье плавно превратилось в боль. Мы уже не жили вместе, виделись и общались редко. Я временно перебралась к маме, она успокаивала меня, когда случались истерики. Я с самого начала знала, что он психически болен, но чувства мешали мне уйти. В общем, он растоптал меня, как мог. Я далеко не всё описала. Часто ловила себя на мысли, что если бы ты увидел его, то сразу сказал бы мне бежать от него (и я бы послушала тебя). Он говорил, что любит меня, врал. В итоге я сильно заболела, меня хотели положить в больницу, но я не легла. Он всё знал. Когда мне стало чуть лучше, он написал, что у нас ничего не получится, потому что сердце у него всегда лежало только к той девушке, которая его бросила, и он всё ещё её любит.
Зачем было называть меня при посторонних людях будущей женой? Зачем признаваться в любви?
Я сказала ему, чтобы делал, как лучше ему. А ему лучше без меня.
Но и это ещё далеко не всё. Я, похоже, беременна. Из-за болезни мне вряд ли выносить ребёнка, но я о нём просила у Бога, и, если всё сложится, я дам ему лучшее в мире имя.
Летом объявился Юра. Он просил о встрече, периодически пишет. У него жена, летом родилась дочь, а он хочет меня. Мне он не нужен. У меня к нему ничего нет.
Рому я тоже не люблю, хотя и признавалась, и плакала, говорила, что не смогу без него (третья ошибка). Просто влюбилась. Сейчас понимаю, что могла бы промаяться с ним всю жизнь. Это страшно было. От его приступов гнева у меня всё замирало внутри. А ведь я гораздо сильнее его. Ты-то меня знаешь. Он как-то спросил меня: «Кто такой Богдан?» - я что-то пробормотала…
Мы расстались, а этот человек так и не узнал, кто я. Если ты знаешь всё, наравне с сестрой, то он – ничего!
Он часто говорил, что не стоит меня, что сам себя не понимает, а я хотела сделать его счастливым, боялась обидеть. Всё надеялась, что он оценит, полюбит.
Я до того хотела почувствовать себя любимой, до того хотела счастья, что связалась опять не с тем человеком (да, дура).
Я мечтала, что, когда встречу тебя в следующий раз, то расскажу тебе, как я счастлива, чтобы ты увидел меня такую. Счастливая я в тысячу раз красивее, и энергия у меня вкусная. Ты бы порадовался.
Мало места осталось, но ещё вот: Рома так и будет помнить меня до конца своих дней. Он понимает, что сильно виноват передо мной, но нет зла во мне. И ты на него не злись. Господь отвёл, и слава Ему.
А я помню о тебе каждый день. От тебя мне как-то светлее. Ты не перестарался, а мне помог.
Я рада тебе больше, чем ты мне. Часто говорю с тобой. Всё по-прежнему. Моё отношение.
Богдашенька, я мечтаю, что ты появишься снова, что займёшь в моей жизни то место, которое тебе отведено, не дашь мне больше совершать ошибок в жизни… Но тебе всё равно, и тем больнее, что равнодушен ты из-за моих же ошибок. Прости меня, и ещё тысячу раз прости, пока твоя обида на меня не пропадёт, я поплатилась за неё. Знаю же, как ты обидчив. Замкнутый круг. И я бы рада просить у тебя помощи, но
Я страшно скучаю по твоим бредовым мыслям (Фараонушко))). (13:10)
P.S.: Да, и ещё. Почему-то все, с кем я расставалась, искали меня снова. Как ты с этим живёшь? Не любя? Мне нужен ответ на этот вопрос. Мне страшно оттого, что я могу стать, как ты. Ой…
Я помню, какого ты для меня хотел, но не нашла ещё. В общем, надо наставить меня на путь истинный.»

«08.11.12. Письмо одиннадцатое.
Привет, Богдашенька! Ты не поверишь: я вчера была у врача: беременности нет, и я здорова! Как это может быть, не знаю, но это факт. Опухоль спала, живот больше не болит.
Рома писал, спрашивал, как я. Отвечала, что в порядке. Ему хуже.
Сейчас третий час ночи. Мобильный далеко, теперь мне никто больше не звонит.
Хочу жить ради того, кто живёт ради меня. Это обязательно. Быть вместе – это не просто делить одну постель и жилплощадь, - это ещё душа к душе, и любить одно и то же.»

Лёд уйдёт,
И даже добавить нечего.
Кто-то из нас с тобой был обманут.
Время – ничто относительно вечного, –
Вечно обманывать свыше не станут.

Значительную часть повествования занимают письма, они кишат подробностями, и это единственное напоминание о том, что я сама не в силах удержать в памяти.
Сейчас я спокойна, хоть и не удовлетворена тем, каким получился этот рассказ. Прежде чем дам его кому-то прочесть, многое изменю, а что-то выкину. Правда ли все описанное здесь? – об этом уже судить не мне. Правда – в моей любви, в неумении жить по-другому, и я благодарна Богдашеньке, что заставил меня всё это пережить. Я не берусь утверждать, произошло это в моей голове или в реальности, но Богдан не стал ни идолом, ни идеалом, и я напоминаю еще раз, чтобы он не обольщался. Немного жаль заканчивать, тем более, учитывая, что это завершение не только текста. И заканчивая, я все равно утверждаю, что чудеса случаются. 

Какие прекрасные сны в моей голове… Спасибо.





***
Этот дневник найден после смерти девушки, которая болела раком и которая до последнего своего дня мечтала о счастье.
Пока ты жив, у тебя есть шанс все исправить. 
 2013 год.