По другую сторону зеркала. Часть 4

Комната, где жила тётя Клава, находилась в старом, двухэтажном доме ещё послевоенной застройки и находился этот дом на свою беду, в самом центре города. Тут была целая улица таких домов, которые в народе называли учительскими. Там, в этих домах, в своё время действительно селили преподавателей школ, техникумов и вузов. Тогда эта профессия была ещё уважаема и почитаема всеми. Люди, носившие гордое звание – педагог, когда-то были настоящей элитой общества и по справедливости гордились этим званием.
Но домов на «учительской» улице становилось всё меньше и меньше. Их географическое расположение было весьма лакомым куском для вновь нарождающегося класса богатых и потому, эти «новые русские» не жалели ни средств, ни влияния, что бы всеми правдами и неправдами выселить жильцов из их домов, а на этом месте построить себе дворец, коих становилось всё больше и больше. Стоящие на центральной улице современные многоэтажки
как бы отгораживали эту зелёную, цветущую и ухоженную улочку
от всего современного и шумного, и человек, попадая сюда, словно в машине времени перемещался из шума и суеты, в тихую и спокойную сельскую заводь. К их дому, рассказывала тётя Клава, тоже неоднократно подкатывались новоиспечённые миллионеры. Предлагали любые квартиры в новых микрорайонах, в придачу ещё и деньги, совсем немалые. Но сплочённый коллектив их дома, всякий раз давал от ворот поворот, не идя ни на какие сделки с толстосумами. Но напор «капиталистов» не ослабевал, а наоборот, рос день ото дня, и по словам тёти Клавы, выселение было лишь вопросом времени.
Целыми днями, я, как угорелый носился по городу в поисках хоть какой-нибудь работы, но не только разные НИИ, но и производства останавливались и таких как я, становилось всё
больше и больше. Мои надежды найти работу, таяли день ото дня. Теперь я без всяких бы разговоров взялся за всё что угодно, лишь бы платили. Через три дня, придя вечером домой, тётя Клава приготовив «царский ужин», состоящий из жареной картошки и жареной рыбы, торжественно сообщила, что нашла для меня работу в нашем же институте, только грузчиком в одной фирме, продающей строительные материалы. Мы по этому случаю открыли запылившуюся бутылку сухого вина, и выпили за удачу. И в этот вечер я вдруг вспомнил о свёртке, который мне сунул Николай Иванович в день выписки из больницы.
Когда я раскрыл его, то первым делом обнаружил там свидетельство о разводе и свой паспорт, (интересно, как он оказался у неё), в котором стоял штамп о моей выписке из моей же квартиры, и штамп о нашем с Маринкой разводе. Тут было и письмо от неё. Должен привести его здесь полностью т.к.
этот текст желательно прочитать дословно. Вот он:    
Мне жаль, что так всё получилось, пишет она. Но во всём случившемся ты должен винить только себя и ни кого больше.
Со своими камнями ты и сам превратился в камень, совершенно забыв, что у тебя есть твоя жена и твой ребёнок, и оба они нуждаются в постоянном внимании и заботе. Наш брак ты отдал на откуп своим желаниям и своей идиотской профессии, потому нет ни чего странного в том, что я решила его расторгнуть, как говорится, в одностороннем порядке, иначе это будет продолжаться бесконечно. Мне повстречался человек, который увидел во мне женщину, а в Ларисе свою дочь, в которой,  кстати, он души не чает, в отличие от родного папочки. И Ларка тоже обожает его. Что же касается квартиры, то тут, я думаю, ты не станешь особенно возражать, отдав её Ларисе в виде  приданого. Ведь дети так быстро растут, да и глядишь, хоть какая-то память от родного отца останется. В этом письме мы с Ларочкой посылаем тебе весьма приличную сумму. Думаем, что этих денег тебе вполне хватит для того, что бы уехать куда-нибудь подальше отсюда и попробовать основаться где-нибудь на новом месте, беря во внимание бесценный опыт, полученный тобой в нашей семейной жизни. Не вздумай искать или, что ещё хуже, преследовать нас. Ни я, ни мой муж, не потерпим этого. А о его возможностях в этом случае, тебе лучше не знать. Прощай.
Хотя я и предполагал нечто подобное, но все же, где-то далеко, в глубине души, надеялся на более оптимистичный исход этого дела. И потому, особых потрясений не последовало, потому как произошло то, что и должно было произойти. Ну, а на моём горизонте, все же начала вытанцовываться, пока ещё не очень ясная и не очень понятная, но всё же - перспектива. 

Но и эта, шаткая пирамидка, которую я с таким трудом начал было отстраивать, в одну из ночей рухнула, словно карточный домик.
Проснулся я от того, что перед нашим окном металось дикое пламя, а жуткий треск горящего шифера буквально оглушал и сводил с ума.
Тётю Клаву на своей постели я не обнаружил и в чем был, в том и выскочил во двор в надежде застать её там. Но застал там жуткую картину. Тётя Клава лежала возле выхода из дома с проломленной головой и зажатой в руке палке. Мы с жильцами дома  переложили её на чьё-то одеяло, и я побежал к ближайшему автомату, что бы вызвать скорую помощь и пожарную машину.
Когда я бежал обратно к дому, меня пронзила мысль, которая ледяным обручем сжала моё сердце и мозг – в доме остались все мои документы и деньги. Подбежав, я рванулся было во внутрь,
но жильцы меня остановили, схватив, кто за руки, кто за грудь. Действительно, пытаться что-то спасти, было равносильно самоубийству, старый, деревянный дом полыхал, как сноп сена и к приезду пожарных, сложившись, догорал. Тушить было нечего.
Тут и к бабке не ходи, сказал старший брандмейстер, это поджёг
чистейшей воды. Вы, к сожалению, не первые у нас. Сейчас вся Россия полыхает. С тем и уехали доблестные пожарные.
Тётю Клаву я похоронил. Деньги попросил на работе, сказал, что
отработаю. Да и знали её многие в институте, скинулись, кто сколько мог. Так вот и похоронил я тётю Клаву. Но похоронил не только её, ещё я похоронил вдруг вспыхнувшую надежду
наладить каким-то образом свою жизнь и своё будущее.
Всё, что имел я на сегодняшний день – и документы, и деньги, и перспективы – сгорели этой ночью вместе с домом тёти Клавы.