Еще не время

... В конце концов, он решился. Но как? Хотелось сделать это красиво и комфортно, как делали императоры Рима. Лечь в ванну с теплой водой, острой бритвой резануть вену и, слушая любимый Pink Floyd, потягивая виски, уйти в мир иной.

Но в доме была только душевая кабинка, метр на метр. Неудобно, глупо и нелепо. Стреляться было не из чего, травиться нечем, а вешаться - смешно.

Пошарив по шкафчикам и слив все, что осталось, в один, бурого цвета коктейль, он с бокалом вышел на террасу. На черном плаще неба генеральскими звездами сверкало созвездие Южный крест. Точно такой же, только перевернутый, мерцал, отражаясь, в воде лагуны, где мелодично позвякивая снастями, покачиваясь спали яхты. На перилах террасы сидел, привычно дожидаясь угощения, опоссум. Забавный и доверчивый зверек, то-ли белка, то-ли кошка, то-ли крыска. Он жил на верхушке пальмы, что росла у самой кромки лагуны и уже привык, что сейчас ему вынесут кусочки дыни, или еще чего - вкусного.

- Извини брат, пусть тебя теперь другие подкармливают.

Сказал он опоссуму и свернул самокрутку.

Конечно, можно было не откладывая, разбежавшись прыгнуть в океан и потом долго плавать, загребая под себя светящуюся пыль планктона. Но какой шанс, что именно сейчас там будет подходящих размеров голодная акула? Нет, это не то.

Коктейль получился невкусный, Чинзано все портил, а папироска с травкой сгорала слишком быстро. Наверное следовало еще написать записку - "В моей смерти прошу никого не винить", винить ведь действительно было некого. Завтра ему будет пятьдесят и смысла жить больше нет.

***

Отец был военный, поэтому садик сменял другой садик, школу - школа. Друзья появлялись и исчезали, он их не помнил. Мама, до конца продолжая играть в куклы, все устраивала. Кружок самодеятельности, учителя музыки, бальные танцы. Всего понемногу и ничего - по желанию. Один институт, второй, должности, на которых он не задерживался. Девушки, женщины, возможно некоторые из них любили его, потом жены, официальных, не меньше трех. Дети с его фамилией, или только с отчеством. Где они, его не интересовало. Он пробовал себя в поэзии, сочинял музыку, и даже имел патент на изобретение. Но творчество приносило только муки, никакой радости. Менялись города, страны. Приспосабливался к "Развитому социализму", "Перестройке", "Независимости", разменивал рубли на кроны, кроны на евро, фунты, а теперь вот - австралийский доллар. За эти годы его организм износился, устал. Позади шлейф сгоревшей кометы, ничего не сделано, ничего не осталось, рядом - никого.

Возможно и не все было так безнадежно, но вчера ему сказали - "Вы ведь пожилой человек, а все туда же". Действительно. Что дальше? Впереди скука старости, никчемная жизнь.

***

- Все, животное, я знаю куда. - Сказал он опоссуму и решительно пошел на выход. Пучеглазый зверек понимающе зевнул ему вдогонку.

От Кирибилли до моста идти минут пятнадцать. Через парк, где приторный, сладкий воздух ночного Сиднея отвратительно портят летучие лисы, гроздьями свисающие с эвкалиптов. Цикады, к треску которых невозможно привыкнуть, утром их сменят орущие попугаи. Хрустящая, как снег под ногами жесткая трава газона, потом, еще горячие после жаркого февральского дня, плитки тротуара. Крутые холмы с одноэтажными коттеджами и ночующие авто, с могучими кенгурятниками на носу. Зашторенные железными решетками витрины магазинов, апельсиновые маячки светофоров на безлюдных перекрестках и добрый, даже когда пьяный, абориген с диджериду под мышкой. Поговорить бы с ним по душам, узнать, где она, гармония, но нет, не понять им друг друга.

Вот он - Сиднейский мост. Ажурное чудо, горбатый гигант, дело рук маленького человека. Это то, что надо. Подняться до середины и ... вниз. Минута полета - потом удар, разбиться на молекулы, на радость креветкам. Пьянящий океанский ветер, здесь он всегда, заглушающий шум несущихся по мосту многоприцепных фур и электричек. Бриллиантовая диадема из огней ночного Сиднея. Красиво! Город, который никогда не спит, где вечный праздник.

Но ЭТО не просто. Чтобы сделать последний шаг, надо перелезть через решетчатое ограждение, что практически невозможно. Но если зацепиться здесь, а потом туда...

- Хелло! Еще не время.

От неожиданности он вздрогнул. За его спиной стоял, улыбаясь, в привычной здесь кожаной ковбойской шляпе охранник. Откуда ты взялся? Вот так всегда, обязательно найдется кто-то, кто должен помешать.

- Не спится? Но возможно нам повезет, этого кита здесь видели в прошлую ночь.

- Доброй ночи.

Привычно поздоровался он с охранником, хоть и готов был убить его.

- Этот кит днем прячется за крепостью. Кстати, вы знаете, что только благодаря этому форту, сюда ни разу не заплывали русские подлодки?

- А может это и не кит, а как раз подводная лодка?

- Нет. Это кит, а вернее, китиха с детенышем. Она родила его у всех на виду, у Опера хауз, вот там, где белые паруса.

- Белые паруса? Кафель это обычный, как в сортире. Пойду ... Что я, китов не видел? - Зло ответил он охраннику и по-военному откозыряв, пошел в город, туда, где гуляли, пили, танцевали, пели, целовались ...

- Ох уж эта работа. Здесь не Эйфелева башня, здесь действительно возможно сделать непоправимое, - Сказал охранник, когда он уже не мог его слышать. Потом расправив крылья, взмыл в ночное небо, где подсвеченные светом прожекторов, мотыльками порхали ангелы. Туристы, задрав головы, фотографировали их, ошибочно принимая за летучих собак.