Железный Колька

Очередная причуда Кольки Веселова поставила деревенских в тупик.

Когда поутру, выйдя из своих жилищ, они обнаружили на весеннем пригорке посреди заброшенного совхозного поля, давно не сеянного и непаханого, скотиной вытоптанного, будку с пристроенным навесом, укрывшим от дождя новенький, сверкающий экраном, игровой автомат, то обрадовались, что к ним в деревню спустился с небес НЛО. Конечно, пораскинув критически мозгами, эту версию отмели и, не найдя другого полезного применения  Колькиному аппарату, настороженно матюгнулись и окунулись в свои повседневные заботы.

Но припомнили, как когда-то по молодости он скупил у них ваучеры, поллитровка за штуку, махнул прямо в Москву, да и прогорел с ними в какой-то мутной махинации, вернулся мятый и неразговорчивый. Ладно, хоть не убили там. Оклемался год-другой, и душа его запросила других свершений.

На волне новых веяний занялся фермерством: выгородил жердяной загон вокруг бывшего, опять же совхозного, коровника, загнал туда трех австралийских страусов, купленных незнамо на какие деньги, и стал их р;стить на мясо.  Местные собаки, сроду не видавшие такой скотины, взбеленились, стали рыть подкопы и надрываться лаем. В ответ Колька, спасая свое добро, с нечеловеческим криком носился по периметру загона и гонял собак палкой. Правда, безуспешно, так как собак в Кедрачах испокон веков  натаскивали на охоту, и азарт у них был в крови.

Испуганные  страусы рвались на волю, но из-за тайги и бездорожья вокруг бежать им было некуда. Через неделю жителям такая экзотика надоела, и мужики пригрозили Кольке пристрелить его крупногабаритную дичь, чтоб, наконец, всей деревней можно было выспаться в тишине. Да он и сам уже притомился бегать вокруг ополоумевших страусов, которые к тому же на нервной почве стали быстро терять в весе. От греха подальше, пока совсем не сдохли, погрузил их на самоходку и увез обратно.

- Коммерсант! – то ли с завистью, то ли с сожалением вздохнули вслед селяне. Они-то умели только ловить рыбу, добывать таежного зверя, бить дичь, собирать ягоду да колотить по осени шишку. Это не считая домашней скотины, которую напоить-накормить, сена накосить, дров на зиму заготовить, картошку посадить да выкопать. От всех пороков цивилизации, к коим наряду с проституцией и коррупцией причислили и коммерцию, жителей  Кедрачей надежно укрывал с одной стороны могучий Урал, а с другой великая Обь. Попивали, конечно, не без этого, но чтоб купи-продай – такого у местных в крови не было. В кого пошел Колька, непонятно.

 И тут нате вам – автомат игровой. А рядом в будке Галина, Колькина супруга – женщина в расцвете сил и возможностей – в новой куртке на синтепоне, улыбается, монеты перебирает. Мужики только косились в ее сторону, а бабы подходили полюбопытствовать, какую каверзу опять придумал сосед.

Галина, еще не совсем свыкшаяся с новой ролью сельской бизнесвумен, старательно объясняла, со слов Кольки, конечно, что кругом в мире уже вовсю процветают    "глобализация, интеграция и модернизация" -  эти слова она читала по бумажке – а мы в Кедрачах совсем отсталые от прогресса, никакой пользы от трудящей своей жизни не имеем. Пришла и нам пора культурно отдыхать, заслужили. Для того здесь и автомат, и она, Галина, при нем. Чудно было слушать людям такие провокации, покрутили мозолистым пальцем у виска и разошлись по своим делам.

Неделю автомат стоял как девица на выданье – нераспечатанный.

Первая пришла сыграть старуха Лазарева. Ее до сих пор считали пришлой, хотя жила она в Кедрачах почти полвека. О сложной ее предыдущей биографии догадывались: по тому, как курила папиросы, облокотившись на широко расставленные колени,  как говорила – отрывисто и грубовато, как вдруг замолкала, думая о чем-то своем. Приехала еще молодой женщиной, но лагерная серость так впиталась в ее кожу, калоши и ватник, что почти сразу за глаза ее стали звать старухой.

Так и пошло – старуха Лазарева. Она не обижалась, или делала вид, что не обижалась, кто ее знает. В душу к ней с расспросами не лезли, в дом тоже не ходили. Помогали попервости, кто рыбой, кто картошкой, а потом она получила должность банщицы в совхозной бане, и жизнь свою окончательно наладила: обмазала глиной и побелила старую избушку, купила телочку, посадила огород. А дрова на зиму…Лес валить она умела не хуже мужиков, потому без дров не сидела. Так и прожила пятьдесят лет, никуда не выезжая и ни разу за это время не получив ни одного письма.

Пришла она к автомату, сунула обветренное лицо в окошко будки, строго оглядела Галину и припечатала ей на стол сторублевку:
-Чего сидишь? Давай показывай свою механизму.
Автомат как будто ждал свою первую жертву: в минуту проглотил купюру и оставил старуху Лазареву ни с чем. Ошеломленная такой бесцеремонностью, та постояла перед ним в раздумье, плюнула под ноги притихшей рядом Галине, растерла плевок и, не сказав ни слова, ушла. Потом несколько раз обернулась и погрозила кулаком то ли автомату, то ли сконфуженной его хозяйке. Ступила на деревянный тротуар, сердито оббила налипшую к калошам глину, ругнулась про себя.

Из-за ограды ее окликнула почтарка Нина:
-Теть Саша, ты чего сердитая?
-Да хрен этот, Железный Колька, сто рублей у меня сожрал!
-Ты че, играла?! – ужаснулась почтарка. Старуха Лазарева сурово махнула рукой:
-Дура я старая, фитиль мне в зад.  Целых сто рублей! Это ж буханка хлеба и пачка чая!..
Такой разговорчивой она не была с самого своего появления в Кедрачах.

Прослышав про случившийся казус, на следующий день к Железному Кольке потянулась череда паломников. Сначала ребятишки спустили все утаенные от родителей деньги, потом пришли их матери, надавали им подзатыльников и...и тоже сыграли по разу. Так, не выигрыша ради, а для успокоения любопытства. Мужики не сдавались и, сидя на бревне возле будок для моторов, спорили, можно ли обыграть Железного Кольку.

 Муж почтарки Нины Гена Дьячков по кличке Диоген доказывал, что уж он-то эту железяку обставит в два счета. Диогеном он стал еще в детстве, когда мать отправила его на реку отдраить песком деревянную бочку, а он решил испробовать ее как плавсредство. Бочка пошла на дно, накрыв Гену с головой.  Конечно, он был спасен, но вследствие пережитого стресса приобрел склонность к философским рассуждениям и поискам первопричины всего сущего, отчего кличка к нему прилепилась намертво. В результате его духовных поисков у них с Ниной к сорока годам родилось пятеро детей, и их могло быть гораздо больше, если бы не ее женская бдительность.

 Друг Гены Диогена Петр смотрел на жизнь проще, ничему не верил, во всем видел подвох властей и очень сомневался, что кто-то сможет одурачить Железного Кольку.

-Не… Там наверху не допустят, чтоб простому человеку на халяву упала сумма. Ты, Гена, с властями не тягайся, перетягают.
-Ну, это еще вопрос вопросов. Не может железо быть умнее человека!

Дядя Валера, бывший с ними на бревне третьим, покачал головой и принялся выкручивать свечи из подвесного мотора, закрепленного на деревянном стояке. Повертел замасленную свечу в руках:
-Тут я согласен, насчет железа. Ломается, холера.
-Вот-вот! Надо только дождаться этого момента, - обрадовался Гена Диоген.
-И что? – Петр недоверчиво сощурился. Диоген сладко причмокнул губами, поглядел вдаль, на зубчатый горизонт тайги. Протянул нараспев:
-Заживем…

В те же дни, в начале июня, рыбаки-ханты вместе с семьями собирались к отъезду на Обь, на рыбацкие пески. По этому случаю рыбзавод выдал им аванс по пять тысяч рублей для закупки продовольствия и прочего необходимого снаряжения. Три лодки уже стояли у берега груженые скарбом, и лишь моторка Славы Назямова болталась на приколе пустая.

Его жена Дуся с двумя маленькими сыновьями таскала на берег к лодке постели из оленьих шкур, кухонную утварь и ожидала мужа, который должен был купить и прикатить бочку бензина и установить ее в лодке как полагается, чтоб сохранить правильный баланс. А уж потом можно было класть в нее все остальное. Приложив руку козырьком к глазам, Дуся высматривала запропастившегося мужа, ушедшего в магазин с заветными пятью тысячами. Она уже прикинула в уме, сколько денег на продукты останется после покупки бензина: на мешок хлеба, три кило сахара и десять пачек чая. На остальное они заработают, главное, чтоб рыба ловилась.

Слава в этом время стоял перед автоматом, в утробе которого утонули все его деньги, и молил, не замечая текущих по лицу слез:
-Железный Колька, отдай, пожалуйста. По-хорошему прошу…Это случайность вышла… Железный Колька, на Обь надо ехать…честно тебе говорю…верни…

Галина предусмотрительно, от греха подальше, отрубила электрику и исчезла из будки. Обесточенный Железный Колька безмолвствовал, хотя Слава бил себя в грудь и клялся перед ним всеми хантыйскими богами, что никогда больше в жизни играть не будет.

Не дождавшись ответа, Слава пошел в лес, сделал петлю из брючного ремня и приладил ее на нижнюю ветку старого кедра. Как настоящий мужчина-ханты, он мог жить в нужде и болезни, но не в позоре и потому бесчестью предпочел добровольную смерть. Слава сунул голову в петлю и резко согнул ноги в коленях.

Он почти умер, но его спасла старуха Лазарева, гнавшая с дальнего поля свою загулявшую корову. Наткнувшись на самоубийцу, она так стала на него орать, что корова от ужаса едва не околела.
-Ах ты, б…дь! Сука! Фитиль тебе в зад! – она чуть не оторвала голову несчастному мужику, вытаскивая его из петли. – Я те щас дам, гадина! Лес поганить он будет! Я тут по ягоды хожу, собака такая! Вша пересыльная, чего сотворил, а!

Слава пришел в себя, посмотрел мутным взглядом на свою спасительницу, откашлялся, отплевался.
-Извиняйте, старуха Лазарева…- повинился, вытирая лицо пригоршней мха.

Она грузно опустилась прямо на куст багульника. Вытащила из кармана папиросы, закурила, угомоняя заполошно бьющееся сердце. Слава понуро обхватил голову руками. Так и молчали, каждый о своем, не замечая пронзительного звона налетевших комаров. Неожиданно Слава, уставившись по-прежнему в землю, тихо запел. Старуха Лазарева по-хантыйски не понимала, улавливала лишь отдельные слова «аси», «анти», «нянь» - отец, мать, хлеб, но слушала, не перебивая, давая ему возможность выговорить свое горе.

Наконец, рассудив, что о главном он уже спел, спросила:
-Проиграл? Сколько?
Он пел. Она понимающе кивнула:
- Аванс?

Слава, продолжая даже не петь, а мычать, только ниже опустил голову. Старуха поразмышляла еще о чём-то. Поднялась, шумно охнув, потерла занывшие колени.
- Скажи Дусе, пусть зайдет ко мне, одолжу. И это…чо тут было, никто не знает. Не видал, куда Майка съедренила?
Увидев корову, застывшую неподалёку, обрадовалась, подхватила хворостину:
-Ну, чего рот раззявила? Пошли.
Через несколько шагов сквозь бормотание в спину ей донеслось:
-Спасибо…

Старуха Лазарева не поленилась, вернулась, подождала, когда он поднимет на нее глаза.
-Ты, Славка, фраер. Что у тебя на уме, неизвестно. Так что шуруй впереди меня. Давай, давай, - помогла ему подняться, подтолкнула в спину. - Вместе-то нехорошо, ещё подумают, что мы тут срам развели, - ей стало смешно от такого предположения. – Тьфу!   
Дождалась, когда он скроется в кустах, и погнала Майку домой.

Утром рыбаки караваном отбыли на рыбацкие пески. Замыкал лодочную кавалькаду Слава с семьей.

А мужики все рассуждали о стратегии победы над игровым автоматом. По Диогену выходило, что частые, но короткие набеги собьют механизм с толку, и они, в конце концов, сорвут куш, который по-братски, независимо от вклада, поделят меж собою.

С тем и приступили к выполнению плана: каждый день, переделав домашние дела, чинно шли на штурм Железного Кольки.  Дядя Валера, болея за друзей всей душой, пробовал их вразумить, даже статью из газеты давал читать про лохотроны и одноруких бандитов, всё было тщетно.

К середине лета Кедрачи напоминали зону стихийного бедствия, разделённую на два лагеря. Женщины кляли на чем свет обоих Колек и мужей, а те, невзирая на чинимые ими трудности, всё равно играли. Но куша так и не случалось. По всему выходило, что  Железный Колька не дурак, на дележ добычи не запрограммирован.

Когда пошли такие разговоры, охотников отдавать ему свои кровные заметно поубавилось.  Среди немногих оставшихся энтузиастов, не желавших признавать поражение, был Гена Диоген. Каждую неделю Нина покупала ему бутылочку водки на «после баньки», эту святыню он теперь продавал мужикам и тут же спускал в автомате. Другой наличности у него уже давно не водилось: запчасти к мотору, любовно собранные за многие годы, были проданы, рыбацкие сети, кроме одной, тоже; на очереди оставался снегоход «Буран», никем не востребованный ввиду летнего сезона. Не отставал от него и Петр, направо и налево реализуя свои хозяйственные «излишки».

Однажды дядя Валера, не выдержав напряжения такой жизни, решил экспроприировать содержимое автомата и раздать его наиболее пострадавшим игрокам. Под покровом белой ночи он пробрался к Железному Кольке и стал его взламывать ломиком. Но Колька Веселов, предполагая возможные покушения на своего кормильца, с мелкашкой в руках стал по несколько раз за ночь проверять его целостность.

Обнаружив подозрительную тень возле него, Колька скомандовал: «Руки вверх!» Дядя Валера, никогда до того не бывший ни вором, ни взломщиком,  смутился, но увидев ружье, удивился:
- Ё-моё! Ты чё как фашист, с ружьем?
-А ты чего с ломиком? – риторически поинтересовался Колька.
-Дак это, железо твое ломать.
-А я – стрелять.
- В людей?! – опешил дядя Валера. – Вот это ты зря. Сам ведь знаешь: кто на нас с мечом, тот от меча и…
-А мне по хрен, я свой бизнес охраняю, -  борзо ответил Колька.
-«Бизнес» - усмехнулся дядя Валера. – Грабёж народа твой бизнес. Полное его разорение.
-Я что, кого-то силком сюда тащу? Сами претесь. Кто не хочет, тот не играет.

Дядя Валера даже не нашелся с ответом, настолько глубоко его задели эти слова. Он стоял, пораженный неожиданной мыслью: по воле Кольки они превратились в рабов его бездушной машины! Они – рыбаки, охотники, таежники… У него на глаза навернулись слезы.
-Бесчеловечный ты человек, Николай.
-Дядя Валера, давай без демагогий. Иди домой, а то мне спать охота.
-Нет, погоди, я тебе скажу кое-что. В шестьдесят третьем году, я тогда пацаном был, нам в Кедрачи нового бригадира прислали. Года не проработал, пропал  в тайге.
-Ну, и чё? Слышал я эту историю. Я-то тут при чём?
-А ты подумай, - дядя Валера посмотрел на Кольку долгим взглядом. – Подумай.
Небрежно отмахнувшись, Колька зевнул, осмотрел игровой автомат, убедился, что цел и отправился спать. Дядя Валера же с этой ночи ушел в глубокий и продолжительный запой.

Историю с пропавшим бригадиром в Кедрачах вслух не поминали, но знали о ней все. Приезжий бригадир оказался заядлым охотником, и мужики его предупредили: на Сойминской протоке перелетный гусь садится на кормежку. Добывать его можно только самострелами, без стрельбы, чтобы не пугать птицу. Иначе на другой год она туда не вернется. В деревне навсегда запомнили страшный довоенный год, когда летом из-за небывалой засухи в выжженной тайге не было ни ягод, ни кедровой шишки, а зимой из-за пятидесятиградусных морозов случился загар – задохнулась от недостатка кислорода рыба.  Голод в ту зиму заглянул в каждый дом. И когда весной мужики добыли первых гусей, то раздали их по кусочку каждой семье – таковы неписаные таежные правила. Бригадир, по мнению жителей, совершил то, чему нет ни прощения, ни оправдания: пошел на протоку с ружьем и за день настрелял пять гусей. А через день он пропал в тайге. Милиция искала, но следов его так и не нашли. Хотя в деревне все знали, что его забили палками на том самом месте, с которого навсегда снялись гуси. Кто его убил? Кроме тех, кто это сделал, не знает никто. Незачем.

Вряд ли Колька понял намек дяди Валеры, прямой-то связи между гусями и игровым автоматом не было. Одно дело спасение от голодной смерти и другое – забава, за которую люди сами выкладывают деньги. А что последние, так это их проблемы.

Сельчан оторопь брала от таких его рассуждений, никак не могли поверить, что Колька не шуткует, ждали, что вот-вот раскурочит он свою железяку, распотрошит и вернет людям награбленное. Не дождались, и деревенский женсовет от отчаяния еще в июле отправил в район коллективную жалобу, в которой просили  «аннулировать из Кедрачей Николая Веселова вместе с его аппаратом». Но ответа от властей всё никак не поступало, хотя уж и август месяц миновал.

Сентябрь выдался теплый и смирный, без заморозков и дождей, картошку копать – одно удовольствие. А Гена Диоген и Петр с дружками вместо того чтобы, как другие мужики, уйти шишковать на неделю-другую в тайгу, несли беспрерывное дежурство возле Железного Кольки. 

Денег не было, но желание играть овладело настолько, что Диоген, преодолев стыд, сел на перевернутый ящик и выставил натруженную руку для подаяния. 
-Подайте, кто может, больному игроманией, - громко произнес он, приведя в полное замешательство своих товарищей, доселе незнакомых с новым для Кедрачей социальным явлением – попрошайничеством.

-У кого просишь, Гена? – усмехнулся горько Петр, прилепив к углу рта тлеющий папиросный бычок. - Мы тут все нищие. Но – гордые! У меня тоже ни копья, я же не прошу. Хотя, может, тоже не прочь. Ты упал ниже некуда, на дно!
- Петр, уйди, не закрывай мне обзор пространства, - вошел во вкус Диоген. – Вдруг кто пройдет с милосердием в сердце? Я к нему обращусь. Мне надо-то чуть-чуть, отыграть хотя бы сто рублей. Иначе мне нет пути домой, где меня ждут страждущие дети и больная жена.
-Опусти свою мозолистую руку, друг, - без прежней уверенности посоветовал Петр.- А жена твоя еще с утра здоровее всех была, в чем ты сам убедишься, получив от нее дома задорную порку.
-Да, я приукрасил немного тяготы своей жизни.  Но кто меня осудит? Кто бросит в меня камень?

Петр, краснея сквозь густой обветренный загар, тяжело вздохнул:
-Я бы бросил в тебя камень. Но ведь и моя душа изнывает… Диоген, - вдруг решился он. - Проси на двоих, а я тебе молоком отдам. С вечерней дойки. Вот вернется с лугов моя корова Дочка, я тебе и возмещу долг.
-Подайте, кто может, двум больным игроманией. Двум больным… подайте… - уже смелее заканючил Диоген.

В окошечко будки деловито высунулась Галина:
-Чего сидите? Играть будете?
Диоген, не видя для себя другого выхода, принялся заигрывать с ней, приосанился, улыбнулся:
-Будем, будем! А что, почему бы нет? Может, проавансируешь по-соседски? А, Галюша?
-Не авансируем и не подаём! – лицо Галины исчезло в глубине будки. Гена Диоген горестно покачал головой:
-И эту женщину я когда-то любил! В период денежной реформы Павлова. Видишь, Петр, что с моей пассией сделала жизнь!
-Врать-то, врать! – возмутилась из будки «пассия».
 
Петр прислонился лбом к холодному экрану автомата, взывая к его механическому сердцу:
-Будь другом, дай отыграться.

Гена Диоген с высокого пригорка вгляделся в проселочную дорогу, ведущую в деревню – по ней шел человек. То был дядя Валера, он только вышел из запоя, был худ, желт, небрит и негативен к окружающей действительности. Диоген его не узнал, поэтому обрадовался.
-Видишь, к нам идет свежий человек, - обратился он к Петру, подававшему ему лицом и руками странные знаки. – Уж у него-то найдется, что положить в мою протянутую длань.

Получив удар скалкой по спине, Диоген только теперь, обернувшись, обнаружил подкравшуюся к ним огородами стайку женщин, возглавляемую его женой почтаркой Ниной – от нее-то ему и досталось. Петр с мужиками успели протрусить мимо него на безопасное расстояние.
-Протянутая длань, говоришь? – Нина готовила новый удар скалкой. – Ты до какого позора тут досиделся?
-Нинка, не сметь! Убьешь меня, а дети? Детей сиротить не позволю!
-Да они забыли, как твоя морда лица выглядит! Где заначка?
-Сейчас, сейчас, приближается мое спасение. Этот добрый человек из ниоткуда поможет восстановить наше материальное положение, - одной рукой Диоген прикрывал голову, второй указывал на приближающегося дядю Валеру.

 В это время старуха Лазарева от души пинала Железного Кольку. А разъяренная Лида с лопатой наперевес надвигалась на своего мужа Петра:
-Положу тебя прямо здесь, скотина! Милиция только спасибо скажет! Тунеядец!

Дядя Валера подоспел вовремя. Он был с ружьем на плече, и все оценили этот весомый аргумент. В наступившей тишине он вполголоса, едва слышно, произнес:
-Ликвидировать. Его надо ликвидировать.
Почтарка Нина самоотверженно закрыла собой недобитого мужа:
-Кого?! Генку не дам!
-Кольку, - прошептал дядя Валера.
-Полностью с тобой согласен, - поддакнул Диоген. – Только дайте сначала сто рублей, я отомщу ему за все слезы народные!
-Я согласен отомстить за пятьдесят рублей! – подсуетился Петр.
-Петя, не демпингуй! – урезонил его Диоген. Из будки, ловко орудуя спицами, высунулась озабоченная Галина.
-Чего смотришь? – обратился к ней дядя Валера. – Зови хозяина!
-Для чего? – заподозрила она неладное.
-Для ликвидации. Чтоб потом не было к народу претензий.

Галина охнула, опала на табурет, выронив вязанье. Дядя Валера снял с плеча ружье и смачно вогнал патрон. Обескураженные суровостью его решения, люди притихли. Только старуха Лазарева одобрительно крякнула.
-Зачем же убивать его? – не очень убедительно запричитала почтарка Нина. – Галька же одна детей не подымет. Да и нас посадят. За соучастие.

Дядя Валера отошел на несколько шагов назад, прицелился в автомат и скомандовал: «Разойдись!» Но тут на передний край рубежа бесстрашно выступил Диоген.
-Я не понял, товарищ, кого мы будем ликвидировать? Железного Кольку, что ли? – он стукнул кулаком себя в грудь. – В таком случае, первая пуля моя.
 
Расстрел односельчан не входил в планы дяди Валеры. Он опустил ружье и посмотрел на Диогена глазами, полными печали и сожаления. К ним, нелепо размахивая руками, бежал от своего дома Колька Веселов, издававший слышные издалека нечленораздельные звуки, в которых легко угадывался матерный подтекст.
 
-Ладно, Гена, - дядя Валера полез в карман брюк. – Даю тебе последний шанс. – Он достал сторублевку, протянул другу. Тот засиял, не веря своему счастью, виновато посмотрел на Петра, который лишь махнул рукой, играй, черт с тобой.

Диоген поправил волосы, подтянул штаны, вытянулся по струнке перед Железным Колькой:
-Не в моих силах защитить тебя от кары господней, - перекрестился перед экраном. – Перед кончиной прими последнюю жатву.
 
Колька подлетел к ним как подорванный. Убедившись, что жена цела и невредима, бросился к автомату. Диоген отстранил его широким жестом. Увидев в его руке сторублевку, Колька успокоился, направился к дяде Валере:
-А ты чё кипишишь? «Белочку» словил?

Дядя Валера ничего ему не ответил, весь сосредоточившись на предстоящей миссии. Люди зашумели на Кольку, чтоб не мешал творить справедливость, мол, человек исполняет народную волю. А Диоген, не спускавший лихорадочного взора с мелькавших на экране цифровых комбинаций, вдруг рухнул на землю как подкошенный.

-Убили! – разнесся над полем вопль почтарки. Она кинулась к мужу, принялась его тормошить. Испуганный дядя Валера закричал, что он еще даже не стрелял. 

Петр подбежал к Железному Кольке, вгляделся в экран и с ополоумевшим видом принялся тереть его рукавом. На нем – и это теперь видели все – красовался выигрыш: «300 000 рублей». Пришедший в себя Гена Диоген начал бегать по полю, как заяц-беляк в период гона. Его ловили всем миром, чтобы он на радостях не сотворил чего-нибудь с собою.

 Колька Веселов охрип, доказывая, что это ошибка программы, что у него нет такой суммы, и выплачивать он ничего не будет. Ему грозили милицией, судом и НАТО за его бесстыдное непотребство. Галина обреченно плакала в будке, уткнувшись носом в синтепоновую куртку.

Несмотря на сопротивление Кольки, его повели домой с угрозой учинить обыск, если он добровольно не отдаст выигрыш. Дома он вытащил из подпола стеклянную банку, обернутую полиэтиленовым пакетом: в ней было 18 тысяч рублей. Их тут же экспроприировали в карман Диогена, который его жена Нина и Петрова жена Лида немедленно опустошили в свою пользу.

Что было делать дальше, не знал никто. Старуха Лазарева на всякий случай предложила пытать Кольку, пока не сдаст остальные тайники, но большинство, придерживающееся более гуманных взглядов, ее не поддержало. Один только дядя Валера, неудовлетворенный несостоявшимся расстрелом Железного Кольки, все еще жаждал его крови.

Всей гурьбой снова пошли к автомату. Колька по дороге угрожал, что по статье «порча чужого имущества» он засудит любого, кто посягнет на его добро. 

Галина с отрешенным видом по-прежнему сидела в будке. Мыслями она была далеко, где-то там, в неосуществившихся своих мечтах, и ее даже было жаль. Петр высказал идею еще раз сыграть в автомат, вдруг его снова пробьет на выигрыш? Такая перспектива Кольку Веселова просто взбесила. Он забежал в будку и с мясом вырвал из розетки питающий кабель.
-Ну, что? Выкусили? – злорадно улыбался Колька, стоя среди соседей. Этого ему показалось мало, стал подзадоривать дядю Валеру. – Стреляй! Давай к ядрёне фене! Чё бздишь? Тогда я сам.

Решительно забрал у него ружье и, не целясь, жахнул. Железный Колька послушно осыпался мелким экранным стеклом. Его кончина  произошла без слез и причитаний, даже Диоген воздержался от внешних проявлений горя. Вернув ружье дяде Валере, Колька Веселов пошел домой. Галина собрала свои женские безделушки: зеркальце, помаду, недовязанный носок – и последовала за ним.

После расправы Железный Колька сиротливо проторчал на пригорке до глубокой осени. Правда, его полюбила скотина: коровы чесали бока о его углы, а собаки метили на нем территорию. По снегу, как только открылся зимник, Колька на «Буране» увез его в район и сдал на металлолом.

Гена Диоген, Петр и дядя Валера по-прежнему собирались на бревне обсудить текущие дела, но о Железном Кольке старались не вспоминать. Лишь старуха Лазарева, придя в магазин, нет-нет, да и сокрушалась о потерянных ста рублях, на которые много чего могла бы купить…
КОНЕЦ