Долгожданный отпуск. Часть VII. Глава VIII
Придя в номер, решили более не предаваться чревоугодию, а поваляться в кровати и всласть выдрыхаться. Устраивать игрища на сытый желудок не очень-то хотелось обоим, потому, смыв дорожную пыль и приведя себя в порядок, разлеглись поверх покрывала, как Адам и Ева, в ожидании струящейся в раскрытое окно вечерней прохлады. Мысленно перекрестясь, я начал настраивать свою молодую женщину на совместную, пусть даже недолгую, жизнь. Лапушка, доверчиво прижавшись щекой к моему жилистому плечу, молча слушала. Я говорил долго, говорил о своей нескладной жизни, о попытке найти себя среди этих красот или наоборот, потерять себя через рутину рыбной ловли на благо возрождающегося общества. О том, что неплохо было бы ей, молодой, красивой девушке, иметь хоть такой, временный, но «очаг», в котором её всегда ждут и любят. И о том, что я, в этом случае, надеялся на взаимность. Иногда, после чрезмерно красноречивых высказываний, она поднимала свою головку и пристально смотрела мне в глаза. Я замолкал, сбавляя обороты, но понос мысли не давал мне тормозить и меня опять расплескивало и расплёскивало. Стемнело. Поток моего красноречия стал иссякать и я стал опаской поглядывать на свою немногословную слушательницу: а не уснула ли она часом. Нет, Лапушка внимала, накручивая на мизинчик пару волосков, одиноко росших на моей груди.
Итогом полутора часового монолога стала её короткая фраза: - Я подумаю. – После чего она, всё так же молча, встала, дразня в лунном свете своим юным телом и сдернула из-под меня покрывало: - Двигайся, спать буду.
Отодвинувшись к стенке, резко выдернул эти непокорные волоски и потёр кончиками пальцев защипавшее место. Поговорили! Вот так всегда… Только за жабры, как хвостом по морде и в тину… В данном случае – в сон. Ну, спать, так спать. Утро вечера …, как говорил пророк Иеремия.
Долго ворочался, боясь разбудить мирно сопевшую Лапушку. Сон не шёл. Стал вспоминать, как пережил в этих местах первый год, как шарахался от всего, на чём лежала печать радиации. Не расставаться с дозиметром – это не писк моды, а первая необходимость нашего времени. Сколько, молодых и не очень, жизней унесли последствия катастрофы в наши дни. Охотники, Рыбаки, Несуны и Собиратели или просто искатели приключений… на свою задницу. Я видел их почерневшие рты, на скрюченных, словно в конвульсиях, трупах. Видел уродов, мутантов и просто больных, у которых отпала необходимость покидать выделенные правительством резервации. Там хоть как-то о них заботились.
Вспомнилось, как наша молодёжь, первого, выловленного у Сосны Ихтиандра, пыталась напоить палёной водкой, а он, захлебываясь, вытягивал свои мясистые губы и нещадно лупил неудавшихся собутыльников своим длинным хвостом. Вспомнилась моя первая стерлядка, пойманная на Большой реке, которую, ещё трепыхавшуюся я, выпотрошив и посолив, слопал, наплевав на мерный треск дозиметра и облизывая пальцы. И то бревно, вросшее в донный ил, торчавшее возле берега одинокой занозой для всего рыбацкого братства, в котором каждый из нас оставил ни один десяток уловистых любимых блёсен и крючков с фидерами. И ведь как посмеялся над нами Водяной, устроив самые «хлебные» места подле этого, ощетинившегося нашими потерянными снастями, древесного обрубка.
Это сейчас, заматерев и имея Знание, спокойно расстаюсь с утратой, а раньше… Эх, нервы, нервы. Много всякого люда перевидал я за эти годы на здешних водоёмах. И ни разу не встретил ни одного рыбака, который бы не уронил скупую слезу, не заскрежетал бы зубами или не проклял бы Водяного и его бабушку, когда снасть, на которую так долго откладывались мелкими пайками Крышки, в хлам уделывал нежданный Тай. Да что снасть, блёсенку и ту порой становилось жалко.
От мыслей отвлёк крик ночной гостьи, совы. Много их тут, вдоль реки селится, пугают задремавших рыбаков своим внезапным уханьем, не дают клевать носом в час волка. Ночная прохлада стала выхолаживать тело и я, аккуратно перекатив свою нимфу, вынул из под неё одеяло, коим и укрыл нас обоих: так теплее. С этим и заснул.
Утром долго не отпускал из объятий Лапушку, как пойманную когда-то на Опале гигантскую Мальму, смеясь и отбиваясь от её оплеух. В конце концов сдался и, получив локтем под дых, зашёлся в кашле. А моё юное чудо бросилось в туалет, пытаясь донести вчерашний чай по назначению: - Скотина! В другой раз, на моём месте окажешься ты! – неслось из-за закрытой двери. И я почувствовал, что эта угроза не совсем беспочвенна. Успела, слава Богу! А то «мстя» была б ужасной.
Закрыв окно и прибравшись в номере, мы отправились в Бар, где я опять направил разговор в нужное для меня русло.
- Не лети. Табань вёсла! Я ещё не решила, – поняв куда я клоню, оборвала меня на полуслове Лапушка. – Ты что, «тыщёвку» хапнул? Вроде не похоже, - намекнула она на приличное для мужчины состояние. Так куда торопишься? Живём же…
- Так.. э… ну.. А-а-а, - махнул я рукой и взялся наверстывать упущенное, доедая остывший завтрак.
А я уже размечтался, как буду отрабатывать на дорогой рыбе, для поддержания семейного бюджета, а радость моя, набираться опыта, благо есть теперь, кому подсказать и направить в нужную Локацию за самой ценной добычей. А позже, вместе, мы будем долбить Буратинку и Лягух на Жабкиной Падле, сидя в одной лодке. И я, хапнувший к тому времени второй веночек на зеленых квакушках, буду читать Лапушке свои, прущие на радостях, рифмы. А когда наступит зима, возможно уговорю её подарить мне наследника… Только б не рассыпалось наше счастье, как жменька зерна на ветру.
Так, в однообразном ритме, прошла неделя. За это время углы, существующие между нами, немного притёрлись. Я стал более чутким и предупредительным, а Лапушка - более податливой и женственной. А самым главным моим достижением стало то, что я приучил её к общению. Она чаще стала высказывать свои мысли, порой неуклюже и смешно жестикулируя, не находя нужных слов. У неё проснулся интерес к тому багажу знаний, который я приобрёл здесь, а у меня появилось желание донести его до неё. В общем, мы стали «парой».
Утром последнего нашего совместно проведённого в гостинице дня Лапушка попросила собрать её в дорогу.
- Хочу на Гречиху сгонять. Надо ж мне когда-нибудь тысячу живца отловить. Вот Ельца там и погоняю. – Она смотрела на меня таким просящим взглядом и так мило улыбалась, что я просто растаял.
- Помнишь, как я учил? Ручейника бери, не перебивает никто, и два аниса, - напомнил я ей.
- Ну, ты ещё до воды меня проводи и прикорма накидай, а я посмотрю, постою рядом…
- Ладно, ладно, молчу, - закрыл ей рот поцелуем.
Первую, за последнее время, ночь спал один. Кутался в одеяло и покрывало, но не мог согреться в одиночку. Закрыл раму, отгородился от ночных звуков и …
… проснулся. Одинокий глаз монитора тускло освещал полумрак комнаты. Сколько ж я валялся? На часах было 7 утра. ППЦ! Поиграл… Надо б в душ сходить, эка ломает, переспал видимо. Да и блинный день сегодня. Нужно настроиться. Зря, что ли, три пакета в молочном прикупил?
На пороге комнаты, выгнувшись своим чёрным телом, нарисовалась Серафима: - Мя-я-я-я…
- И тебе молочка налью, не убудет. Пойдем умываться, чудо моё водоплавающее. – Симка, не дожидаясь хозяина, скользнула в ванную и залезла под смеситель в ожидании игрищ. – Ну, двигайся, я ещё зубы не чистил. Будешь? – Я протянул к её морде свою зубную щётку, сдобренную червяком пасты. Симка возмущённо фыркнула и ретировалась на кухню, греметь оставленными в мойке с вечера кастрюлями и тарелками.
- Итить её мать! – в сердцах, раздраженно прошамкал я, с полным ртом пены, услышав характерные звуки с кухни. – Оставили подарочек!
Начиналась суббота…
Свидетельство о публикации №213071300507
Александр Михельман 01.12.2013 10:40 Заявить о нарушении
С теплом,
Александр Посохин 01.12.2013 14:13 Заявить о нарушении