Дорожные рассказы

СОСЕДКА

Через плетень с завистью наблюдала она, как сын Амины, Самир, ловко и умело работает во дворе. У нее самой были только одни дочери, сына бог ей не дал.
Увидев, как Амина вышла из дома, она сказала ей:
– Жаль, Амина, что Самиру недолго осталось помогать тебе. Скоро его заберут в армию.
– Ну и что. Как заберут, так и вернут. У всех в деревне сыновья в целости и сохранности возвращались из армии, – ответила Амина.
– Дурой ты какой была, такой и осталась. Ты не слышала, что на базаре говорят? В соседних деревнях сколько парней не вернулось, даже тела их не отдали родителям.
А сколько вернулось искалеченными или больными… И не говори.
– Я ничего такого не слышала, – забеспокоилась Амина.
– А потому, что ты не ушами слушаешь. Глупая ты. Посмотри на богача Султана. Ты знаешь, как он разбогател? Он не послал сына в армию, на верную смерть. Он отослал его в Москву, а тот оттуда каждый месяц посылает ему деньги. Вот как умные люди поступают!
На следующий день, увидев как офицер из военкомата приближается к их дому, Амина в большой тревоге подбежала к Самиру:
– Самир, родной, скорей спрячься под стогом сена, – она, схватив за руку сына, потянула его к стогу.
– Мама, что случилось? – спросил удивленный Самир.
– Потом скажу, сейчас некогда. Ради меня с отцом, скорей спрячься под сеном, – торопила его Амина, все время озираясь на калитку. Самир в недоумении пополз под стог сена.
Амина быстро вернулась к калитке, как раз в тот момент, когда офицер уже хотел открыть ее.
– Амина ханум, здравствуйте. Вот повестка на Самира. Пусть завтра придет в военкомат. Ему еже исполнилось 18 лет.
– А Самира нет. Вот уже месяц, как он уехал в Россию, – с вызовом сказала Амина.
– Амина ханум, что вы говорите? Вчера только все видели, как он отплясывал на свадьбе сына Али киши. О какой России вы говорите?
– Ну и, что видели. Не отдам я его вам. Он у меня единственный сын, – не отступала Амина.
– Слушайте, Амина ханум. Вы нарушаете Конституцию нашего государства. С ним у нас ничего не случится. Не успеете глазом моргнуть, как он окончит службу и вернется к вам. Мы из него мужчину сделаем, в случае нужды, сможет защитить и вас и свою Родину. Жду его завтра к 900 часам.
После его ухода Амина вернулась к стогу сена:
– Самир, выходи, сынок, где ты там? – несколько раз позвала она. Но Самир молчал и не выходил. Вместо него из-под стога выползла с грозным шипением рассерженная, длинная, тяжелая гюрза.



СЕКЦИЯ ПЛАВАНИЯ

– Мама, сегодня учитель физкультуры сказал нам, что у нас в школе открывается секция плавания. Можно я тоже запишусь туда, – возбужденно сказала прибежавшая из школы семиклассница Айнур.
– Нет, что ты, доченька, – с испугом ответила, подняв голову от стирки, ее мать.
– Мама, учитель говорит, что все девочки, так же как и мальчики, должны уметь плавать. Наша деревня находится на берегу Куры и каждый год несколько человек, в основном женщин, тонут в ней. Уже несколько девочек записались. Позволь и я запишусь.
– Тебе нельзя, доченька. Что скажет отец? А соседи, родственники?.. Отец твой – всеми уважаемый человек. Он никогда не позволит, – разогнув спину, устало сказала мать.
– Ну мама, прошу тебя, – настойчиво стала просить Айнур.
– Что она опять ноет там? – сердито вмешалась сидевшая рядом с люлькой бабушка, которая, куря чубук, раскачивала ее. – Говорила я вам, не надо девочку пускать в школу. Вконец испортилась там.
– Бабушка, почему нельзя? Что здесь плохого? Другим можно, а мне нельзя, – запротестовала Айнур.
– Не хватало еще, чтобы тебя голой видели люди. Бездельница, такая же как и мать. Вместо того, чтобы научиться доить коров, она вздумала учиться плавать. Пусть учитель свою жену и дочек водит туда. В твоем возрасте у меня было уже двое детей. Не сегодня, завтра сваты будут приходить, а она плавать. У других невестка как невестка, а эта даже дочку не смогла воспитать. Целый день все возится и возится. Никакого проку от нее. Чтобы к вечеру паласы и ковры были вымыты, а то от грязи невозможно сидеть на них, – вконец рассердилась бабушка.
– Ана, я только на прошлой неделе мыла их, – осмелилась перечить ей мать Айнур. – Они чистые.
– Что? Это ты со мной так разговариваешь? Бессовестная, без роду и племени. Обнаглела совсем. Это все сын мой виноват. Посадил тебя на мою шею. В собственном доме житья нет от тебя, – совсем разошлась бабушка, и взяв свою палку, сердито хлопнула калиткой и вышла со двора.
– Ай, доченька! Что ты наделала, – плача, сказала мать Айнур и побежала за свекровью. Но та, с силой оттолкнув ее и бормоча ругательства, пошла к своим подругам, чтобы вдоволь посплетничать с ними.
Мать Айнур, в сильном расстройстве вернулась обратно, на скорую руку накормила детей и, привязав 6-месячного сына к спине, взгромоздила ковер с паласом на себя и на Айнур и пошла вместе с ней к реке. Отыскав безлюдное, тихое место, оставила ребенка, завернув его в одеяло, в тени ближайшего дерева и принялась мылить, скоблить ковер, а Айнур, по колено в воде, подавала тазиком воду.
– Ой, мама, помоги! – вдруг вскрикнула Айнур.
Мать, подняв голову, в ужасе увидела, как вода уносит Айнур. Быстро подбежав к воде, она протянула руку, но не дотянувшись до Айнур, вошла в воду. Голова Айнур пропала под водой и вновь появилась. Мать бросилась за ней, почва ушла из-под ее ног и вода понесла ее. Айнур исчезла под водой.
– Доченька, Айнур, где ты? – успела позвать она и, захлебнувшись, ушла под воду. Вода сомкнулась над ее головой.
Вечером двое мужчин возвращались по берегу Куры с работы домой.
Вдруг один из них приостановился.
– Слушай, кажется детский плач доносится, – сказал он.
– Нет, это тебе послышалось, – ответил другой. Они прошли еще несколько шагов.
– Слушай, а что это шевелится там, в темноте под деревом? – спросил первый.
– Да, наверно, какая-нибудь лиса. Пошли скорей и так припозднились. Вечно тебе что-нибудь да мерещится, – раздраженно ответил другой.
Пройдя еще немного, они натолкнулись на расстеленный ковер и недомытый палас.
– Посмотри сюда, здесь мыли ковры, а хозяек нет. Куда они могли деться? Наши женщины никогда не оставят без присмотра свое добро, – опять заволновался первый.
– Слушай, может они утонули? Давай вернемся к дереву. Может, они оставили там ребенка? Ведь не раз так было, – всё не отставал первый. Второй уже не возражал. Быстрым шагом они вернулись к дереву. При свете фонаря они нашли сверток, в котором уже уставший от плача, голодный ребенок сосал пальчик.


АРМЕЙСКИЙ РЕМЕНЬ

После смерти матери Солмаз отдали замуж за первого же посватавшегося из другой деревни мужчину, хотя ей еще не исполнилось и 16 лет.
Семья была очень бедной в деревне и отец со старшим братом были рады избавиться от лишнего рта. Ее муж был до нее трижды женат. Но это не заставило призадуматься ее отца с братом. Не выяснив, кто он и какой он, они сразу дали свое согласие, пригласили муллу и по шариатскому закону выдали ее замуж. ЗАГС ее муж не признавал. Он был старше нее на 30 лет и оказался очень жестоким человеком. Солмаз потом узнала, что его первая жена умерла от побоев, вторая – бесследно исчезла, а третья, не выдержав истязаний мужа, сожгла себя. В собственной деревне больше никто за него свою дочь не отдавал.
У него был кожаный широкий солдатский ремень с тяжелой металлической бляхой, который он всегда надевал поверх брюк.
Каждый день муж Солмаз напивался и, приходя домой, первым делом, намотав ремень на руку, начинал избивать Солмаз, стараясь попасть металлическим концом ей в голову. Это он называл разминкой. Потом, доведя себя до исступления, он бросал ремень и начинал бить ее ногой, до тех пор, пока не доводил ее до бесчувственного состояния.
Через три года совместной адской жизни Солмаз, после нескольких, в результате избиений, выкидышей смогла родить сына. Вся радость жизни теперь для нее сосредоточилась только в нем.
В страхе перед буйным мужем, к его приходу она прятала ребенка подальше от его глаз, чтобы он ненароком не рассердил отца и не попал под его тяжелую руку.
Так, терпя побои и унижения, она с привычной покорностью исполняла все требования мужа в течение 5 лет, лишь бы он не трогал сына. Но она в страхе понимала, что рано или поздно муж доберется и до сына, к которому совершенно не чувствовал отцовской любви.
И беда пришла. Однажды вечером, вконец пьяный муж пришел неожиданно раньше времени, когда сын, ни о чем не подозревая, играл на балконе с перевернутым стулом. Отца это почему-то привело в ярость и он, схватив мальчика вместе со стулом, швырнул их с балкона вниз на землю.
На шум из кухни выбежала Солмаз и, увидев бесчувственного сына на земле, не понимая, что делает, бросилась на мужа. Муж, одним ударом отбросив ее в сторону, стал ногами избивать ее. Избивал методично и долго, пока сам не устал. Потом, оставив ее, пошел на кухню, плотно поел и, развалившись на кровати, захрапел.
Через несколько часов Солмаз, очнувшись, с трудом поднялась и, шатаясь, спустилась вниз. Сын, все еще без чувств, лежал на земле. Подняв его с земли и крепко обняв, она вышла со двора и, хотя была ночь, пешком отправилась в свою деревню. Она не боялась, что на нее могут напасть одичавшие собаки и осмелевшие волки, которые в последнее время стали нападать на животных деревни. Они не могли быть страшнее ее мужа. Всю дорогу обнимая и целуя сына, она молила бога, чтобы он выжил. Разбив ноги до крови, к утру, изможденная, без сил, вся в ссадинах и в крови, она добралась до своей деревни.
Отец и брат с женой были недовольны ее приходу, хотя и видели в каком состоянии она пришла. Как они ни убеждали ее вернуться обратно, она была тверда в своем решении. Солмаз им сказала, что если ее силой заставят вернуться обратно, она сожжет себя с сыном на глазах всей деревни. Отец с братом вынуждены были принять ее, хотя невестка все время недовольно ворчала.
Сын Солмаз стал постепенно поправляться, но онемел. Он потерял дар речи. Спустя год, отец Солмаз, видя все возрастающее недовольство сына и невестки, добился, чтобы сельсовет выделил для его дочери участок земли. На окраине деревни почва была болотистой, поэтому Солмаз выделили участок подальше от деревни, там, где почва была получше. Отец помог ей построить маленький домик из необожженной глины, оградить участок камышовой изгородью, а сельсовет провел для нее воду и свет от проходящих неподалеку водопровода и линии электропередачи.
Радости Солмаз не было предела. Теперь она могла день и ночь трудиться на своей собственной земле, а работы она не боялась, она с детства привыкла к ней. Она попросила у отца старое охотничье ружье, чтобы ночью не было боязно.
Прошло несколько лет. Посаженные деревья стали приносить плоды, в огороде росли различные овощи. Сын подрос и стал для нее настоящим помощником и опорой. Они стали хорошо жить. Сейчас они уже имели все виды деревенской живности во дворе.
Про мужа она старалась не вспоминать. Только изредка доходили до нее слухи о том, что он снова женился и продолжает буянить.
В это утро Солмаз проснулась рано утром, подоила корову и вывела ее на пастбище. Вернувшись, она накормила гусей и кур, вскипятила молоко и позвала завтракать сына, который хоть и не мог говорить, но хорошо слышал и понимал ее.
После завтрака Солмаз сказала сыну:
– Слушай сынок, сточная вода стала заполнять наш нужник. Нужно выбрать новое место для него на другом конце участка и выкопать сегодня там яму. Сын с готовностью согласился. К вечеру она с сыном, уставшие, но довольные, уже выкопали глубокую яму под нужник и даже сверху настил прикрепили. Осталось только перенести ограду со старого нужника на новый. Решив закончить работу на следующий день, они сели во дворе ужинать.
Вечер выдался теплый, только слабый ветерок шевелил листья деревьев. Им было хорошо вдвоем. Закончив незамысловатый ужин, они встали, чтобы убрать со стола, и в этот момент залаяла привязанная рядом с калиткой собака. Подняв голову, Солмаз увидела, как двое мужчин вошли во двор и, увидев их, направились в их сторону. Сначала она не узнала в одном из прибывших мужа, но потом, приглядевшись, поняла, что это он.
– Ну что, жена, не узнаешь? Так ты встречаешь мужа? Видно, давно не гладил тебя ремнем, – деланно хохотнул муж. – Принимай гостей. Принеси нам поесть. Пока до тебя добрались, все ноги отбили. А ты что набычился, гаденыш? На отцовском хлебе вырос и теперь не признаешь его? – обратился он к стоявшему в нерешительности сыну.
Сказав все это, он развалился на стуле, пришедший с ним мужчина, недолго думая, направился в сторону курятника.
– Неси еду! Кому я сказал, оглохла что ли? – уже со злостью прорычал муж.
Послышался шум из курятника и вскоре оттуда, с двумя задушенными курами в руках, вышел попутчик мужа.
– А вот и еда! – сказал он и швырнул кур под ноги Солмаз.
Автоматически ничего не соображая, как загипнотизированная, Солмаз подобрала их с земли, быстро ощипала и, пожарив их на открытом огне, подала к столу.
Они стали есть и запивать водкой, принесенной с собой. По мере того, как муж напивался, в нем все больше закипала злость.
Солмаз, видя его состояние, быстро завела сына в дом и закрыла за собой дверь. Но вскоре муж грозно позвал ее. Боясь, что он может зайти в дом, она мгновенно вышла к нему.
– Эй, жена, подойди сюда и слушай меня внимательно. Видишь этого человека? – он показал на храпевшего на земле мужчину. – Это покупатель. Я ему продал все, что здесь есть. Завтра можешь убираться отсюда. Тебе больше здесь ничего не принадлежит. Слышишь меня?
– Да, – безропотно ответила Солмаз.
– А теперь неси воду и вымой мне ноги, да поживей. И постели нам во дворе.
Солмаз быстро принесла тазик с водой и нагнулась, чтобы снять сапоги с ног мужа, задев при этом бутылку с недопитой водкой.
Увидев упавшую на землю бутылку, муж рассвирепел.
– Ах ты собачье отродье! Как ты смеешь при мне даже дышать. Я уничтожу тебя и твоего выродка, – в бешенстве заорал он и, сняв свой армейский ремень, стал избивать ее, как и прежде, металлическим концом. Молча терпя боль, она старалась увернуться от ударов, и это приводило мужа в еще большую ярость. На его шум из дома выскочил сын и, увидев в ужасе сцену избиения своей матери, к криком бросился на отца.
– Не трогай маму, не трогай ее, – твердил он, стараясь защитить мать. А отец, кажется, и дожидался этого, оставив Солмаз, он схватил с земли бутылку и со всей силой ударил сына по голове. Сын, как подкошенный, упал на землю. Солмаз бросилась к сыну, но ударом ноги была отброшена назад.
Тогда, не помня себя, она забежала в дом, взяла отцовское ружье и вышла на порог как раз в тот момент, когда муж уже хотел открыть дверь за ней, и выстрелила ему прямо в открытый в зверином оскале рот. Отодвинув ногой его труп, она подошла к лежавшему без сознания сыну и, убедившись, что он жив, поднялась, взяла ружье в руки и направила дуло на храпевшего на земле мужчину. Несколько раз она поднимала и опускала ствол ружья, но так и не выстрелила. Отложив ружье в сторону, она занялась сыном. Перевязав ему голову, умыв его лицо, она подняла его и понесла в дом. Вернувшись обратно, она постояла над мужем в нерешительности, немного подумала, а потом, взяв его за ноги, потащила в сторону старого отхожего места.
Через некоторое время, приведя в порядок двор, она вошла в дом.
Утром, сменив повязку на голове метавшегося в жару сына, она вышла во двор. Мужчина уже проснулся и звал ее мужа.
– Куда пропал твой муж? – обратился он к Солмаз.
– Он рано утром ушел в райцентр и сказал, что будет ждать тебя там, – ответила Солмаз.
– Я никуда не собираюсь идти. Это мой дом и мой сад. Он продал все это мне. А ты можешь здесь оставаться и работать на меня. А ты еще ничего себе, – сказал он, глядя на нее маслянистыми глазами. – Подойди ко мне.
Солмаз с каменным лицом отвернулась от него и направилась в сторону дома. Он быстро поднялся и поспешил за ней. Когда он дошел до двери, дверь распахнулась и что-то яркое ослепило его.
Не поняв, в чем дело, он упал на землю.
Отложив ружье в сторону, Солмаз привычным образом поволокла его в сторону старого нужника.
К ее большой радости, через несколько дней сын стал поправляться и даже, хотя и медленно пока, но начал говорить. Немного окрепнув, он сказал матери, что пора ограду со старого нужника перенести на новый, с чем мать сразу согласилась. Когда они подходили к старому нужнику, вдруг сын увидел, что в траве, под кустами что-то блестит. Нагнувшись, он поднял с земли отцовский ремень.
– Мама, посмотри, отец забыл ремень, – с беспокойством сказал сын. – Он, наверно, скоро придет за ним.
– Нет, сынок, больше не придет. Не бойся, – успокоила его мать.
Когда они снимали ограду со старого нужника, который она за время болезни сына уже засыпала землей, один из 4-х столбов, к которым была прикреплена ограда, был оставлен матерью нетронутым. Найдя на нем гвоздик, она повесила там ремень мужа.
Каждый день, вечером, когда сына не было рядом, она подходила к столбу, снимала с него ремень и, изо всех сил ударив по столбу металлическим концом, вешала его снова на место.


РАЗИ И НАРАЗИ

После 8 лет томительных ожиданий, наконец-то, у Гаджиевых должно было быть прибавление в семействе.
Хозяин семьи был лесником, и жили они на опушке леса.
Каждый день последнего месяца беременности жены, он, уходя в лес, с тревогой спрашивал у нее:
– Ну, как?
Его мать, жившая с ними, успокаивала его, говоря, что ничего опасного для жены нет, она сама примет роды, не в первый раз. В ближайшей деревне, где они раньше жили, всегда пользовались ее услугами.
Успокоенный сын уходил в лес, но не дотерпев до конца дня, спешил обратно.
И наконец долгожданный день наступил. Приняв мальчика – крепыша, свекровь с удивлением поняла, что за ним есть еще один. И каков же был ее ужас, когда вторым оказался маленький страшный уродец. От страха она уронила его на пол и, подумав, что он умер, занялась первым малышом. Но спустя несколько минут уродец зашевелился и запищал. Кое-как перевязав ему пуповину, она завернула его в одеяло, не зная, что с ним делать, как показать его родителям.
Только на следующий день она решилась показать его им. Радость отца от рождения первенца померкла. Он с брезгливостью посмотрел на младшего и отвернулся в сильном негодовании. Как от него мог родиться такой уродец?
Когда свекровь показала его невестке, та пришла в такой ужас, что у нее пропало молоко.
После недолгих размышлений, свекровь посоветовала невестке не кормить уродца, пусть бог приберет его.
Но сердце матери не могло вынести голодный писк ребенка и она кормила козьим молоком обоих сыновей. Старшего назвали Рази, а младшему свекровь дала имя Нарази.
Старший сын рос не по дням, а по часам и к 5-ти годам, отец, любивший его больше собственной жизни, научил его уже скакать на коне.
На младшего сына отец не обращал никакого внимания.
Нарази тоже никогда не подходил к отцу, хотя видел, как Рази при виде отца, выходящего из леса, бежал радостно к нему и как отец, обнимая его, целовал, а потом начинал подбрасывать в воздух.
Мать тоже никогда не ласкала его, хотя он видел, как она нежно гладит Рази по голове, берет его к себе на колени, играется с ним, целует его, рассказывает ему сказки.
Родители никогда никуда не брали его с собой, они стыдились показывать его людям. На все праздники, свадьбы, развлеченья они брали с собой только Рази, а его оставляли или с бабушкой, или, если и бабушка уходила с ними, запирали одного дома, оставив для него еду под столом.
Только Рази любил его и играл с ним. Рази для него всегда приносил ягоды из леса, куда отец брал его с собой, а бывал в гостях – сладости.
Прошло несколько лет.
Однажды, сидя под столом, где он обычно любил сидеть, Нарази услышал, как бабушка сказала:
– Слушай, сынок, так больше продолжаться не может. Отдай его в приют.
Нарази не понял, о чем идет речь, но понял, что это относится к нему.
На следующий день его приодели и отец отвез его в город. В приюте отец долго подписывал какие-то бумаги, а потом, оставив его там, уехал.
Всю неделю после этого события в доме лесника был слышен плач. Это Рази плакал, прося вернуть ему брата. И отец сдался, он не мог вынести страдания старшего сына.
Увидев, что он вернулся за сыном, директор приюта была несказанно рада этому.
– Как хорошо, что вы приехали. Ваш сын после вашего отъезда забился в угол, и никакие уговоры на него не действуют. Он не ест и не пьет. Мы силой решили накормить его, так он стал кусаться, царапаться, как дикий зверек.
Отец, хмуро выслушав директора, молча взял Нарази за руку и вышел из заведения.
Радости Рази не было предела. Он обнимал, ласкал брата, называя его нежными именами. Нарази никак не реагировал на ласки брата. Он сидел взъерошенный и угрюмый, хотя раньше любил играть с Рази.
Ночью, когда все уснули, Нарази прокрался на кухню и взял самый длинный острый нож. Войдя в комнату, где они с братом обычно спали, подошел к кровати брата, который безмятежно спал, улыбаясь во сне, и подняв нож, несколько раз с силой вонзил его в брата.
«Теперь они меня будут любить и больше не отдадут в приют», – с этими мыслями Нарази, крепко держа нож в руке, лег спать.



ПОДМЕНА

Красавица Гюльназ была младшей дочерью Ибрагим бека. Она была точной копией своей красавицы матери, которую в молодые годы умыкнул из соседней деревни ее отец.
Старшая дочь, Гюльсум, была полной копией и любимицей отца. У нее были такие же близко посаженные черные пронзительные глаза, такой же длинный с горбинкой нос, как у него. Родись она мальчиком, все эти черты только бы украсили его. Но уже подходил 30-й год ее жизни, а сватов все еще не было. Зато для младшей дочери, которая была любимицей матери, сваты ходили топами.
Все молодые парни деревни, и даже парни из ближайших деревень, мечтали и тайно вздыхали по ней. Но сколько и кто бы ни посылал сватов, всем был один ответ: «Пока старшая дочь не выйдет замуж, младшую не отдам».
Такова была воля отца, перечить которому никто не смел.
Со временем количество воздыхателей и сватов стало уменьшаться и в конце концов их осталось только двое: два непримиримых врага – Ислам и Мехман. Оба они каждый год по нескольку раз посылали сватов, но получали один и тот же ответ: «Нет».
Даже старейшины деревни уговаривали Ибрагим бека отдать младшую дочь, не жертвовать ее счастьем ради старшей. Но он не внимал и их просьбам, хотя по деревенским меркам и младшая уже превращалась в старую деву, несмотря на то, что ей только исполнилось 25 лет.
Старшая Гюльсум уже давно перестала на что-то надеяться и прекратила ходить к роднику за водой, где «невзначай» встречались с молодыми девушками их поклонники. Вот уже несколько лет эту обязанность исправно выполняла Гюльназ и всегда по пути к роднику и обратно видела, как Ислам и Мехман поджидают ее – Ислам у родника, а Мехман у выхода из деревни. Ей давно нравился Ислам, а Мехмана она боялась. Чувствуя на себе его тяжелый, настойчивый взгляд, она всегда спотыкалась, когда проходила мимо него, и старалась получше закутаться в свой ярко-красный шелковый платок, чтобы он не видел ее лица.
Сегодня, проходя мимо Ислама, она тайком через край платка посмотрела на его смущенное лицо и потупленные глаза. Гюльназ немного приоткрыла платок и улыбнулась ему. Он, подняв глаза и увидев ее улыбку, понял ее значение и пришел в такой восторг от того, что она тоже любит его, что решил завтра же, как только его дорогая красавица Гюльназ придет к роднику, увести ее оттуда. Этим же вечером Ислам немедленно принялся за приготовления, призвав в соучастники своих двух близких друзей-родственников.
Через своих верных лазутчиков узнав об этом, Мехман, решил опередить его и завтра на пути к роднику, у выхода из деревни, украсть Гюльназ.
На следующий день, работая во дворе, Гюльназ споткнулась и вывихнула палец ноги. Хромая, она вошла в комнату, где за шитьем сидела Гюльсум, и попросила ее сегодня, вместо нее, пойти к роднику за водой. Хотя Гюльсум вначале отговаривалась, говоря, что она постирала платок и не может идти, Гюльназ, дав ей свой платок, в конце концов уговорила ее и та, закутавшись в платок Гюльназ, взяла кувшин и вышла со двора.
Спустя некоторое время, Гюльназ через окно увидела, как ее мать, которая была на поминках у соседки, вбегает с плачем во двор, а за ней – стая женщин.
– О, моя красавица Гюльназ, кто осмелился украсть тебя? – причитала ее мать и била себя по голове.
Гюльназ в испуге выскочила во двор:
– Мама, что случилось? – с беспокойством спросила она.
– Как, это ты!? Ты здесь? Это не тебя украли? Но все видели, как тебя украли. В деревне только один такой платок, его еще мой отец привез для меня из Мекки.
– Кто украл? – побледнев, спросила Гюльназ.
– Как кто, Мехман, – ответили хором соседки. – Мы сами видели, а вот и ваш кувшин, – указали они на подобранный ими кувшин.
Гюльназ с облегчением вздохнула.
– Мама, я вывихнула палец ноги и послала Гюльсум за водой, а так как она постирала свой платок, то дала ей мой.
Мать посветлела лицом, подошла к Гюльназ и, зная о ее тайных чувствах, обняла  ее, тихо прошептав:
– Ну все! Завтра же я скажу матери Ислама, пусть присылает сватов.


НЕВЕСТКА

Халида одна растила сына Абдула. После трагической гибели мужа, чтобы не травмировать сына, она во второй раз, как бы ей одной трудно ни было растить его, не вышла замуж, хотя претендентов на ее руку и сердце было хоть отбавляй. Благодарный Абдул во всем слушался ее и всегда поступал так, как она советовала ему. Он вырос, окончил школу, отслужил в армии и настала пора его женить. В таком ответственном деле, зная придирчивый нрав своей матери, он полностью положился на ее выбор. Халида долго и тщательно перебирала всех кандидаток на роль невестки и в конце концов остановила свой выбор на одной из них – тихой, застенчивой девушке, окончившей школу и ждущей, когда ее кто-нибудь засватает. Выяснив всю ее подноготную, узнав всех ее родных и родственников, переговорив со всеми соседями ее семьи, Халида со спокойной душой обручила сына с ней и в течение непродолжительного времени женила его. Невестка, Сара, в первый год замужества по всем критериям соответствовала ожиданиям свекрови. Они жили в одном доме, одной семьей мирно и дружно. Но постепенно ситуация стала меняться. Невестка стала перечить свекрови, а свекровь придираться к ней. В основном война у них началась из-за влияния на Абдула. Мать хотела так же, как и раньше, управлять им, а невестка хотела взять власть в свои руки.
В первое время Абдул старался как-то уладить все возрастающий конфликт между ними, а потом, устав от их дрязг и ссор, решил жить отдельным домом, чему была несказанно рада его жена, которая с утра до вечера только и твердила ему об этом.
Дом он построил напротив отцовского и только большой неогороженный огород разделял оба дома. Обиженная Халида долго не разговаривала с сыном, но после рождения внука Исы примирилась с новыми условиями жизни. Теперь ее интерес переключился на внука. Она каждый день бегала к ним, чтобы нянчить внука.
Невестка вначале не противилась этой, оказавшейся как нельзя кстати, помощи свекрови, так как ей одной трудно было управиться и с работой по дому, и с уходом за ребенком.
Мальчик рос и тянулся к бабушке, которая любила возиться с ним, отвечать на его бесконечные вопросы, рассказывать ему захватывающие дух сказки. Видя все большее влияние свекрови на Ису, невестка стала ограничивать ее доступ к нему.
Вот теперь война между ними разгорелась не на шутку. Если потерю влияния на сына Халида еще кое-как перенесла, те отстранение ее от воспитания внука она не могла спокойно вынести.
Каждый день между свекровью и невесткой возникали стычки и ссоры по любому вопросу. Невестка запретила своему сыну общаться с бабушкой. Внук без бабушки скучал и, улучив момент, когда его мать отвлекалась на какую-нибудь работу, бегал к ней.
Абдул, узнав о новой их подковерной возне, встал на сторону матери и начал часто вместе с сыном пропадать у матери.
Поведение Абдула только подлило масла в огонь. Теперь невестка уже металась в поисках мести. Дождавшись дня рождения свекрови, она приготовила любимое блюдо свекрови и, подсыпав в еду крысиного яда, поскольку его было в избытке в обоих домах из-за нашествия крыс, отнесла свекрови. Поздравив свекровь с днем рождения, она поставила блюдо перед сидящей на балконе свекровью и, пожелав ей приятного аппетита, повернула обратно.
Свекровь, удивившись в душе такому, давно не проявляемому, вниманию со стороны невестки, поджав губы, процедила «спасибо» вслед ушедшей невестке и отодвинула блюдо в сторону. Ей не хотелось есть еду, приготовленную для нее невесткой. Слишком сильна была обида ее на Сару. А невестка, чтобы отвести от себя всякие подозрения, вернувшись домой, спешно пошла помогать мужу в огороде.
Через некоторое время Абдул увидел, как Иса сидит у бабушки на балконе, а бабушка подает ему еду на блюде.
Чтобы смягчить отношение жены к матери, он       обратился к ней:
– Смотри, Сара, как мама любит Ису, а он ее. Он дома даже не хочет кушать, а у мамы ест с аппетитом.
Подняв голову, Сара в ужасе увидела, как сын ест отравленную ею пищу. Она завопила и махая руками бросилась бежать в их сторону.
А Иса, улыбаясь и продолжая есть, обратился к бабушке:
– Смотри, бабушка, как мама смешно машет руками.
Хотел он еще что-то добавить, но поперхнулся и замертво упал на пол.


ТЕЛЕФОН

Фарида еле досидела до конца последней лекции. В течение всей лекции бабушка непрерывно звонила ей на беззвучно поставленный мобильник. Включив телефон и не успев набрать бабушкин номер, она получила новый вызов.
– Да, бабушка, что случилось, родная? – в тревоге спросила она.
– Как что случилось? Ты что, оглохла? Я целый день звоню тебе. Чужие люди меня похоронят. Скорей приезжай, – в раздражении ответила бабушка.
– Скажи мне, бабушка, что случилось? – Фарида еще сильнее заволновалась.
– Придешь, узнаешь, если конечно успеешь. Растила тебя, растила, ничего для тебя не жалела, сама не ела, все тебе отдавала, а теперь сидишь там, развлекаешься, а о бедной бабушке даже и не думаешь. Не думала я, что на старости лет буду умирать в одиночестве.
В трубке послышались всхлипывания бабушки.
– Бабушка, родная, милая, потерпи немного, я еду, – сама не своя от страха за жизнь бабушки, со слезами на глазах пообещала ей Фарида сегодня же приехать и побежала опрометью в общежитие, которое находилось недалеко от медицинского института, где она, первокурсница, училась.
Вбежав в комнату, она стала быстро собирать вещи в сумку.
– Что с тобой? – спросила удивленно ее подруга и однокурсница Джейран. – Ты куда собралась?
– Бабушке плохо, нужно срочно ехать к ней, – торопливо ответила Фарида, продолжая собирать сумку.
– Ты что, с ума сошла? На чем ты поедешь вечером? Мы же в это воскресенье были у нее, двух дней не прошло. Хочешь получить НБ? Ты не знаешь, что за пропуски занятий без уважительной  причины могут исключить из института? Она не может подождать несколько дней, хотя бы до субботы? – спросила Джейран.
– Нет, она  умирает. Как ты можешь так говорить, будущий врач? – с осуждением ответила ей Фарида.
– Знаешь, Фарида, не обижайся на меня, но твоя бабушка самая настоящая эгоистка. Я это увидела с  первого раза. Я говорила тебе, не покупай ей телефон, житья тебе не будет от ее звонков. Нет, не послушалась меня. На себе, на еде экономила, а все-таки купила ей телефон. Лучше бы купила себе платье. Кто сейчас в городе ходит в штопанной одежде? Не переживай за нее, она еще нас с тобой переживет.
– У меня кроме нее никого из родных больше нет. Она меня вырастила, – с обидой ответила ей Фарида.
– Знаю, как она тебя вырастила, не мне рассказывай. Мне соседки твоей бабушки все рассказывали. Сама никогда не работала, а тебя с твоей покойной матерью всегда эксплуатировала. Везет же таким бабушкам. Смотри, не забудь захватить и купленный для нее жакет, а сама ты как-нибудь обойдешься. На, еще от меня ей передашь, – увидев обиженное выражение лица Фариды, примирительно сказала ей Джейран, протягивая коробку печенья.
Но обиженная Фарида, не приняв дар, быстро вышла из комнаты. Только бы успеть на вечернюю электричку. Бегом поднявшись на перрон, она увидела нужную электричку и, ускорив шаг, успела сесть в последний  вагон отходящей электрички. Она в первый раз ехала вечерней электричкой. В вагоне было всего несколько человек.
Сидя в вагоне, Фарида заново переживала обиду на слова Джейран, хотя в душе и понимала, что та была права и от этого ей становилось еще обидней.
Она вспомнила свое трудное, тяжелое детство, когда ее мать с раннего утра до поздней ночи работала не разгибая спины на полях зажиточных односельчан, получая за это скудные гроши, и как, тяжело заболев, слегла и перед смертью взяла обещание с дочери, что та будет хорошо учиться в школе и поступит в институт, чтобы стать врачом. После смерти матери 5-классница Фарида, каждую ночь сидя в постели матери, долго плакала, а потом, вспомнив свое обещание, бралась за учебники, чем вызывала большое недовольство бабушки. Бабушка нашла у соседей для Фариды работу и теперь после уроков Фарида нянчила соседских близняшек, иногда до утра оставаясь там, и на ходу учила уроки. Как только она немного подросла, бабушка, договорившись с хозяином фермы, стала посылать ее на тяжелую работу по уборке фермы. У хозяина было 20 дойных коров, и каждый день убирать за ними было не по силам и взрослому мужчине. Фарида выбивалась из сил, недосыпала, но уроки не бросала. В каждую свободную минуту ее любимым занятием было чтение. В школе она считалась одной из лучших учениц, а когда на Олимпиаде по биологии она заняла 1-е место в Республике, сам председатель сельсовета настоял, чтобы бабушка больше не посылала Фариду на тяжелую работу, и назначил ей стипендию за отличную успеваемость.
Фарида, благодарная ему за поддержку, теперь еще с большим рвением принялась за учебу и наперекор желанию бабушки поступила в Медицинский институт, причем набрав самый высокий балл, за что ей была назначена Президентская стипендия. Но несмотря на высокую стипендию, чтобы содержать и бабушку, и себя, она устроилась уборщицей в ближайшей от общежития аптеке.
На первую стипендию она купила бабушке телефон, чтобы та, в случае нужды, могла позвонить ей. После долгой тренировки научив бабушку, как пользоваться им, она с удовлетворением вернулась в город и со второй стипендии купила и себе дешевый телефон.
Каждую неделю в воскресенье ранней электричкой она с полными сумками продуктов ехала к бабушке, до поздней ночи стирала, убирала, мыла и в понедельник утренней электричкой возвращалась обратно, успевая на лекции.
Иногда она брала с собой и Джейран.
Очнулась она от мыслей, почувствовав на себе чей-то настойчивый взгляд. Подняв голову, увидела, что на нее, неприятно ухмыляясь, смотрит полупьяный, шатающийся из стороны в сторону, давно небритый мужчина. Посмотрев по сторонам, она в испуге увидела, что осталась в вагоне одна. Она и не заметила, когда и как вагон опустел. За окном была сплошная тьма.
К ее большой радости в этот момент в вагон вошли два проводника и мужчина исчез в другом вагоне. Оплатив проезд, Фарида выяснила, что на третьей остановке ей сходить. После ухода проводников она сидела настороженно, и все время смотрела на выходную дверь в тамбур. Через некоторое время она увидела, как в тамбуре стоит прежний мужчина с двумя такими же, как и он сам, неприятными мужчинами и указывает на нее, что-то им говоря.
У Фариды душа ушла в пятки. Поискав в сумке, она на всякий случай вытащила оттуда скальпель, который она купила в той же аптеке, где работала, и крепко зажала ее в ладони. Мужчины, потоптавшись в тамбуре, ушли в другой вагон. Но страх не оставлял ее.  Обычно она заранее, еще до остановки электрички, выходила в тамбур, в этот раз, из предосторожности, она до последнего момента не трогалась с места и лишь только электричка остановилась, она рванула с места и, быстро сойдя с вагона, стала спускаться по знакомой насыпи вниз. Дорога в ее деревню, которая располагалась в километре от железной дороги, проходила мимо кладбища. Быстро оглянувшись назад, она с ужасом увидела, как из другого вагона три черные тени спустились вниз и быстро пошли в ее направлении. Она, не помня себя, побежала и услышала за собой топот бегущих ног.
Понимая, что до деревни ей уже на добраться, она бросилась в сторону кладбища и, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, бежала, не разбирая дороги, среди старых и новых могил нескольких поколений деревни, все время  слыша крики и топот уже озверевших в пылу погони преследователей.  Моля бога о помощи, она вдруг увидела впереди себя свою мать, которая в большой тревоге за нее махала ей рукой, подзывая к себе, Фарида, что есть силы побежала в сторону матери, но не догнав ее, вдруг провалилась куда-то в яму, сверху заросшую кустарником. Ни жива, ни мертва она затаилась там, боясь даже громко дышать, хотя сердце ее готово было выскочить из груди. Несколько раз она слышала, как мимо с топотом и грязной руганью проходили ее преследователи, ища ее. Через час-другой, потеряв всякую надежду найти ее, они, видно, в конце концов ушли, т.к. их уже не было слышно. Но Фарида решила до утра остаться в своем спасительном убежище, все время про себя благодаря бога за своевременную помощь.
Чуть только забрезжил рассвет, она вышла из своего убежища и оглянулась вокруг. Каково же было ее изумление, когда она увидела, что стоит у могилы своей матери, которая не была огорожена решеткой, и только надгробный камень стоял у изголовья. Припав к этому камню, обняв его и непрерывно целуя, она дала волю своим чувствам, благодарила маму за помощь, обливая слезами камень. Немного  успокоившись, она очистила могилу от сорной травы, собрала букет из растущих рядом весенних полевых цветов, положила его на могилу матери, еще раз  поцеловала надгробный камень и, попрощавшись, поспешила в деревню, предварительно кое-как приводя себя в порядок.
По дороге из кладбища она наткнулась на брошенную ею вчера во время  погони сумку, чему была несказанно рада, т.к. там вместе со всеми вещами находился и ее медицинский халат.
Их домик стоял на краю деревни, первым от железной дороги. Еще издали увидев, как бабушка, сидя на крылечке, кормит кур, она успокоилась. Значит, не так все плохо, как она боялась.
Когда Фарида открыла калитку, бабушка, подняв голову на звук скрипнувшей калитки и увидев ее, спросила:
– Ты чего так спозаранку, ни свет, ни заря заявилась?
– Бабушка, что случилось, почему ты вчера звонила мне? Что с тобой? – отдышавшись, спросила Фарида.
– Вспомнила, спохватилась. И это родная внучка. Хорошо, что есть добрые люди, помогли, – пробурчала недовольно бабушка.
– Но что случилось? – продолжала допытываться Фарида.
– Моя единственная кормилица, моя хохлатка вчера пропала. Я ее нигде не могла найти. С ног сбилась. Хорошо соседка помогла. Нашли ее в огороде под кустом, где она уже снесла два яйца. А ты только сегодня заявилась. Бесстыдница.
– Бабушка! Ты из-за этого оторвала меня от лекции? Я боялась, что с тобой что-то случилось. Бабушка, как ты можешь так?
Обида захлестнула Фариду. Она быстро вошла в дом. В комнате бабушки Фарида выложила из сумки на стол гостинцы, которые она привезла для бабушки, взяла кусок хлеба с сыром на дорогу. Она еще может успеть на утреннюю электричку и не пропустить лекцию. При выходе из комнаты она увидела на постели бабушкин телефон, подошла и, немного поколебавшись, решительно взяла его и положила в сумку. Затем она быстро вышла из комнаты.



КОЛОДЕЦ

Касума, 50-летнего мужчину, позвала соседка, чтобы он помог выкопать новый колодец, т.к. старый уже пришел в негодность.
Отложив нелюбимую работу в саду, Касум с готовностью отозвался на просьбу и с лопатой в руке пошел к ним. К вечеру колодец был готов и он весь грязный прислонился к тутовнику, чтобы немного отдохнув во дворе соседки, пойти домой.
Соседка, которая собирала во дворе стол для Касума, увидев, что он закончил работу, позвала окончившую в этом году школу дочку:
– Зулейха, принеси кувшин с водой, чтобы дядя Касум умылся.
Подняв опущенную от усталости голову, Касум  увидел Зулейху, на которую он никогда не обращал внимания. Из дома вышла стройная красавица с двумя длинными черными косами, струящимися вдоль ее гибкого стана, легкими шагами вприпрыжку с кувшином в руке она спустилась вниз по лестнице и посмотрела в его сторону.
Небо обрушилось на его голову, земля ушла из-под его ног, он был сражен. Когда она успела так вырасти, вчерашняя невзрачная девчонка, когда успела превратиться  в такую красавицу? Сердце у него заныло.
Очнулся он от ее насмешливого голоса:
– Дядя Касум, вы что, спите? Протяните руки, я полью вам.
Кое-как умывшись, он присел к столу.
– Дядя Касум, что с вами? Почему вы не вытираетесь? – сказала с удивлением стоявшая рядом Зулейха, держа в протянутой руке полотенце.
Он машинально взял полотенце и, забыв вытереться, оставил его на столе, встал и направился к выходу.
Мать Зулейхи, подняв голову от самовара, позвала его:
– Касум, подожди! Выпей хотя бы стакан чая. Ты за весь день ни поел, ни попил. Касум, не оборачиваясь, махнул рукой и захлопнул за собой калитку.
– Мама, что с ним? Он всегда такой? – спросила Зулейха.
– Сама не пойму. Вроде нормальный был человек, – ответила в недоумении ее мать.
С этого дня для Касума настали мучительные дни. Если раньше он как-то еще любил свою добродушную толстушку жену, но теперь не мог даже смотреть в ее сторону, сыновья, а у него было три сына, теперь только раздражали его. Он целый день стал проводить в саду, куда раньше, после нескольких напоминаний жены, шел с недовольством. Все деревья уже были вскопаны по нескольку раз, сорняк был вычищен, сухие ветки на деревьях отпилены, а он все продолжал возиться там. Когда его никто не видел, он взбирался на густое дерево, растущее рядом с забором, отделявшим их сад от соседской, и часами наблюдал за Зулейхой. Часто слыша ее переливчатый веселый смех, он закрывал глаза и с блаженством улыбался. Он даже  построил там чердак с навесом и свои наблюдения теперь проводил с удобствами для себя.
Его жена уже несколько раз жаловалась соседке на странное поведение мужа, та сочувственно слушала ее, но про себя думала, что и такому мужу она была бы рада. С молодых лет потеряв мужа, она перенесла все тяготы вдовьей жизни и знала, что значит иметь дома хоть какую-никакую, да опору.
Гром для Касума грянул неожиданно. Вечером за ужином жена радостно сообщила ему, что наконец-то и для Зулейхи завтра с утра придут сваты, а то хоть и красавица она, но из-за их бедности все сваты обходят стороной их дом.
Услышав новость, Касум выскочил из-за стола как ошпаренный. Жена только в удивлении покачала головой.
Несколько часов Касум ходил по саду, натыкаясь время от времени на деревья. Он до сих пор не задумывался о том, что Зулейха может выйти замуж за кого-то. Это ему  и в голову не приходило.
Спустя несколько часов он принял решение.
Глубокой ночью, собрав свежий коровий навоз в ведро, Касум подошел к калитке соседки и тщательно обмазал ее с наружной стороны принесенным навозом.
Долго потом у арыка мыл руки и ведро Касум.
Когда он ложился спать рядом с уже нелюбимой женой, она спросонья пробормотала:
– Что это так навозом запахло? – и, повернувшись на другой бок, опять крепко уснула.
Утром встав, как обычно, и позавтракав, Касум поспешил в сад.
Взобравшись на чердак, Касум увидел, как ни о чем не подозревающая мать Зулейхи убирает двор, ставит самовар, а Зулейха, нарядная и еще красивее, чем обычно, готовит угощения для гостей.
Он сразу увидел приближающихся сватов. Видел как они подошли к калитке, в недоумении остановились, пошептались некоторое время. А потом решительно повернули назад. У него отлегло на сердце. Теперь он мог свободно дышать. Он с удовольствием наблюдал, как Зулейха с матерью, закончив приготовления, сидят и ждут, как мать Зулейхи каждую минуту вскакивает, чтобы что-то поправить или подбросить щепки в затухающий самовар, как, наконец, не выдержав, она идет к калитке, открывает ее, стоит пораженная и падает в обморок, и как Зулейха подбегает к ней, плачет и зовет на помощь его жену.
Вечером за ужином жена горестно сообщила ему, что какой-то негодяй совершил черное дело, обмазав навозом калитку соседки.
– Такую девочку опозорил. То-то я ночью почувствовала запах навоза. Бедную девочку теперь вряд ли кто возьмет замуж. Будь проклят тот, кто сделал это. Мать ее не может успокоиться о горя.
Прошло несколько лет. Касум так же, как и раньше, продолжал часто наблюдать за Зулейхой. Теперь уже ее смех не доносился до него. Она молча, изо дня в день, работала во дворе, в саду, помогая матери по хозяйству. Изредка он видел там старшего сына, которого его жена посылала к ним для помощи там, где требовались мужские руки.
Однажды его жена сказала ему:
– Касум, дорогой. Мы знаем, что Зулейха хорошая девочка. Она росла перед нашими глазами, и мы знаем какая она. Не знаю, с какой целью и кто хотел опорочить ее. Да падут проклятия ее матери на его голову. Касум, давай возьмем ее за нашего старшенького, да и заглядывается он на нее с некоторых пор, как я вижу. А, Касум, что скажешь?
– Н-е-е-е-т! – в ужасе заорал Касум, потеряв всякий контроль над собой. – Никогда этому не бывать!
На следующий день, узнав, что Зулейха с его старшим сыном сбежали из дома, он слег и, не приходя в сознание, через три дня скончался.
После поминок по мужу, жена Касума, перебирая его  вещи, нашла в нагрудном кармане его кожаной куртки фотографию Зулейхи.
Будто молния пронзила ее. Фотография выпала у нее из рук.
Только теперь она поняла причину странного поведения мужа, его обидной и унизительной для нее холодности к ней.
В течение 7 дней поминок, хотя она и горевала по умершему мужу, ни одна слезинка не упала с ее глаз. Накопившаяся в душе обида на мужа будто превратила ее сердце в лед.
Теперь, когда причина стала понятной, ее охватила жалость к себе, жалость к несчастному мужу.
Да, она жалела его, она представила себе, как он страдал, какие муки терзали его душу. И эта жалость растопила лед в ее сердце, слезы хлынули из ее глаз, рыдание сотрясало ее тело, лежа ничком на одежде мужа, она долго еще плакала, постепенно чувствуя облегчение в душе.



РАЗМЫШЛЕНИЯ МЕЧТАЮЩЕГО
«ХОЛОСТЯКА»

Я еще в подростковом возрасте решил никогда не жениться. Я всех женщин считаю коварными, алчными, вечно всем недовольными, вечно лгущими, и по поводу и без повода,  творениями злого демона.
Когда я вспоминаю свое детство, то перед моими глазами возникают картины ежедневных скандалов между моими родителями, зачинщиками которых всегда была моя мать, а жертвами – всегда мы с отцом.
Не выдержав вечных придирок моей матери, которая в очередной раз поскандалив и обозвав отца различными нелестными прозвищами ушла из дома и несколько месяцев не появлялась, отец в порыве отчаяния от такой невыносимой жизни, в конце концов повесился.
Моим воспитанием мать никогда не занималась и мною не интересовалась. Я был для нее обузой. После смерти отца она сначала хотела всучить меня своей матери, моей бабушке, но та наотрез отказалась принять меня, сообщив ей, что с нее хватит и того, что она вырастила и воспитала мою мать, что она еще молодая и ей самой хочется немного пожить и для себя.
Убедившись, что у бабушки ей ничего не  светит, она, устроив меня в интернат, моментально выскочила замуж.
Отчим оказался тюфяком, игрушкой в руках моей матери. Она вертела им как хотела, а он только хлопал ушами. Вытянув с него все, что можно было, разорив его, она выгнала его из дома.
В дальнейшем она еще раза два выходила замуж и, как я подозреваю, всякий раз только с целью наживы.
Если вы думаете, что моя мать единственный экземпляр, то глубоко ошибаетесь. Я с детства встречал только таких женщин.
В интернате весь женский персонал собирался после обеда на кухне и, моя посуду, рассказывали друг другу, не обращая на нас, слушателей, никакого внимания, о своих проделках, о том, как они обводили своих мужей вокруг пальца.
Одна рассказывала о том, как она выжила из дома старого свекра, наговаривая на него мужу.
Другая – о том, как она всегда, сделав покупки, требует с мужа деньги в три раза больше, чем затратила. Третья – как она, как только муж уходил на работу, целые дни проводила со своими подругами в развлечениях, возвращаясь домой только перед его приходом.
Четвертая – как она сама ест дома только свежее, самые лучшие продукты, а мужу оставляет то, что считает непригодным для себя.
Пятая – как она, когда  муж приходит домой навеселе, обчищает его карманы, а на завтра устраивает ему скандал по причине того, что он растранжирил все деньги.
И таких примеров я могу привести великое множество.
Нет, я ненавижу женщин. Они исчадия ада. Никто из них не сможет уговорить или зас¬тавить меня жениться на ней. Сколько талантов загублено «хрупкими» руками жен¬щин, сколько сильных, выдающихся мужчин эти «нежные создания» превратили в ничто.
А тюрьмы? Да больше половины мужчин сидят там из-за женщин.
А убийства, воровство? Если тщательно исследовать – за всеми этим преступлениями стоят женщины.
Самые безжалостные убийцы – это женщины. Они руками мужчин совершают все свои злодеяния. Рядом с ними даже закоренелый преступник выглядит безвинным младенцем.
А как они умело пользуются своим главным оружием, улыбкой, лаской, мольбой, слезами, обмороками! Они любого, даже самого мудрого мужчину, могут ввести в заблуждение, обмануть, но не меня!  Я знаю все их уловки, меня они никогда не смогут провести.
А как эти хищницы охотятся за богатыми женихами! До каких только ухищрений они  не доходят! Чтобы достичь своей цели, они, не колеблясь, могут переступить и через своих любимых подруг и через своих родных сестер, лишь бы завладеть добычей. Нет, это опасные существа. Мне еще повезло, что я бедный, а то, несмотря на мое твердое решение, боюсь, что они нашли бы какой-нибудь способ, чтобы загипнотизировать меня и попытаться выйти за меня замуж.
Впрочем, такие попытки были. Все матери, у которых на руках перезрелые дочери, узнав, что я холост, начинали, умиленно улыбаясь, приглашать меня к себе на чай. Но убедившись, что все их настойчивые притязания на мою независимость не достигают цели, начинали с презрением относиться ко мне и рассказывать везде про меня различные, унижающие  мое достоинство, небылицы.
Перед моими глазами проходит скорбная судьба моего ближайшего друга. Он не послушался меня, сколько я  ни отговаривал его, он, не вняв моим советам и предупреждениям, все-таки женился. И что же! Брак его, который сначала казался – таки лучезарным, через год распался. Она, его жена, которая до женитьбы казалась такой милой, скромной, тихой девушкой, настоящим ангелочком, превратилась в сварливую, неопрятную мегеру и чуть не засадила его в сумасшедший дом, чтобы завладеть его имуществом. Ее любимым занятием было сравнивать своего мужа или с богатым соседом, или с удачливым родственником, или с мужем подруги, которая, в отличие от нее самой, удачно вышла замуж и теперь имеет все, что душа пожелает, и каждый год отдыхает по заграничным курортам, и все эти сравнения, конечно, были не в его пользу. Нет, я не хочу себе такой участи. Лучше я один проведу всю свою оставшуюся жизнь, чем вдвоем с женой, сидя на пороховой бочке.
Некоторые из моих друзей говорят, что ради детей стоит жениться. Но я знаю много женщин, которые настраивают своих детей против своих мужей, и эти дети, вырастая, забывают своих отцов или отдают их в приюты.
Нет, даже ради детей никто не заставит меня жениться. Я это твердо решил.
Но почему же, черт побери, у меня так защемило сердце, когда я увидел, как мальчик, обняв за шею своего отца, стал гладить пальчиками  его по лицу?
Почему же мне все время вспоминаются фильмы о женщинах, которые, отвергнув роскошь и богатства, в которых они жили, шли за своими мужьями на каторгу; о женщинах, которые до конца своих дней ждали не вернувшихся с фронта мужей;  которые с любовью и терпением ухаживали за мужьями-инвалидами, которые день и ночь работали, чтобы помочь семье поднять детей на ноги; которые сами голодали, а последний кусок хлеба оставляли своим детям, мужьям, о бескорыстных, добрых, верных, трудолюбивых, честных женщинах? Значит, были такие женщины? Или может, все-таки где-то они теперь есть? Но почему же мне хотя бы одна из таких женщин не встретилась?
– Алишка, ты почему опять забыл вынести мусор? Ну что за муж такой мне попался. У всех мужья, как мужья, а этот вечно  витает в облаках. Что за божье наказание. Целыми днями только и знает, что лежать на диване да мечтать. Ни детьми, ни домом не интересуется. Ну что за жизнь такая, с ума можно сойти. Чем я провинилась перед богом, что мне достался такой тунеядец?