Не хуже других

Павел Шилов
Не хуже других
Рассказ

Владелец  «Жигулей» Николай Сивкин крепко стал утомлённый за день. Он так храпел, что от своего же храпа вскакивал и, перевернувшись на другой бок, затягивал ещё протяжней и невыносимей. Сон был неспокойный и нервный. Сивкин вскакивал, но увидев знакомую комнату, успокаивался. Но тут около трёх часов ночи раздался настойчивый стук в дверь и пронзительный звонок. Николай зашевелился и окончательно проснулся. Перед ним стоял старший лейтенант милиции.
- Гражданин Сивкин, где вы вчера были в девять часов вечера? – спросил он.
- Как где? – взвился Николай. – Какое ваше дело.
- Жигули с надписью перегон сбили маленькую девочку, и она скончалась от полученных травм, а вы с места аварии сбежали. Свидетели всё это видели.
- Моя машина, - закричал Николай и выскочил из двери.
Он дрожащими руками открыл большой замок, включил свет. Верхний капот новеньких Жигулей был смят и забрызган кровью. Он схватил одеяло и накинул его на капот, а сам дрожал как в лихорадке.
- Что, прячешь следы преступления? – зло рявкнул лейтенант. – Не выйдет! Взять его!
«Вот и всё», - пронеслась мысль у Николая.
Он видел как старший лейтенант, вытаскивая из сумки наручники, смотрел ему прямо в глаза ненавидящее и зло. Николай съёжился. Запираться было бесполезно. Он раскрыл рот и хотел сразу выплеснуть всё, что у него накипело на душе, но лейтенант отрезал:
- На следствии всё расскажешь, а мне некогда, понял!
И Николай ощутил холодок в груди, который шёл из самого сердца и расплёскивался по всему телу. Вот онемели пальцы рук, а за тем и ноги. Но вскоре всё прошло. Его подтолкнули в спину, и он чуть не упал, споткнувшись о твёрдую стену, которая встала в его сознании на пути. Он хотел выставить руки вперёд, чтобы удержаться, уж больно она казалась страшной в эти доли секунды. А за нею копошились преступники и нагло хохотали, мол, что и ты залетел?
Сивкин с искажённым от страха лицом отпрянул в сторону, но тут почувствовал, что сзади навалились на него, и он покорно наклонив голову, вошёл в машину.
Сердце ещё сопротивлялось верить в случившееся, но неумолимый рок уже властвовал над его головой с полной силой. И он, вжавшись в сидение в углу машины, замолчал, вглядываясь в знакомые очертания города. А сзади за машиной бежала раздетая Верка – жена его. Она что-то кричала вслед, но слов было не понять, лишь нервно шевелились губы, да руки взлетали словно у птицы крылья.
«Что дурра, добилась своего, заимела машину – у, канючка чёртова, - зло подумал Сивкин о жене, - всё тебе хотелось жить не хуже других. Соседа расторопного ставила мне в пример, который купил «Жигули». А подумала каким путём он приобрёл её, так нет, не захотела, давай Коля и всё. У него деревня рядом: и мяско, и картошка, и лучок, а я всё на своём горбу вынес».
И крупные слёзы потекли из глаз. Он подумал, дескать, а сколько шабашник возьмёт за ремонт машины, и откуда взять деньги, ведь на покупку «Жигулей» и гаража вытряхнулись сами полностью, да ещё залезли в долги.
Сивкин, забывшись где он, хотел почесать в затылке как это обычно делал при решении сложных жизненных вопросов, но наручники помешали. И он очнулся. И откуда-то из глубины памяти всплыло испуганное лицо девочки с косичками. Ей было лет пять, не больше. Она бежала за мячиком по тротуару. Он, боясь заскочить в канаву, вернул руль немного в сторону от неё. И тут почувствовал как содрогнулась машина. Сквозь пелену в глазах он увидел девочку на капоте. На миг прояснилось сознание. И он надавил на газ, чтобы ничего не видеть, и уйти быстрее от этого места. Он подъехал к гаражу, открыл дверь и осторожно, собрав всю свою волю в кулак, заехал.
И тут услышал голос сына: 
- Папа, покатаешь?
- Откатался я, Игоряха, - сказал он вслух, и обернулся на милиционеров, но они не обратили на него никакого внимания. Видно привыкли.
«У, чёртовы истуканы, сидят как изваяния, - зло подумал он, - не волнуют их человеческие судьбы».
И отвернулся к окну. Маленькую девочку с косичками он даже не вспомнил.
Город пробуждался. Люди неохотно поднимались с тёплых коек и бежали на работу. Он смотрел во все глаза и завидовал им. Ох, как бы он шёл вместе с ними, только не это, что приключилось с ним. Какой бесовый вихрь затуманил ему голову? А ведь как было всё хорошо, даже чудненько. И с каким непреодолимым чувством радости ехал он в район к знакомому получать машину. И вот увидел свою ласточку молочного цвета. Сердце дрогнуло и полетело. Но когда взвыл мотор от поворота ключа зажигания, он был просто вне себя. «Свершилось, - думал он, - у меня тоже есть машина, что скажет теперь мой сосед, на которого всегда уповала моя половина. Я тоже человек с большой буквы. Теперь уж ни кто не скажет, что Колька Сивкин обалдуй. Машина – великое дело».
Двигатель работал чётко на всех режимах, и Сивкин умилённо сказал:
- Ну, Василий, спасибо, удружил. За мной дело не встанет.
Сивкин возместил знакомому за все издержки, как и договорились, и хотел было ехать домой, но его знакомый Василий не отпустил, выговаривая:
- Пойдём ко мне, чайку выпьешь, да и обмыть неплохо бы. Куда тебе спешить-то. Отдохнёшь, а потом можешь и домой ехать.
И Николай не отказался, решив, да и что может случиться? Хотя руки чесались по баранке, но он пересилил себя, мол, накатаюсь ещё.
Четырёхкомнатная квартира знакомого была изящно обставлена. На полу лежал огромный ковёр. Чешский гарнитур просто сверкал. И Николаю показалось, что он попал в другой мир, непохожий на тот в котором он жил все эти годы. Он ощутил какую то внутреннюю дрожь, ещё не совсем понимая, что с ним. Из кухни вышла жена и протянула ему руку.
- Марина, - назвала она своё имя.
- Николай, - ответил Сивкин, тихонько пожав мягкую, пухлую ручку.
Хозяйка была не броской женщиной, но обаятельной. Голос её был нежный и певучий, и как показалось ему – обворожительный.
- Коля, раздевайся, чего стоишь в коридоре и проходи в комнату, - донеслось до его слуха.
Сивкин не заставил себя долго ждать. Он снял с себя пиджак, кепку, полуботинки, и всё это аккуратно сложил в обширном коридоре. И в носках зашёл в зал. Он принюхался, не пахнут ли носки потом, но ничего не ощутил. Выезжая сюда автобусом, он подумал об этом и одел чистые. Носки были красивые с разными полосками, сочетаясь с новыми ботинками, создавали особый колорит красок, который так шёл ему к чёрным широко расклешённым снизу брюкам.
В мягком ковре утопали ноги и он подумал: «Сколько же такой стоит?» Но нагнуться и пощупать длинный форс было неудобно. Видя его замешательство, Марина засмеялась:
- Что, Коля, ходишь как по волнам? Не бойся не утонешь.
- Да я, - промолвил Сивкин, - хотел.
И застеснявшись своей нерешительности, умолк. А Марина, как будто и дело было у неё только встречать и провожать гостей, уже толкала его в спину. Николаю было приятно ощущать нежные ручки на своей спине. И он, нарошно сопротивляясь, шёл медленно.
На столе появились свежепросольные огурчики, дымящая паром рассыпчатая картошка, бутылка водки и синие стопки. И голубые озера Марининых глаз были совсем рядом. Он смотрел в них, стараясь разгадать, что же прячется за этим взглядом, но кроме нежности и желания угодить гостю он ничего не заметил. И успокоился. «Не женщина, а волшебница, - пронеслась шальная мысль, - какое же чудо природы есть на белом свете. Глаз не отвести. Не то что моя Верка – деревня неотёсанная. Ни какого подхода нет. Уж рубит так с плеча, а эта - ох, лапочка». И он, зажмурившись от удовольствия, сел на предоставленный ему стул.
Из ванной комнаты вышел разрумяненный Василий и, крякнув, сел на своё место. Он посмотрел на жену, и она, засуетившись, вытащила из холодильника бутылку водки.
- Садись гостенёк, не часто бываешь. С устатку то не грех и выпить, тем более такое дело провернули без сучка и задоринки, - сказал он тихо, глядя на Сивкина как-то исподлобья. И Николай, накрыв стопку рукой, промолвил:
- Нельзя! Я за рулём.
- Подумаешь стопку, другу, - настаивал хозяин, - тем более здесь район тихий, спокойный, машин нет. Будешь ехать один, как в безбрежном море корабль.
Сивкин взглянул на хозяйку, он искал у неё защиты, но ничего не увидел в её глазах, кроме осуждения своих поступков.
- Давай, Коля, не бойся. Будешь пьян, так отдохнёшь у нас, а потом уж и поедешь, - услышал он воркующий голос женщины.
Эти глаза – озёра манили его куда-то, содрогая вырвавшее на свободу сердце. Ведь он сколько лет работа, не разгибая спины, чтобы скопить на машину. И вот она уже у него есть на зависть всем знакомым и родным. И Сивкин расслабился. Он уже видел себя летящим на новых «Жигулях» молочного цвета. На переднем сидении вместе с ним ощущал тепло белокурой, молодой женщины. Ему захотелось чтобы это была Марина, с её манящими широко открытыми глазами.
Василий, как будто ничего не замечая, поднял стопку:
- Ну, Никола, за успех!
Выпили. Огурчики были очень вкусные. И Сивкин не выдержал:
- Сама готовила?
Марина, просияв, ответила:
- Да, я сама готовила.
- Ну и молодец же ты, закуска прелесть.
Николай оглядывался по сторонам, но никаких излишеств и безвкусицы не нашёл. И подумал про себя: «Эх, мне бы такую женщину. Верка моя ей и подмётки не годится».
Марина улыбалась, и её жемчужные зубы сверкали при неярком свете включённой люстры. Люстра тоже была какая-то особенная, которая давала много света, но не раздражала глаз. Сивкин мечтал о такой жизни, где ограниченный круг друзей, и главное – красивая белокурая женщина, которая бы постоянно ублажала все его прихоти, не требуя ничего взамен. Он, глядя на Марину, потянулся за бутылкой. Ему ни разу не было так хорошо за все эти годы, пока он копил на машину. Было больше горечи, чем приятной жизни. Сивкин приходил в негодование, видя своего соседа за рулём первоклассной машины. Он отмахивался, как от наваждения при появлении соседа, но где-то там внутри, ныло, вырываясь наружу, и он с болью в голосе выплёвывал:
- Скоро, уже скоро и я буду на машине. Ох, уж эта мне машина, всю душу вынула.
Сивкину особенно тяжко было во время сна. Они отнимали у него последние силы, нужные для работы, ведь она у него была очень тяжёлой. Но какая-то внутренняя энергия постоянно пополняла их, не давала Николаю окончательно ослабеть. Не много охочих таскать целую смену мешки с селитрой. А он как только услышал, что грузчики получают четыреста пятьдесят пятьсот рублей, сразу прибежал не задумываясь. Ему нужны были деньги.
Первую смену он устал так, что не мог согнуться и разогнуться. Внутренний голос сказал ему, Николай, зачем так убиваться? Пожалей себя. Но тут он увидел машину соседа и его счастливое улыбающееся лицо, и сразу внутри всё перевернулось, мол, нет, жалеть себя не стоит.
С той первой смены прошёл год. У Сивкина на книжке появились денежки. Сейчас он стоял и размышлял, где бы взять взаймы, чтобы купить машину, но тут вошла жена, она была возбуждена до предела и сказала:
- Коля, поедем за грибами на «Жигулях», соседи зовут.
Внутри у Сивкина что-то оборвалось. Её слова будто серп прошёл своими зазубринами по его измученному сердцу. Он взглянул на жену и сказал:
- Нет, Вера, не пойду. Завтра на работу – устану, поезжай, а я останусь, отдохну.
Жена мечтательно посмотрела на мужа и произнесла:
- Вот бы нам машину, как было бы хорошо. Не задумываясь, сел и поехал к маме в деревню.
Николай молчал, сдерживая себя, чтобы не нагрубить жене. Но это давалось ему с большим трудом, ведь рядом спал пятилетний сын, а он весь был вылитый Сивкин. Поэтому, скрипя зубами, Николай застыл. Жена, не заметив перемены в муже, трещала и трещала, одеваясь в лес. Николай, посмотрев на её располневшую фигуру после родов, промолвил зло:
- Прежде чем жениться, посмотри сначала на тёщу, а потом уж подумай и решай.
Верка, поняв намёк, вспыхнув, не осталась в долгу:
- Сам ты три дня не умывался, а что-то из себя корчишь.
И выбежала на улицу. Сивкин лёг на кровать-диван и стал смотреть в потолок. А мысли словно пчёлы роились одна на другую. Ему вспомнился первый день, как он пошёл вместе со всеми в школу. Мама провожала его до класса. Она часто останавливалась, шепча на ухо:
«Смотри у тебя костюмчик  лучше всех, не говоря уже о ботиночках и сумочке».
Но тут заурчали соседские «Жигули», и мысли Сивкина ушли в другое русло. Он увидел себя, как бы со стороны, идущего с огромным мешком по трапу. И ужаснулся одной мысли, мол, как я мог выдержать? Но потом промелькнул и слабый в кости грузчик Вовка. Он шатался из стороны в сторону, но упрямо шёл вперёд, не давая себе отдыха. Он хотел втянуться в работу, не хныкал от усталости, бодрился. И день ото дня всё устойчивее и устойчивее чувствовал себя.
Николай же зло тогда думал о нём: «Рабочая скотина и работает не по человечески» и старался сачкануть, но ему этого не удавалось. Транспортёр не терпел сачков. Он сразу насыпал несколько мешков на пол, и тогда приходилось ещё хуже. Правда, несколько раз товарищи помогли снести мешки в вагон, но потом бригадир сказал:
- Всё, парень, баста! Больше за тебя работать не будем, ты такие же получаешь деньги, как и мы, Вовка не сачкует, а он послабей тебя.
У Сивкина мороз пошёл по коже, что его могут отстранить от работы, как не справившегося, и он стал работать, как и все, но ничего лишнего. В ночную, однажды смену, тщедушный Вовка плохо себя почувствовал, но врач в медпункте не дал ему освобождения, так как у него не было температуры. Он с большим трудом брал с транспортёра мешки и носил еле, передвигая ноги. Несколько мешков упало на пол. Бригадир сказал:
- Володя, иди отдыхай, зачем так себя мучить. Я за тебя поработаю.
Сивкин, услышав слова бригадира, озлился:
- А мне, что легче! Может я тоже болею, но работаю, что ему за привилегия такая.
Грузчик хотел вернуться, но бригадир строго сказал:
- Владимир, иди справимся без тебя.
И Владимир ушёл. Бригадир, не тая своего отвращения взглянул на Николая, как будто всё его тело из ружья прошил крупной картечью. И Сивкин съёжился, притаился. С тех пор он мало разговаривал с бригадой, да и они к нему не здорово-то лезли. Самое же трудное для него было время, когда останавливались транспортёры, и все грузчики шли на обед. И обязательно кто-нибудь из них спросит:
- Николай, на обед-то пойдёшь?
- Нет, уж лучше я отдохну, дома наелся до упора, а что за обед в нашей столовке? Смотреть нет желания.
И он заваливался у батареи, когда было холодно, всей кожей и нутром чувствуя, что скоро он поднимется над ними, имея в руках баранку «Жигулей».
Сейчас же до машины ему не хватало всего полторы тысячи рублей, но где их взять, он не знал, не просить же у соседа. «Правда, у тёщи есть сбережения, думаю, она мне не откажет, - решил он, вспомнив про неё. Она меня уважает, напоминая своей дочке: - Верка, хороший у тебя мужик – трудяга. Не пьёт, не курит. Повезло тебе с мужиком то».
Жена тогда молчала. Лежа на диване, Николай решил, не откладывая в долгий ящик, съездить в деревню. Он вскочил и быстро засобирался. В кроватке зашевелился сын. Сивкин поднял его на руки и прошептал:
- Милый, Игорёк, ты ведь папкин сынок, так ведь?
Сын прижался к нему тёплым тельцем и обхватил его за шею ручками. Отец был вне себя от переполнения чувств.
- Игорёк, я тебя сейчас покормлю и поедем к бабушке в деревню. Хочешь да? – ворковал он.
Сын мотнул головой в знак согласия.
- Папе нужны денежки, не хватает на машинку. Ты попросишь? Для тебя же я стараюсь, а она тебя любит, - продолжал отец.- И вот мы бабушке подарочек повезём. Колбаски вчера мама купила палочку. Задобрить то её надо.
Сын, нахмурившись, сказал:
- Папа, хочу колбаски.
- Что ты, что ты, сынок, нельзя резать. Ты у бабушки попросишь. Хорошо?
И ребёнок успокоился. После они сели в переполненный автобус и поехали. Как и предполагал Николай тёща ему не отказала. Она сняла с книжки полторы тысячи рублей и вручила зятю со словами:
- Только уж живите хорошо, не обижай, Коля, Верку то. Она ведь не плохая баба то.
Зять ответил тещё:
- Не волнуйся, не обижу.
Сивкин пил чай из самовара маленькими глоточками. Он смотрел в окно, слушая тёщин голос, который проходил мимо его души, а перед глазами была уже машина. Она сверкала и искрилась в солнечных лучах, и завидущие глаза соседей радовали его сердце как никогда. Вот он, Николай Сивкин, собственной персоной.
А над деревней уже опускалась ночь. Ему же не терпелось быть дома, чтобы завтра с самого утра заявиться к старому приятелю по прежней работе, с которым ходили ловить рыбу сетью на глухой речушке в лесу. Наловив, делили поровну, а потом тут же солили в бочках, запрятанных в землянке. И уже солёную вывозили в деревню, где развешивал на чердаках. Подвялив, отсылали своему знакомому в город, который предлагал её мужикам к пиву. Бизнес был небольшой, но ощутимый. Но это была временная удача только по весне, когда рыба шла на нерест, потом речка мелела и доход пропадал. Друзья качали головой и расходились в стороны. На открытые же места с сетью они не выходили, боялись рыбинспекции, законсервировав все свои вещи до следующей весны.
Сейчас он допил чашку чаю и вышел на улицу отдышаться, где под раскидистой черёмухой стояла скамейка. Он сел и, глядя на город, вернее на его дымы, задумался: «Всё же на свете есть судьба, говорят её строит сам человек. Теперь я твёрдо уверен, что это ерунда, если бы я не познакомился с Веркой в молодости – значит у меня не было бы такой замечательной тёщи, которая не пожалела полторы тысячи рублей».
Домик утопал в зелени. Слева у веранды расположился небольшой садик из четырёх яблонь, правда они одичали, так как за ним не было никакого ухода, но в пору цветения благоухали особым ароматом. И Сивкин любил вечерние часы под их кроной. Сейчас же они отцвели. С правой стороны дома поднимался на колышках, вогнутых в грядку сладкий горох, рядышком морковка, брюква, редька. Особо Николай отдавал предпочтение редьке.
- Не ешь, Коля, редьку, когда идёшь куда-нибудь, запах от неё хоть нос зажимай, что подумают о тебе, - говорила часто мать.
Но здесь -то ему идти некуда, и он ел со сметаной, вприкуску с горячей картошкой. Редька растекалась по всему телу сладкой теплотой. И Николай, зевая и потягиваясь, шёл на сеновал. Сейчас редька ещё не выросла, а старая кончилась вся. И он сожалеет, что пища была не в полную меру калорийна.
Открылось окно, и тишину прорезал голос тёщи:
- Коля, зачем же ты привёз колбасы полную палку, ведь ты знаешь, что холодильника у меня нет, испортится и всё.
- Ничего, ничего, мама, не испортится, если много, завтра возьму домой, - ответил Сивкин.
- Забери, Коленька, забери. Я уж не буду её и резать, чтобы сохранить её от порчи.
Он благодарно посмотрел в окно и подумал: «Вот тёща понимает, что колбаса стоит дорого, поэтому и вертает, не то, что её дочка Верка, деньги ввалит, а зачем, когда есть картошка, крупа и другие овощи, если у самой на уме только машина». Он долго распекал мысленно свою жену за бесхозяйственность, потом уснул.
На небе высыпали звёзды. Он почувствовал прохладу, и засобирался на ночлег. На сеновал одному идти не хотелось. Сын, утомившись за день, крепко спал. Николай поправил одеяло и подумал: «Спит, и нет ему никаких забот. Он не знает о чём его батько тревожится в настоящее время. Мал ещё». Сивкин бросил на диван подушку и, не раздеваясь, лёг. Завтра он должен уехать в город на первом автобусе. В мозгу ещё пронеслись злорадные мысли: «Ну сосед, теперь и у меня машина, так что ни в чём ты меня не перескочил, а в скором времени я тебя обойду по всем параметрам». И заснул крепким безмятежным сном праведника.
Утром тёща его разбудила. Он вскочил, хотел разбудить Игоря, но отдумал:
- Верка заберёт.
Сивкин решил плотно позавтракать. Кринка молока стояла на столе. Он отрезал краюху чёрного хлеба, и стал торопливо есть. До отправления рейсового автобуса оставалось двадцать минут. Остановка была рядышком, и он особо не спешил. Тёща хлопотала около печки. Она сказала:
- Давай, Николай, нажарю колбаски, поплотней будет, сегодня день у тебя будет хлопотный.
- Не надо, мама, поздно уже, - промолвил Сивкин, заворачивая колбасу в газету.
На улице было прохладно. Моросил мелкий дождь. Выйдя из дому, он поёжился. А автобус уже стоял на месте, поджидая пассажиров. Николай заскочил в него и сел на заднее сидение. Там было теплее от двигателя. Мотор, чихнув утробою, завыл. Сивкин подумал: «Вот это мощь».
Автобус, тяжело переваливаясь, вырулил на центральную дорогу и пошёл, набирая скорость. Николай не видел города, но безошибочно определил направление по красному облаку, стлавшегося за окоёмом леса. Ему не терпелось в этой переваливающейся с боку на бок коробке. Душа рвалась вперёд, будто кто подстёгивал её. И он не выдержал и пересел на первое сидение. Шофер его знал.
- Дружище, побыстрее не можешь? – промолвил Сивкин, заглядывая в дверь.
Водитель ничего не ответил, но скорости не прибавил.
«Чёрт, - выругался про себя Николай, - князёк удельный, гонору то сколько, подумаешь шофер».
Он хотел было поделиться своей радостью с соседом, который тоже ехал в город с выходного, но отдумал, а вдруг обворуют. Хотя он и тёще немного с родни. А чем чёрт не шутит, когда бог спит. Сивкин, прямо сказать, изнывал. Радость и гордость из него так и выпирала. И сосед не выдержал:
- Что-то ты, Николай, уж больно сегодня весёлый.
Сивкин испугался такого поворота разговора, но потом справился и, улыбаясь, промолвил:
- Влюбился. Женюсь.
В тон ему также шутя, сосед ответил:
- А как же Верка?
- Что Верка, старуха уже.
- Ну, не, - посерьёзнел сосед, - ты брось это.
Автобус сбавил скорость и встал. Сивкин выскочил из него и побежал на трамвай. Ему надо было встретиться с другом и побывать ещё в цехе, чтобы оформить отгулы, заработанные в колхозе. Затем снять деньги с книжки и на час двадцать автобусом отправиться в район. Ему сейчас всё казалось в голубом свете, даже дождик изнурительно моросящий был приятным. Ох охлаждал перегретое тело.
По улице Металлургов проскочили на большой скорости «Жигули», и Сивкин отметил про себя, но уже без чувства зависти: сосед.
Он забежал домой. Его жена Верка ещё спала, ей на работу только с трёх. Сивкин подошёл и холодными руками прижался к её тёплому телу. Она проснулась и вскрикнула:
- Ты чего холодными руками прикасаешься? Испугать можешь.
Муж закрыл её рот поцелуем.
- Вера, у нас машина, - не удержался он.
Радость переполняла всё его существо.
- Брось врать то, - с недоумением сказала жена, - полторы тысячи ещё не хватало.
- Вот они, - протянул он деньги жене, - тёща дала.
Верка пересчитывала хрустящие бумажки, а сама довольно улыбалась. Сердце так и рвалось из груди. Ему было так тесно, так тесно, что не было слов. Слова, прямо сказать застряли в горле.
Сивкин приподнял жену с тёплой койки и закружился с ней по полу.
- Верунчик, милая, - шептал он вне себя, - какая у меня тёща-а-а-а! Кончилось наше унизительное состояние. Теперь и мы с машиной. Я сейчас же еду за ней.
- Коля, куда? – удивилась жена, - у нас же ещё очередь не подошла.
- Что для нас очередь. Были бы друзья и деньги, а как говорят: «Блат – выше наркома».
И он выскочил из квартиры со сберегательной книжкой и соответствующими документами. Начальник цеха дал Сивкину отгулы, даже не поинтересовавшись зачем он их берёт. Николая такое обращение к своей особе сильно задело. И он, выйдя из кабинета, прошипел:
- Бесчувственная деревяшка. Человек покупает машину, а он ух, духовная уродина!
Но потом он забыл мелкие неурядицы, да и что они значили по сравнению с тем вдохновением, что охватило его. Главное в жизни он уже приобрёл.
Дорога в район была плохая. Автобус, переваливаясь с ямы на яму, скрипел и визжал. И Сивкин подумал: «Как же я поеду обратно на новой машине по этим колдобоинам?» Он смотрел в окно, но кроме леса ничего существенного не замечал.
Дождь продолжал моросить. Сивкин ёрзал на сидении, вглядываясь в очертания деревень, но нужной ему деревни пока ещё не было. И он, не выдержав, спросил у соседа:
- Остановка Глинино скоро будет?
- Да вон за поворотами и будет она, - ответил сосед.
Сивкин подошёл к двери, ему не терпелось выскочить на свежий воздух.
- Не спеши, - снова раздался голос соседа, - это последняя остановка.
Николай хотел ему что-то ответить, но передумал.
Автобус остановился. Он выскочил и рванулся по указанному адресу с письмом от друга к Василию, ведь у него была новая машина. Конечно, придётся переплатить, но что поделаешь, такова жизнь, да ещё придётся устроить маленький сабантуйчик в честь покупки, а это тоже деньги.

Бутылка была пуста. Сивкин смотрит на Василия, а он на него. Николаю не хотелось вытряхивать из кармана потом заработанные денежки, а выпить хочется. Жена Василия Марина смотрит на Николая и её взгляд говорил: «Не скупись, если начал».
Он долго думал, пил чай, но никаких решений не принимал. Две пары глаз неотрывно смотрели на него, и он не выдержал, вытащив десятку, сказал:
- Сбегай, Марина, купи что-нибудь.
Хозяйка исчезла. Прошло минут десять, не больше, как на столе появились две бутылки «Русской», и улыбающаяся Марина вскрикнула:
- Гулять, так гулять! Ну как, не заскучали без меня?
На её лице были ямочки, и вся она, как показалось Сивкину, льнула к нему, обдавая жаром вспыхнувшие страсти. Николай же смотрел на неё и смотрел. И снова по синим стопкам заструилась живительна влага. Ему хотелось выпить и он пил.
Но тут в эту счастливую минуту, когда душа и тело срослись воедино, и казалось ничего не предвещало плохого, вдруг всплыла чёрная зависть к соседу по дому, хотя Сивкин прятал её глубоко внутри себя. А сейчас уже, не сдерживая себя, стал рассказывать как копил деньги на машину, упираясь на тяжёлой работе, чтобы только сравняться с соседом. И что его дёрнуло так раскрыться перед чужими людьми, он и сам не знал., видимо почувствовал родственные души, которые приняли его так тепло.
Хозяева слушали его внимательно, потом Василий поднялся из-за стола и промолвил:
- Пойду, ради такого случая, принесу солёных грибков из погреба. Что-то так захотелось. Моя половинка солит их прекрасно.
И он ушёл, твёрдо ступая тяжелой походкой по полу. Марина выскочила из-за стола и включила магнитофон. Полилась западная музыка, которая, прямо сказать, ошеломила Сивкина. Голос любви и страсти проникал в самое сердце Николая. Ему никогда так хорошо не было как сейчас. Он, просто сказать, уже не владел собой, ведь рядом такая женщина. Ему хотелось любви и нежности. Сивкин, пошатываясь, пригласил хозяйку на танец, и она, конечно, не отказалась. Он не понял как его руки самопроизвольно и заученно скользнули сверху вниз по ладной фигурке женщины. И в это время послышались шаги в коридоре, но Николай их не слышал.
- Нахал! – раздался резкий голос Марины, - думаешь купил машину так тебе всё позволено, шалишь – жалкий скупердяй.
И звонкая пощёчина, словно пушечный выстрел, разлилась по всей квартире, будто огнём обожгло щеку. И Сивкин вне себя от боли хотел закричать:
- Ты же сама мне строила глазки лахудра.
Хозяин, как будто ничего не заметил, спокойно поставил банку с грибами на стол и пошёл за тарелкой. Николай очнулся и выскочил в коридор. Он одевался быстро чтобы его не окликнули. Но хозяева уже забыли о нём, разговаривая о чём-то весёлом, и Сивкин быстро убежал к машине. Он боялся, что сейчас выйдет Василий, и придётся давать объяснения.
Мотор взвыл, и машина с места рванулась вперёд. В голове ещё мелькнула мысль, что водка – то осталась не выпитой. И обида от первой неудачи захлестнула всё его существо. «Марина – дурра ты набитая, вот ты кто, как бы было нам хорошо в этой машине. Не захотела, ну и хрен с тобой, другую кисоньку найду», - зло думал он. И не замечал, что нога отжимает газ до предела.
Перед глазами в каком-то тумане летела вперёд дорога. Опалённый болью изнутри, он гнал машину, бросаясь из стороны в сторону. Невдалеке мелькнул знак поворота, но он его не заметил. Сивкин заметил девочку с косичками. Она быстро приближалась. И её испуганное лицо и глаза широко открытые от ужаса были совсем рядом. И всё удар, и девочка на капоте.
Машина остановилась. И старший лейтенант сказал:
- Выходи.
Дверь заключения отворилась, и Николай с испугом, склонив голову на бок, вошёл. Сняли наручники. Он подёргал затёкшие руки и сел на стул. Старший лейтенант ушёл.
К Сивкину подошли двое и спросили, мол, за что браток, залетел то?
- Девочку сбил на машине по пьянке, - ответил Николай, и отвернулся в сторону, где были небольшие окошечки, закрытые металлической решёткой,
Новые знакомые отошли. Сивкин окинул взглядом невзрачное помещение и с ужасом подумал:
«Неужели я на скамье подсудимых?»
Через некоторое время прибежала встревоженная Верка, потом мать, но их к Николаю не допустили. И он видел из окна, как они о чём-то громко разговаривали между собой. Мать Сивкина махала перед лицом снохи кулаками.
«Так и не могут найти общий язык», - пронеслась мысль и угасла.
Суд приговорил Сивкина к семи годам тюремных работ. Когда его повели к машине, из толпы выскочила мать.
- Коля, скажи Верке то своё твёрдое мужское слово, а то прогуляет машину-то, ведь она молодая, - крикнула она.
Жена стояла и плакала. Николай обернулся к матери и сквозь зубы сказал:
- Из-за тебя я оказался здесь. Это ты мне всю жизнь внушала, как только себя помню: «Коля, ты у меня лучше всех, ботиночки, сумочка, пальтецо. Только посмотри у кого лучше есть?»
Макрапывал мелкий дождь. Земля промокла до того, что не могла впитывать влагу. Машина, разбрызгивая воду, устремилась к зданию тюрьмы. А в воздухе ещё долго висели слова:
- Ботиночки, сумочка, пальтецо.
А потом раздался резкий пронзительный крик:
- Верка! Береги машину, слышишь.
И всё стихло.