Жестянка

Жестянка.
Рассказ. Мистика.

P.S. Любые совпадения случайны.



- Город-призрак лжёт, - сказал кто-то рядом, - лжёт самим своим существованием, но если внимательно посмотреть, можно увидеть истину.

Чтобы внимательно посмотреть, надо открыть глаза. Я открыл – стало светлее, впрочем, не намного. В зеленовато-расплывчатом свете уличных фонарей статичными тенями обозначились углы и грани домов. Если я только что родился, то откуда я знаю, что сейчас ночь? Откуда я вообще хоть что-то знаю? И тогда я сказал:

- Мир сотворён десять секунд назад.
Послышался смешок.
- Не умничай.

Каким-то образом почувствовал, э-э…, ощутил, э-э…, понял, что с некоторым болезненным усилием могу двигать глазами туда-сюда. Всё приходится делать впервые – покосился на голос. В пяти шагах на кирпичной стене чёрной краской нарисован двуногий силуэт, растянутый по диагонали. Пожалуй, это повод… И тогда я спросил:

- Тень вижу, а сам-то ты где?

Снова смешок.
- Уж точно не здесь. Ты пропустил мимо ушей – этот город лжёт. Повторить?
- Чего тут непонятного – ты не здесь. А я? Где я?
- Тебя здесь тоже нет.

Меня здесь нет? Да ну? Не собираюсь верить каждому слову, но диалог наметился. Значит, надо спрашивать. О чём? Ну, к примеру, кто отбрасывает тень? Или, кто я?

- Этот город лжёт. Ты кто?
- Барон Суббота.
- Мне кажется, я что-то слышал о тебе, но этот город лжёт и имя ему – «Дежавю».
- Угадал.
- Как бы ещё угадать, кто я?
- Никто.
- Тогда, зачем я здесь?
- Готовишься к смерти. Ах, да, чуть не забыл, - тень руки, вытянувшись, карикатурно повторила угол здания, - погляди на себя со стороны.

В воздухе передо мной повисла пластинка ай-фона. Светлое пятно дисплея приманило уютом окна в реальный мир. В глубине плавает человеческое лицо с зажмуренными глазами. Дежавю – я смотрюсь в зеркало. Таким в зеркале я себя никогда не видел, к тому же рассмотреть своё отражение, зажмурив глаза, вряд ли получится. Если поверить Барону Субботе, это моё лицо – анфас крупным планом. Увиденное вызвало мимолётный всплеск узнавания, показалось, будто в том измерении происходит что-то дикое. Лицо за серебристой слюдой экрана покрыто потом, нижняя губа мелко дрожит.

Барон Суббота сказал: «Готовишься к смерти». Что бы это значило?
- Скажи, а…
- Дальше своим умом, дружок. Один шанс у тебя будет. Сумей воспользоваться.

Дисплей погас, я остался один. Поводил глазами. С чего-то надо начинать. Допустим, что-то упрятано в моей латентной памяти. Искать маркеры? Цеплять ассоциации?
«Своим умом, дружок», - читается, как намёк, что у меня есть ум. Ещё имеются глаза. Ум и глаза, это всё, чем я располагаю, чтобы воспользоваться шансом.

Прохожих нет, кое-где светятся окна. По всем приметам уже за полночь. Метрах в  тридцати от меня взгляд упирается в крыльцо. Там в нише, отражая фонари, поблескивает лаком дверь. У крыльца различается стойка почтового ящика. И пусть в лживом городе лживые газеты…

Надо мной, как облака в ночном небе, перекатываются обрывки слов.

По траектории взгляда, где дома утопают в темноте, возникает плавающий горизонтальный луч, выдёргивает из мрака глубокий глянец окон, перечёркивает оштукатуренную стену, раздваивается, и над асфальтом зависают огни автомобильных фар. Они приближаются – машина с перекрёстка повернула в мою сторону. Возможно, это то, чего я жду.

Автомобиль – обыкновенный форд, каких должно быть много – останавливается перед крыльцом с почтовым ящиком, фары гаснут. Со стороны водительского кресла распахивается дверца. Из салона, согнувшись, выбирается высокий мужчина, обходит машину спереди, помогает выйти женщине.

Мир сотворён минуту назад и сентенция: «Что было, то и будет», - ещё в стадии придумывания, но я точно знаю, что пока ничего необычного не происходит. Лично мне от людей из автомобиля ничего не нужно, но тень Барона Субботы, это фигура влияния, и слова о шансе, которым надо воспользоваться, для чего-то сказаны. Исключительно из уважения…
Исключительно из уважения к влиятельной фигуре совершаю усилие перемещения. Город-призрак неощутим для меня, а я для него – я дух бестелесный, и при некотором усилии могу пронизывать стены, но пока мне этого не надо, а надо всего лишь приблизиться, чтобы рассмотреть и запомнить лица.

Движение не бывает без боли, это знание заложено актом творения. Резкая нота взмывает к небу, отражается от звёзд и вбивается в асфальт рядом с крыльцом. Боль, это испытание, и я отрешаюсь от неё исключительно из уважения.

Чтобы запомнить их облик до мелочей, присваиваю имена – «Мистер», и «Мисс». Резонно допустить, что они любовники, но в данности я бы назвал их деловыми партнёрами.
Он загоняет машину в гараж, она отпирает замок на лакированной двери.

Следом за Мисс просачиваюсь в просторный зал. В мраморном камине горят полешки, в кресле у камина сидит благообразный пожилой человек лет шестидесяти – нормальный возраст, если учесть, что мир сотворён минуту и тридцать секунд назад. Присваиваю благообразному имя «Дедушка». Ещё через пару секунд появляется Мистер. Они перебрасываются словами. У меня нет ушей, однако кое-что улавливаю по губам. Речь идёт о контейнерах, которых пока нет, их доставит Гарри к середине дня.

«Отдыхайте, - говорит Дедушка, - а я повторю кое-какие анализы».
Весь мой прошлый опыт (который ещё до сотворения) подсказывает, что больнее всего там, где нервы сплетаются в узел. Сейчас боль зашкаливает возле благообразного Дедушки, и я вцепляюсь в него с упорством мазохиста.

Короткий коридор заканчивается сейфовой дверью с кодовым замком. У Дедушки холёные руки и тонкие нервные пальцы. На всякий случай запоминаю код, что бестелесному духу, по идее, совсем не обязательно. За стальной плитой лестница в подвал.

Внизу тоже коридор, но длиннее и шире, а по обе стороны глухие двери – шесть штук и тоже с цифровыми пультами. Он касается клавиш на средней справа двери.

По-видимому, я приблизился к тому, что Барон Суббота назвал «шансом». Мои глаза погружаются в облако боли, больничная палата ослепляет кварцевым блеском. В центре облака выделяется объект – это хрупкая человеческая фигурка. Нет сомнения – это мой шанс. И тогда, следуя эсхатологическому канону, мой бестелесный дух уходит по глиссаде к точке конца света.

Конец света, это когда ты чувствуешь себя кучей белья в свихнувшейся стиральной машине – ощущение незабываемое и, самое главное, радостное, потому что ЧУВСТВУЕШЬ. Ко мне вернулось тело: руки, ноги, голова, поясница, прокушенная губа. Челюсть ворочается с трудом, но я спешу высказаться, пока не отрубился.

- Это в Косово, городишко Вареца, улица Тито, дом сорок семь. Дверь особняка запирается обычным ключом. Девочка в подвале. Усыплена, но жива, поскольку нет контейнеров под изъятые органы. Поторопитесь. Контейнеры доставят к полудню. На подвальной двери цифровой код… В доме ещё трое: женщина и двое мужчин. Есть оружие. Говорят по-албански. Выпить, выпить…

Мне подсовывают стакан спирта и кусочек сахара.

Редко позволяю себе спиртное, но сейчас оно необходимо именно в таком жутком сочетании. Кладу на язык кубик сахара, тянусь к стакану. Рука трясётся, и я позволяю себе язвительную мысль…

Наши «бульдоги» не торопятся признавать кое-какой криминал на «лояльных» территориях. Но когда в районе Косовской Митровицы исчезает девочка-волонтёр, к тому же, внучка известного финансиста, а родной дядя романтически настроенной девочки – так уж получилось – служит заместителем директора нашего очень специального Департамента, то дядюшка (он же мой шеф) в первую очередь вспоминает о фактах подпольной торговли человеческими органами. И тогда к поискам подключается лучший в мире экстрасенс.

В этой сфере подвизается несметная толпа шарлатанов, но реальные медиумы также редки, как гениальные физики – и я лучший. По умолчанию. И всегда есть риск. Поставить процесс на поток невозможно по одной простой причине: экстрасенс зависает между жизнью и смертью и не обязательно, что вернётся в своё тело – есть примеры. И каждый поиск неизбежно сопровождается болью. Я уже заработал искусственный клапан и кардиостимулятор. Хорошо быть Железным Дровосеком… А ещё там, в пограничной зоне медиум теряет память, и беспамятная душа блуждает в пустоте. Но у меня дар – я умею переносить туда тень своей памяти.

Тень моей памяти персонифицировалась в образе Барона Субботы. Вот так…
Спирт опаляет пищевод. Сглатываю горькую патоку.

Вертолёт с группой захвата уже приземлился. Неприметные автомобили летят по шоссе к Вареце…

Дискретный голос шефа выдёргивает из сна.
- Ты гений. Малышка в безопасности. Кое-кого покрошили. С меня причитается. Ты гений, Билл.

Ради таких моментов стоит терпеть боль.
- Да ладно, шеф, - делаю вид, будто меня украшает скромность, - зовите меня просто Жестянкой.



Сноска: billy (англ). – жестянка.