Непокорный Гена

     На фото: первый ряд слева направо: Юрка, автор, Гена.

  Как-то летом 1958 года взвод солдат во главе с сержантом отправилcя на полигон. Каждый солдат нёс на спине портативную радиостанцию. И каждый должен был занять заранее заданный пyнкт на полигоне. Расстояние между пyнктами было около шести километров. Это была учёба. Отрабатывались навыки работы на радиостанциях.
    Неожиданно последовал приказ: марш-бросок на десять километров.   
С утра погода стояла ясная, голубизна неба и лучи восходящего солнца радовали глаз. Но все знали, что июльская жара не пощадит никого, и через час взмыленная гимнастёрка будет стоять на спине горбом, а если в пути встретится речка, которую придётся переходить вброд, тогда пиши пропало: на ногах вздуются кровавые пузыри. Одним словом, армия - не для слабонервных.
    Наконец, солдаты после бегa вперемежку с быстрой ходьбoй вернулись на полигон, вновь раскрыли радиостанции и подготовили их к работе. Все были усталыми, и вскоре последовала команда: „Работу прекратить, вернуться на сборный пункт!“ Команда была передана  радистам, те подтвердили получение и двинулись к сборному пункту. Пришли все, кроме одного. Сколько солдаты ни вглядывались вдаль, симпатяга Юрка не появлялся. Юрка был весёлый, неунывающий парнишка, немного худощавый, с непропорционально огромными ладонями и длиннющими пальцами, такие руки называют „грабли“. Солдаты любили Юрку, на отдыхе его веселье поднимало дух, а если Юрка почему-либо отсутствовал, то казалось, что чего-то важного не хватает. Прождали час, при этом беспрерывно звонили и дважды стреляли в воздух ракетой. Всё было тщетно. И было ясно, что усталый Юрка спит здоровым крепким сном, привалившись к своей радиостанции. Такое не раз случалось и прежде. Пушек у солдат не было, но если бы и были, да ещё при этом стреляли, то результат был бы тот же. Сон Юрки   был поистине богатырским. Молчание нарушил сержант:
   - Кто хочет пойти и разбудитъ солдата?  - негромко прозвучал его голос. Но все молчали.   Каждый думал: „Только не я, снова идти двенадцать километров не хочу“. Неожиданно один солдат (звали его Гена) встал и сказал:
   - Я пойду.
    Теперь следует подробнее рассказать о Гене, ибо он и есть главный герой нашего рассказа. 
    Гена был очень плохим солдатом. Он ненавидел всех начальников, рабочий  класс, любое подчинение и любое враньё.
   - Что такое рабочий класс? - спрашивал Гена и сам жe отвечал, - это паразит. Мы, крестьяне, не нуждаемся в ваших тракторах, мы готовы работать плугами или даже пальцами. Только не мешайте и дайте нам землю.
    Очень часто сиживал Гена на гауптвахте за неподчинение или другие  грехи. Но главное его качество было, как это звучит ни парадоксально, - это честность и бескомпромиссность, за что он и страдал довольно часто.
  Любимой песней Гены была популярная в конце пятидесятых „Пчёлка“ с весьма  примитивной мелодией.  Но, несмотря на это, он чувствовал и настоящую музыку тоже. Эта способность жила где-то в глубине его сердца. Oн мог попросить иной раз одного из солдат, который раньше учился музыке и к которому он чувствовал расположение :
   - Расскажи мне о Чайковском, или:
   - Сыграй мне „Баркароллу“ Чайковского. (В казарме стояло старое пианино).
 
    Слегка познакомив читателя с нашим героем, вернёмся к описываемым событиям.  Итак, Гена встал и сказал: „Я пойду“.  И он пошёл, а к этому времени уже надвигались сумерки. Долговязая  фигура Гены  постепенно  растворялась  в  воздухе, пока  не исчезла. И возникло состояние  ожидания. Прошёл  час  или  чуть  больше.   Солдаты  дремали. Ночные  птицы  посвистывали, очень далеко слышен был поезд. Стал накрапывать летний дождь. Солдаты развязали плащпалатки.   

    Дождь усилился, послышался далёкий раскат грома. Совершенно неожиданно из-под дождя появились две мокрые фигуры в сапогах, облепленных грязью. Вид у них был весьма жалкий, но это было лишь первое впечатление. Юрка смотрел весело, как будто совершил подвиг, а Гена невозмутимо оглядывал радистов.
    – Почему так долго? - спросил сержант.
   – Да мы немного в сторону взяли и в болото угодили, – не к месту весело объяснял Юрка, – а тут ещё этот дождь...– и он, не договорив, и как бы безнадёжно махнув рукой, пытался хоть теперь стать серьёзным, но отличный сон в стоге сена мешал ему, несмотря на все старания, сделать физиономию печальнoй.
    Сержант тем временем обдумывал меру наказания.  Вообще говоря, он не был зловредным, с солдатами обходился сносно, но сейчас его беспокоило, как отнесётся к происшествию начальство. От командира роты скрыть опoздание взвода после учения не удастся, слишком дотошный был капитан Игнатов, к тому же он совсем недавно приколол к погонам четвёртую звёздочку и ещё не успел выслужиться. От этих дум Мишка (так звали сержанта) слегка сник, вдобавок его раздражала юркина весёлость.
    Пришли в казарму. После ужина мылись, чистились, боролись со сном. Без команды „отбой“ ложиться зaпрещалось, а до отбоя оставался ещё час. Гена почему-то решил, что за его добровольную „прогулку“ он заслужил поощрение. Надеясь, что сержант не заметит, Гена быстро разделся и нырнул под одеяло. Но как только он согрелся и начал отходить ко сну, над ним возник Мишка.               
   - Кто разрешил лечь без команды? Встать немедленно! -  Мишка не на шутку разъярился. Гена не реагировал. Наверное, Мишка вышел из себя, он даже побледнел от гнева, таким солдаты его ещё не видели.
   - Я замёрз! - неожиданно глухо донеслось из-под одеяла, как из подвала.
   Армия не знает жалости. Армейская философия проста, как шишка на лбу: меня мучили год в полковой школе, теперь я сержант и настал мой черёд мучить других. Мишка сдёрнул, наконец, одеяло, и Гена, потерявший над собой контроль, рявкнул то, что не должен был, ну просто никак не должен был произносить. Это был крик раненой души, это не Гена кричал, так могли кричать только на смерть обиженные рабы, или жертвы мировой несправедливости. 
    Гена крикнул одно только слово, но во множественном числе, что ещё больше усугубило его провинность, привнеся во всю эту историю некоторого рода политическую окраску. Он крикнул: „Скоты!“ Крикнул не громко, и не на всю казарму, но, к сожалению, был услышан. Если бы он крикнул в единственном числе, то возможно, вышло бы послабление, а теперь... Беда в том, что Гена не умел, как было сказано выше, врать. Он высказал чистую правду. Все это понимали. Очень может быть, что и сержант, и даже бывший старший лейтенант Игнатов, недавно впрыгнувший, как уже говорилocь, к чёрной зависти коллег в капитаны, тоже понимали, иначе с чего быть такому могучему возмездию. 
   Гена был отправлен на гауптвахту. Его можно было встретить в солдатском туалете с метлой и лопатой в течение следующих двух недель.
 
    Автор этого рассказа вскоре закончил службу. Где-то через год он встретился с бывшими сослуживцами, приехавшими в Москву на ноябрьский парад, в том числе и с Юркой. Они дослуживали последний год.
    - Ну, как там Гена? - спросил автор. После короткой паузы с грустью ответил Юрка:
    - Его перевели в другой город, куда-то далеко на юг, кажется в Кушку.
    Больше никаких подробностей о судьбе Гены узнать не довелось.

               
                Сентябрь 2012                ---oOo---