Станция Рязанка. Глава 6. Новые порядки

Глава 6. Новые порядки

Новая жизнь выживших людей входила в привычную колею. На станции Рязанский проспект, жили относительно благополучно.

Здесь находился уникальный склад, устроенный кем-то из чиновников. С большим трудом за пару недель удалось более или менее понять и переписать его содержимое. Здесь было все, что нужно для сносной жизни на станции: еда, одежда, предметы первой необходимости. Только у руководства Рязанки было единственное транспортное средство – метромотовоз.

Силами женщин Рязанки было организовано что-то вроде детского лагеря, где находились не только дети жителей Рязанки и немногочисленные сироты. По решению руководства трех станций, в местный детский лагерь можно было отдавать детей на будние дни.

В понедельник мотовоз, на открытую платформу которого были установлены сидения и ограждения, чтобы никто не пострадал при движении, проезжал по трем станциям, собирая детей, желающих провести неделю в лагере, в пятницу вечером тот же мотовоз возвращал их родителям. Благодаря мудрому руководству Валентины Ивановны и ее любви к детям, все маленькие жители метро очень любили Рязанский лагерь и стремились туда попасть. Под лагерь был отдан целый поезд, отогнанный в тоннель. Двери поезда были закрыты, зато умельцы сделали ограждения тамбуров и открыли межвагонные двери. Были здесь и классы для занятий, и игровые комнаты для малышей, и спальни отдельно для девочек и мальчиков. Под прогулки и игры детям отводилась часть станции, где днем малыши бегали и резвились отведенные для прогулок 3 часа. Многие взрослые в это время охотно играли с ребятами в подвижные игры.

Был налажен досуг взрослого населения. Проводились физкультурные занятия для всех желающих, разбитые для удобства по возрастным группам и интенсивности нагрузок. Умельцы собирались для занятий рукоделием, в то время, как каждый по очереди рассказывал что-нибудь интересное, пел под китару или читал в слух. Позже сумели организовать даже любительский театр, но в основном, спектакли ставили для детей.

Поскольку Рязанка была самой благополучной станцией, сюда стремились попасть почти все жители двух других станций. Правда, строгий порядок и дисциплина, сочетающаяся с предельной открытостью жизни на станции, нравились не всем.

Здесь все жили единым коллективом, каждый всегда был на виду у других. С одной стороны, это было хорошо, потому что не равнодушное внимание многим помогло пережить страшный стресс потери близких и мира, погибшего на поверхности, с другой, далеко не каждый человек способен выдержать такую жизнь.

Здесь не было уединенных уголков и комнат, не было палаток. Все ели за общими столами одну и ту же пищу, все спали на раскладушках, которые устанавливали на ночь и убирали утром. Личное имущество было только то, что принесли с собой пассажиры метро и с чем не захотели расстаться добровольно. Почти все жители Рязанского проспекта отдали свое имущество в общее пользование. Например, девушка Лариса, которая в ночь Катастрофы как раз возвращалась домой из Ашана, готовясь к своему Дню Рождения, добровольно пожертвовала все продукты в общий котел станции.

Таким образом, руководство станции не имело недостатка желающих жить на Рязанском проспекте. Сначала забрали осиротевших детей, беременных женщин, женщин с детьми. Затем начали выбирать тех, кто мог принести наибольшую пользу станции.

На Рязанке был организован уникальный госпиталь. Вскоре работать в нем пожелали почти все медицинские работники, которые оказались на трех станциях в момент Катастрофы. Рязанка делилась с медиками щедрым пайком и домашним уютом. Пока пациентов было немного. Правда, врачи, опасаясь недостатка медикаментов, суеверно плевали через плечо и не желали говорить о том, сколько есть свободных коек в их госпитале. Информацию эту они докладывали только начальнику станции.

Неожиданно мощной политической силой на станции оказались женщины. Они сформировали свой Женский комитет и потребовали, чтобы ни одно важное решение в жизни станции не было принято без их участия. Женщины заведовали распределением всех жизненных благ: спальными местами, едой, водой для гигиенических целей, досугом, одеждой. В большинстве случаев, женщины занимали пассивную наблюдательную позицию. Они ни во что не вмешивались без особой необходимости, но мужчины понимали, к чему приведет конфронтация с Женским комитетом.

Несмотря на номинальное единоначалие станции, вскоре сформировался Совет, который сначала был неформальным, затем закрепился как орган самоуправления станцией. В Совет входили: Андрей - руководитель силового подразделения, Лариса - выборное лицо Женского Комитета, Владимир Михайлович – главный врач госпиталя, дядя Митя – технический советник, Катя – советник по оргвопросам.

Кате были не совсем понятны ее обязанности. Наверное, никто не мог бы толком объяснить ее роль, однако, она принимала деятельное участие в жизни станции и мало какое мероприятие организовывалось без ее помощи. Помощь была чаще всего именно организаторского характера. Когда нужно было собрать добровольцев для какой-то цели, увлечь идеей, вдохновить, поднять боевой дух – она умела это делать.

На других станциях жизнь складывалась не так благополучно. Изначально перенаселенные Текстильщики избрали силовой метод руководства. Все неугодные люди изгонялись со станции в Кузьминки. Туда же изгонялись провинившиеся и с Рязанки. Поэтому, самая сложная обстановка была именно в Кузьминках. Там часто случались конфликты. Если бы отряды бойцов тщательно не обыскали всю станцию Кузьминки и их жителей, в поисках оружия и не отобрали все, кроме кухонных ножей, конфликты могли закончиться большой кровью.

В Кузьминках царил закон джунглей и право сильного. Наиболее сильные и наглые захватили все подсобки и приспособили их под жилье. Периодически за обладание подсобками происходили драки. Более слабых, тех, кто не был в состоянии отстоять свое имущество, выселяли на платформу. Со временем, хозяева подсобок стали нанимать людей, которые охраняли их жилье. Расплачивались с ними кто чем мог: одеждой, едой, медикаментами. В вагонах метро жили середнячки. Вагоны были поделены на женские и мужские. Здесь царила казарменная дисциплина, за нарушение которой можно было очутиться на платформе. Каждый вагон патрулировался и защищался их жителями самостоятельно, поэтому вагоны со временем превратились в самостоятельные коммуны. На платформе жили отщепенцы – наиболее неблагополучные и слабые. Те, кто не смог доказать свою пользу, те, кто был изгнан с двух соседних станций, кто не хотел жить по существующим правилам.

В Текстильщиках власть захватили милиционеры. Это они взяли на себя неприятную обязанность избавить станцию от перенаселения, изгнав всех неугодных со станции. Они поддерживали здесь железный порядок. Их все боялись, потому что они стали в Текстильщиках абсолютной властью. Именно здесь, в Текстильщиках, состоялась первая казнь. Казнили смутьяна, поднявшего восстание против ментовской власти. Его вывели на станцию, поставили на край платформы и застрелили, не пожалев на него драгоценную пулю. Эта акция устрашения, эта публичная смерть была нужна существующей власти, чтобы раз и навсегда запугать народ, дать понять, что будет с теми, кто станет сеять смуту.

Все наиболее ценное имущество в Текстильщиках было также реквизировано милицией. Здесь бесплатно никого не кормили. Заслужить свой паек можно было только выполняя важную для станции работу. Например, можно было получить еду за работу в отряде добровольной станционной милиции. Или на уборке станции. Или на стирке и починке одежды. Поэтому хорошо жить здесь могли только руководство, трудолюбивые люди и те, у кого, как говорится, руки из правильного места растут.

Те, кто не умел или не хотел работать, либо самостоятельно уходили со станции в поисках хоть какой-то еды, либо были изгнаны за ее пределы.

В тоннелях было неспокойно. Какая-то банда, как говорят, облюбовала один из поездов, отогнанных в тоннель. Никто не смел приближаться к ним, и все их очень боялись. Они нападали на путников, отважившихся путешествовать от станции к станции, устраивали набеги на станции в поисках еды. Это были отчаявшиеся и озлобленные, голодные и неприкаянные люди. В большинстве своем это были мужчины.

Однажды какие-то предприимчивые дельцы решили устроить в одном из вагонов публичный дом. Говорят, что первые проститутки пришли туда добровольно из Кузьминок, но ходили слухи, что время от времени хозяин борделя нанимал головорезов и те похищали молодых и красивых женщин со станций. Если учесть, что половой вопрос не был решен ни на одной из станций, со временем публичный дом стал пользоваться ажиотажным спросом. Сдавали здесь также койки, отгороженные занавесочками, для парочек, желавших уединиться.

Среди беднейшего тоннельного люда попадалось множество вандалов, которые добывали всяческий «поделочный материал»: железячки, досочки, куски пластика, разноцветные проводки и прочее, что они могли стащить или найти в тоннелях. За вандализм жестоко карала каждая станция по-своему. На Рязанке отбирали все имущество и выгоняли в тоннель без права возврата, в Текстильщиках заставляли выполнять самую тяжелую работу, в Кузьминках продавали в рабство. Рабы были бесправны, их почти не кормили и хозяин был волен делать с ними абсолютно все, что захочет. Несмотря на такие строгие наказания, количество вандалов не сокращалось, а вскоре появилось сословие купцов, которые скупали у вандалов за миску похлебки их добычу, перепродавая на станциях.