Ёсказка Гл. 2 страшное сказалово

      Ёсказка
     (страшное сказалово)

      2.

      Уже на следующий день в доме старом открылся музей.
      Да не простой, как говорится, а коммерческий, не типичный для общей культуры, посвящённый суровому быту новых русских богатырей во времена пролетарской диктатуры.
      
      Угадали, ой, ёлы-палы, угадали новые русские богатыри Иван да Илья выгоду своего положения, нашли, ёксель-моксель, Эльдураду местного значения не выезжая с подворотни, чтоб всем так жить.
      
      Ан ничего делать особенного не пришлось. Остался старый дом наполовину без изменений, обшарпанные стены, грязные стёкла, лестничные клетки без лампочек и двери с выковыренными глазками. Граффити мелом, краской, а чаще всего – просто гвоздём, наперкосяк, секись-накись, и с ошибками:
      
      «Зюзя – зараза!», «Кто сегодня купит бакс – завтра Родину продаст!», «Фиолетта, плата по таксе!», «Сам дурак!» и другие витиеватые, богато-могучие или не очень сложные выражения с глубоко-потаённым смыслом.
      
      Иноземных, то бишь – валютных, - туристов привозили сюда на автобусах или даже на вертолётах. Миловидные длинноногая экскурсаводочка в собольей шубке – та самая Фиолетта – красочно и в подробностях живоописывала нелёгкое коммунальное житие-бытие новых русских богатырей сердобольным и любопытным иностранцам.
      
      Захватывающе интересная и поучительная экскурсия с инсценировками и эффектом участия начиналась сразу же в подворотне.
      
      Едва цветастая и нелепо галдящая стайка туристов оказывалась крепко зажата в узком проходе между грязными стенами и дорогими машинами, – а мерс и бээмвэ без колёс так и стояли тут, –  из дурно пахнущего полумрака появлялась экзотического вида шайка специально нанятых гопников. Хмурые спитые и небритые лица освещались только огоньками папирос, что неслабо усугубляло хоррор ситуации. В наступавший вслед за этим мертвящей тишине Юра-Рыжий на ломанном английском благим матом орал своё бесподобное «кошелёк ор ю фай лайф!», после чего начинался свободный отъём ценностей и валюты.
      
     Будто бы в раз повзрослевшие иностранцы легко и без комплексов расставались с движимым имуществом.
    
     Появлявшаяся вдруг будто из-под земли экскурсоводочка Фиолетта обнадёживающе подмигивала туристам, и объявляла в мегафон, что ничего страшного пока ещё не случилось. Всё отнятое будет возвращено за вычетом стоимости входного билета, чаевых ей, гопникам и милицейскому патрулю, охраняющему территорию снаружи подворотни, выплат в фонд помощи малому, среднему и, особенно, крупному и очень крупному бизнесу, а также налога в 25 % на смекалистость плюс НДС - государству.
    
     В таких вот, мол, условиях пробирались простые русские богатыри домой до перестройки, когда называли их ещё не новыми русскими, а просто фарцовщиками или спекулянтами.
    
     Успокоенные тоном, манерами и массой интересной информации, иноземцы пробовали снова улыбаться и переговариваться. Испытанный шок заметно прибавлял им любопытства, а также способствовал появлению азартного волнения, здорового аппетита и желания выбраться отсюда буквально любой ценой.
      
      Легким подскоком преодолев дворовую территорию с полноводными грязными лужами с осколками бутылок и мусорными островками, туристы с живым трепетом входили в чёрный мрак парадного.
      
      Не успевали их глаза свыкнуться с тьмой, как навстречу им выскакивал толстомордый пролетарий с топором и в изрядном перепитии. «Убью, буржуины!» - безумно вращая накаченными глазами, страшно достоверным голосом кричал мужчина из дикого прошлого.
      
      – Не пугайтесь! – успокаивала туристов экскурсоводочка, лакированным пальчиком показывая на мужчину. – Это мой папашка. Когда я была маленькая, он встречал меня у школы и оберегал от соседских парней, покушающихся на мою тогда ещё пионерскую честь. Позже уже я встречала его у проходной в день получки, чтобы он не успел пропить её с собутыльниками и сослуживцами.
      
      – О, я, я, тру-ля-ля, трудное детство! – осторожно сопереживали туристы и на всякий случай откупались от мужика с топором пивом и жвачкой.
      
      Словно отара овец на заклание, пробиралась дрожащая стайка туристов в кромешной тьме лестницы. Поскальзываясь, будто бы на банановых шкурках, подвизгивая и ойкая, когда где-нибудь вдруг хлопала шальная дверь или разбивалось очередное окно.
      
      На тёмной площадке между вторым и третьим этажом определённо кого-то насиловали. Идущие сзади думали, что насилуют идущих впереди, и напирали, надеясь пока суть да дело проскочить. Передние уже были согласны на всё, только бы остаться в живых.
      
      – В таких антисанитарных условиях – в подвалах, на чердаках или просто на лестницах, вынуждены были юные будущие богатыри постигать идеи и принципы свободного мира. Они уже тогда верили, что лучшее, конечно, впереди, и приближали его всеми возможными способами! – объясняла Фиолетта, улыбаясь загадочно, как Джоконда.
      
      Кто бочком, кто на цыпочках, пробегали туристы мимо ужасного действа – что происходило в темноте понять было невозможно. На самом деле три подростка ломали старый диван, вынесенный и забытый жильцами на лестнице.
      
      Протиснувшись в распахнутые двери коммунальной квартиры, туристы переводили дух и собирались с мыслями.
      
      Из квартиры пахло борщом, гуталином, бельём, нафталином, хлоркой, керосином, мастикой, лыжной мазью и скандалом.
      
      Почти у самых дверей иностранцев встречали нарочито милого вида школьники – два пионера и комсомолка. Эта идиллическая картина успокаивала и радовала туристов.
    
      «Но проблем, но проблем!» – сами себе шептали иноземцы.
      
      Экскурсоводочка ласково гладила пионеров по макушкам, и торжественно приговаривала:
      – Вот на таких вот симпатичных детишках отрабатывали приёмы и методы ведения деловых отношений будущие новые русские богатыри. С такими милыми мальчиками и девочками никогда не возникало проблем. Попробуйте и убедитесь сами: они настолько доверчивы, беззлобны, незлопамятны, простодушны и бесхитростны, что их легко можно обмануть, обокрасть, обыграть, облапошить, запутать, затравить, запугать, заморочить, замордовать и, в конечном счёте, заполучить с них какую-нибудь мелочь или игрушку-безделушку. В те времена, когда юные богатыри были напрочь лишены возможности делать какие-либо иные, более солидные дела, именно эта мелочь являлась единственно возможным способом первичного накопления капитала... Ну, наравне ещё разве что с отъёмом денег у пьяных, мелкими кражами у соседей и родителей и прочим невинным баловством в ночных закоулках... Кстати, детки, хотите жвачку? Пять баксов! Учитесь, учитесь и учитесь  бизнесменить и бизнесвуметь!
    
     Побродив по бесконечному коридору квартиры среди велосипедов, тазиков, корыт, санок и вешалок, заглянув в уборную и немного поучаствовав в разразившемся по сценарию скандале на кухне (тётя Глафира уличила одну из туристок в краже модной кофточки из наследства своей бабушки с третьей полки антресолей, а грузчик Гаврилыч обиделся на ковбоя Джона за отказ уважить его и выпить с ним самогона на брудершафт), туристы выскочили обратно на лестницу.
      
     Не успели они вытереть пот со лбов и унять азартную дрожь во всех членах (а ведь пронял их скандал на кухне до самых костей, по инерции хотелось ещё поругаться друг с другом, и даже с самим Папой Римским, или ещё выше. Что называется – вошли во вкус, вот где адреналин-то взыграл, это им не новости с театра чужих военных действий или боевики-ужастики смотреть с дивана по телеку), спустились к ним с верхних этажей сами хозяева музея, новые русские богатыри Иван да Илья.
    
     Так современно и узнаваемо пахнущие дорогими иностранными крепкими алкогольными напитками и модными парфюмами.
     – Ну чё, мужики и бабы... – хотел было ляпнуть Илья, но Иван его опередил.
     – Ну чё, мужики и бабы... то есть, блин, господа хорошие, вумэны энд мэны, кто с нами по особым достопримечательностям – так уже за отдельные баксы, а все остальные, кому заподло, значит, с нами, то – своим ходом обратно, и поминай, как звали и в чём мать родила! Ферштейн, фашики?
    
     Само собой – никто не хотел умирать в коммуналке.
    
     В конец замурыженные туристы смиренно отдавали последние деньги и послушно шли на шестой этаж.
     Именно здесь находилась основная экспозиция, золотой фонд, кладовая сокровищ... словом – святая святых музея, посвящённая славному прошлому самих хозяев, новых русских богатырей Ивана да Ильи.
    
     Самолично, взахлёб, с упоительным  вдохновением и энергичной жестикуляцией пальцев представляли они туристам многочисленные экспонаты, вещественные доказательства, улики и другие свидетельства их тяжёлой, но триумфальной деятельности на пути к нынешнему благосостоянию и благолепию.
    
     – Ну, вы, господа заморыши и заморышни, глядите-ка сюда и учитесь! – говорил, к примеру, Илья. – Начинал я свои миллионы не с десяти центов, как ваш убогий селезень Скрудж, а с двух копеек... Вона их сколько, этих двухкопеечных монет рядом с тем самым первым моим телефоном-автоматом... Хорошая будка была, на самом отшибе...
    
     – А вот кошелёк моей первой учительницы! – бойко продолжал Иван. – Ужасная раззява! Разве ж можно было сумочку оставлять... Правда, немного там оказалось...
     – Ещё одна сумочка – очень смешливой девчонки! – радостно вскрикивал Илья. – Она почему-то думала, что мне нужны её поцелуи в том тёмном осеннем парке!
    
     Буквально заворожённые жизнеутверждающей глупостью, искромётной наглостью и сентиментальной мелочностью, туристы следовали за своими проводниками всё дальше и дальше. Широко раскрытым от удивления глазам иноземцев представлялись всё новые и новые неописуемые образцы, образчики, а также орудия жизнедеятельности и жития-бытия новых русских богатырей.
    
     Неразменные пятаки и напёрстки – для нехитрого обмана лохов, крапленые карты – для более серьёзного обмана, ножи – кладенцы – для гоп-стопа, кастеты-пистолеты – для грабежа и налёта, пыльные мешки будто бы из-под сахара – для ловкого надувательства, самогонная мёртвая вода с надписью «водка», самопальные порты-невидимки, скатерть-самообманка, весы-самообвесы, подмётные письма и бумаги с печатями, шапка с чужой головы, шуба с чужого плеча, краденые будильник, магнитофон, портсигар и холодильник, фальшивые купюры, дрова с соседской дачи, разбавленный бензин, чей-то футбольный мячик, поддельного шампанского цельный ящик...
      
      – Ба! А это что за фрукт в нашей экспозиции? – вдруг удивился Иван, различив в глубине квартиры среди витрин неясную и призрачную фигуру... Будто бы даже просто тень, но непонятно чью...
      – Наверное, какой-то местный абориген заблудился! – предположил Илья. – А может впрямь приведение?.. Дом-то старый!.. Эй, сюда иди, индеец, а то щас шмальну – тока мокасины с перьями в разные стороны полетят!..
      
      Дрогнула тень, почернела в миг, сделалась чётче и с места двинулась, навстречу.
      В трёх метрах от Ивана и Ильи тень обрела ясные очертания.
      
      Оказался это матрос в брюках клёш, в бушлате нараспашку, в тельняшке и с бескозыркой, на которой едва читалась надпись «Смелый». Ленточки бескозырки будто бы легкий ветерок трепал... Смуглым и обветренным было лицо матроса, грозным его взгляд...
      
      Интуристы за спиной Ильи и Ивана съёжились и тихонько стали отходить... Но входная дверь за их спинами с грохотом захлопнулась. В музейном помещении моргнул и погас свет... За окнами, во дворе-колодце, сделалось пасмурно.
      
      Илья и Иван с удивлением обнаружили, что видят окружающее в чёрно-белом цвете...
      
      – Ну ты, Железняк, слышь, чё за спецэффекты? – настороженно поинтересовался Иван.  Призрак и впрямь напомнил ему виденного в детстве то ли в книжке, то ли в старом кино матроса с таким смешным именем.
      
      – Лизоньку мою, значит, вы погубили... – гулким, потусторонним голосом сказал матрос.
      – Какую Лизоньку, мужик, ты чо? Отвали, пока цел!
      – Лизонька, дочка моя, здесь жила... с рождения... с 1934 года... – продолжал матрос.
      
      Только сейчас Иван да Илья заметили у матроса под бушлатом  на ремне    большую кобуру.
      – Это что ж, бабка, которая здесь жила – дочка твоя? – искренне удивился Илья. – Да ладно!
      – Давай, Железяка, мы тебе баксов насыпем, за квартиру, купишь ей там что-нибудь ещё лучше, в натуре, и разойдёмся миром? – предложил Иван.
      
      – Миром у нас ничего не получится... – сказал Железняк.
      
      В руке его оказался громадный «маузер» – когда успел вытащить, никто не заметил.
      
      – Ну, мужик, ты сам напросился! – закричал Илья, выхватывая свой «ТТ»...
      И тут почувствовал страшную боль в груди...

      – А, блин! – Илья очнулся за рулём своего бээмвэ. Бутылка коньяка горлышком как-то неудачно в грудь упёрлась, в самое солнечное сплетение... Видно, во сне на руль навалился... Приснилась же такая ерунда с дури!
    
      «Ну, вон мерс Ивана впереди стоит, пойду побазарю с ним, братаны ж мы теперь или как?» – решил Илья.
      Выполз резво, подошёл к водительской дверце мерса, ожидая, что братан Иван дверцу откроет... Но Иван только стекло чуть опустил...
      
      – Слышь, сон мне какой приснился сейчас!.. – не ожидая подвоха, бодро начал Илья.
      
      Бац!
      
      Откинуло Илью к стене глухим выстрелом. Полбутылки коньяка вдрызг, пуля в тело чуть левее солнечного сплетения вошла.
      
      – Сон в руку, братан! – сказал в мерсе Иван. Сплюнул в окошко по-богатырски. – Сказочка, ё! Былина! В ей намёк! Добрым молодцам урок! Послушал сказочку один такой удалец – и ему пришёл конец!
      
      Иван выехал задом из подворотни, развернулся через две сплошные, и поехал домой. К Фиолетте он решил более не возвращаться.
      Чтоб с Железняком там где-нибудь в парадной случайно не встретиться.

Начало Ёсказка Гл. 1    http://www.proza.ru/2013/07/11/1403