Jackpot

                JACKPOT.

   Николай стоял на балконе и молча курил. Ночь заливала пространство чёрной предгрозовой духотой. Дым папиросы вис блеклым пятном никуда не растворяясь. Казалось, что за перилами ничего нет – пустота. Эта пустота проникала в мозг с каждой горькой затяжкой всё глубже и глубже. Память разворачивалась фотографической лентой от недавнего «сегодня» - в глубокое, почти забытое «давно». И чья-то хладнокровная рука резала плёнку на отдельные слайды. Как гильотиной. «Вжик … вжик … вжик …». Эти слайды оживали полноценными пучками событий. Словно сжатая пружина, снятая с невидимого стопора, они раскручивались один за другим, в свою очередь высвобождая последующий. Он не мог прекратить эту ретроспекцию усилием воли, загоняя демонов памяти обратно в подвалы забвенья. Воля вспыхивала мятным угольком на конце папиросы – и тут же превращалась в серый пепел и дым. Пепел Николай стряхивал в эту душную пустоту.

   Еженедельная проверка лотерейных билетов вошла в рутину. Вспыхнувший однажды, ирреальный интерес – через года, превратился в столь же абсурдный, ритуал.  Николай с непокобелимым упорством покупал билеты, а жена с дивным постоянством устраивала ему сдвоенные скандалы. Повторный закатывался уже при неизменном фиаско. Бесило её всё: и пустая трата денег (это в особенности), и «ослиное упрямство» «никчёмного игромана», и «дебилизм шизофреника» - Николай каждый раз вписывал постоянный набор цифр, один и тот же. Сие совершенно плавило зачатки ума у бедной женщины. Однажды она даже сама взяла несколько билетов (правда, на его же заначку, которую случайно засветила под телевизором). И … выиграла небольшую сумму! Торжеству ея не было границ … «Вот! Вот! Смотри!» - потрясала она обретённой купюрой, впрочем недолго, ибо вскоре благополучно потратила её на какую-то фитюльку. Однако Николай, с преданностью фанатика, оставался верен своей неизбывной комбинации. Память перетасовала колоду слайдов и выхватила тот – самый первый! Почти напрочь истёртый временем, он, в этой душной тишине, высветился до мельчайших деталей. Предельно чётко и ясно – звенящей, фотографической резкостью.

   Дембель! Ура! Два года честного служения отечеству – и вот поезд исправно нёс его из монгольских степей, через забайкальские равнины в родное Черноземье. Чуть более четверти века назад … Вагонные знакомства, разговоры о службе, прочая мишура. Всё это сливалось в разноцветный калейдоскоп, который вращался вокруг одного – «слепого пятна». Сейчас это виделось Николаю более, чем явственно. Некоей гиперреальностью, намного более значимой, чем вся тогдашняя, да и вся последующая суета. Как и всякое неординарное событие, вылезающее за рамки привычного мировосприятия, оно оставило лишь неуловимый привкус Тайны, который постепенно таял под тёркой будней, но так и не исчезал до конца. Поезд неожиданно притормозил быстрый бег, а потом и вовсе завис где-то возле безлюдного полустанка. Пассажиры, пресытившиеся вагонной духотой, высыпали наружу. Вскоре пронёсся слух, что впереди какая-то авария и стоянка надолго. Проводница позакрывала туалеты, так что пришлось искать места для отправления надобностей среди близлежащих холмиков и овражков. Николай позвякивая аксельбантами (документы надобно держать при себе, служба приучила), осмотрелся окрест и направился к неприметной полуразрушенной хибаре. При ближайшем рассмотрении жилище сие оказалось строением непонятного назначения. В Монголии, на бесконечных маршах он уже встречал нечто подобное. Ни для человека, ни для скота таковое не было предназначено. Какие-то ритуальные заморочки – пояснил знакомый арат, кочевые – народ странный. Про надобности сразу же и забылось … едва он увидел полуистлевшее подобие ворот. Вот тут-то и возник этот странный звон в ушах, подобный пересыпанию серебряного песка. За воротами едва угадывалась вымощенная каменистость, ныне сплошь заросшая. Она входила в центр идеального круга, очерченного разного размера валунами. Некомфортную, по причине непонимаемости оторопь Николай отверг после недолгого замешательства. И вошёл во Врата. Небо вмиг потемнело, едва он заступил за грань. Как во время солнечного затмения. И точно так же, разом, погасли все звуки … зато звон серебряного песка сделался чётче, и возрастал с каждым шагом. Ближе к центру этот звон перерос в оглушительное «В-А-У-МММ», похожее на мелодичный рёв. Колени подкосились, и тело медленно осело. Как в замедленном кадре. Руки безвольно повисли, однако макушку будто бы кто подвязал к невидимой нити. Мелодичный рёв превратился в безмолвное колыхание степи, не теряя своей интенсивности. А в копчике родилось невыносимое по эйфоричности жжение. Оно росло с каждым мгновением, а пульс сердца проталкивал его по позвоночнику вверх с каждым ударом. Когда последний стук отозвался в голове – перед глазами вспыхнула радуга. И, одновременно с этим, из копчика выросло обжигающее шило. Оно упёрлось в макушку. Накопилось там ядерным нарывом, и взорвалось, набрав критическую массу …
   С этого момента Николай наблюдал за происходящим уже как-то извне. Он, вроде бы и сидел на согнутых коленях, выструнив позвоночник. И, в то же время находился везде вокруг … мысли проносились затейливой рябью по озерцу ума, но они не имели значения. Время превратилось в вечность. Самая назойливая думка бурунила водоворотом на невидимом перекате, – «эдак я на поезд опоздаю …» и рефреном отзывалась в мерцающих ковылях. « …даю, …даю; баю-баю; …даешь – …даешь, опоздаешь; …знаешь – знаешь …». Монголия, разумеется ребята добывали травку у местных. Что греха таить – Николай тоже пробовал. Обещанных глюков он так и не увидел, только смеялся до изнеможения над всякой глупостью, или блевал, когда приносили «жесть». С тех пор так и предпочитал водочку. Но такого он ни в каком сне не видовал! Однако под напором назойливого переката вечность начала истощаться. Всё вокруг сжалось к этой воронке, и – развернулось чередой картинок. Они всплывали из ниоткуда – красивые, и НЕ красивые. Тасовались двумя колодами, а потом разделились на-лево; на-право – и стали возникать попарно. Как два совершенно разных фильма. Воли сопротивляться им не было, и Николай просмотрел оба … почти до конца. Тот, что слева завершался непонятной карточкой, или билетом … с пустыми квадратиками, которые заполнялись набором цифр. Тот, что справа …    Николай-извне совершенно спокойно, как Будда в бескрайних монгольских степях, созерцал на происходящее. А Николай-внутри панически рвался из неведомых пут. Тогда, что-то ещё, много свыше, открылось …  он стал один, не два – и, осознав необходимость выбора (иначе не выбраться!), рванулся налево. В привычный мир. Фильм справа был слишком уж похож на … фильм.

    Так и не справив нужду, Николай забился в свою полку и забылся тяжёлым сном. А вечером доброжелательные попутчики угостили водочкой. Рассказывать о приключениях почему-то совершенно не хотелось. Однако посреди бодуна он достал блокнот, нарисовал в нём ряд цифр и незнакомую эмблему. Выдрал лист и засунул его под одну из фотографий в дембельском альбоме. На сём всё и забылось. До времени, до поры …

   До армии он очень любил «железки». Авто в его руках был живым конём. Жаль – не свой. Автобазовский. Куда до своего пацану? Не сын предпрофкома. После школы, несмотря на блистательные рекомендации, в областной институт не поступил. Не прошёл по конкурсу. Это теперь было ясно какой там был «конкурс». А тогда – заиграл марш Славянки. И суровые будни монгольских степей весьма быстро поубавили резвости. Впрочем мечту поступить в институт он не оставил – после армии рабфаковцам зелёная дорога. Судьба распорядилась иначе. А что ещё ждать от голодного парня 20-ти годов? Тем более, что недурён собой он был весьма. Писала же сестрёнка, что Галюсик не очень-то его ждёт! Однако встретила, приветила … и понеслось по накатанной. Пока суть да дело, Галюсик и залетела. От него ли, не от него – пусть Бог судит. Об институте пришлось забыть. Нужно было помогать маме и сестрёнке. Это кроме собственной семьи … И Галюсику это не нравилось совершенно, то есть – абсолютно. Скандалы стали непременной обыденностью. И сука-память подсунула то давнее воспоминание. Первый слайд. И он вспомнил, что было в фильме справа. Бешеная скачка барханов  –  перегон «Париж – Даккар», ревущие моторы, привычные пески … но это рисовалось УЖЕ сказкой. А жизнь жить было нужно. Устроился в мехмастерскую, позже в автосервис. Перестройка, грёбаный Горбачёв, Ельцин и дефолт. Финита. Пришлось начинать заново, после долларовых займов. Еле выкарабкались. Смерть мамы и наркомания сестры … Жизнь шла прахом. Но выручили руки и недюжинное чутьё. Автомастером он был высокого класса!

    Николай никогда не вспоминал о ТОМ случае. Разве только очень редко, во снах. Да и стёрлась память … лишь больн`ое «дежавю» иногда – эх-х-ом. А ведь всё оно было в этой картинке слева! Несостоявшийся развод, кабы не маленькая дочка. Единственный повод – не спиться. И «этот ахламон, которому ничего не нужно, кроме компьютера». Типа – сын. Вот тогда и появился на экране этот лэйбл! Николай сутки не спал, но добыл чёрт-те знает откуда свой дембельский альбом. Выдрал все фотки, и нашёл листок. Тут же понял, что не записал тираж. А память на сей раз подвела. Вот и стал он кон за коном вписывать одну и ту же комбинацию. Раз уж вся жизнь так вырисовывается!

   А сегодня номера сошлись «один – в один». Джекпот. Миллионер. Жёнушка сразу залебезила, застроила глазки – стала приторно-паскудной. Теперь он мог всё, по её понятию … и не мог ничего вернуть – ревущие моторы на трассе «Париж – Даккар», и тот, последний слайд справа. Он получил джекпот. Свой джекпот.  Который выбрал. Память услужливо вернула первый слайд – всего-то нужно было отстать от поезда. Что там оставалось? Чемодан с дембельским альбомом? Шаль для мамы, джинсы для сестрёнки; бритва и зубная щётка! В этом чемодане была неверная Галюсик …. но и Диман с Лизонькой …

   Он выбросил окурок. Наверное  – Тот На Небесах надсмехается. И нисколько Он не любит людей. Или любовь у Него какая-то своя, «особенная», подобная извращенцам? Но память глухо вторила эхом – «сам выбрал, сам вы … сам!». А душная пустота постепенно вычищала мозг. Оставалась лишь одна неуёмная жилка – «быть, быть, быть!», но и этот пульс постепенно слабел, пустота проникала дальше. Когда она достигла пяток и кончиков пальцев, Николай спокойно ступил на перила, и равнодушно сделал шаг.