Сиреневые облака. Наденька. Продолжение

            
            Начало: http://www.proza.ru/2013/07/11/248
            
            2.
            Заря обещала ветреный день. Розовые блики румянили грозди белой сирени и седину всклокоченных облаков. Полупустой автобус плыл в утренних ароматах навстречу солнцу, словно пытался ускорить течение времени. Или замедлить скольжение мыслей в прошлое?
            Именно в прошлом потерялась Наденька. В счастливом прошлом своей любви, где пыталась почерпнуть силы для грядущей борьбы за спасение  любимого…
            Неподвижный взгляд её отразился от окна и погрузился внутрь, в память сердца…
            Когда же она поняла, что без Лёши ей никак нельзя жить, что это совершенно невозможно? Кажется в шестом классе… о, нет! Она влюбилась в него ещё в конце пятого класса! Когда была большеглазым, большеротым и востроносым подростком с накрепко прилипшей кличкой «утёнок Тим». Ну да! Из-за фамилии Тимофеева да ещё из-за возрастной порывистости и угловатости. Хотя она первой среди одноклассниц стала девушкой и надела лифчик. Единичку. И вместе с ним к ней пришло другое ви'дение дружбы с мальчиками... и незнакомое девичье томление…
            А Лёша тогда учился уже в девятом классе и за ним бегали почти все девчонки школы, даже старшеклассницы. А как же? Сынок учительницы литературы, высокий, ладный, с густой шевелюрой чёрных волос и ясными, как рассветное небо серыми глазами. И когда он улыбался, они голубели. Ей улыбался. Или смеялся над восторженностью «утёнка Тима», возникающего на его пути в самый неожиданный момент?
            Наденька вызвала в памяти видение этой улыбки и вздохнула – вспомнилось, как часто в шестом классе она плакала перед зеркалом над своим длинным носом. А когда переросла подростковую неуклюжесть и налилась, как райское яблочко, Лёши уже не было в городе – он уехал в институт, затем с бригадой однокурсников на стройку спорт-городка. А она ждала неведомо чего… шесть долгих лет!
            Зато потом началась сказка. В апреле…
            
            
            Бывшая одноклассница Нонка чуть не срывает с петель незапертую дверь и раскалывает полусонную тишину воплем:
            – Надюха! Лёшка Багров приехал! И говорят, будто насовсем, будто он теперь тут что-то строить будет!
            Томик сонетов Шекспира выпадает из рук Наденьки.
            – Кто говорит? – задаёт она неважный вопрос, растирая внезапное онемение щёк, предвещающее обморок.
            Нонка тараторит пространный ответ, но Наденька ничего не слышит. Она вскакивает с дивана и начинает метаться по комнате. Подруга обрывает на полуслове свою никому не нужную речь и даёт резонные советы:
            – Нет, это платье слишком нарядное, нечего сразу стелиться перед парнем! Никаких юбок и брюк! Только платье! И кардиган. Тот, мохеровый. Будешь как птенчик в нём…
            – Ага. Как утёнок Тим, – машинально уточняет Наденька, раскладывая платья на диване.
            Нонка хихикает и жестом полководца указывает на строгое палевое платье:
            – Вот это! И кардиган. На улице свежо…
            Наденька не спорит и облачается в выбранный комплект.
            – Плойку! – заполошно кричит Нонка. – Где твоя плойка?! Надо волосы уложить. И макияж сделать. Лёгонький совсем…
            Пока подруга колдует над головой Наденьки, та окончательно приходит в себя:
            – Нон, я что, приду к Багровым и прямо с порога объявлю, что явилась на Лёшу посмотреть? Что я тут без него с ума сходила от тоски?
            – Нет, конечно, – откликается подруга, – надо что-нибудь правдоподобное сочинить.
            – Сочини. У меня в голове каша.
            Каша была и в Нонкиной голове, однако, она заставила ту работать. Перебрав несколько возможных предлогов нежданного появления «утёнка Тима» в доме Багровых, подруги останавливаются на самом простом: возврат прочитанной книги. И Наденька, схватив первую попавшуюся на глаза книжку, вылетает за дверь.
            – Надька! А туфли! Куда ты в тапочках? – кричит вослед Нонка, но её никто не слышит…
            
            
            А ведь точно! Так и полетела в гости при полном параде и в тапочках с пушистыми заячьими хвостиками!
            Наденька вспомнила удивлённые глаза Ксении Владимировны и свой недолгий конфуз – и улыбнулась: хорошо, что Лёша этого не заметил поначалу, а только потом, когда провожал её. А в те минуты она недолго смущалась – решительно разулась при входе и влетела в комнату босиком. Багрова старшая даже немного оторопела от того, с какой стремительностью незваная гостья это сделала. Сама же Наденька была не вполне вменяемой и толком не помнит ничего из того, что не было связано непосредственно с Алексеем. Помнит лишь, что с лица Ксении Владимировны не сходило изумлённое выражение в течение всего получасового визита Наденьки. Оно меняло оттенки от полного недоумения до снисходительного, от любопытствующего до догадливого и настороженного – и даже немного воинственного. Отказавшись от прав на чужую книгу, Ксения Владимировна не произнесла больше ни слова и лишь вращала глазами, уподобившись часам-ходикам.
            
            
            Зато книга, которой оказался роман «Мастер и Маргарита», помогает Наденьке перекинуться несколькими фразами  с Алексеем, отвлекшимся от починки то ли настольной лампы, то ли каких-то розеток. Да какая разница от чего! И о чём они говорили, она тоже не помнит – а помнит лишь его улыбчивое лицо и то, как у него без конца падали какие-то винтики и шурупчики, а с ними падали-пропадали минутки их встречи…
            Но вопреки всему время ей кажется бесконечным и неделимым…
            И лишь когда взгляд Алексея становится особенно долгим и прозрачным, ввергает в панику и жжёт… и лишает дара речи… – в затянувшуюся паузу врезается стук решительно отодвинутого Ксенией Владимировной стула.
            Наденька вскакивает и, бросив смятенное «пока… мне пора… спасибо…», бежит домой – в домашних тапочках, глотая рвущиеся на волю слёзы отчаяния и хороня все свои надежды.
            И уже почти у самого дома её нагоняет Алексей:
             – Надюха, ты книгу забыла… – она сдерживает затрепыхавшее сердце ладошкой и пытливо заглядывает в его лицо: насмехается? Но видит бездонность серых глаз и слышит: – Можно, я провожу тебя?
            «Проводы» затягиваются на два часа, а назавтра…
            
            
            Воспоминания наталкиваются на чей-то выкрик: «Водитель, остановите! Мне пора выходить!». Автобус притормаживает, пассажир выскакивает на дорогу, а в салон заходит женщина с охапкой свежей сирени.
            Из-за пенящегося облака видны лишь её внимательные глаза. Она обводит взглядом любопытные и безразличные лица, задерживает его на Наденьке и переводит на свободное кресло рядом с ней: «Вы позволите?». «А почему нет?» – пожимает та плечами, и автобус трогается с места. Расплывающийся аромат сирени окутывает томлением и звенит нотами светлой печали, напоминающими о самом счастливом дне, когда их с Лёшей сказка только начиналась, и ничто не предвещало нынешней беды.
            Нет! Об этом сейчас не стоит думать. Надо вернуться в апрель, в предтечу праздника их любви…
            
            
            Назавтра после короткого неофициального визита Наденьки в дом Багровых в домашних тапочках и последующих за ним долгих неумолчных «проводов» вокруг её дома, в ателье, где она работает бухгалтером, нежданно-негаданно является Алексей. На глазах у обедающих закройщиц он молча выманивает её из-за стола и увлекает в подсобку. Закрыв дверь на щеколду, поворачивается к ней лицом и разводит руки:
            – Всё! Конец моей свободе. Завтра идём в загс, подавать заявление.
            Опасаясь упасть в обморок, оглушённая и онемевшая Наденька прижимается к полке с тюками тканей и широко распахнутыми глазами смотрит на Алексея. Сквозь узкое продолговатое окошко подсобки пробивается сноп света и прицельно, как рампа в театре, освещает всю мизансцену.  В глазах избранницы Багрова плещется такая гамма чувств, что трудно выбрать главное. Радость, приглушается  недоумением и страхом, что всё происходящее просто сон, сквозь них остро светится вопрос: «Это шутка?!», и всю эту смесь окутывает робкая надежда, что она всё-таки дождалась своего счастья: вот же она её мечта, стоит напротив, и так светло улыбается…
            Паузу нарушает Алексей. Он притягивает Наденьку к себе и, поцеловав её удивлённые глаза, ласково укоряет:
            – Что же ты молчишь, лебёдушка моя, будто в кому впала? Ты не хочешь быть моей женой?
            Наденька утвердительно кивнула, затем ойкнула и отрицательно закачала головой, потом просто замотала ею во все стороны – и, окончательно запутавшись, насмешливо сморщила нос:
            – Лёша, это что, игра такая? Ведь так не бывает!
            – Как? – загадочно щурясь, уточняет Алексей.
            – Вот так сразу! Без всякой подготовки! Мы же с тобой даже не гуляли!
            – А вчера? – хитрит Алексей. – Мы с тобой целых полдня гуляли! – глаза Наденьки мгновенно наливаются слезами, и он серьёзнеет. – Да нагулялся я уже, Надюха! До тошноты нагулялся! Пора уже жизнь надолго устраивать, семью строить, детей рожать. Я затем сюда и приехал.
            – Чтобы жениться на мне? – окончательно уверившись, что Лёша смеётся над ней, сердится Наденька.
            – А на ком же ещё? – то ли в шутку, то ли в серьёз удивляется Алексей. – Я специально ждал, пока из утёнка вырастет такая дивная лебёдушка, такая пушистая голубушка… – он обнимает Наденьку покрепче, но та обиженная упоминанием утёнка,  начинает вырываться, и Алексей резко прижимает строптивицу к тюкам,  придерживая её раскинутые руки: – Так ты пойдёшь за меня замуж, Надежда?!
            – Да! Да! Да! – чеканит Наденька и теряет волю в страстных объятиях и поцелуях, и отвечает на них, и тает:
            – Лёшенька… Лёшенька мой… Единственный…
            
            
            За лобовым стеклом автобуса проглядывается заросший больничный парк.
            – Лёшенька… Как же мы теперь будем жить? – не отдавая себе отчёта, озвучивает Наденька свою боль.
            – У вас кто-то болен? Там, в больнице? – участливо спрашивает попутчица.
            – Муж…
            Женщина протягивает букет:
            – Возьмите! Для него. Совсем свежая сирень, ему будет в радость.
            – Спасибо, но туда нельзя цветы, – возражает Наденька. – Он в реанимации. Позавчера ему сделали серьёзную операцию… очень серьёзную.
            – Всё равно возьмите, – настаивает попутчица, – медперсоналу раздадите. И поверьте моей интуиции: всё обойдётся!
            – Спасибо вам… – чуть слышно благодарит женщину Наденька, принимая цветы.
            
            Автобус останавливается.
            
            Сквозь просыхающие слёзы за окном медленно проявляется серое трёхэтажное здание больницы…
            


            Окончание - http://www.proza.ru/2013/09/18/192