глава 7

Шоссе, дорожное кафе
Мужчина в тренировочных штанах
Протянет нам банку трёхлитрового сока
Мы вчера потеряли свои небеса
Евгений Феклистов



Поначалу я даже не предавал этому значение. Всё было похоже на глумливый фарс. Но чем дальше, тем больше фарс довлел над реальностью. Вначале казалось, что пошумят и разойдутся, но не расходились. Напротив, эта воронка засасывала в себя всё больше людей и событий, и к концу недели окончательно стало ясно, что дело – дрянь.

В воскресенье утром позвонил Чирков, сказал, что нам с ним надо ехать в Северодонецк. Нам мой вопрос, что мы там забыли, ответил: национальное самосознание.

Меня порадовала гражданская сознательность Марины. Она даже не стала интересоваться, зачем. Надо, так надо. Сказала, что раз Родина в опасности, то и нечего мне сидеть возле её юбки.

- Конечно, надо ехать, - подытожила она, - может быть, ещё получится остановить всё это.
И мы с Чирковым поехали останавливать всё это, хотя я пока что даже не мог толком назвать, что же имелось в виду, под этим самым всем этим?

Оказалось, что сегодня в Северодонецке собираются депутаты всех уровней, чтобы принять какое-то судьбоносное решение.

- А ты что, депутат что ли? – поинтересовался я у Чиркова.

- Городского совета. Меня избрали ещё, когда я на физтехе работал. Ну, там – учёный, лицо честное, служил в Афгане, короче – биография хорошая, денег, сам понимаешь, отвалил, сколько надо, в общем, избрали без проблем.

- А я туда в каком качестве еду?

- А ты – помощник депутата. И этот, внештатный корреспондент газеты «Науковець Украины».
Хоть бы раз увидеть эту газету.

- Слышь, Николаич, а зачем оно тебе? Какой-то там городской совет. Ты что со своими связями не мог сразу в Верховную Раду попасть?

- Я со своими связями мог и в президенты сразу попасть. Знаешь анекдот, как готовили разведчика в Америку? Легенда: миллиардер с Уолл-Стрита. Учили его полгода всем миллиардерским повадкам, а за день до отправки вызывают и говорят: «Всё нормально, завтра вылетаешь в Америку, только легенда меняется. Будешь одноглазым нищим».

Я этот анекдот знал, и усмехнулся, скорее, из вежливости, но Чирков, разумеется, смешить меня не собирался, а лишь хотел на что-то намекнуть, на какую-то особенность своей биографии. А может и не намекнуть, а чуть ли не прямым текстом сказать: собирались выдвинуть в президенты, а потом поменяли легенду. Будешь депутатом донецкого горсовета.
Я расслабился и стал смотреть на дорогу. За окном царила серая мгла. Все цвета исчезли, осталась одна серость. «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят чёрные» - фраза затёртая до дыр, но на удивление актуальная. У нас, правда к власти пришли не чёрные, а оранжевые, и это, если честно, сбивает с толку. Теперь и ежу понятно, что в стране произошёл переворот. Уже произошёл, это видно по тону тележурналистов. Но всё-таки. Одно дело – переворот, когда в городе дымят костры с обугленными костями, и на деревьях вороны клюют повешенных, а на перекрёстках – чёрные фигуры молчаливых всадников. И совсем другое дело – переворот с песнями, танцами и оранжевыми воздушными шариками. Как в таком балагане опознать врага? И вообще, как понять, что пришёл враг, а не цирк-шапито с гастролями? Я поделился этими мыслями с Чирковым.

- Ну, ты, Шульгин, и даёшь, - обескуражено ответил Андрей Николаевич, - не ожидал от тебя. Колодезный – куда как больше тянет на интеллигента, и тот всё понял, а ты сопли начал разводить. Неужели не ясно, что сейчас – июнь сорок первого?

- Неужели всё настолько трагично? - выразил я сомнение.

- А неужели не видно? – удивился Чирков. – В твою страну вторглись фашисты. А то, что они вторглись не на танках, а с воздушными шариками, многое ли это меняет?

- Наверное, меняет, - рассудил я, - по крайней мере, воздушный шарик по жилым домам не стреляет, и на гусеницы людей не наматывает.

- Тьфу ты! – выругался Чирков, - надо было Колодезного с собой брать. Нет, ты что, правда, не понимаешь, что это – они? Или нарочно меня дразнишь?

Я пожал плечами.

Есть, оказывается, такой дедушка по фамилии Шарп, который с этим шапито гастролирует по всему миру. Югославия, Грузия – это всё его работа. А до этого были разные банановые республики. И был Советский Союз. Нет, конечно, к перестройке много кто руку приложил, и американцы были далеко не первой скрипкой, но и там Шарп отметился, особенно в республиках Прибалтики и Закавказья. А теперь приехал в гости к нам.
Что ж, о чём-то подобном я сам догадывался.

Мы остановились на заправке на въезде в Артёмовск. Пока автомобиль заправляли, Чирков с кем-то созвонился и сообщил наше местоположение. Его собеседник, видимо, обещал скоро подъехать, поскольку Чирков предложил мне выпить по чашке кофе в местном кафе. Пока кофе стыл, я снова решил попытать Чиркова о некоторых скрытых вещах.

- Так что всё это – ЦРУ, или козни мирового правительства?

- ЦРУ, думаю, в этом тоже участвует, - ответил Чирков, - а мирового правительства не существует. Это я тебе, как член этого самого правительства, авторитетно говорю, - Чирков хитро усмехнулся и добавил: а как жидо-масон самого высокого ранга добавлю, что и жидо-масонского заговора тоже не существует. Есть Большая Игра, и есть исторический процесс. И вот то, что я тебе рассказывал про Шарпа, это всё имеет отношение к Большой Игре. Это не англосаксы против России, это сто лет назад, может, так было, не знаю, я тогда не играл, а сейчас точно могу сказать, что играют все против всех, и расклады бывают совсем неожиданные. Но игра игрой, а есть ещё история, которую пишет народ, и игра всегда вторична по отношению к истории. Так вот сейчас имеет место быть не только игра. Там, на Майдане проснулась история. Может быть, с бодуна, в дурном настроении, утром в понедельник, может, она не умылась, не оделась, а только лежит в кровати и недовольно ворчит, но это уже она. И эта история конкретно против вас – донецких. Не знаю, почему, но оно так. А значит вам надо что?

- Будить свою историю? – предположил я.

- Вот, - подтвердил Андрей Николаевич.

Мы ещё не допили кофе, когда в кафе появился тот, кого ждал Чирков. Поскольку я сидел спиной к выходу, то увидел его не сразу. Просто в какой-то момент я заметил, что Чирков внимательно смотрит на дверь. Обернувшись, я сначала увидел крупных мужчин казённого вида – типичная служба безопасности – не то бандиты с лицами чекистов, не то чекисты с лицами бандитов. Я даже не сразу заметил, как из-за телохранителей вынырнул небольшого роста человек. И только когда небольшой человек подошёл к нашему столику, я узнал в нём Бориса Викторовича Колесникова.

Он поздоровался, мы подвинули ему стул, и он сел. Какое-то время он, наверное, думал, не являюсь ли я посторонним, но, быстро сопоставив и проанализировав ситуацию, видимо, сделал вывод, что я тут нахожусь не просто так, а значит, в моём присутствии можно говорить обо всём. Вернее, обо всём том, о чём можно говорить с Чирковым.

- Андрей, так вы думаете, что ситуация уже вышла из-под контроля? – спросил он.

- Похоже, что кто-то из них, возможно, сам того не желая, действительно, разбудил народ, - ответил Чирков, - потому простые средства теперь бессильны.

- Вы допускаете, что они применили Вазу? – Колесников произнёс это слово именно так, с большой буквы.

Чирков ответил не сразу:

- Допускаю. 80%, что нет, но 20%, что да. Но это уже не так важно. Запущен исторический процесс, теперь против вас не Ющенко, и не Буш, против вас – украинский народ. По-крайней мере, его западная половина.

- Но восточная – за нас, - Колесников произнёс это как-то неуверенно, как бы спрашивая, и по его тону я понял, насколько ужасна ситуация, в которую они попали. Они, или мы? Да, если я сначала подумал «они», значит, неуверенность Колесникова вполне обоснованна.

- Ещё нет, - подтвердил его сомнения Чирков. – Восток за вас пока только мысленно, а Запад за Ющенко уже действует, уже живёт, - Чирков подбирал нужные слова, - кратос – греческое слово, которое означает и власть, и действие, и свершение, и управление.

- Я понял, - прервал его Колесников.- Так что нам делать? Собирать свой майдан?

- Это, как минимум. Ежедневные многотысячные митинги в Донецке, в других городах, где это возможно. Потом – отправлять людей в Киев, собирать там антимайдан. Желательно чтобы это были шахтёры, металлурги, железнодорожники – они организованы, у них ещё сохранилась солидарность, патриотизм. И не бойтесь за производственный процесс, лучше потерять немного бабла сейчас, чем потом потерять всё на свете.

Колесников ненадолго задумался, как бы решая, сказать, или не сказать, но всё-таки сказал:

- Я разговаривал с Кушнарёвым, с Тихоновым, с Дейчем – все хотят одного и того же. На съезде мы объявим о создании Юго-Восточной республики, я сам объявлю, я не боюсь ответственности, я знаю, что меня поддержат.

Чирков одобряюще кивнул.

- Это правильно. Это смелое решение. Не знаю, получится у вас, или нет, но заявить об этом надо. Сейчас как раз нужны смелые решения, смелые поступки, смелые заявления. История начинается тогда, когда происходит удар молнии в бочку с порохом, или хотя бы – искры, из которой возгорится пламя.

Колесников снова помедлил со следующей репликой. Не думаю, что в этот раз он размышлял над тем, говорить, или не говорить, скорее всего, он уже решил говорить всё, что касается этой темы, и паузы нужны были ему для того, чтобы точнее подбирать слова. Он сейчас очень хотел, чтобы между ним и Чирковым не осталось ничего недопонятого.

- Признаться, это не самое лучшее решение, - сказал он, - но ничего другого, что можно сейчас противопоставить оранжевым, я не вижу. Вернее, другое есть, но оно, как атомная бомба – убьёт не только их. Вы понимаете, о чём я?

Он пристально посмотрел на Чиркова. Похоже, что Чирков его понял. Андрей Николаевич как-то печально улыбнулся, и начал цитировать слова, которые я узнал не сразу:

- Товарищи, граждане, братья и сестры, бойцы нашей армии и флота. К вам обращаюсь я, друзья мои…

- Враг будет бит, победа будет за нами, - тихо, как бы самому себе, сказал Колесников. – Если наше дело – правое, а если нет?

- А если нет, то и хрен с нами, - ответил Чирков.