Не разлюби меня подольше

         Не к страданию ли мы тянемся
      всей душой, когда любим?
                Роберт Пенн Уоррен               

               
   Если одна душа находит отклик в другой, если мысли одного человека созвучны с мыслями другого, если поёт в груди виолончель, то может это любовь?
               
   Не то, чтобы жду его звонка, не то, чтобы люблю его и жить без него не могу, и не томление в груди, и не беспокойство, а только будто равновесия недостаёт, и вздрогнет всё при очередном звонке, и остановится на мгновение, и откатит разочарованно.
   И вроде уже не вновь и поиски смысла жизни, и её движения, и нет надежд ни на изменение к лучшему, ни, тем более, на счастье – а спокойно станет и благодарно за день уходящий.
   И ещё как будто игра идёт, где роль у меня пусть не Прекрасной дамы, а чуть-чуть лучше того, что я есть. И жить так хочется, и ждать, и верить в случайность, неповторимость, непредсказуемость предстоящего.

   Он не звонит. Ласковый и нежный, искренний и доверчивый. Всё забудется через две недели тоскливого ожидания. Мечта о редких встречах, сердечных приветах, долгой необыкновенной дружбе. Мечта, как поплавок, удерживающая меня наверху, мечта, возвышающая душу, не позволяющая опуститься, потерять форму, ещё быть интересной. Одним словом, держаться, в то время как почва медленно ползёт из-под ног.

                * * *
   Отъезд. Небо плакало всю ночь. А наутро занавесилось кисеёй, серой от избытка  влаги. Как будто где-то образовалась пустота, отчего улицы раздвинулись, а домА стали ниже. И меня завертело на одном месте, в то время как он уезжал  всё дальше и дальше.
   На третий день верчение прекратилось. Не обманут теперь прохожие похожестью своей на него. Невзначай его именем назвала кота Ваську. А днём раздался телефонный звонок, в ответ – тишина. Потом женщина в сердцах ухнула скверное и злобное, и с ношей своей как ко дну пошла. Общение, возвышающее душу над житейскими неудобствами вопреки разрушающей силе времени, это всего лишь мои выдумки – бумажный кораблик в грязной луже.

   Я жду от него письма. Взвешиваю его на ладони, изучаю обратный адрес, вглядываюсь в почерк. Как назовёт меня он? Что сообщит о себе? Столь же легкомыслен будет на бумаге, как при встрече? Напишет ли о серьёзном, существенном в своей жизни или отделается болтовнёй?
               
                * * *
   В дни телефонного затишья постоянная составляющая  отношений – сомнение – проявляется отчётливо. Как иногда говорят: если бы она критически посмотрела на эти отношения!
   Бывают моменты, когда я чувствую себя несчастной, просто ничтожной.
  – Сними ты этот передник!
  – А ещё что?
  – И всё остальное.
  – А что потом?
  – Потом я разденусь.
   После того, как первый раз поцеловались, я почувствовала, что всё в наших отношения встало на место, что это и есть отношения между мужчиной и женщиной. Безграничен для меня его духовный мир, и как слухом я нежно прикасаюсь к его слову, так добр мой взгляд и благословенно прикосновение.
   Вопреки житейской логике, здравому смыслу или измышлениям: что ему надо, а что нет – я не могу жить без его звоночков. И как в своё время не допускала мысли оставить дом, лишившись фортепиано, так сейчас он стал неотъемлемой частью моей души.

             Снежными вершинами, где свободней,
             Пройду пусть малый путь.
             Спасибо за него, мой друг!

                * * *
   Надо было убрать квартиру, купить продукты, сварить обед – главное. А по ходу – мелкие обязанности, выполняемые почти автоматически.
   После тёплой, ясной погоды накануне – с утра пошёл дождь. По радио транслировали концерт сродни дождю и ожиданию. Он стоял в дверях с беззащитной улыбкой.
  – Милый мой, дорогой! Как я соскучилась по тебе! – поток нежности хлынул на него.
   Играл оркестр, пела певица грудным контральто. Я чистила картошку. Он смотрел газеты. Скосив на него глаза, открыла банку тушёнки, потом стала резать щавель. «Дай!» –  он отправил в рот несколько листьев, приподнял меня и, прижимая, опустил.
   Хотелось оттянуть  день, когда в сиянии встреч и грусти ожиданий  сольются все нежные потоки, и половодье любви  смоет последние препятствия из недоверия и отчуждения...

                * * *
   За ночь подсохло, только кое-где остались небольшие лужи. Голубое небо раскинулось над нагромождением домов, сплетением тротуаров и дорог. Ухнул проходящий мимо автобус и выхлестнул на меня всё содержимое лужи - лицо в чёрных крапинках, голубое платье в грязи.

   Молитва. Дай мне, Господи, не упасть во грехе, в злобе, в зависти, не попрать мать свою, не погнаться за славою и удовольствиями. Дай, Бог, мне силы для каждодневного труда, для счастья слабых и обездоленных. Не введи меня в искус суетности и тщеславия. Защити меня от невзгод и крушений на дорогах моих во имя матери  моей великомученицы. Аминь!

              И ненавидим мы, и любим мы случайно,
              Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
              И царствует в душе какой-то холод тайный,
              Когда огонь кипит в крови.*

   Нам нужен материальный, практический интерес или удовольствие, когда чувства не разбужены, и нет желания подвинуть себя к размышлению, пережить вместе радость маленьких удач, наполниться признанием и благодарностью.
   Нам необходимо всех приспособить для своего обустройства, чтобы вокруг всё  было плотно заполнено. Мы затягиваем себя такими узлами, которые при неудобствах разрубить только остаётся. И от всего этого имеем только печаль да беспорядок.

                * * * 
   Свободна от встреч, волнений, невнимания, от грубой шутки, ласки, от дел его, от лица, одежды, дома, условностей и запретов. Свободна искать свой образ, стиль и совершенство.
   Душа моя плачет.
   Здравствуй, мой милый! На днях я «отпраздновала» свой юбилей. Думала: страшно. Как ни как, я теперь «в обороне» (по А.Т. Твардовскому). Ничего не случилось: ни коллективных сборов, ни суетных застолий, ни холодных приветствий. Милый мой! Даже звонка твоего не было. И ума хватило спецмагазином не воспользоваться, на что одна особа заметила: «Тебе многие люди позавидовать могут».
   Мне бы доброты и ясности… Мне бы вставать пораньше, способностями разумно распорядиться и дать свету мысли пробиться в порядке вещей. А ещё, чтоб невзгоды тебя обошли, мой ангел, и нежностью другая душа отозвалась в награду за труды твои.

   Читаю С.Г.Семёновой «Творчество жизни Н.Ф. Фёдорова». Как много идей ниоткуда приходит в молодости:
 - завистливое желание играть в оркестре, делать общее дело;
 - не иметь потребности в личных предметах на работе: будет в лаборатории, будет и у меня;
 - стремление всех собрать;
 - легко делиться радостью и хлебом со встречным;
 - уверенность, что  добро по кругу ходит, а если где-то разорвалась цепочка, то оно просто дольше к тебе не придёт;
 - естественный интерес к «корням» и к «месту»;
 а позднее -  понимание, что нравственно всё, что способствует жизни, а всё, что её убивает безнравственно.
   Это всё из области Фёдоровской идеи, что «жить надо не для себя и не для других, а со всеми для всех».

                * * *      
   Наша лодка села на мель.
   Гнетущее молчание телефона. На глаза наворачиваются слёзы, и гложет вечный вопрос: «Почему?». Почему так безжалостно уничтожается построенное? Может потому, что строили как попало?

   Смешное и грустное. Вот пригласил ты меня к себе. Волнуюсь. Ты тоже. Помог раздеться.
 – Ну, как я живу?
 – Нормально.
   Все стены плотно заставлены. Одежда на стульях женская и детская. Ты в халате, милый и ласковый. Откинулся, опершись на косяк шкафа затылком, держишь мою руку в своей, глаза чуть влажные, выразительные. Лёгкий вздор несёшь о всеобщем братстве. Спеть собрался «Утро туманное»**.
  "Галя! Галя! – кричишь. – Иди сюда!". Зовёшь в свой кабинет. Надо уходить. «Любимая Галочка! Не уходи!» – впервые слышу  от тебя такие слова.
   Прощаемся у дверей:
 – Не разлюби меня подольше!
 – Не разлюби меня подольше!

                * * *
 – Как твои поживают?
 – В каком смысле?
 – В каком  понимаешь, в том и ответь. Что крамольного в этом вопросе?
 – Ничего.

              Всё разладилось.
              С обманом не идёт.
              Жизнь в штопоре
              И не в семнадцать,
              А в возрасте,
              Почти что убиенном…

   Я откажусь, оставлю тебя во имя  твоего же спасения! Оказывается, ложь переносима и даже легка, если она не связана с нашими устремлениями. Нет, конечно, нет. Пусть не звонит. Ни слова не надо, ни намёка. Пусть даже воздух не содрогнётся. Не надо!
   Всему своё время. Моё время – положить камни на место.

                * * *   
   Он однажды позвонил.
 – Как твои дела? – спросила я.
   Он что-то ответил.
 – А твои как? - спросил.
 – Я сегодня маму похоронила. Вот все ушли, я посуду мою. 
   Он пришёл на другой день. Для жизни нужно доброе ласковое слово.
 
* М.Ю.Лермонтов. Дума
** Романс на слова И.С.Тургенева