Северные истории

                С Е В Е Р Н Ы Е

                И С Т О Р И И
































                В Е С Ы   Ж И З НИ               
   - Этти*, Тейуль!
Пожилой оленевод, копавшийся у постромков собачей упряжки, выпрямился.
    - Этти, Николач! – он двумя руками почтительно пожал протянутую ладонь директора совхоза.
    - Как твоё здоровье? Не болеют ли твои близкие? Быстры ли твои собачки? – директор не просто произнёс необходимые слова по ритуалу. Он с уважением относился к знаменитому в районе бригадиру, постоянно занимающего первое место среди оленеводов.
    - Все здоровы, Николач! Упряжка моя получила первый приз на празднике, сам знаешь. И бегают мои собачки с тех пор не хуже. Как твоя жена, сын? – в свою очередь спросил Тейуль.
    - Тоже всё хорошо! Мишка мой вон с твоим внуком гоняет! – директор кивнул в сторону двух ребятишек, бегающих друг за другом,  похожих в меховой одежде на маленьких медвежат. – Ты, я слышал, собрался везти внука в интернат? Прямо сейчас? – и увидев в ответ кивок, добавил:
    - Возьмёшь Мишку с собой? А то вчера не успел с вездеходом отправить…
    Все ребятишки школьного возраста учились и жили в интернате районного центра. Приезжая домой только на каникулы.
    - Сейчас и отправимся, - не выразил удивления оленевод и посмотрел в сторону северного перевала. – Однако нужно поспешить. Посмотри, Николач? – обернулся он к директору. – Видишь облако?
    - Вижу. И что? – тот удивлённо вздёрнул брови. – Облако как облако…
    - Э-э-э… - протянул в ответ Тэйуль. – Пурга, однако, будет… И ветер с ночи потянул, на сопках снег курится. Одул! – крикнул он. – Быстро сюда!
    Один из мальчишек оглянулся и бросился к упряжке. Второй побежал за ним. Тяжело дыша, они остановились перед взрослыми.
    - Сын! – директор потрепал его по кухлянке**. – Поедешь в интернат с дядей Тэйулем.
    - Ур-р-а! – завопили приятели, прыгая рядом с упряжкой, отчего собаки подскочили со снега.
    Тэйуль усмехнулся, пристраивая рюкзак с пожитками, протянутый директором. – А ну, быстро на сани! – прикрикнул он. Друзья, толкаясь, уселись.
    - Доброго пути! – кивнул директор. Оленевод ещё раз прошёлся по постромкам, похлопал вожака по спине.
    - К-ха, к-ха! – крикнул он. Собаки дружно натянули лямки и упряжка, на сани которой в последней момент упал Тэйуль, набирая скорость, помчалась по дороге к выезду из посёлка.
    …Пурга накрыла их, когда они преодолели половину пути до районного посёлка, лежащего дугой на берегу морской бухты. Сначала ветер, быстро усиливаясь, зазмеил снег поперёк накатанной дороги,. Когда дорога втянулась в расщелину, со склонов, закручиваясь, понеслись снежные вихри, заставляя отворачиваться и жмурить глаза. Потемнело. Густой падающий снег, подхватываемый порывами усиливающегося ветра, мгновенно уменьшил видимость. Правда, собаки почти не сбавили скорость. Вожак уверенно вёл упряжку по дороге, чутьё не подводило его, хотя всё большие и большие участки дороги заносились снегом.
    …Мишка, сидевший на краю саней, от рывка дёрнулся и, потеряв равновесие, неожиданно для себя свалился на снег. Когда поднял голову, то ничего не увидел – упряжка исчезла в снежной круговерти. Он встал на ноги и закричал:
    - Дядя Тэйуль! Одул! Подождите меня!
    Порыв ветра подхватил его слова и отшвырнул их в сторону, погасив в струях бешеного ветра. Он ещё несколько раз крикнул, отворачиваясь от секущего снега. Поняв, что его вряд ли услышат, прошёл несколько метров вперёд, вглядываясь в следы от полозьев санок. Вот следы исчезли, заметённые снегом. Мальчишка остановился, повернувшись спиной к ветру, еле удерживаясь на ослабевших ногах. Потом сел на снег и заплакал. Заплакал от страха, поняв, что остался один среди ревущей пурги. Всхлипывая, он лихорадочно пытался что-то придумать. И тут вспомнились ему слова отца: «Запомни, сынок. Если попадёшь в пургу и рядом не будет жилья, единственное спасенье – зарыться в снег. Только так можно остаться в живых. И ещё помни: не поддавайся панике.  Страх убивает».  Он  перестал  всхлипывать,  встал на ноги.  Порывы ветра немного стали
тише. Пройдя несколько метров от дороги, Мишка наткнулся на снежную стенку. В одном месте образовалась небольшая ниша, с наметённым сверху снежным козырьком.
 *Этти – здравствуй (чукотск. язык)
**Кухлянка – меховая одежда (чукч.)

    Он прислушался, надеясь на чудо: вдруг послышится крик дяди Тэйуля, или скрип полозьев. Но слышно было только дикое завывание ветра. Решившись, он втиснулся в углубление, руками разгребая снег внутри, зарываясь глубже. Почувствовав слежавшийся снег, перестал копать. Свернулся в клубок, уставившись взглядом в несущие перед глазами снежные вихри. То ли от тепла меховой одежды, а может от монотонного завывания ветра, его потянуло в дрёму. Он спрятал нос под кухлянку, поправил меховую шапку. Глаза стали прикрываться. Несколько раз, вздрагивая в испуге, он открывал глаза, всматриваясь в гудящее снежное пространство. Потом  уже не видел, как крутящийся снег наслаивался на его одежду, постепенно лепился по краям выемки, уменьшая и уменьшая отверстия. А через некоторое время  под нависшим карнизом осталось только небольшое окошечко…
    …Тэйуль обнаружил исчезновение мальчика не сразу. В какой-то момент он почувствовал, что его дёргает за руку внук. Обернувшись, не сразу понял, что сына директора нет на санях. Резко затормозив упряжку, он затряс внука за кухлянку:
    - Где Мишка!? – прохрипел он, чувствуя, как страх холодным языком ползёт по спине.
    - Я не знаю, - залепетал тот испугано. – Я посмотрел, а его рядом нет…
    Сердце сжалось в комок. Старый оленевод жил на этой земле уже много лет и знал, как безжалостна бывает природа к такому беспомощному существу, как ребёнок. Особенно если он ребёнок не местного человека. И остаться в живых, оказавшись один на один с пургой, шансов          почти нет.
    Сгорбившись, старый Тэйуль некоторое время просидел молча. Потом подошёл к вожаку, обнял его за шею и что-то стал шептать ему в ухо. Затем развернул  собачью упряжку в обратную сторону. Сел на сани, крикнув внуку, что бы он держался крепче, и скомандовал собакам. Всё также пела свою песню пурга, завывая на разные голоса. Ветер нёс почти параллельно земле массу снега, на взгляд осязаемую, как что-то цельное. Казалось, что можно её резать ножом на куски.
    В голове лихорадочно метались мысли, глаза обшаривали маленькое видимое пространство вокруг. Тэйуль понимал, что найти пропавшего мальчика почти невозможно. И всё-таки до рези в глазах озирался вокруг, надеясь на чудо.
    …Им повезло - они смогли добраться до посёлка. Ветер дул в их сторону и в какой-то момент он донёс до слуха музыку. Вожак нашёл дорогу в совхоз. А музыка лилась из репродуктора на столбе в центре посёлка, помогая ориентироваться жителям в непогоду.
    Тэйуль вошёл в свой дом вместе с внуком. Его жена удивлённо спросила, почему они вернулись. А когда муж, сняв шапку, тяжело опустился на скамью и сказал, что они потеряли в пурге сына директора, она сдавлено охнула. Глядя на склонённую седую голову мужа, она робко заметила, что мальчик найдётся, как только утихнет пурга. В ответ тот только покачал головой. Просидел он на лавке неподвижно несколько часов, не раздеваясь,  думая о чём-то своём. На предложение жены попить чаю отказался. Только один раз молча взглянул на свою жену. Она заметила в его глазах такую тоску и боль, что не выдержала и тихо заплакала, не чувствуя, как слёзы текут по щекам. Потом Тэйуль поднялся, неловко погладил её по голове и вышел.
    «Может всё ещё обойдётся и мальчик останется жив, - думала она, прибираясь на кухне. -Трудно представить себе, что сейчас у Тэйуля на душе». Все её думы крутились вокруг пропавшего мальчика и мужа. Через некоторое время она забеспокоилась, почему он не приходит. Подождав немного, пошла искать. Нашла его в хозяйственной пристройке. Открыв дверь и включив лампочку, она испугано ойкнула и прикрыла рот ладонью. Тыйуль медленно раскачивался, повесившись на переброшенную через балку петлю из старых постромочных ремней. Жена, не отводя взгляда от его открытых глаз на склонённой голове, подошла, обхватила его ноги и тихо завыла…
   …А Мишку нашли через два дня, как только стихла пурга. Розыскная собака пограничников обнаружила его под наметённым сугробом, рядом с дорогой, неподалеку от райцентра. Он только немного отморозил верхнюю часть щёк. И даже не простудился…
               
               



                Ц Е Н А   М И Л О С Е Р Д И Я

      Внезапно экран погас и в кинозале вспыхнул свет. Зрители недовольно заворчали. Да и было отчего: показ фильма оборвался на одном из захватывающих эпизодов. Раскрылась входная дверь и простуженный голос, обладатель которого, в заиндевелой одежде,  внешне представляя собой сказочного снеговика, прохрипел:
    - Сибирцев здесь есть?
    - Есть! Что случилось?
    - Вас срочно вызывают в АДП!*
    Чертыхаясь про себя, командир эскадрильи протиснулся между кресел и, приглушённо извиняясь, поспешил к выходу, провожаемый любопытными взглядами сидящих в зале. На улице морозный ветер тут же начал пощипывать ледяными иголками нос и щёки, стараясь пролезть в любую щель одежды. «Мороз подбирается не меньше, как под сорок», - прикинул он. Не медля, плотнее нахлобучил на голову шапку, поднял воротник меховой куртки и, отворачиваясь от пронизывающего ветра, направился к АДП.
    Промёрзшая дверь заскрипела и небрежно ласково стукнула его по спине, когда он отпустил её, перешагивая через порог. Автоматически глянул на часы – двадцать один сорок.
    - Добрый вечер! Что случилось, Игорь? – расстегнув куртку, он подошёл к окошку диспетчера.
    - И совсем он не добрый…  Хорошо, что нашли тебя, Валера! Срочное санзадание. Командир отряда просил позвонить ему, как только ты придёшь. – Диспетчер, говоря, уже накручивал местный телефон. И тут же протянул трубку в окошко.
    - Сибирцев слушает, - проронил Валерий.
    - Здравствуй, Валерий Игнатич, - пророкотало в телефоне. – Тебе диспетчер всё объяснил?
    - Не успел. Сразу стал вам звонить.
    - Тогда слушай. В Эрмилане у секретаря местного парткома начался перитонит. Всю неделю пурга была, сам знаешь. Связи с посёлком никакой. Местный фельдшер помочь не может, говорит, что нужна срочная операция. Иначе мужику кранты. А синоптики говорят, что с утра нас новый циклон накроет. И ещё, - голос командира стал тише, словно тот боялся, что кто-то может его услышать, - этот мужик то ли брат, то ли сват секретаря окружкома партии. Смекаешь? Ежели мы не сможем сделать всё для его спасения – мне точно голову отвинтят. Ну, сам должен понимать…               
    - Николай Иванович, так может, есть резон послать вертолёт?
    В трубке что-то захрипело, раздался лающий кашель, потом вновь голос командира:
    - Из-за этой пурги на базе нет вертолётов. Все торчат на других точках. Единственный МИ-4 на регламентных работах. Надежда вся на тебя, Валерий. Не подведи. «Аннушку» прогревают. Вызывай второго пилота. Задание я подписал, оно у диспетчера. Хирург из окружной больницы и фельдшер санавиации ждут тебя в штурманской. Ну, ни пуха…
    - К чёрту… - усмехнулся в трубку Валерий, подумав про себя о редком случае, когда можно вот так запросто и без последствий для себя послать начальство куда подальше.
    Вызвав из общежития второго пилота, он выяснил у диспетчера, что погода в Эрмилане довольно сомнительная: ветер дует со стороны посёлка на реку, пять метров, порывы до восьми поперёк снежной полосы на реке. Видимость два километра.
    - Во всяком случае мне передали оттуда по телефону. – Пожал плечами диспетчер.
    - И откуда у них световой ориентир на два километра? Что-то я такого не помню, - хмыкнул Валерий. - Да и ветер на глаз определяют. Метеостанции у них же нет. – Он немного помолчал, обдумывая ситуацию. Потом обратился к диспетчеру:
    - Игорь, я пошёл к синоптику, а ты звони в Эрмилан, - он глянул на часы, - пусть через час поджигают соляр в бочках на концах полосы. Понял? И пусть пошевелятся!
    У синоптика он проконсультировался насчёт погодных условий в посёлке. А когда сообщил о данных, полученных по телефону, синоптик покрутил головой:
    - Сильно я сомневаюсь по поводу достоверности этих данных. По синкарте погода должна быть на порядок хуже. Валера, я тебе всё рассказал. Словом, будь готов к худшему. Да не задерживайся там. Утром снова начнётся здесь круговерть, давление вновь начало резко падать.
    - Спасибо, Слава, утешил…  - Валерий забрал задание со штампом метеоконсультации и вышел.
--------------------------------------------------------
*АДП – аэродромный диспетчерский пункт (автор)

  … Прошло чуть меньше часа, когда второй пилот крикнул по СПУ*, что впереди вроде что-то светится. Валерий отвлёкся от мерцающих зеленоватым светом приборов в тёмной кабине и увидел впереди туманное светлое пятнышко, качающееся в пространстве.
    «На этой высоте изрядно болтает, а что будет у земли? – тревожно спросил он себя. – На спокойный заход на посадку, похоже, рассчитывать не приходится. Если что-то не так – уйду назад», - успокоился он, затягивая потуже привязные ремни.
     - Приступаю к снижению, делаю контрольный проход над полосой. - Передал он на базу. Затем двинул назад сектор газа и плавно перевёл самолёт на снижение. Машина опустила нос и послушно стала терять высоту в сторону светлого пятна. Уже на подходе он понял, что горят огни только в двух бочках. «Что же это они…  -  ругнулся про себя Валерий. – Судя по расстоянию между посёлком и бочками, огни горят только на левой стороне полосы. Молодцы, нечего сказать! Они что, считают, что я циркач!?» Судя по тому, что машину невозможно было удержать на предполагаемом посадочном курсе - её сносило вбок, даже когда Валерий круто накренил самолёт в сторону ветра. Тот на самом деле  был гораздо сильнее. Он двинул сектор газа вперёд:
    - Уходим на второй круг! – передал он второму пилоту, беря штурвал на себя. «Так, что делать? Согласно всем инструкциям и наставлениям нужно уходить на базу. - И тут же в голову стукнуло: А что же будет с больным? Ведь уйдя назад, я подписываю ему смертный приговор. Он же умрёт… Будешь садиться – нарушишь лётные законы! Не нарушишь – больной умрёт». Мысли лихорадочно роились в голове. 
    - Что будем делать, товарищ командир? – раздался в наушниках голос второго пилота.
    - А? Что? – не сразу понял Валерий. И тут же принял решение: - Что делать, что делать… Садиться будем. Человека нужно спасать! Иван, садимся под углом к полосе, на реку, чтобы уменьшить боковую составляющую ветра. Со ста метров докладывай мне высоту через каждые десять метров. Ибо придётся садиться на ощупь, - он ввёл самолёт в очередной разворот.
    …Он вылез из самолёта, не видя, как сочувствующими взглядами смотрят на него хирург с фельдшером. Подошёл к носу и остановился, как вкопанный. «Не может быть… Я, наверное, сплю… Сейчас открою глаза и выяснится, что это просто дурной сон». Но это был не сон: правая полукоробка крыльев самолёта АН-2 представляла собой печальное зрелище. Верхнее полукрыло  сдвинулось назад и было вздёрнуто вверх. Нижнее представляло мешанину из переломанных дюралевых конструкций, лохмотьев перкаля, невероятно изогнутый подкос и скрученные расчалки. А правее темнела вмёрзшая в лёд баржа. Увидев её в конце пробега перед носом самолёта, Валерий сумел уйти от лобового удара, отвернув в сторону. Но зацепил баржу крыльями. Он с ужасом подумал, что могло быть, если бы они воткнулись в неё работающим двигателем… «И откуда только она взялась на мою голову», - тоскливо подумал он.
    - Не переживай, Валера. Всё обойдётся, - пытались его утешить хирург и фельдшер. – Ты прости, но нам нужно в больницу. – Извиняющим тоном проговорил врач.
    - Идите уже. Не хватало ещё, чтобы больной умер. И это после всего… - Валерий махнул рукой.
    … Он по-прежнему командовал эскадрильей: планировал экипажи на следующий лётный день вместе с помощником по штабной работе, составлял планы работ, проводил разборы полётов… и ждал решения своей судьбы. Из окна невидящим взглядом смотрел на взлетающие и садящиеся самолёты, а в голове билась одна мысль: «хотя бы не сняли с лётной работы, пусть вторым пилотом… Но только летать». Ибо без неба он себя не мыслил.
    … Ну, счастлив твой бог, Валерий Игнатич! – командир отряда с довольным видом посмотрел на пилота. – Сегодня пришёл приказ начальника Управления. Отделался ты, можно сказать, малой кровью: строгий выговор, изъятие талона нарушений №1 из свидетельства пилота и удержание трети должностного оклада. Каково!? Конечно, и мне достанется на орехи. Но неизвестно, что бы было со мной, если бы ты не смог доставить туда хирурга. Трудно представить! Кстати, по секрету, - командир отряда понизил голос и оглядел свой кабинет, хотя кроме них в нём никого не было, - решающую роль в твоей судьбе сыграл звонок секретаря окружкома партии в обком. Ну, а оттуда посоветовали начальнику Управления смягчить тебе наказание до минимума. Вот так-то, брат. Тебе здорово повезло. Я рад за тебя! – Командир протянул Валерию свидетельство:
     - Летай пилот! Вижу, без неба тебе не жить. Сам такой!
-------------------------
* СПУ – самолётное переговорное устройство (Авт)
               
                С У Д Ь Б А

     - Ну не могу я отказаться, как ты это не понимаешь!? – басил среднего роста крепыш, неловко переминаясь с ноги на ногу перед худенькой женщиной в коридоре диспетчерской службы.
    - Он не может отказаться! – всплеснула та руками. – Где уж тебе! Тебе сказали и ты сразу под козырёк! Тебя дома целый месяц не было, шатался ни весть где… Нет чтобы домой к ребятишкам… Они уже все глаза проглядели, тебя дожидаючись. А ты снова куда-то навострился!   
    - Ну, во первых я не шатался где-то, Вера, - сердито засопел тот. – И ты отлично это знаешь. Все поочерёдно летают на Тюменском Севере. Заметь – все. А у меня должность такая. Новичкам нужно провозку давать, знакомить с особенностями работы там. Что касается этого полёта… На прииске «Пламенном» заканчивается горючее. На базе нет ни одного МИ-6. А тут мы подвернулись. Если сегодня не забросить туда соляр - прииск остановится. Три часа и я буду дома. Я сам так соскучился по тебе и ребятишкам, если бы ты только знала. – Он ласково положил руку жене на плечо. Та сердито сверкнула на него глазами и резко сбросила его руку.
    - Что за шум, а драки нет!? – войдя в коридор, хохотнул высокий и широкоплечий лётчик в кожаной куртке и лётной фуражке, лихо заломленной набок. – Горячая встреча после разлуки?
    - Вот он твой командир и лучший друг Пётр. – Вера переместила гневный взгляд с мужа на него. – Стало быть, это ты его посылаешь на «Пламенный»?
    - Остынь, Вера! – всё ещё улыбаясь, сказал тот. – Ну, нет больше никого! Да и о чём говорить…
Несколько часов и он в полном твоём распоряжении! – он лукаво подмигнул ей.
    - Как это никого нет? А ты? Возьми и слетай вместо него! Или ты забыл, товарищ командир эскадрильи, как летать на этой «бетономешалке»? Вот и вспомнишь! Или слабо? – ехидно протянула она, с насмешкой глядя на него.
    Пётр, перестав улыбаться, снял фуражку, поскрёб затылок. Посмотрев поочерёдно на своего заместителя и его жену, вновь расплылся в улыбке:
    - А что? Нет проблем! Давай, Анатолий, чеши домой к ребятишкам. А я слетаю. Права Вера: с этой должностью точно забудешь, как держаться за ручку управления этой самой «бетономешалки».
    - Спасибо тебе, Пётр, - благодарно посмотрела на него, успокоившись, Вера. 
    - А вечером к нам, - пожал руку друга Анатолий. – Нужно отметить наше возвращение.
    - Естественно! – откликнулся тот. – С вас причитается! И мы придём не с пустыми руками. Лида вчера холодец варила, да в холодильнике где-то копчёный голец завалялся. Устроим пир горой! Тем более, что завтра воскресенье. Так что до вечера. – Он кивнул им и пошёл по коридору в сторону штурманской комнаты.
    … Тяжёлый вертолёт пробежал небольшое расстояние по бетону и медленно оторвался от взлётной полосы. Накренившись, машина завершила разворот и с набором высоты стала пересекать морской лиман. Через некоторое время командир доложил, что набран эшелон девятьсот метров и на борту всё нормально.
    Диспетчер на «Вышке» встал с кресла, потянулся, достал из пачки сигарету и только хотел прикурить, как в динамике послышался шорох, гул и искажённый помехами голос прокричал:
    - Я – сто пятнадцатый…  пожар левого двигателя… включили противопожарную систему… - послышался надрывный кашель, затем хрипло прозвучали последние слова, - снижаюсь аварийно…
    Диспетчер остолбенел, сигарета упала на пол. Он медленно повернул голову, словно надеясь разглядеть горящий вертолёт за десятки километров от себя. Затем ступор у него прошел - включив передатчик, стал выкрикивать позывные терпящего бедствие борта. Но ответа не было. Тогда он включил селекторную связь:
    - Всем службам! Пожар двигателя на МИ-6… Последнее донесение: аварийно снижается. Пять  минут назад по данным локатора был на удалении сорока километров от аэродрома.
    Возвращавшемуся на базу МИ-4 было приказано изменить курс в район катастрофы. Через десяток минут с вертолёта доложили, что видят на земле множественные очаги пожара.
    … Бортмеханик с «четвёрки» почесал лысину, окинул взглядом всех собравшихся в штурманской комнате:
    - Такое  не  забудется …   Клубы  густого  чёрного  дыма.  Везде  разбросаны  горящие  части вертолёта. В некоторых местах пламя ослепительно светлое, как сварка, смотреть нельзя.
    - Детали из магния горят, - протянул кто-то из сидящих в комнате, - температура градусов тысячи две, а то и три.
    - Там было чему гореть, - командир МИ-4 качнул головой. – Такая махина… Внутри восемь тонн соляра в бочках, да в своих баках керосина тонн шесть было. – Он было смолк, потом вновь тихо заговорил, уставясь невидящим взглядом в окно:
    - Части тел на земле: оторванная голова, вся в копоти, не разберёшь чья, ноги в форменных брюках, остального нет. Голая рука с часами на запястье… - Он поёжился: - Страшная картина…  Жуть…
    - Нет ничего страшнее пожара в воздухе, - эхом отозвался кто-то из присутствующих, - повезёт, если ППС* задавит его. Если не сможет – кранты…
   … Анатолий сидел за поминальным столом с бледным лицом, рядом с вдовой. Он не слышал ничего, что говорили о погибшем друге, уйдя в собственные мысли. В какой-то момент, очнувшись, оглядел стол. Увидев бутылку, налил гранёный стакан водки и выпил, не поморщившись. Потом ни на кого не смотря, заговорил, будто сам с собой:
    - Прости меня, Петя… Меня спас, а сам погиб…  Как же теперь мне жить дальше? С таким грузом… Кто мне ответит?..
    Вера, сидящая рядом с заплаканным лицом, молча гладила его руку. Вдова, услышав эти слова, повернула голову в его сторону, некоторое время неподвижным взглядом смотрела на него, потом её бледные губы шевельнулись:
    - Не кори себя, Толя… Живи, как жил. Только теперь за двоих…  Видно не судьба тебе была умереть сейчас. Прошлого уже не вернуть… -  Зарыдав, она опустила голову на руки, лежащие на столе.
    … Комиссия, расследовавшая эту катастрофу, пришла к единой картине случившего. Произошло разрушение рабочей турбины двигателя. Её лопатки, вращающиеся почти со звуковой скоростью и имеющие температуру не менее четырёхсот градусов, вырвавшись из замков креплений при разрушении турбины, прошили обшивку корпуса, и часть их врезалась в бочки с соляром внутри вертолёта. Соляр вспыхнул мгновенно. Угарный дым заполнил грузовой салон вертолёта и проник в кабину экипажа. Применили лётчики маски или нет – неизвестно. В какой-то момент, пилоты, задыхаясь, приоткрыли боковые форточки. Это только повысило приток дыма от горящего салона. Как показала медицинская экспертиза, экипаж и три пассажира, летевшие на прииск, погибли ещё в воздухе, задохнувшись угарным дымом. Горящий и неуправляемый вертолёт упал на землю и взорвался.
    … Прошло несколько лет. Анатолий, став командиром эскадрильи вместо своего погибшего друга, как-то делал лётную проверку одному из рядовых пилотов. Они должны были доставить в  удалённый район Чукотки домик для базы геологов. Подцепив его на внешнюю подвеску, убедившись, что груз держится надёжно, взяли курс в сторону горного хребта.  Через час полёта, находясь над горами, попали в зону повышенной турбулентности. Даже такую тяжёлую машину, как вертолёт МИ-6, нещадно бросало в возмущённых воздушных потоках. Домик, висящий на тросах далеко внизу, болтался из стороны в сторону, словно спичечный коробок, с постоянно возрастающий амплитудой. В инструкции по провидению подобных работ есть пункт, который гласит, что если возникшая ситуация грозит безопасности полёта – от груза тут же необходимо избавиться. То есть попросту – сбросить. Видимо экипаж с принятием такого решения опоздал. Домик раскачало так, что стальная стропа задела хвостовой винт вертолёта и разрушила его. Потеряв управляемость, крутясь вокруг своей оси, вертолёт рухнул на землю. Экипаж погиб…
    Так закончился временной отрезок жизни Анатолия, подаренный ему его другом. Почтенная дама с косой оказалась последовательной в своих целях. Теперь они оба, или вернее то, что от них осталось в катастрофах, лежат рядом на кладбище одного небольшого города в Белоруссии. Они с детства жили рядом, вместе учились в школе. Поступили в лётное училище, по окончанию его попали на Крайний Север. По прошествию полутора десятков лет вернулись домой. Вернее, в родную землю…  Судьба…
----------------------------------
*ППС – противопожарная система (авт.)


                Л Е Д О В Ы Й   Р Е К В И Е М

     Прошло не более получаса, как свалилось за горизонт багровое солнце, а уже начало смеркаться. Морозный ветер, жалобно завывая, облизывая шершавые бока тут и там торчащих торосов, гнал позёмку по бескрайним ледовым просторам Охотского моря. Казалось, в мире больше ничего нет кроме льда, воющего ветра и темнеющего неба над головой.
    Внезапно откуда-то сверху раздался чужеродный для этого мёртвого пространства звук. Не просто звук, а свистящий вой рассекаемого воздуха. Темный силуэт, едва различимый на фоне почти чёрного неба с россыпью на нём многоцветных звёзд, стремительно приближался к ледовому покрытию моря. Вспыхнул свет, два ярких луча вцепились в набегающую поверхность, овальными пятнами рассекая темноту ночи. Вот крылатая машина приблизилась ко льду, неслышно коснулась его шершавой поверхности и, круша остановившимися винтами и брюхом ледяные клыки торосов, помчалась вперёд. Скорость скольжения падала медленно, велика была инерция многотонного колосса. Но наступил момент, когда ледовый панцирь уже не мог держать  такую махину на своей груди. Сначала едва уловимое потрескивание стало сопровождать  нёсущееся по льду человеческое творение, потом треск усилился. Трещины длинными зигзагами выскальзывали из-под туши машины, раскалывая единое ледяное целое на отдельные куски, обречёно встававшие острыми гранями по обе стороны корпуса. Развязка наступила мгновенно: движение резко замедлилось, раздался хрустящий треск, гулко лопаясь, лёд раздвинулся, и гордое творение человеческого разума стало медленно опускаться в тёмную холодную пучину. В какой-то момент раздался тоскливый и жалобный человеческий крик, но подхваченный свирепым порывом морозного ветра, унёсся прочь. И только большая полынья с качающимися на чёрной воде кусками льда и ветер, поющий жалобную мелодию над ней, напоминали о только что разыгравшийся здесь трагедии...
      Некогда пассажирский лайнер, переделанный в «грузовик», буравя винтами холодный воздух, мчался на Север. Чрево его было до отказа набито мешками с почтой и грузом, состоявшим из лёгких, но объёмных ящиков. Они занимали так много места, что даже отсек  перед кабиной пилотов был загромождён ими.
    Черноволосый парень лет тридцати сидел в салоне рядом с симпатичной девушкой, зябко кутавшейся в форменное пальто.
    - Послушайте, Егор, почему здесь так холодно?  - она передёрнула плечами и уткнула свой чуть вздёрнутый носик в меховой воротник.
    Её собеседнику, одетому в кожаную лётную куртку поверх толстого свитера крупной вязки явно было комфортно. Он качнул ботинком и неодобрительно посмотрел на одежду девушки.
    - Холодно, потому что короба отопления завалены грузом. Мало поступает в салон тёплого воздуха. А ты, Люся, чего так вырядилась? Пальтишко на рыбьем меху, тонкая блузочка, капрон…
Ты на «грузовике», а не в салоне пассажирского лайнера. Это там тепло, светло и мухи не кусают! – он коротко хохотнул, донельзя довольный своим каламбуром. – Впрочем, интересно, за какие такие грехи тебя «сослали» к нам, на «грузовик»? С нами обычно парни летают, впервые у нас на борту такой симпатичный бортоператор.
    Девушка, после слов радиста, улыбнулась, но, вспомнив что-то, невольно нахмурилась:
    - Наша старшая взъелась на меня. Только за что – не пойму. Чем я ей не угодила? Вот и сегодня я стояла в плане на большом «Туполе» на Москву. А она вместо моей бригады послала на ваш борт. – Девушка удручённо вздохнула. – Откуда я знала, что у вас такие условия. Да и тёплая одежда дома. А съездить, переодеться, просто не было времени. Пока борт загружали, я чуть не околела. – Она вновь зябко поёжилась. – Думала, согреюсь в самолёте, а тут ещё тот холодильник. 
    - Потерпи, немного осталось, - радист посмотрел на часы. – Через час сорок пять сядем в Магадане. Гостиница там тёплая, отогреешься. – Егор встал, откинул занавеску с ниши, снял с вешалки пальто. Подошёл к девушке и накинул его на неё.
    - Вот так-то лучше будет. Сейчас согреешься…
    - Спасибо, Егор, - благодарно посмотрев на него. – Ты такой добрый…      
    - Какие пустяки, - пробормотал тот в некотором смущении – не каждый день на тебя смотрят с благодарностью такие молоденькие девушки. – Ладно, ты тут не скучай. Подремли пока. Мне пора на рабочее место, а то шеф будет недоволен моим отсутствием. – Он кивнул ей и, протиснувшись между коробками, открыл дверь в пилотскую кабину.
    …Второй пилот рассказывал смешную историю, приключившуюся с ним во время очередного отпуска. Бортмеханик, открыв рот, внимал его рассказу с неподдельным интересом, прерывая иногда повествование громким смехом. Штурман иронически кривил рот, заметив про себя, что в прежнем варианте рассказа девушку звали вовсе не Зоей, а Светой. Командир, откинувшись в кресле, не обращая внимание на молодёжный трёп, думал о своём.  Скоро Новый Год, который они с женой и дочерью решили встретить в тепле, купив путёвки на круиз под экзотическим и завлекательном названием «Новый Год на экваторе». Что через два месяца очередная лётная медкомиссия, при мысли о которой слегка защемило в груди. Ибо вот уже пару лет его посылали на обследование в Москву – начал пошаливать «мотор» в груди. «Эдак и глазом не успеешь моргнуть, как спишут с лётной работы», невесело подумал он.
    Внезапно в кабине наступила тишина, тут же сменившаяся воем сирены и багровыми всполохами аварийных табло. Автопилот автоматически отключился, и самолёт стал медленно опускать нос. Оцепенение прошло. Командир схватил штурвал и, плавно потянув его на себя, прекратил дальнейшее опускание носа самолёта, следя за показанием скорости на приборе.
    - Что с двигателями, Алексей? – стараясь говорить спокойно, спросил он бортмеханика.
    - Отказ всех четырёх двигателей, командир, - доложил тот внезапно охрипшим голосом, отключая сирену. Глаза на побледневшем лице бегали по приборам, фиксируя показания.
    - Как такое может быть? Сразу все… - нахмурился командир, так же внимательно осматривая приборы. – Виктор, возьми управление, - кинул он второму пилоту, - держи триста двадцать по прибору. – Тот в ответ кивнул головой и крепче ухватился за штурвал.
    Командир включил сигнализацию бедствия и вновь повернулся к Алексею: 
    - Что с топливом?
    Тот пощёлкал тумблерами, проверил показания топливомера:
    - В баках шесть тонн. Ничего понять не могу… - удручённо покачал головой бортмеханик.
    - Так… Начинай запуск в воздухе, естественно с правого внутреннего… - командир нажал кнопку передатчика: - Охотск – Контроль! Я – 75418! Отказ всех двигателей, снижаюсь. Пытаемся их запустить, удаление от вас по радару триста сорок километров.
    - 75418! Я – Охотск – Контроль! Ваш сигнал бедствия наблюдаем! – раздался в наушниках тревожный голос диспетчера. – Об изменении обстановки на борту сообщайте незамедлительно.
    … Неоднократные попытки запустить какой-нибудь из двигатель успеха не имели. Обречённая машина стремительно неслась к поверхности моря.
    - Ну что, мужики, - командир повернулся, к своему экипажу. – Выбора у нас нет. Придётся садиться на лёд. Шасси выпускать не будем – чревато. Всем приготовиться к срочной эвакуации после посадки. Егор! – обратился он к радисту, - после касания откроешь переднюю дверь Поможешь бортоператору… Чёрт, - лицо командира помрачнело, - с нами эта девочка. Не повезло ей… Значит в первую очередь покидает борт она. Потом ты. За тобой – штурман. Мы, трое, через аварийный люк кабины. И не забудьте, там, снаружи, минус сорок и ветер. Всё ясно?
    - Командир, как думаешь, лёд нас выдержит? – с этими словами штурмана на него уставились четыре пары глаз.      
    - Спроси что-нибудь полегче, - нервная усмешка пробежала по лицу командира.  – Это сейчас знает один господь Бог. Будем надеется на лучшее. Во всяком случае, быстрее покидайте самолёт. Всё.
    Он взглянул на радиовысотомер и нажал кнопку на штурвале:
    - Охотск – Контроль! Я – 418! Запустить двигатели не смогли. Садимся на вынужденную… До вас двести восемьдесят вёрст. Осталась тысяча метров высоты. Ждём помощи…
     - 75418! Охотск – Контроль! Принимаем все меры для вашего спасения. Будем ждать вашего сообщения по аварийной радиостанции после посадки. Удачи… 
    …Егор, приоткрыв дверь, вслушивался в звуки, раздававшиеся изнутри. Сзади стояла Люся с бледным и испуганным лицом.  Штурман, замешкавшийся  в кабине, ругаясь, пытался пробраться к ним через завал из рухнувших коробок. Послышался треск. Егор распахнул дверь – самолёт почти остановился.
    - Люся, быстрее!.. – крикнул он, схватив её за руку и, не обращая внимания на слабое сопротивление, выкинул наружу испуганную девушку. Тут же прыгнул сам - под ногами качнулся отколовшийся кусок льдины. Он упал на бок, перекатился, с облегчением почувствовав твёрдый лёд, и повернулся в сторону медленно проваливающегося в пучину самолёта. Дверь почти на треть погрузилась в воду, когда в её проёме появился человеческий силуэт. Что-то крикнув, он упал в воду и, расталкивая ледяное крошево, попытался вылезти на лёд, хватаясь за кромку.
    - Володя, держись! – крикнул Егор, придя в себя. – Я сейчас! – он пополз к нему навстречу, чувствуя, как потрескивает вокруг лёд. И уже почти дотянулся до его руки, когда ледяная вода
 закрутилась воронкой на месте провалившегося лайнера. Лицо штурмана, искажённое ужасом,  и руки, вскинутые вверх, мгновенно скрылись под водой.
    Потрясённый гибелью штурмана Егор ткнулся лицом в лёд. И не сразу до него дошло, что кто-то зовёт его. Придя в себя, он отполз назад, потом медленно поднялся. Вновь послышался женский голос, и он вспомнил о Люсе.
    - Я здесь! – крикнул он в ответ. Через мгновение небольшая фигурка вынырнула из темноты и кинулась к нему.
    - Егор! Ты жив… А остальные?..  Господи, как мне страшно, - она прильнула к нему и зарыдала.
    - Успокойся, прошу тебя. Остальные? Похоже, что спаслись только мы. – Егор несколько раз крикнул, но в ответ не раздалось ни звука. Девушка вновь заплакала.
    Он обнял её, отчётливо понимая, что шансов остаться в живых у них нет. Они находятся в сотнях километров от ближайшего жилья, на льду моря. Впереди морозная ночь с ветром. У них нет никакой возможности подать сигнал о себе. Да и искать их начнут только с наступлением рассвета. Если погода будет соответствовать… Он посмотрел на диск появившийся на небе Луны.
«И нет никакого тебе дела, что два человека погибают у тебя на виду», - упрекнул он её. И сердито отвернул голову.
    - Замёрзла, Люся? – почувствовав, как девушку бьёт крупная дрожь, Егор отстранил её от себя:
    - Сейчас тебе станет теплей. – Он решительно снял с себя пальто и, не обращая внимание на её слабое сопротивление, накинул его девушке на плечи и застегнул на пуговицы.
    - А как же ты? – прошептала она, стуча зубами от холода.
    - Не переживай, - тут же успокоил он её, - на мне толстый свитер и кожаная куртка.
Он помахал руками, несколько раз присел:
    - Всё в порядке, спасибо зарядке! – произнёс он нарочито весело.
    - Послушай, Егор, а нас скоро найдут?
    - Конечно! – бодро произнёс он. – Думаю, что спасательные вертолёты уже летят к нам.
    - А как же они нас найдут? Среди этого ледяного безмолвия… - грустно прошептала она.
    - Так на этих вертолётах стоят специальные приборы, называются тепловизоры, - тут же сочинил он, вспомнив статью в журнале. – На экране прибора видны все живые существа. А здесь, кроме нас никого нет. Так что нас они сразу обнаружат. – Закончил он на оптимистичной ноте.
    - Было бы здорово, - согласилась девушка. – Знаешь, Егор, устала я, и в сон клонит…
    - Смотри, вон какой симпатичный торос рядом, как стул, - он помог ей сесть и укутал колени полами своего пальто. Его самого сотрясала дрожь. Морозный ветер высасывал из них последние остатки тепла. Через какое-то время почувствовал, что его не трясёт, а по телу начинает разливаться тепло. У него ещё хватило сил посмотреть на часы, и он осознал, что прошло почти четыре часа с того момента, как они оказались на льду. С усилием посмотрел на уже вновь скованную льдом полынью, своими размерами напоминающую что-то знакомое. Он только не мог вспомнить на что.… Потом взглянул на неподвижную фигуру девушки с поникшей головой…
    «Спать… спать, - ласково подсказывало угасающее сознание. Он медленно опустил голову на колени девушки, - спать…»
    …Их нашли только к вечеру следующего дня. Девушка, закутанная в мужское пальто, сидела на торчащем из ледяного поля тороса, наклонившись вперёд. Мужчина, одетый в кожаную  куртку, стоял перед ней на коленях, положив голову в шапке с опущенными ушами на колени девушки. Всё так же завывал морозный ветер, змеились по льду снежные полосы. Только часть его поверхности неподалёку от неподвижно застывших человеческих фигур немного отличалось. Словно некий художник раздробил лёд и выложил из крошева какой-то силуэт.… А ветер всё продолжал исполнять печальный реквием о бренности жизни, о непредсказуемости и странностях человеческих судеб, оплакивая так рано ушедших в небытие…

               
                Н А Х О Д К А

     Во всю уже грело северное солнце, вместе с ветром трудясь над нагромождением толстенных сугробов, наметённых за долгую зиму полярными пургами. Сверкали сосульки, свисающие с крыш, звонкая капель разносилась по всему аэропортовскому посёлку, притулившемуся рядом с лётной полосой на вершине невысокой сопки. Аэродром так и назывался – «Горка».
    Авиатехник Николай Кнуров или «Кнур», так его безо всякого обидного намёка звали в бригаде «слонов», то есть работников по техническому обслуживанию самолётов. Поначалу он обижался на такое к себе обращение, пока всё не поставил на свои места бригадир Сомов, или «Сом» - парни его звали так за глаза, обращались же по отчеству – Иваныч. Он и разъяснил Николаю, заметив, как тот в очередной раз нахмурился при обращении кого-то из парней к нему по кличке. «Послушай, Коля, что есть такое кнур? Это не выхолощенный боров, понял? Сильное могучее животное, с очень большими возможностями. С какими – сам понимаешь.… Обслуживать одному солидное стадо не всякому под силу. Усёк? Так что можешь гордиться этим, а не сердиться на парней». С того разговора и перестал тот обижаться на своё прозвище…
    Николай, не спеша, брёл по подтаявшему снегу вдоль ряда балков, в которых располагались   технические службы. Рабочий день закончился, и он направился в сторону тропинки, самый короткий путь к своему финскому домику, в половине которого он жил с женой. Чувствовал он себя превосходно. Жмурясь под яркими лучами солнца, мечтательно улыбаясь, мурлыкал себе под нос весёлый мотивчик. Радоваться было от чего. Во-первых: сегодня выдали очередную зарплату, вместе с ней и квартальную премию, во-вторых – завтра выходной. А это значит, что он и его друг Витёк пойдут на морской лиман, на подлёдный лов. Говорят, что во всю попёрла корюшка. Само собой возьмут бутылочку, на закусь он прихватит шмат солёного сала – сам солил. При мысли о нём у него наполнился рот слюной. Ну, и Витёк что-нибудь возьмёт. Ледовый бур он наточит сегодня, проведёт ревизию рыболовным снастям и соберёт рюкзак. Он невольно зажмурился, представив, как они сидят над лунками, ожидая клёва, а солнце греет им спины…
    Пройдя мимо домика службы грузовых перевозок, он свернул  к проходу между больших ящиков для транспортировки авиамоторов, приспособленных работниками технических служб для разных целей. Николай протиснулся в щель и чертыхнулся, споткнувшись обо что-то носком унта. Этим что-то оказался кусок брезента, торчащий из-под снега. Николай нагнулся и попытался его вытащить. Но тот не поддался на его усилия. Заинтересованный, он взял кусок доски, валявшийся неподалёку и стал обкапывать слежавшийся плотный снег вокруг брезента.
    «Э-э, да это не просто тряпка, а какой-то мешок. И брезент классный, плотный», - он, кряхтя, побагровев от  натуги, выдернул довольно тяжёлый мешок из снега. «Интересно, что там в нём, - думал он, скребнув ногтём по остатку сургуча на бирке. – Видно, какой-то почтовый груз. Потеряли, работнички хреновы, - ругнулся он беззлобно в адрес грузовых перевозок. – Отнести, что ли им, да сунуть в нос – вот, мол, как вы относитесь к своим обязанностям. – Но тут он вспомнил, что там уже никого нет, все разошлись по домам. – И что мне с тобой делать? – думал он, глядя на мешок. – Глянуть, что там внутри? А что, имею полное право – я же нашёл».
    Утвердившись в своём мнение, он, сопя,  не без усилий, наконец развязал мешок и раскрыл его. От увиденного у него отвисла челюсть, глаза чуть не выскочили из орбит – мешок был набит денежными пачками в банковской упаковке. Он невольно сел на снег, бессмысленно смотря на деньги. Потом оцепенение прошло, он вытащил одну пачку, в ней были сторублёвые купюры.
    «Это сколько же получается? – проделал он несложный расчёт. – Сто штук по сто. В пачке мы имеем десять тысяч. Это же почти два «Жигуля»! - У него закружилась голова. - И это всего одна пачка.… А сколько их в мешке?» – он уставился на находку. Потом поднял голову и настороженно осмотрелся. Но вокруг было тихо. На найденное богатство смотрели только двое: Николай и светило, равнодушно наблюдавшее эту картину с небес…
    Его, трусившего по тропинке к дому, терзали два вопроса: как оказался там мешок и что теперь с ним делать. От этих мыслей даже голова разболелась. Жена, ждавшая его к ужину, встревожено поинтересовалась, не заболел ли он. Он отрицательно мотнул головой, вытащил из кармана куртки получку и отдал жене. Та, сосчитав деньги, радостно улыбнулась и чмокнула его в щёку – сумма оказалась довольно солидной. На сберкнижке ожидалась солидная прибавка.
    «Дурочка, - криво ухмыльнулся про себя муж, - знала бы ты, какие деньжищи у нас теперь есть». Мысли его вновь обратились к находке. Мешок он засунул в узкое пространство между ящиками, рассчитывая принести его домой, как только стемнеет. Он был так погружён в свои мысли, что не расслышал вопроса жены, накрывавшей на стол.
    - Да что это с тобой сегодня? – недоумённо посмотрела она на мужа. – Я тебя который раз спрашиваю, нарезать солёной кеты на закуску? А ты куда-то уставился взглядом и меня совершенно не слышишь. – Она обиженно посмотрела на него. Николай тряхнул головой, отбрасывая досаждавшие его мысли, и улыбнулся ей:
    - Давай кету, да сала нарежь. Соня! - он слегка приобнял её, - в бутылке оставалось немного водки. Давай хлопнем по рюмашке? – просительно произнёс он, зная, как неодобрительно относится к этому его жена. Но та, не проронив ни слова, достала из шкафчика початую бутылку и поставила на стол. Николай, приятно изумлённый такой её реакцией, налил в стопки и поднял свою:
    - Предлагаю тост! За необыкновенные перемены в нашей жизни! - и опрокинул в себя водку.
Жена удивлённо посмотрела на него, пожала плечами, и отпила из своей рюмки, рассчитывая, что муж расскажет, какие перемены он имеет в виду.
    …Стало совсем темно, когда Николай вошёл в квартиру и опустил мешок на пол.
    - Что это? – удивлённо спросила Соня. – Это и есть твой сюрприз?
    Николай молча кивнул, повесил куртку. Потом плотнее задёрнул занавески на окне. Водрузил мешок на табуретку. Жена с интересом наблюдала за ним. Муж хитро прищурил один глаз и жестом фокусника раздёрнул горло мешка.  Соня удивлённо ойкнула и прикрыла рот ладонью. Некоторое время она смотрела округлившимися глазами то на мужа, то на мешок, потеряв дар речи. Потом, придя в себя, подошла и осторожно потрогала верхнюю пачку:
    - Откуда это у тебя? Ты, что, банк ограбил?
    …Выслушав рассказ мужа, она немного помолчала, потом села около стола:
    - Знаешь, Коля, я думаю, что деньги нужно отнести в милицию. Это же государственные…
    - Да ты что!? – взвился тот. – Такое везение может быть раз в жизни! И не каждому! Неужели не понимаешь? Здесь не меньше пол-лимона.… Представляешь? Мы сможем позволить себе всё… Купить дом в Крыму или на Кавказском побережье. Машину, даже «Волгу… Накупим тебе всяких дорогих шмоток, брюликов. Махнём на лайнере вокруг Европы, или ещё куда… - Захлёбываясь словами, он рисовал радужные картины их будущей жизни: - Всяческие курорты-санатории… Можем больше не морозить сопли на этом грёбаном Севере. Да что там, с такими деньгами сможем всё…
    Соня смотрела на его возбуждённое покрасневшее лицо, беспокойно блестевшие глаза, суетливые руки и не узнавала в нём своего спокойного Николая. Мешок с деньгами совершенно изменил его внешний облик. Совсем другой человек стоял перед ней…
     - Коля, ничего мне этого не нужно. Эти деньги нам счастья не принесут. – Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. – Уверена, что кто-то уже пострадал из-за этих денег. Ещё раз говорю: деньги нужно отнести в милицию. Иначе мы забудем про спокойную жизнь… 

    - Вот, рвётся к вам, товарищ майор! – дежурный сержант сердито посмотрел на Николая. – Зачем – не говорит. Да ещё с каким-то мешком.…  Говорит, что хочет заявление сделать.
    - Слушаю вас, гражданин! – начальник райотдела милиции посмотрел на посетителя. Тот, ни слова не говоря, подошёл и поставил мешок на стол начальника. Так же молча развязал его и сделал шаг назад. От неожиданности майор присвистнул, сержант разинул рот…
    Потом Николай писал заявление о необычной находке, при понятых сосчитали деньги – он чуть ошибся в сумме. Денег оказалось ровно четыреста тысяч. На милицейском «уазике» съездили на аэродром, где он показал майору место находки. Всю дорогу Николай ловил на себе изучающий взгляд майора. В какой-то момент тот нагнулся к нему и спросил вкрадчиво, усмехнувшись: 
    - Неужто не было соблазна? Столько денег…
    - Был, да ещё какой… - авиатехник тяжело вздохнул, - да жена отговорила.
    - Мудрая она у тебя, – заметил майор. – Молодец! С такой женой не пропадёшь…
    В бригаде к этому событию отнеслись по-разному. В основном решение Николая одобрили. Кто-то смотрел на него со странным и непонятным интересом. Только «Клещ», разбитной, хитрый парень, узнав об этом, молча покрутил пальцем у виска. Зато бригадир одобрительно и крепко пожал ему руку.
               
                Э ЛЬ Д О Р А Д О

      Сорокалетний геолог, начальник отряда, глянул на светлеющий бок палатки и расстегнул спальный мешок. Кряхтя, сел. Вчерашний тридцатикилометровый переход давал о себе знать: ныли натруженные ноги и плечи от тяжёлого рюкзака.
    - Что соскочил в такую рань? – послышался рядом недовольный голос. Из соседнего спального мешка на него смотрели припухшие со сна сердитые глаза геолога Григория: - Сам не спишь и другим не даёшь. – Он вытащил руку из мешка и поднёс к глазам. – Вот! Только полседьмого…               
    - Хватит дрыхнуть, - проронил первый. – Встаём, пьём чай и уходим. До Усть-Вильи осталась самая малость: километров десять. Там сядем на «Аннушку» и через полтора часа мы в Моладыре. А там баня, парикмахерская, ресторан… Господи! Неужели это всё есть в реальной жизни?
    - Ага, только не забудь про Змея Горыныча! – хмыкнул Григорий. – Он точно есть в этой самой реальной жизни. Полагаю, ты не забыл это?
    - Не забыл… - Нахмурился тот. - Но отчёт о работе потом. А ты, похоже, забыл, что сегодня суббота. Так что встреча с ним состоится только в понедельник.
    Змеем Горынычем геологи за глаза называли начальника экспедиции. Лысый, с толстым носом на тонкогубом лице, маленьким красноватыми глазками под нависшими веками. И с неизменной короткой трубкой в зубах, пыхающей клубами сизого дыма.
    - Слушай, Гриша, - Семён развернулся в его сторону, - какой сон я ночью видел…   Будто стою я у него в кабинете. А он и в самом деле Горыныч - из-за стола на меня смотрят три драконьих башки. Ну, как их художники рисуют. Чешуйчатые, зеленоватого цвета, из ноздрей дым струйками выдыхают. Все три смотрят на меня по-разному: левая ехидно ухмыляется; та, что в центре, главная, прищурившись, смотрит на меня оценивающе; правая трясётся с довольным видом: «мол, сейчас мы повеселимся!» Тут центральная разевает пасть и так ласково мне говорит:
    - И с чем ты к нам пришёл, голубь сизокрылый? Какие такие богатства нам принёс? Говори…
    Я помялся, потом пожал плечами и, глядя на троицу за столом, бухнул, соображая, что за это мне будет: - Так нечего мне сказать… Сезон оказался неудачным. Ничего я не нашёл. Пусто…
    Головы переглянулись, покивали, проквакали что-то меж собой, потом средняя, пыхнув большим клубом дыма, рявкнула, вытаращив на меня красные глазёнки:
    - Ничего не остаётся, как отдать тебя нашим деткам. Давненько у них такой свежатинки не было… - И все трое довольно и дружно заржали, тряся головами. А я от страха проснулся.
    - Так ведь и наш Горыныч тебя по головке не погладит, когда посмотрит на отчёт. Да и то сказать, полевой сезон – коту под хвост! – скучно протянул Гриша. – Не помню такого в своей практике. Ни одного перспективного месторождения. Хоть вешайся!
    - Видно, не судьба нам в этом сезоне… Ладно, хватит об этом. Я пошёл будить остальных.
    …Он вырвал пучок травы, чтобы протереть сапоги и, заметив, как что-то блеснуло, поднёс его к глазам.  Среди корешков травы и песчинок поблёскивали чешуйки, отблескивающие жёлтым в блеклых лучах осеннего солнца. Сердце его учащённо забилось. Семён стряс в ладонь с корней песок с чешуйками, сжал в кулаке. Вновь нагнулся, вырвал второй куст… третий.… Везде была та же картина: прилипший к корешкам песок, а среди песчинок чешуйки…
    - Что, медведь? – вскочил Григорий, увидев ворвавшегося в палатку Семёна, и потянулся к лежавшему карабину. Семён огляделся и схватил планшет. Затем разжал над ним руку, и ни слова не говоря, сунул планшет геологу. Тот всмотрелся, потом осторожно протянул руку и пальцем потрогал лежащих на плексе планшета горстку желтоватых чешуек:
    - Золото… - прошептал он. Потом поднял голову и глянул на Семёна. – Откуда!? Где!? 
    - Везде… - провёл вокруг рукой бессмысленно ухмыляющийся начальник. – Где у нас лоток? – внезапно посерьёзнел он. – Идём. Нужно оконтурить россыпь.   
    …Все с благоговением смотрели на кучу золотого песка, лежащего на алюминиевой миске Тускло поблескивая жёлтым маслянистым отливом, невольно притягивая взгляды людей, сидящих возле костра. Видимо и в самом деле этот металл оказывает завораживающее действие на людей.
    - Семён Борисыч? – молодой парень с плутоватым лицом повернулся к геологу: - Вот мы столько сегодня взяли проб и везде золото. Получается, что здесь богатое месторождение?
    - Очень богатое, Кирьян. Такое богатое, что голова кружится… Главное, его большая площадь. Похоже, что вся эта долина, зажатая между этим отрогом горного кряжа и сопками, сплошь из золотоносного песка. И глубина его неизвестно какая. Вот ты на какую глубину шурфы бил?
    - Так на свой рост. У меня метр семьдесят пять. Дальше невозможно копать – стенки сыплются.
    - Во-о-т! – протянул геолог. – Даже этой толщины достаточно, чтобы сразу начать освоение. Вокруг нас, судя по образцам, лежат тонны золота. И всё это на поверхности. Совсем малые затраты для его извлечения. Поставят промприборы, погонят к ним бульдозерами песок, и вода смоет всё лишнее, оставив только золото. А я чувствую – его здесь много.
     - Похоже, ты всё-таки нашёл, Семён, своё Эльдорадо! – проронил Григорий, прикуривая от горящей ветки кедрового стланика. – И теперь никакой Горыныч тебе не страшен, - хохотнул он.
    - А что это – Эльдорадо, Семён Борисыч? – воззрился с любопытством на геолога Кирьян.   
    Тот посмотрел на него, потом на остальных:
    - Эльдорадо? Сказочный город где-то в американских джунглях. Его ищут с тех пор, как Колумб открыл Америку. Говорят, в нём стены домов и камни на улицах облицованы золотыми пластинами. В храмах стоит множество больших статуй богов, отлитых из чистого золота, вместо глаз вставлены громадные камни из алмазов, рубинов, сапфиров и других драгоценных камней. Местные женщины сплошь увешаны украшениями из драгоценностей. Даже домашняя утварь, и та из золота. Только это Эльдорадо не найдено до сих пор.
    - Э-э, - скривился Кирьян, - так это ж сказка!
    - Сказка, говоришь, - усмехнулся геолог. – Хорошо, давай о том, что было на самом деле.
    И он рассказал о золоте древних племён инков, майя и тольпеков. Как испанцы сотнями галеонов вывозили золото и серебро из покорённых ими земель. Про таинственные копи древней Голконды в Индии и царя Соломона в горах Африки. О самых больших самородках золота, среди которых рекордсмен весом более трёхсотпятидесяти килограммов, найденный в Австралии. О знаменитых алмазах «Куллинан», «Эксельсиор», «Джонкер». О бриллиантах «Шах», «Орлов»… 
    - А ты говоришь, сказки, - улыбнулся Семён, смотря на сидевшего с открытым ртом парня. – На нашей планете ещё много чего есть, что ждёт рук человека. У нас вон какие пространства, сколько белых пятен, где ещё не ступала нога нашего брата-геолога.  Даже в этих краях геологи обследовали малую часть территории. И кто знает, может, когда-нибудь именно в этой суровой земле найдут самый крупный в истории алмаз или золотой самородок.
       … - Распишись здесь! – начальник отдела кадров экспедиции пододвинул лист с приказом и ручку ближе к Григорию. – Ты назначен начальником партии вместо Ветрова.
    Тот, услышав эту новость, положил ручку на стол и уставился на кадровика:
    - То есть как вместо Ветрова? А что с Семёном?
    Тот пожевал губами, погладил редкие волосёшки, прикрывающие солидную плешь, возвёл глаза к потолку:
    - Там лучше знают: кого, куда…  А ты, Лосев, будто первый раз замужем, - хохотнул довольный собой кадровик, - никак не привыкнешь к переменам в кадрах перед сезоном. Впрочем, со своим бывшим начальником можешь вскоре встретиться: он который час что-то нашему Горынычу доказывает. Тебе же всё одно сегодня к нему на приём. Так что давай, двигай.… Впрочем, не забудь, с тебя причитается за новое назначение! – крикнул он вслед Григорию.
   … «Что-то он здорово там задерживается. Я уже час здесь торчу…», - отметил про себя Лосев. Но тут дверь в кабинет распахнулась, и перед ним предстал Семён, держащий в руке папку с бумагами и какой-то рулон подмышкой.
    - О-о! – протянул он, - сам начальник партии Григорий Лосев! Поздравляю тебя с назначением!
    - Да ладно тебе, - насупился тот. – Я-то думал, что и этот сезон вместе отпашем…
    - Так получилось… не сердись. Тут вот в чём дело… - Он обернулся в сторону секретарши, с любопытством прислушивающейся к их разговору. – Давай выйдем.
    … Представляешь, Гриша, этой проблемой я занимаюсь давно. В отпуске побывал в Москве, в нашем министерстве. Потом в Якутии. Поговорил со многими специалистами, перебрал кучу бумаг. Так вот, у нас некоторые области по своей геологической структуре схожи с аналогичными областями Якутии и Южной Африки. На спутниковых снимках просматриваются чуть видимые контуры древних вулканов. Словом, тут могут быть алмазы. Представляешь? Сегодня Горыныч подписал приказ о поисковой группе. А меня – старшим геологом. Через неделю – вперёд! – Семён ликующе засмеялся: – Мы ещё увидим небо в наших алмазах!
    - Значит, новое Эльдорадо? Что ж, верю в твою звезду! Пусть и в этот раз повезёт, - кивнул ему друг. – Удачи тебе, Семён!
               
                «В И Р Т У О З»

    - Или вот, ещё один случай… - Женька Варламов, командир вертолёта МИ-4, недавно отметивший тридцатый год рождения, ухмыльнулся воспоминаниям и вытащил папиросу из пачки. Сидевший рядом молодой второй пилот, недавно прибывший в вертолётную эскадрилью после училища, подобострастно чиркнул спичкой.
    Женька затянулся, лихо выдохнул сизый бублик дыма, проводил его путь к потолку, прищурив один глаз. Затем сграбастал стоящий перед ним на столе стакан и выпил. Надо заметить, что водка под названием «Зверобой», продукт местного пищекомбината, не отличалась изысканным вкусом.
     Побагровев, вертолётчик выдохнул, нырнул рукой в банку с иероглифами на этикетке. Сунул огурец в рот и усердно захрустел им.
    - Так на чём я остановился? – неизвестно у кого спросил он, шаря по столу в поисках закуски.
    - Про какой-то случай хотели рассказать, товарищ командир, - почтительно напомнил молодой пилот. – Наверно, что-то интересное…   
    - Чёрт, забыл… - удручённо заявил тот, беря в руку бутылку.
    - А ты расскажи про случай с медведем, - предложил сидевший напротив его черноволосый парень с хитрым прищуром узких глаз, явно выходцем из азиатской части России. – Очень поучительная история для «молодняка». Из серии – как не надо летать.
    - И верно, - встрял в разговор командир звена  Глеб Костин, до этого молча внимавший разглагольствованиям Женьки, скептически при этом ухмыляясь. Ибо он отлично знал цену его байкам. Любил тот при случае приукрасить, так сказать, свои деяния. Несведущему в таких делах человеку было трудно понять, где - правда, а где - вымысел.  – Давай, расскажи нашему пополнению про свои «геройства» в воздухе. Да не забудь сказать, чем это всё для тебя закончилось.   
    - Ха-ха! Молодец, штурман, напомнил,  - развеселился Женька. –  Так я и хотел рассказать об этом, Глеб. – Глянул он в сторону Костина. - Так сказать, в воспитательных целях.  Но, прежде… - он сосредоточенно налил всем в стаканы. Взял свой, оглядел всю компанию хмельным взглядом, посмотрел отдельно на молодых пилотов:
    - Выпьем за госпожу Удачу! Она, ой как нам здесь нужна, в нашей работе.
    - Так вот, - начал он, закусив янтарным куском вяленого чира. – Было это в мае месяце прошлого года. Выбросили мы снаряжение и продукты для геологов на точке в Бараньих горах и возвращались на базу. Погода отличная, видимость, как говорится, миллион на миллион! Солнце через фонарь кабины припекает, да так слепит, что только в тёмных очках можно смотреть. Санька Быстров, мой второй пилот, кстати, он уже сейчас в командирах ходит. И не без моего участия им стал. Из зелёного юнца я сделал его классным пилотом. Подтверди, Глеб! - Женька икнул и выжидающе посмотрел на командира звена.
    - Сделал, сделал, - усмехнулся Костин, - ты, давай, не отвлекайся. Излагай свою историю…
    - Как скажешь, товарищ командир! – Женька мотнул лобастой головой: – Санька вдруг по СПУ как заорёт: - Командир! Смотри! Впереди кто-то по тундре чешет!
    Я  вгляделся. И верно, впереди нас по снегу какое-то тёмное пятно в сторону реки движется. И с приличной скоростью, надо сказать. Но понять не могу, что это такое.
    - Эх, вы! – бортмеханик Жора хмыкнул. – Тоже мне, пилоты… - съязвил он: - «мне сверху видно всё»…Это же косолапый прёт к кедровому стланику у реки, подхарчиться после спячки.      
     Мы с Санькой переглянулись, и я двинул ручку управления вперёд.
    - Э-э! Вы это чего!? - недоумённо поинтересовался Жора.
    - Спокуха, Жёра! – на «одесский» манер говорю я. – Сейчас мы покажем этому аборигену, кто здесь на самом деле хозяин.
    Жора неодобрительно покачал головой. Всякие самостоятельные отклонения от плана полёта были для него явным нарушением. А за нарушения в авиации наказывали жёстко: в лучшем случае пилот мог отделаться выговором, с изъятием талона нарушения из свидетельства пилота; в худшем – снятием с лётной работы на определённый срок, а то и вообще можно было распрощаться с небом навсегда. Всё зависело от степени вины.
    Вот и сейчас бортмеханик было заикнулся, это чёрт знает что, за такое по головке  не погладят. В ответ я ухмыльнулся, на какой-то миг оторвался от созерцания всё увеличивающегося в размерах медведя, с долей сарказма проронил:
    - До чего же ты скучный человек, Козин. Ты, наверное, всю свою жизнь разложил по полочкам: это вот можно, а это нельзя. Всё, как в наставлении по полётам. А где романтика наших суровых будней? Где чувство радости от щекочущего ощущения опасности? Где, наконец, опьянение от  возможности сделать то, что не прописано ни в каких инструкциях? - поинтересовался я, следя одновременно и  за целью и за показаниями приборов.
    - Ты… ты… наглый авантюрист, - завопил уязвлённый бортмеханик, - завтра же напишу рапорт о переводе в другой экипаж. Ты точно когда-нибудь нас угробишь этими своими выкрутасами. И, вообще, пошёл ты куда подальше! Он гневно отвернулся от  ухмыляющегося второго пилота.               
Ибо такие перепалки в экипаже случались и ранее, так что Санька за время совместной работы успел к ним привыкнуть.
    - «Высоко идём, командир!» – проронил он, глядя на радиовысотомер. - Мажем…
    - «Мажем – не промажем, - проронил я, - мы сейчас сбросим высоту на вираже». – И с этими словами завалил машину в глубокий крен.
    Медведь, мчавшийся к заветным кустам стланика в пойме речки, остановился. Бока его ходили ходуном, он помотал крутой башкой, взглядом проводил непонятную большую грохочущую птицу. Не спеша потрусил дальше. Услышав нарастающий гул, оглянулся – птица возвращалась.
    … Они сделали несколько заходов над зверем. Медведь, объятый страхом, выбившись из сил, завалился на спину и стал отмахиваться лапами от этого страшного, громыхающего чудовища.
    Но веселившемуся Женьке этого было мало. Зависнув над мишкой, он высунулся в форточку, крикнув второму пилоту, что он сейчас для завершения картины постучит колесом по башке зверя. В какой-то момент, видимо, он снизился вплотную до бедного «хозяина» тундры и тот, не долго думая, схватился передними лапами за левое переднее колесо. Вертолёт качнуло. Встревоженный таким оборотом дела, пилот увеличил мощность двигателя и попытался таким образом оторваться от неожиданного груза.
    Но не тут-то было…  Матёрый медведь, весом не в одну сотню килограмм, намертво вцепился в эту непонятную для него, орущую и пахнущую какой-то чужеродной для этой земли вонью, птицу.
    - Вот, з-з-ар-ра-за, - я уже был не рад, что связался со зверем. – Отцепись! Кому говорю! – орал я, не думая, что тот никак не может слышать мой гневный голос, заглушаемый грохотом двигателя.
    Второй пилот и бортмеханик встревожено переглянулись. Дело принимало нешуточный оборот, всё могло кончится для них плачевно. Бортмеханик вскочил с сиденья:
    - Держи машину, циркач хренов! – заорал он. – Сейчас я ему шкуру ракетой осмолю! –  схватил ракетницу, выскочил в грузовую кабину, приоткрыл дверь. Прикинув, где может находится вцепившаяся в колесо зверюга, он высунул руку и нажал на спуск. Грохнуло, красная ракета метнулась под брюхо вертолёта. В тот же миг освобождённую от груза машину рвануло вбок и вверх. Бортмеханик, кувыркнувшись через голову, улетел в хвост. Ошеломлённый, он некоторое время полежал на моторном чехле, соображая, как он удачно на него «приземлился». Встал, посмотрел на зажатую в руке ракетницу. Прошёл по вибрирующему полу, закрыл входную дверь. Потом выкурил папиросу.
    Я оглянулся на своего бортмеханика, когда тот занял своё место, улыбаясь:
    - Ну, ты, Жора, молодчага! Раз! И мишка свалился вниз! Хвалю! – я успокоился. От пережитого страха безудержно сыпал словами. – С меня причитается! Только, мужики… Думаю, не стоит повторять, что это остаётся между нами. Сами понимаете, может здорово нагореть. Не проболтайтесь…
    - Да пошёл ты… - буркнул Козин. – А рапорт я всё равно напишу, - проронил он, смотря на приборную доску. Что и сделал на следующий день.
    - У тебя получилось, как в той байке, - ухмыльнулся командир звена.
    - В какой, товарищ командир? – уставились на него молодые пилоты.
    - Двое мужиков пошли на охоту. Вдруг один кричит: «Иван! Я поймал медведя! Тащы ево сюды! - отвечает второй. – Так он меня не пущает!» - Так и у тебя, Варлам. Хорошо, что всё этим закончилось. Да начальство не узнало. А то было бы тебе на орехи! – закончил он под смех присутствующих. – Хотя нужно отдать тебе должное – виртуоз, ничего не скажешь.
    - Везучий я, ребята! – оскалился в довольной усмешке Женька. – Но вам такое делать не советую, чревато… Везёт не всем! – и весьма довольный собой, громко захохотал…
               
                Р У Л Е Т К А
 
     Командир отряда сразу заметил тусклый взгляд и осунувшееся лицо командира эскадрильи. «Да, крепко переживает парень, - утвердился он в своём мнении. - Нужно как-то его взбодрить». Внезапно пришедшая мысль показалась ему настолько удачной, что он расплылся в широкой улыбке, неожиданной не только для себя, но и для хмурого Валерия Сибирцева.
    «И чего это он разухмылялся? – неприязненно подумал комэск, - ему бы на моё место. Не веселился бы так ». Видимо, тот понял, что Сибирцев не расположен к веселью. Стерев с лица улыбку, оглядел его с ног до головы. И остался доволен увиденным: в отлично подогнанной лётной форме, тщательно выбритым лицом, с коротко подстриженными русыми волосами, припорошенные ранней сединой на висках. «Хоть сейчас на рекламный плакат, - мелькнула мысль у командира отряда. - Только выражение лица никак не соответствует».
    - Послушай, Валерий Игнатич, - командир вышел из-за стола и подошёл к нему. – Есть одно задание. Нужно будет тебе слетать в командировку, в бухту  «Везения».
    - В бухту «Везения»! – удивлённо переспросил комэск. – Зачем?
    - Понимаешь, какая штука… Конечно можно было послать кого-нибудь из инженеров. Но я подумал, что тебе нужно взбодриться. Ты, я смотрю, совсем зачах в штабе. А тут, всё-таки какое-то разнообразие… Тем более, что пока не летаешь.
    - Цель командировки? – коротко спросил тот, всё так же хмуро глядя на начальство.
    - Выяснилось, что у нас нет правой полукоробки крыльев для твоей «Аннушки». А у погранцов, там, в отряде, вроде есть. Давай, оформляй командировку и первым рейсом лети. Передай дела своему заму и… вперёд! Договоришься с вояками, выяснишь, что им нужно взамен.
    При упоминании командиром о сломанном им самолёте при выполнении ночного санзадания, лицо пилота перекосила гримаса, как при сильной зубной боли.
    - Понял, - хмуро проронил он. - Могу идти?
    - Иди, оформляйся, - кивнул командир отряда. – Да гляди веселей, жизнь ещё не кончилась. Ты же мужик, должен достойно держать удар.
    На эти слова командира отряда комэск, потемнев лицом, ничего не сказал. Повернулся и вышел. Хозяин кабинета покрутил головой, хмыкнул и подошёл к окну. Он отлично сознавал, что в аварии, в какой-то мере, тоже виновен, не меньше Сибирцева. Только вот что-то решить в его дальнейшей  судьбе он был не в силах.
    … Обширный циклон, пришедший с Тихого океана, столкнулся с неподвижной массой арктического холода и накрыл всю Чукотку толстенным слоем облачности, неся с собой  ливневые снегопады, сопровождаемые штормовым ветром.
     Вторую неделю Валерий ждал первой возможности вылететь в бухту «Везения». Но пурги, одна за другой, заваливали землю сугробами метровой толщины, сводя на нет усилия аэродромных служб по расчистки ВПП и стоянок самолётов.
    Поздним вечером в его квартире раздался телефонный звонок. Диспетчер АДП сообщил ему, что в бухту «Везения» собирается ЛИ-2 пограничников. Вроде бы аэропорт бухты даёт добро на приём своего борта, а синоптики обещают «окно» в погоде. Есть возможность договориться с экипажем, что бы они взяли его на борт.
    Выслушав информацию диспетчера, Валерий собрался и, попрощавшись с домашними, поспешил в АДП. В штурманской комнате сидело несколько военных лётчиков, готовясь к полёту. Все они были ему хорошо знакомы. Ибо работали с одних и тех же аэродромах, часто пережидая вместе нелётную погоду в местных гостиницах.
    - Валерий! – он обернулся. В штурманскую вошёл молодой лётчик-майор, улыбаясь, протянул ему руку. – Привет! Мы, вроде, как домой собираемся. А ты чего ночью здесь делаешь?
    - Привет, Макс! Да вот хочу попроситься к вам на борт. Мне нужно срочно в бухту. Возьмёте?
    - О чём разговор! Только что это тебя понесло к нам в такое время, да при такой погоде?
    - Длинный разговор. Как-нибудь потом. Вы-то откуда здесь взялись?         
    - Это есть великая военная тайна, - засмеялся тот. – Шучу. Мы из Хабаровска. Вызывали в Управление погранвойск. Для вручения государственных наград и повышения воинских званий.
    - Месяц назад, помнится мне, я встречал тебя ещё капитаном. Поздравляю! Рад за тебя! – Валерий от души пожал ему руку.
   - Это ещё не всё. Посмотри! – Макс с гордостью распахнул меховую куртку. На форменной тужурке краснел эмалью орден Красной Звезды.
    - Ну, Макс! Нет слов… С тебя причитается! Это же всё нужно обмыть. Иначе заржавеет. – Валерий с улыбкой смотрел на довольного лётчика.
    - Значит так, - Макс посмотрел на часы. – Через полчаса сообщат об очередной погоде в бухте, забираем свой народ из гостиницы - там наши ребят из отряда, тоже с наградами летят домой. И на самолёт. Ты с нами.
    - И куда это вы его тащите, товарищ майор? – раздался хриплый голос. Они обернулись. Рядом стоял Анатолий Елизов, командир ИЛа местного отряда. Он провёл пальцами по густым усам и весело подмигнул им. А когда услышал, куда и на чём собирается лететь Валерий, засмеялся:
    - Ты что, Макс? Решил заморозить нашего друга в своём доисторическом аэроплане? Я этого не допущу! Молчу, молчу! – поднял он руки вверх, заметив обиду на лице командира ЛИ-2. – Твоя машина – заслуженная, спору нет. Но согласись, комфорту в ней мало. Можно сказать, он вообще в ней отсутствует. И ты собираешься подвергнуть суровым испытаниям Валерия?
    - Послушай, Анатолий, - прервал его тот, - мне нужно срочно в бухту. Ждать, когда туда полетит наш борт, у меня нет времени. Ребята летят туда, и я с ними.
    - Тебе ничего не нужно ждать, Валера, - ухмыльнулся в усы Анатолий. – Бухта нас тоже принимает. Только учитывая, что скоростёнка у нас поболе на сотню километров, мы их обгоним. А твой гость, - он хлопнул Валерия по плечу, - Макс, встретит тебя у трапа. Только ты не сердись, так будет лучше. Согласись, товарищ майор?
    - Ладно, уговорили, – оттаял тот. – Только встречаемся в аэропорту бухты, независимо, кто когда прилетит. Ночевать будешь у меня. Понял? – он пальцем ткнул Валерия в грудь.
    … Он стоял за спиной бортмеханика, вслушиваясь в радиообмен экипажа и земли, надев запасные наушники. Самолёт мчался в сплошной темноте. Только через равные промежутки времени облака подсвечивались вспышками импульсного маяка, да зелёным и красным цветом от габаритных огней на законцовках крыльев.
    - Парни вышли на схему захода, - проронил Виктор. – Чёрт! – ругнулся он через минуту. – Погода портится. Дают минимум на посадку. Стало быть, она уже хуже. Диспетчер решил принять их, как-никак свои. А нас вполне могут угнать назад, если не станет лучше.
    В кабине стихло.  Командир ИЛа внезапно повернул побледневшее лицо к Валерию:
    - Господи! Да зачем же он так!? Нужно же уходить влево. Они что там, с ума сошли!
    - Да что случилось, Толя? – выкрикнул Валерий, чувствуя, что сейчас услышит что-то страшное. Тот сжал голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.
    - Они не увидели в снежном заряде полосу и стали уходить на второй круг. Только почему-то повернули направо, а не влево, согласно схеме, - проронил второй пилот, глядя на Валерия испуганными глазами.  – Там же сопки, под триста метров.…Через минуту диспетчер увидел огненную вспышку. На связь они больше не вышли. А нам приказано уходить назад… 
     Выйдя из самолёта, экипаж ИЛа и Валерий молча стояли под крылом. Мысль о том, что ещё какие-то три часа назад они разговаривали с Максом и его парнями, а сейчас их уже нет в живых, давила на них непосильным грузом. Анатолий положил руку на плечо Валерия:
     - Счастлив твой бог, Валера. Ты же мог быть сейчас с ними…   - Он помолчал. – Ты сегодня поставил на верное число, как в рулетке. И правильно сделал, что поменял двойку на четырнадцать. Поэтому ты сегодня не там. – Он ткнул пальцем вверх. – Долго будешь жить Валера.…Придёшь домой, налей стакан водки и выпей. Поблагодари своего ангела-хранителя, он у тебя славный парень. Пошли мужики. – Командир ИЛа повернулся и направился к автобусу.
    …Из памяти напрочь вышибло, как пришёл домой. Так потрясла его гибель экипажа ЛИ-2. И то, что он мог быть с ними.… Пришёл он в себя, сидя на кухне за столом. Перед ним стояла бутылка и наполненный водкой тонкий стакан. Он не слышал, как на кухню вошла жена. И только когда она удивлённо поинтересовалась, почему он в такое время сидит перед бутылкой, он очнулся. Всё время, пока рассказывал ей, в его глазах стояли радостные лица Макса и его парней. И осознание того, что их уже нет, а он жив, захлестнуло его непонятным чувством. Чувством боли, горечи и облегчения, что он здесь, среди живых. «Что там говорил Анатолий насчёт рулетки? Число два и четырнадцать, на которое я поменял двойку, - вдруг вспомнил он. – А-а, - дошло до него. – Он же имел ввиду, что я сначала хотел лететь на ЛИ-2, потом пересел на ИЛ-14. Поэтому и остался в живых. Значит, поставил на верное число… Вот и получается, что вся наша жизнь – рулетка.., - подумал он, поднимая стакан.
               
                П А М Я Т Ь   С Е Р Д Ц А

     Седая женщина бездумно смотрела через иллюминатор на проплывающую далеко внизу белоснежную пелену облаков. Яростное солнце, поднявшись из-за горизонта, в сторону которого мчался пассажирский лайнер, казалось, делало всё, чтобы разорвать эту пелену. Но шёл час за часом, а картина за иллюминатором оставалась прежней.
    Женщина повернула голову – взгляд её выцветших голубых глаз остановился на конверте, лежащим на откидном столике. Она неспешно вытащила лист бумаги и в который раз прочитала текст, хотя знала его почти наизусть. В нём сообщалось, что в такое-то время, в окружном центре, состоится перезахоронение тел первого Ревкома Чукотки, зверски убитых участниками контрреволюционного переворота. Среди жертв и военный комиссар Ревкома Август Мартинович Берзин. Она, как его единственная родственница, приглашается на эту печальную церемонию. При единственном условии, что состояние её здоровья позволит перенести все трудности такого длительного пути. Там же сообщалось, что все расходы, связанные с данной поездкой государство берёт на себя. Подпись Председателя государственной Комиссии по организации перезахоронения…
    Она, почувствовав, как кольнуло в области сердца, вытащила из сумочки и положила под язык таблетку валидола.
     - Вы плохо себя чувствуете? – негромко послышалось рядом.
     Женщина повернула голову – миловидная темноволосая девушка в синем форменном костюме стюардессы встревожено смотрела на неё: - Я могу чем-то помочь?
     - Спасибо. Не беспокойтесь, милая. У пожилых людей это бывает… Я уже приняла таблетку.
     - Может быть что-то принести? Минеральной воды или чаю?
     - Благодарю. Ничего не нужно.  – Женщина слабо улыбнулась.
     - Если что-нибудь понадобится – нажмите кнопку над головой. – Стюардесса приветливо кивнула. «Похоже, не русская. Акцент чувствуется. Видимо из Прибалтики». Девушка, пройдя немного по проходу, обернулась и ещё раз посмотрела на пассажирку. «Наверное, очень была красива в молодости...».
    Женщина разгладила конверт и вспомнила ту минуту, когда прочитала имя своего давно пропавшего брата…
    Их юные годы прошли в небольшом городке Цесис, в какой-то сотне километров от Риги. В маленьком домике на тихой улице становилось шумно, когда в нём собиралась весёлая шумная компания молодёжи, друзей Августа. Разговоры о жизни, планы на будущее сменялись безудержным весельем: задорными песнями и плясками. Поездки на побережье Рижского залива, встреча Лиго с ночными гуляньями… Прыжки через костёр и непременное купание… Заводилой всех таких начинаний, конечно же был её любимый брат Август…
    Он не успел доучиться. Шла война и, когда враг подошёл к Риге, он вступил в ряды Добровольческого латышского Легиона. Последний раз она видела своего брата летом семнадцатого года. Возмужавший и загорелый, он ворвался в дом, словно вихрь. Обняв и расцеловав маму и сестру, достал немудрёные подарки из солдатского мешка. Расспросам не было конца. Потом он вдруг обнял сестру, заметив, что она стала совсем взрослая и красивая. И, посерьёзнев, сказал, что он вскоре уезжает в Петроград. Эта была их последняя встреча…
    С тех пор, до получения этого письма с приглашением, прошло более полвека,  о нём не было никаких вестей. Многое изменилось за это время. Менялась власть в государстве. Буржуазная Латвия в сороковом году была присоединена к Советскому Союзу. Через год началась война, которая расколола народ. Кто-то ушёл на восток с отступающей Красной Армией, кто-то сотрудничал с фашистами. Потом оккупантов вышибли с захваченных ими земель. Но мирная жизнь не сразу воцарилась здесь: почти десяток лет гремели выстрелы. Местные националисты продолжали сопротивляться вновь установленной советской власти. Много воды утекло…
    Она вновь погладила конверт, вспомнив, как её отвезли в Рижский аэропорт. В Москве у трапа самолёта её встретил представительный мужчина. Он приветливо поздоровался, поинтересовался самочувствием, потом на большой тёмной машине отвёз в гостиницу «Россия». Объяснил, что рейс на Чукотку завтра вечером, что с утра придёт машина с сопровождающим, и она сможет  посмотреть столицу. В аэропорт к рейсу её отвезут. Сегодня вечером, если есть желание, она может посетить представление в любом театре.
        Вернувшись вечером к себе в номер, после посещения Большого театра, а затем ужина в ресторане гостиницы, она сбросила туфли и прилегла на широкую кровать. За всю свою жизнь она дальше Риги нигде не была. Этот шумный город её ошеломил. Она, поняла, что  всё происходящее сейчас с ней, заслуга брата, Августа. Через столько лет он сделал так, что она сможет увидеть и почувствовать ширь и размах этой необъятной страны.
    «Спасибо тебе, братик», - прошептала про себя она, не чувствуя, как слёзы катятся по щекам.
     …Она дождалась, когда вышли остальные пассажиры, и по трапу осторожно сошла на асфальт перрона. От стоящей неподалёку машины отделился молодой мужчина и подошёл к ней:
    - Ильза Мартиновна? – и когда она кивнула, он поклонился ей: - Добро пожаловать на Чукотку. Как вы перенесли это девятичасовой перелёт? – поинтересовался мужчина.
    - Со мной всё в порядке, - ответила она, с любопытством осматриваясь.
    - В таком случае не будем терять время. Вертолёт нас ждёт.
    - Что, снова лететь? – растеряно проронила она.
    - Не бойтесь, - улыбнулся мужчина. – Всего-навсего десять минут и мы на месте. Согласитесь, что по сравнению с девятью часами, это мелочь. Даже не стоит об этом думать. Да, - вдруг спохватился он. – Я забыл представиться Вам. Виктор Степанов. Пока Вы у нас в гостях, я буду опекать Вас. С любыми вопросами обращайтесь ко мне без стеснения.
    - В таком случае у меня один вопрос, Виктор. - Она волновалась, от этого сильнее чувствовался её прибалтийский акцент.
    - Я слушаю, Ильза Мартиновна. – Наклонившийся в этот момент за её дорожной сумкой Виктор выпрямился.
    - Скажите, а когда это произойдёт? - тихо спросила она.
    - Церемония перезахоронения? – увидев, что она согласно кивнула, ответил: - Послезавтра…
    Яркое солнце играло бликами на волнах лимана, зайчиками отражалось в трубах оркестра. Лёгкий ветерок шевелил тёмные платки на головах женщин, ерошил причёски мужчин. Народу было много. Среди чёрного цвета траурной одежды собравшихся выделялась шеренга солдат с автоматами на груди и строй пионеров с красными галстуками.
    Выступающих было много. Были представители партийных органов и советской власти из областного центра и даже из Москвы. Говорили о каждом из членов Ревкома, об их жизненном пути и героической гибели в этом суровом краю.
    Ильза прислушивалась к незнакомым именам, пытаясь понять, а зачастую от волнения и не совсем воспринимая то, что говорили выступавшие. Но вот произнесли имя её брата.… И только сейчас она узнала о коротком и ярком отрезке жизни Августа. От их последней встрече и до его смерти…
     Это он с другими латышскими стрелками и красногвардейцами ворвался в Зимний дворец и арестовал Временное правительство. По приказу Ленина с группой большевиков прибыл в Приморье для установления Советской власти. Дрался с превосходящими силами белых, командуя отрядом Красной гвардии. Дрался мужественно и решительно, снискав уважение среди своих бойцов, за что был прозван «железным Августом». По заданию партии был направлен на Чукотку.
Там, при поддержке рабочих, шахтёров, рыбаков и сознательной части коренного населения поднял восстание. Была сброшена власть местных купцов, промышленников, представителей царской власти. Только продержалась тогда Советская власть недолго…
    Она медленно подошла к открытому гробу… И наверное, упала бы, не придержи её какая-то женщина. Там, в простом ящике из досок лежал всё так же молодой, каким она видела его в последний раз, её любимый брат. Такой же светловолосый, только с мраморным лицом. Вечная мерзлота законсервировала погибших, сохранив на десятки лет такими, какими были в те годы.
    - Август… братик…  - вскрикнула она, чувствуя, как подгибаются колени. Её подхватили под руки и посадили на табурет. Остальное она воспринимала, как во сне. Пришла в себя, когда под щемящую музыку оркестра  и грохот оружейного салюта стали опускать новые гробы в могилу…
    Лайнер теперь летел вслед за солнцем. Земля внизу была свободна от облаков. Зелёный покров тундры менялся на многочисленные блюдца озёр, прорезывался извилистыми лентами рек.
    «Вот мы и встретились с тобой, дорогой братик… Через столько лет. Как будто и не расставались… Ты всё такой же молодой и красивый…», - она наклонила голову и тихо заплакала, чувствуя, как уходит из сердца боль, не отпускающая её последнее время…
               


                О Д Е Р Ж И М О С Т Ь

     Пурга по-прежнему вовсю завывала за окном. Штормовой ветер методично сотрясал стены бревенчатой гостиницы в далёком северном аэропорту.
    - И когда она закончится, эта чёртова пурга? – неизвестно к кому обратился здоровяк в кожаной куртке, бортмеханик  ледового разведчика ИЛ-14, закуривая папиросу.
    - М-да, вторую неделю «загораем» в этой дыре, - откликнулся штурман, желчный худой мужчина лет сорока, откладывая в сторону затрёпанную подшивку журналов. – Синоптики обещают, что пурга стихнет через пару дней. Будет «окно», потом навалится новый циклон.
    - Весёленькая перспектива! - тяжело вздохнул командир АН-2, или попросту – «Аннушки», светлоглазый молодой парень, бросая на стол колоду донельзя истёртых игральных карт. – Вам хорошо, - проронил он, имея ввиду экипаж «разведчика». – Стихнет стихия, полосу чуток почистят, вы фьють вверх, только вас и видели. Да вот ещё Виктор на своей реактивной трубе тоже не задержится, - он посмотрел на военного лётчика, перегонявшего истребитель-перехватчик с ремонтного завода в удалённый авиагарнизон. Тот лежал на койке и о чём-то думал, уставившись взглядом в потолок.
    - А мы со своим минимумом погоды ещё не скоро отсюда вырвемся, - уныло продолжил пилот.
    - А ты поплачь, - ухмыльнулся желчный штурман, - погода, как и карты, слезу любит. Глядишь и повезёт. – Он перевернул лист в очередном журнале «Огонёк», забавно пошевелил губами, словно жующая солому старая лошадь, и уставился на не догаданный кем-то кроссворд. Потом поднял голову и посмотрел поочерёдно на всех присутствующих:
    - Кто мне ответит на вопрос: высшая степень человеческого упорства? В слове одиннадцать букв, четвёртая – р. предпоследняя – т.
    - Одержимость, - через несколько минут прервал молчание военный лётчик. Штурман перевёл взгляд на кроссворд, скептически скривив тонкие губы. Но тут же усмешка сползла с лица:
    - Верно! Ну, ты, летун, даёшь! И откуда только такие знания человеческих качеств?
    - Из жизни, - нехотя отозвался тот, - знаю такой пример. – Лётчик поднялся с кровати, налил воды из графина, выпил. Сел на расшатанный табурет.
    - Ну, и что замолк? –  глянул на него штурман. – Валяй, излагай. Мы все – само внимание.
    И действительно, все в комнате уставились на пилота. Даже командир «ледовика», совершенно седой мужчина, отложил в сторону истрёпанную книжку и сел на кровать.
    - Этот случай произошёл в нашем полку, я тогда в Забайкалье служил. – Пилот, щёлкнув зажигалкой, прикурил сигарету, затянулся. – В ночном полёте, при перехвате учебной цели в стратосфере, у истребителя отказала система управления. Машину затянуло в глубокую спираль. Действия пилота к положительному результату не привели и он, по приказу с КП, катапультировался. При приземлении сломал одну ногу, вторую вывихнул. Зима, мороз за сорок. На нём была меховая куртка и брюки, поверх высотного компенсирующего костюма, на ногах утеплённые ботинки. Он полз двое суток и выполз, к своему счастью, на дорогу, где его подобрал водитель грузовика.
    Рассказчик смолк, вновь прикурил затухшую сигарету.
     - А дальше что? – не выдержал бортрадист с ледового разведчика, щуплый парнишка с длинным тонким носом и взъерошенной причёской, чем-то похожий на воробья.
     - Дальше? – переспросил тот. – Он обморозил ноги, руки оказались целы, он ими работал, когда полз. Обморозил лицо, у него оказалось общее переохлаждение. Сломанную ногу ему отняли по колено, на второй - ступню. Он долго лежал в госпитале, потом лечился в санатории.  Поставил перед собой цель – вернуться в авиацию. Стал на протезы, упорно тренировался. Дошёл до Главкома ВВС, потом до Министра Обороны, доказывая, что может летать. И добился – летает. Правда, не на истребителе – на транспортнике. Сначала у него была одна цель – выжить, когда он полз; потом – летать. Вот вам пример той самой одержимости. Об этом случае даже была написана книга.
    Все  молча переваривали услышанное. Рассказчик докурил, окурок ткнул в пепельницу, вновь
вернулся к своей кровати.         
     - Можно вспомнить Маресьева, – сказал командир ИЛа, поудобней устраиваясь на кровати. – Или лётчика-испытателя Анохина, который потерял глаз при аварии самолёта. Долго тренировался, и добился своего: вновь продолжил испытывать самолёты. Оба они тоже одержимые люди. Таких примеров масса, хотя мы их просто не всегда замечаем.
     - Юрий Борисыч, - обратился к своему командиру радист, нетерпеливо ёрзая на стуле, - вы можете рассказать какой-нибудь случай об этом?
     - О чем, об этом? – прищурился тот, с усмешкой смотря на радиста.
     - Ну, об этой… - парень от смущенья вспотел, - о одержимости. Уж у вас точно есть пример…
    Седой командир хмыкнул, слегка задумался. Потом вновь усмехнулся: - Что ж, - начал он, - расскажу про один случай, свидетелем которого был сам. А вы каждый решайте, что это было.
     - Так вот, в начале пятидесятых я летал вторым пилотом на грузовом ИЛ-12ом. Был когда-то такой самолёт. Как-то под вечер загрузили нас какими-то железяками. Их нужно было срочно доставить на один из заводов Урала. Из-за нехватки этих деталей завод мог остановиться. Стоим под крылом, перекуриваем перед вылетом. Вдруг  подбегает к нам какой-то мужичонка. В мятой шляпе и круглых очках, смахивающий на взъерошенную сову. Спрашивает он командира самолёта.
     «Ну, я – командир, - отвечает наш Иван Михалыч. – Что случилось?»
     «Товарищ командир, прошу, возьмите меня на самолёт. На рейсовый борт нет билетов, а вы же летите в Энск ». Называет он пункт нашей посадки.         
     «Не могу я взять постороннего человека на борт, не имею права», - отвечает ему наш командир, разводя руками, вообще-то добрейший по характеру человек.
     «Возьмите, прошу! - взвыл отчаянным голосом мужик, бухаясь перед Михалычем на колени. – Жена тяжело рожает, может не выдержать…  Хочу застать её живой…» - пробормотал он, всхлипнув. Трясущейся рукой снял очки и вытер глаза.
    «Встаньте, зачем вы так…», - сконфуженно проговорил в свою очередь командир, подхватывая его под мышки и помогая подняться на ноги.
    «Извините, не выдержал…», - прошептал тот, глядя подслеповато на него сквозь слёзы.
    «Товарищ командир, давайте возьмём его. Случай уж больно не простой», - проронил наш бортмеханик, смотря с сочувствием на  мужчину. Было у него трое детей, и случившееся, видимо, затронуло его душу. Да и остальные члены экипажа дружно загудели, поддерживая его просьбу.
    Командир выслушал всё, крякнул, потом махнул рукой: «Ладно, уговорили», - буркнул он, то ли с одобрением, то ли с осуждением за такое единое мнение экипажа.
    Пассажир, не веря своим ушам, взволновано стал благодарить всех. Потом, что-то вспомнив, расстегнул потрёпанный портфель. «А у меня билет есть, ребята, - растроганно проронил он, вытаскивая из него две бутылки коньяка и протягивая нам. – Правда, он стеклянный.… Спасибо вам, что не отказали».
    «Отставить! – рявкнул командир, грозно глядя на радиста, который было протянул руки в сторону бутылок. – Спрячьте их назад, - обратился он к мужчине. – Вот жена родит, будет, чем отпраздновать, - потеплевшим голосом сказал он. Потом, не слушая робких возражений пассажира, глянул на часы: - Пора запускать двигатели!» - скомандовал он и пошёл к трапу.
    Но видно этот день был для нас неудачным. После взлёта, не успели мы убрать шасси, как остановились оба двигателя. Как потом выяснила комиссия, в бензине оказалась вода. Хорошо ещё, что бортмеханик не растерялся и выключил перед самым ударом о землю оба магнето. Иначе вспыхнул бы наш самолёт, как спичка.
    Удар был сильным. Амортстойки щасси смягчили удар, но конструкция их не выдержала и они, ломаясь, пробили крылья. Один двигатель вырвало из крепления. Другое крыло оказалось наполовину оторванным на стыке с фюзеляжем. Повезло, что особо никто серьёзно при таком ударе не пострадал: отделались синяками и шишками. Ну, и стрессом, как нынче говорят.
    Ошеломлённые происшедшим, мы какое-то время оставались на своих местах. Первым опомнился командир: - «Всем покинуть самолёт!» – прохрипел он. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно. В следующее мгновение я откинул форточку фонаря кабины и ужом вылез из самолёта, чувствуя сильную боль в спине. Потом обернулся к самолёту и… похолодел – внутри салона мелькнул огонёк. Я просунул голову внутрь: наш «заяц» вновь зажёг спичку, что-то ища на полу. Внутри отчётливо пахло бензином, видимо где-то лопнул бензопровод.
    «Вы что делаете!? – завопил я. – Взорвёмся! Бензин кругом! Быстро из самолёта!» Я схватил его за руку и, не взирая на его крик, что он потерял очки, вытащил его наружу.
    Он ещё рвался соскочить с носилок, куда уложили его дюжие санитары из подъехавшей «скорой», крича, что может быть он ещё сможет улететь на другом самолёте.
    - Вот и считайте, Что это было, упорство или одержимость? - закончил свой рассказ командир,  с усмешкой глядя на нас.
               

                П Е Р В А Я    В С Т Р Е Ч А

     - А знаешь, Валерий, как я впервые столкнулся с Севером? – директор рыбозавода, взяв в руку бутылку, посмотрел на собеседника.
     - Видимо, как все… Вышел из самолёта в Магадане, вот он и Север. – Пожал тот плечами под кожаной курткой. – Других вариантов не вижу.
     - Э-э, нет, - протянул директор, - не так. Даже совсем не так. А почувствовал я его в Хабаровске.
     - Да какой же там Север? – удивился лётчик. – Это юг, согласно географическим координатам.
     - Я не об этом. Не о географии. Впрочем, так ты не поймёшь. Давай ещё по коньячку, а потом я расскажу одну забавную историю.
     Директор налил в рюмки янтарную жидкость, взял свою, медленно выцедил её и отправил в рот полную ложку крупной, с горошину, красной икры, зачерпнув её  из большой чашки.
     - Давай, не стесняйся. Закусывай, а я тебе буду рассказывать…

     Эту парочку он заметил на третью неделю своей отсидки в аэропорту г. Хабаровска. Недавний студент рыбного техникума в одном из южных городов России получил назначение в Управление рыбного хозяйства Магаданской области. Двое суток на поезде до Москвы, потом восемь до Хабаровска. Лёжа на верхней полке, он часами изумлённо смотрел на проплывающий за окном пейзаж, думая с гордостью о гигантских просторах страны, которая звалась его Родиной. Реки, горы, озёра, степи, бескрайние просторы тайги сменяли друг друга в этом его первом путешествии. Его соседями по купе была молодая пара с дочкой-подростком, возвращавшаяся из длительного отпуска домой на Сахалин.  Узнав, что попутчик держит путь в Магадан, муж стал настойчиво предлагать ехать с ними на Сахалин.               
       - Да на кой ляд сдался тебе этот Богом забытый край! – горячился сосед. – Холодрыга, морозы до полсотни градусов, да ещё и с ветром. Никаких тебе свежих овощей, всё сушёное, даже картошка с моркошкой. Ни тебе лука, ни чеснока. Всё остальное в банках. Ну, может мясо свежее, оленина, да рыба. А у нас, на южном Сахалине? – он победно посмотрел на жену:
     - Скажи, Валюха!? Овощи круглый год! Корейцы стараются. Мясо разное, морские деликатесы, всякие крабы-гребешки, опять же рыбы выбор – голова кружится!
     - А ещё виноград растёт, целебные ягоды, - подала голос жена. – Да всего и не перечислишь!
     - Вот! – ободрённый её поддержкой воскликнул сосед. – А тити-мити!? – он потёр палец о палец. -  Где ещё можно так заработать? Возможно, на Севере и больше платят. Но так условия жизни разные. Вот мы съездили в отпуск за три года. Пару месяцев пузом кверху провалялись на берегу Чёрного моря. Видишь, какие загорелые. Впрочем, и у нас на Сахалине можно купаться. Каждый вечер с Валюхой в ресторан. Всяких шмоток накупили. Словом, последние копейки не считали. А ты говоришь!
     Но как ни уговаривал его сосед, не рисовал радужную картину вольготной жизни на Сахалине –молодой специалист стоял на своём: только на Север, как и приписано ему.
     Сосед от огорчения сходил в тамбур, высосал очередную «беломорину» и завалился на свою полку.
     По приезду в Хабаровск он был неприятно удивлён одним обстоятельством: большим списком желающих улететь в Магадан. В списке нужно было отмечаться каждые сутки. На Север летали самолёты ИЛ-12, бравшие на борт около тридцати пассажиров. Конец лета – время пик. Возвращались в места пребывания отпускники с домочадцами, спешили добраться до своих рабочих мест завербованные, разнообразные командировочные – Аэрофлот работал с перегрузкой.
     Зафиксировав свою фамилию в конце длиннющего списка и выяснив у сведущих людей количество улетающих за сутки, он помрачнел. Даже если рейсы будут выполняться регулярно, то его очередь подойдёт в лучшем случае через пару недель. А задержки рейсов? По погоде, по всяким другим причинам? Значит, ждать придётся ещё больше…
     Подъёмные, что он получил при направлении на Север, вскоре подошли к концу. По совету таких же бедолаг он в городе побывал в краевом бюро по трудоустройству. Там посмотрели его документы, направление на работу и выдали некоторую сумму денег, посоветовав впредь быть поэкономнее в расходах.
     «Куда уж поэкономнее, - невесело думал он, засовывая тощую пачку денег в дальний карман, - и так ем два раза в день в рабочей столовой. Утром – первое, вечером – второе.  Да чай с хлебом».
     Дни шли за днями. Очередь на рейс продвигалась медленно. Деньги таяли, и он с тоской думал о том, что придётся вновь идти в бюро и просить аванс.
     Как-то, помешивая жидкий супчик в столовой, он вдруг вспомнил, что у него сегодня день рождения. «Не из весёлых памятная дата, - заметил он про себя. – И всё равно нужно как-то её отметить.  Как-никак двадцать три стукнуло». Вновь пересчитал свои наличные, хотя и помнил до последней копейки. «А, всё рано придётся идти за авансом. Так что если сегодня позволю себе бутылочку пива в аэропортовском ресторане и котлету с картофельном пюре, то просто в бюро придётся идти на пару дней раньше». На том и порешил.
     Несмотря на вечернее время, в ресторане были пустые столики. Взяв у него заказ, молодой мордатый официант с перекинутой салфеткой через руку, постоял минуту  и, не дождавшись продолжения заказа, пренебрежительно скривившись, отошёл.
     Он осмотрелся. В зале стоял характерный для таких мест шум. Говор, женский смех смешивался со стуком ножей и вилок, звоном бокалов.  Небольшой оркестр вторил певице – полной женщине с необъятным бюстом и ярко накрашенными губами. Хрипловатым голосом она пела популярную по тем временам песню Вертинского «В бананаво-лимонном Сингапуре…»
     Переведя взгляд с певицы на соседний столик, он обратил сначала своё внимание на заинтересовавшую его деталь: под столиком стоял небольшой чемоданчик, называвшийся в народе «балеткой». На чемоданчике громоздились две ноги в блестящих хромовых сапогах.
     Подивившись такой картине, переместил взгляд на соседей. Фигуры были довольно колоритные: громоздкий мужик в каком-то полувоенном френче, который, казалось, вот-вот треснет на мощных плечах, с шапкой полуседых волос на крупной голове внимательно слушал своего товарища. Второй был полной противоположностью: худощавый, на тонкой шее сидела абсолютно лысая небольшая голова, похожая на укрупнённый бильярдный шар. На худом теле, словно на вешалке, болталась шикарная кожаная куртка.
     Ещё его поразил стол, вернее то, что на нём было. Высокомерно и кичливо высились бутылки коньяка и шампанского. В центре на блюде распластался толстыми лапами здоровенный красный краб. Рядом горкой громоздилась в глубокой чашке чёрная икра. Какое-то мясо было нарезано толстыми ломтями и уложено ступеньками.  На подносе пирамидой лежали разные фрукты, увенчанные  большой гроздью сизо-чёрного винограда. 
     От созерцания всего этого великолепия его рот наполнился голодной слюной. Он судорожно сглотнул и в этот момент своевременно появился официант с его заказом. Поставил на стол тарелку с котлетой, открыл бутылку пива, налил в стакан и отошёл.
     Священнодействия, он намазал ломоть хлеба горчицей, зажмурясь, отпил пива и воткнул вилку в подрумяненную корочку котлеты. Но котлету и картошку доесть он не успел. Делая очередной глоток пива, он вдруг услышал: - Эй, студент!
     Он оторвался от стакана и встретился  взглядом с глядевшим на него лысым соседом.
     - Вы это мне? – удивлённо спросил он.
     - Тебе-тебе. Кому же ещё! Фикусу, что ли, у тебя за спиной? – насмешливо посмотрел лысый. Здоровяк тоже уставился на него с каким-то непонятным любопытством.
     - Я не студент… - растеряно пробормотал молодой специалист.
     - Неважно, для нас всё одно студент. Иди-ка к нам, присядь за стол. Да не боись, мы не кусаемся. -  Засмеялся лысый, заметив его замешательство.
     - Я не боюсь, с чего это вы взяли? – поднимаясь из-за стола, пробормотал он, в то же время глядя с досадой на оставшийся кусок котлеты – «остынет, ведь».
      - Ну, что, студент, отравимся? – пророкотал здоровяк, ухватывая бутылку своей лапищей. – Ты кто? – спросил он, наливая коньяк в рюмки.
     - Как кто? Человек…
     - Это мы и сами видим.  Откуда и куда? Вот в чём вопрос. Впрочем, давай-ка выпьем. А уж потом будем разговаривать. – С этими словами тот выплеснул из рюмки в рот, лысый последовал его примеру. Только их новый знакомый глядел с недоверием на свою рюмку.
     - Ты чего? – усмехнулся лысый. – Не боись, не отрава. Наилучший в Союзе напиток. Армянский, КВВК. Сечёшь?
     - Да я никогда такого и не пил, - проронил он, поднося ко рту рюмку с пахучей жидкостью.
     - Всё когда-то делается в первый раз. – Философски заметил лысый, накладывая ему на тарелку всяческую закуску.
     От выпитого конька в голове стало легко, приятное тепло разлилось внутри. Он покорно сжевал кусок окорока, положенный ему на тарелку. После второй рюмки он рассказал о себе всё: что по распределению едет на Север, что уже третью неделю ждёт своей очереди на самолёт и что сегодня у него день рождения.
     После этих слов его новые друзья переглянулись. Ни слова не говоря, лысый нагнулся, вытащил из под стола «балетку». Отодвинул тарелки, поставил чемоданчик на стол и щёлкнул замком. От увиденного у парня открылся рот, из головы вышибло хмель: «балетка» на треть была заполнена денежными пачками в банковской упаковке.
     «Бандиты, - пронеслось у него в голове. – Наверно, банк грабанули, а может и какой-нибудь золотой прииск обворовали». Память услужливо напомнила ему сюжеты из некоторых книг. «Нужно немедленно сообщить о них в милицию», - лихорадочно пронеслось у него в голове, и он непроизвольно стал приподниматься со стула.
     Видно так всё было написано у него на лице, что подал голос здоровяк, молча сопевший рядом:
     - Ну-ка, сядь! – рявкнул он, кладя на плечо парня свою тяжёлую руку. Отчего тот плюхнулся вновь на свой стул.
     - Ты что, студент, решил, что мы бандиты? – изумлённо спросил лысый и тут же громко захохотал. – Ну, ты даёшь! Мы с друганом пятнадцать лет вкалывали на Чукотке безвыездно. Можешь себе это представить? Я за эти годы все волосы потерял, а друг все зубы. Покажи-ка ему!   
     На эти слова здоровяк молча оскалился – сверкнули два ряда жёлтых коронок. Он подмигнул парню и щёлкнул зубами, закрыв рот.
     «Это что же получается? Сейчас пятьдесят пятый год, стало быть, они приехали на Север в сороковом. Ничего себе!». Он с невольным уважением посмотрел на соседей. И не сразу понял, что за пачку денег пододвинул ему по столу лысый. Пачку пятидесяток. Пять тысяч.
     - Это что? – он недоумённо поднял глаза на друзей.
     - Это тебе. На первое время. Хрен знает, когда улетишь. Устроишься в гостиницу, а то, небось, где-нибудь на лавке спишь. Да и есть по-человечески будешь. Полагаем, перебиваешься с хлеба на воду. А ты молодой, питаться нужно хорошо. – Подмигнул ему лысый.
     - Я не могу взять эти деньги. Тем более столько. – Промямлил он, отодвигая от себя пачку. – Да и когда смог бы их отдать? И кому?
     - Ты что, студент, совсем дурак? Или прикидываешься? – обиженно засопел лысый. – Ты когда-нибудь видел чудиков, которые отказываются от денег? – обратился он к приятелю.
     - Вот и я не видел! Ты что, студент, думаешь, мы эти деньги тебе в долг даём? – повернулся он к парню. – Ошибаешься. Это тебе от нас в подарок. От бывших северян – будущему северянину. У тебя же день рождения! Это нехорошо, когда имениннику не дарят подарки. Усёк, студент? Да ты не тушуйся – не последнее отдаём. Из-за этих денег сидим вот здесь, не можем тронутся дальше.
     Из дальнейшего рассказа он понял основное: завербовавшись перед войной на Север на работу в шахте, они пробыли на Чукотке пятнадцать лет. Сколько не просились на фронт – не пустили. Кому-то нужно было добывать уголь на Севере. Закончилась война. Узнали из писем, что родных никого не нашлось в живых. Решили остаться, подзаработать. После шахты ходили с геологами по тундре, работали в морпорту. Последние пять лет трудились на рыбозаводе. Так как пропитание и одежда были бесплатные, то всю зарплату откладывали на сберкнижку.
     - В этом году решили – с Севером завязываем. На счету у каждого накопилась солидная сумма: немалая цифра с пятью нулями. – Сечёшь, студент? – подмигнул ему лысый. - Хватит и домик где-нибудь на юге приобрести, кости погреть после чукотских холодов. Опять же машину купить, говорят какую-то «Победу» начали выпускать. Да и на дальнейшую жизнь хватит.
     Будущий северянин встрепенулся, до этого молча, с раскрытым ртом, внимавший рассказу лысого соседа. Голова кружилась от впечатлений. «Бог ты мой, в какую сказочную страну я еду! Это трудно даже понять, осмыслить». Захватывало дух от тех возможностей и перспектив, которые открывались перед ним, совсем молодым парнем. «Так вот ты какой, Север!»
     - Так ты видел эту машину, «Победу»? – прервал его мысли лысый.
     - Видел и не раз. А в Москве даже ехал на ней. Красивая. Стоит девять тысяч.
     - Всего девять!? – лысый переглянулся с приятелем и победно заржал: - Да мы этих «Побед» целый гараж купим!
     - А на кой хрен нам целый гараж этих машин? А, друг? – здоровяк хмуро посмотрел на приятеля. – Мы ещё долго будем протирать штаны в этом долбаном Хабаровске?
     Лысый в ответ тоже нахмурился, потом лицо у него просветлело. Он нагнулся и что-то тихо прошептал здоровяку на ухо. Отчего тот просиял и с одобрением крякнул:
     - Ну, ты и голова у нас!
     Ничего не понявший из разговора приятелей, парень смотрел на них во все глаза.
     - Эй, любезный! – окликнул лысый проходившего мимо официанта. Тот мигом подскочил к таким солидным клиентам: - Слушаю-с! – согнулся крючком, чуя большие чаевые, и только что ножкой не шаркнул от усердия.
     - А позови-ка, друг, к нам вашего начальника! – лысый нетерпеливо постучал пальцами по столу.
     - Метрдотеля? – официант подобострастно склонил голову набок.
     - Метро… Не метро… Словом, мухой! Понял? Одна нога здесь – другая там!
     - Сию минуту! – официант отскочил от их стола.
      Через пару минут перед ними предстал вальяжного вида мужик в тёмном костюме, с большим золотым перстнем на руке.
     - Слушаю, товарищи! Что-то не так? – метрдотель нетерпеливо поправил бабочку на шее.
     - Всё так. – Скучно проронил в ответ лысый. – Скажите, любезный, какова у вас выручка за вечер?      
     - А почему это вызывает такой интерес? – удивлённо воззрился на него «метр». Тот подозвал его пальцем, а когда метрдотель нагнулся, что-то стал быстро шептать ему на ухо. От его слов у «метра» брови поползли вверх, крупный в прожилках нос шевельнулся, казалось, даже глаза выкатились. Выпрямившись, он нервно дёрнул головой, для чего-то оглядел зал.
     - Что? Всех их? – «метр» ткнул пальцем себе за спину. - Не выпускать? Только впускать? И персонал тоже?
     - Ты правильно понял, - ухмыльнулся в ответ лысый. – Торопись, время – деньги.
     - Кстати о наличных… Можете предъявить? – сипло произнёс «метр». Лысый приоткрыл «балетку». Глаза у «метра» алчно сверкнули: - Всё сделаем, в лучшем виде! – и рысцой направился к буфету, что-то бормоча про себя.
     - Закрыть двери! Никого не выпускать! – вслед ему крикнул лысый. Увидев вопрос в глазах парня, лысый усмехнулся: - Когда улетали с Севера, с друганом решили пропить в Хабаровске тридцать тысяч, только потом ехать дальше. Так-то, северянин! – он вновь подмигнул ему…
      - Очухался я утром, лёжа за кадкой с фикусом в зале ресторана, - засмеялся директор рыбозавода. - Голова трещала с похмелья. Пачку денег обнаружил в кармане. Друзей не было, видимо они уже летели в самолёте. Вот так, образно, и произошла моя первая встреча с Севером…


 

                Т У Р БУ Л Е Н Т О С Т Ь

      - Знакомьтесь: командир самолётной эскадрильи  Сибирцев Валерий Игнатьевич. А это представители родственной нам науки – метеорологии. Из самой Москвы, головного института, заметь! – командир лётного отряда поднял вверх указательный палец, дабы подчеркнуть важность произнесённого и - Валерий невольно усмехнулся - автоматически поддёрнул брюки. Была у него такая привычка.
     Валерий повернул голову в сторону сидевших на стульях у стены трёх человек: женщину и двух мужчин и кивнул головой.
     - Нужно помочь науке, с которой мы в постоянном контакте. Понял, командир?
     - И что от меня требуется? – комэск глянул на своего непосредственного начальника.
     - А это тебе расскажут наши гости. Ты, Игнатич, переговори с ними, выясни, так сказать, запросы. Потом зайдёшь ко мне. Тогда и решим, что сможем сделать.
     - Понял! – кивнул комэск и повернулся к посетителям. – Идёмте ко мне в кабинет, там обстоятельно всё обсудим…
     - Я слушаю. – Валерий внимательно посмотрел на расположившихся за столом гостей. Женщина поправила пышные волосы, глянула сначала на своих спутников, потом на комэска:
     - Я – старший научный сотрудник института. А это наши технические специалисты. Тема моей диссертации – турбулентность. Материал по высотной уже есть. Мне осталось собрать данные об орографической, то есть о турбулентности приземного слоя. Ну, вы понимаете, о чём я говорю?
     - Да, вполне, - усмехнулся Валерий, - с чем-чем, а с нею, родимой, постоянно сталкиваемся, в первую очередь на АН-2. В особенности летом, при прогреве подстилающей поверхности.
     - Вижу, что мы с вами найдём общий язык. – Удовлетворённо кивнула женщина.
     - А нельзя ли поконкретней? Ну, там, полёты над равниной или, наоборот, в горах, над водной поверхностью, в горных долинах? – поинтересовался комэск.
     - Нас интересует термическая конвекция воздуха над различной подстилающей поверхностью.
     - Ясно. Стало быть, реки и озёра, горы и долины. Почти, как в песне. – Засмеялся Валерий, но тут же посерьёзнел. – Давайте по карте определим район полётов. Полагаю, что в радиусе ста километров мы найдём все необходимые зоны.
     Они подошли к карте Чукотки, висящей на стене. Женщина, близоруко прищурившись, стала вглядываться в карту.
     - Вот наш аэродром. – Он карандашом ткнул в точку на карте. – Вот вам долины рек. Озёра. Восемьдесят вёрст на юг – хребты Корякского нагорья. Пойдём оттуда на базу – захватим край морского залива. Что скажите?
     - Меня всё устраивает. Теперь дело за погодой. На вашем «метео» синоптик пояснил, что через пару дней якутский антициклон начнёт заполнять местную зону низкого давления. Стало быть, солнце, тёплые ветра и все нюансы, связанные с этим. То, что нам необходимо.       
     - Будем надеется. – Валерий усмехнулся. – Правда, синоптики зачастую ошибаются. Особенно здесь. Кстати, а кто там сегодня дежурит? Молодой синоптик или в возрасте?
     - Молодая девушка. А что?
     - Понимаете, синоптики, что приходят сюда на работу с «материка» или после института, лет пять зачастую не могут ориентироваться в местной погоде. Отсюда и ошибки в прогнозах. Их беда в том, что они привыкли составлять прогнозы по стандартным условиям. А здесь своя специфика, что в никакие классические рамки вашей науки никак не лезут.
     - Можете привести пример?
     - Сколько угодно. В прогнозе всё хорошо. Никаких сложных явлений не предвидится. Воздушные суда спешат на аэродром. Внезапно небо заволакивает тучами и начинается пурга. Синоптик только разводит руками. По науке, пурги в это время не должно быть. Или вот бывает здесь такой феномен. Ветер дует с суши на залив. В какой-то момент туман, что клубился над заливом, вдруг начинает ползти на берег. На глазах изумлённых синоптиков и диспетчеров, которые фиксируют, что ветер своего направления не менял. Через полчаса ВПП закрыта туманом. Каково?
     - Надо же… - Удивлённо протянула женщина. – И в самом деле, довольно странно…
     Когда через полчаса они обсудили маршрут полёта, комэск вдруг неожиданно спросил:
     - Скажите, а почему для сбора этого материала вы прилетели сюда? Ближе к Москве разве нет таких мест?
     Женщина неожиданно улыбнулась:
     - Видите ли, командир…  Мне было предоставлено право выбрать самой район работы. Вот я и решила прилететь сюда. Ваше Министерство дало «добро», и вот мы здесь. Собственно, посоветовала мне давняя подруга, ещё со студенческих лет. Она у вас работает старшим синоптиком.
     - Силантьева Марина Николаевна?
     - Она самая. Вместе институт заканчивали.
     - Ну, она у нас корифей.  – Уважительно произнёс Валерий. – Марина Николаевна почти не ошибается. Лётчики верят ей, как самим себе. Можно сказать в своей профессии она самая лучшая здесь.
     - Приятно слышать такие лестные слова о своей подруги. – Вновь улыбнулась женщина. – Так что, командир, до вылета?
     - До вылета, - подтвердил комэск. – Как только погода будет соответствовать, я вам сообщу…

     Молодой синоптик не ошибся в своём прогнозе. Через пару дней «Аннушка» с группой учёных на борту после короткого пробега оторвалась от бетона аэродрома. Заняв пятьдесят метров истинной высоты по согласованию с диспетчером, экипаж развернулся в сторону лимана. Болтать стало сразу после взлёта. Слева, на командирском сиденье, вцепившись в штурвал, сидел молодой командир самолёта,  Виктор Долгих, допущенный к самостоятельным полётам всего месяц назад.
     Взглянув на его напряжённое лицо, побелевшие руки, зажавшие штурвал мёртвой хваткой, Валерий нажал на кнопку СПУ:
     - Виктор! Ты чего из штурвала масло давишь? Расслабься.… Пожалей свои пальцы, смотри какие они у тебя белые. Сними руки со штурвала. Вот, видишь, «Аннушка» сама  летит. Ты только придерживай штурвал. И не обращай на меня внимания. Будто меня вообще нет.
     Командир натянуто улыбнулся, кивнул головой.
     - Вот и молодец! В твоей жизни ещё немало будет проверяющих. Ты всегда при этом думай так: «Ты, дядя, штаны в кабинете протираешь. А я всё время  летаю. Стало быть, летаю лучше тебя. Вот сейчас и покажу». Поверь, сразу почувствуешь себя увереннее. Усёк?
     Виктор благодарно кивнул, не повернувшись, следя за показаниями приборов и проплывающей местностью за бортом.
     - Вот и славно. А теперь бери курс на устье реки. И потом над её руслом до… - комэск всмотрелся в карту. – До траверза озера. Поворачиваем, проходим над ним. Ну, а дальше – посмотрим. Как обстановка сложится.
     Он повернулся и оглядел салон. Женщина что-то записывала в толстую тетрадь, временами бросая взгляд в иллюминатор. Очкарик с птичьим профилем колдовал над комплексом из нескольких приборов. За его действиями с нескрываемым любопытством наблюдал второй пилот, оказавшийся не у дел в этом полёте. Второй сотрудник, вцепившись в сиденье, с бледным лицом и остекленевшим взглядом, напоминал приговорённого к смерти на электрическом стуле.
     «Э-э, бедолага, что же дальше с тобой будет?» - подумал Валерий, сочувственно глядя на него. В это время женщина подняла голову и, увидев смотрящего в их сторону комэска, встала и подошла к кабине. В этот момент самолёт сначала ухнул вниз, затем его подбросило вверх, отчего женщина ойкнула и непроизвольно ухватилась за Валерия.
     - Извините, - смущённо проговорила она, убирая свою руку. 
     - Всё нормально, - успокоил он её, только сейчас заметив, какие зелёные у неё глаза. «Даже не просто зелёные, а ярко-зелёные». - Как вы?
     - Без проблем. Вот только наш Виталик что-то совсем скис.
     - Я уже обратил внимание. Лучше бы оставили его на земле. Дальше только хуже будет.
     - Будем надеется, что выживет, - лёгкая улыбка скользнула по её лицу. – Скажите, командир, где мы сейчас находимся?
     Валерий показал ей на карте место самолёта и сообщил, что через двадцать минут первая точка поворота. Затем пройдут над озером, а дальше начнутся горы.
     - После пролёта озера необходимо будет покрепче пристегнуться. Там болтанка, типа «мама, не горюй», возьмётся за нас основательно. Сами понимаете, воздушные потоки начнут огибать рельеф. А это броски вверх-вниз, да такие, что мало не покажется.
     - Хватит пугать, командир. – Она тронула его за рукав. – Всё будет хорошо.
     - Моя обязанность предупредить. Я за вас отвечаю. И не забудьте пристегнуть Виталия…
     Им крепко досталось над горами. Восходящие и нисходящие потоки то тащили машину вверх, что приходилось убирать газ до малого, то, перевалив верхушки гор, машина рушилась вниз, не реагируя, что сектор газа дан до упора вперёд. Даже Валерию, с его стажем лётной работы и организмом, почти не реагирующему на болтанку, и то порой было не по себе.  В какой-то момент, когда самолёт рушился вниз, ему казалось, что вот сейчас желудок со всем содержимым выскочит через горло. «Ладно, даже мне тяжело переносить такое. Вон и Виктор сидит с бледным лицом. А каково сейчас бедному Виталику? Да и остальным?..»
     Но вот они перевалили последнюю гору, и самолёт скользнул в горную долину. Валерий оглянулся: женщина с невозмутимым видом продолжала писать в тетрадь. Второй пилот тоже был в добром здравии. Парень с профилем птицы щёлкал тумблерами, крутил рукоятки подстройки своих приборов. Заметив взгляд Валерия, показал ему поднятый большой палец. Только бедный Виталик, с бледным лицом и закрытыми глазами, полулежал на сиденье, держа в руках гигиенический пакет. Валерий тяжело вздохнул и отвернулся.
     Когда они шли над озером в долине, на берегу которого стояла метеостанция, называемая в этих местах «поляркой», кто-то тронул Валерия за руку. Он повернулся – это была женщина.
    - Командир, покажите мне на карте, где мы сейчас летим.
     Валерий развернул планшет: - Вот озеро. Затем переваливаем последний отрог хребта. Кстати, вот через эту долину, по которой течёт река. А через это ущелье, - карандашом он провёл по руслу в восточном направлении, - она вырывается на равнину, чтобы через полсотни вёрст  влиться в океан. Мы же пойдём на север, захватив кромку залива, а там и аэродром.
     - А мы можем пройти по этому ущелью, а не через долину? – вкрадчиво спросила она.
     Валерий помрачнел. У него уже был опыт подобного полёта. При воспоминании о нём до сих пор по спине пробегали мурашки.
     - Это очень опасно. – Проронил он, избегая взгляда её зелёных глаз. – Посмотрите, направление ветра в этом месте поперёк ущелья. Можете себе представить, что там творится. Какие завихрения. Любимая ваша турбулентность в самом неприглядном виде со всеми своими прелестями. Да и само ущелье узкое, два-три размаха наших крыльев. – Он отрицательно помотал головой.
     - А меня уверяли, что северные пилоты самые отважные. Неужели это неправда? – она вновь положила пальцы на его руку: - Валерий Игнатьевич, товарищ командир, ну, пожалуйста. Вы даже не понимаете, что сделаете для меня. Я была бы так благодарна вам…
     Он посмотрел ей в глаза и утонил в зелёных волнах. Чувство ответственности ещё боролось в нём, предостерегая об опасности, но мысль о том, что она где-то там небрежно заметит, что смелых мужчин на свете больше нет, окончательно отбросило в сторону остатки благоразумия.
     Он ещё некоторое время колебался, чувствуя её взгляд, потом проронил:
     - Хорошо, только ради ваших зелёных глаз. «Дурак, уже и до пошлых комплиментов докатился», - пронеслось у него в голове. Почувствовал, как её пальцы сжали его руку, и, не глядя в её сторону, повернулся в пилотском кресле и положил руки на штурвал:
     - Виктор! Отдохни. Я сам покручу. – Передал он по СПУ. – Мы пойдём по ущелью. – В этот миг он окончательно всё для себя решил.
     - По ущелью! Здорово! – воскликнул тот, как-то по-детски восторженно.
     «Какой же всё-таки ещё ребёнок», - подумал он, подворачивая самолёт к входу в ущелье.
     А через пять минут он клял себя, что согласился на такую авантюру. Ширина ущелья в некоторых местах не превышала и пару размаха крыльев Ана. В одном месте оно настолько сузилось, что ему пришлось положить самолёт на крыло, чтобы вписаться в изгиб ущелья. Оно было таким извилистым и узким, что он, глядя на его отвесные, в пару-тройку сотен метров высотой, стены, сразу отбросил мысль уйти вверх. Предполагая, что вихревой поток в верхней части ущелья может попросту прижать к правой стене. И тогда уж точно -  конец!
     Сжавшись в комок, он вцепился в штурвал, слившись в одно целое с машиной, предугадывая и мгновенно реагируя на каждое её движение. Он словно раздвоился: один напряжённо всматривался вперёд, держа самолёт на невидимой нити ровно посредине этого мрачного коридора; второй фиксировал детали: проносящиеся с дикой скоростью стены ущелья, то серо-коричневые, то свинцово-чёрные; серо-зелёные буруны реки, мчавшиеся в том же направлении, что и они; мотающиеся под порывами ветра ветви редких кустарников, торчащих из воды.
     Под порывами завихрённых потоков машину мотало вверх-вниз, он парировал все её попытки к разворотам, не чувствуя, как по лицу и спине текут струйки пота. Он не видел расширенных от ужаса и восторга глаз молодого командира, сжавшегося на пилотском кресле. Как не видел и того, что творилось в салоне: женщина с побледневшим лицом что-то шептала про себя; Виталик сидел, обхватив руками склонённую голову; «очкарик» продолжал орудовать управлением приборов, не обращая внимания на окружающую обстановку; второй пилот, прильнувший к иллюминатору, восторженно наблюдал за проносившимися мимо стенами ущелья.   
      Очередной изгиб и… они вылетели в пространство, словно пробка из бутылки: мрачные стены ущелья исчезли, яркое солнце с голубого неба лило свет на ровную, испещрённую блюдцами озёр, зелёную тундру. Прекратилась болтанка, словно её вообще не было. Только под ними всё та же река несла свои притихшие воды к серо-голубому морю.   
     Валерий вывёл самолёт из разворота: - Виктор! – окликнул он продолжавшего сидеть, словно в ступоре, парня. – Акробатический этюд закончен. Возьми управление, а то я что-то притомился.
     В ответ тот медленно повернулся к нему,  Валерия поразил его взгляд. Это был взгляд не того восторженного пилота, который поднял днём «Аннушку» в небо, а человека, который за прошедший полёт понял что-то такое, что не каждому дано понять и за целую жизнь.
     - Словом, так, Виктор… Забудь об этом, словно полёта по ущелью и не было. Так летать нельзя. Надеюсь, что ты никогда не попытаешься сделать что-то подобное. И предупреди второго пилота. Договорились? Вот и хорошо. Да, кстати…  Ты не догадался включить секундомер перед входом в ущелья? Включил? Ну, молодец… И сколько? Ровно десять минут… Значит, тридцать вёрст. – Валерий усмехнулся: – А мне показалось – целая вечность…
     На самолётной стоянке, сойдя на землю, он увидел её, стоящую у крыла. Она с каким-то непонятным  выражением посмотрела на него.
     - Надеюсь с вами всё в порядке? – спросил он, смотря в её глаза на всё ещё бледном лице.
     - Благодарю. Всё хорошо. Вот только наш Виталик чуть живой выполз из самолёта. Они уже уехали в гостиницу.
     - Ничего, это не смертельно. – Усмехнулся Валерий. - И как, ваше мнение о северных пилотах останется прежним?
     Её щёки окрасил румянец: - Ну что вы! Я только сильнее в этом убедилась. Спасибо, командир, за всё, что вы для меня сделали. И, - её голос перешёл на шёпот, - простите меня, что я подвергла вас такой опасности.
     - Это наша работа, - покривив душой, сухо проговорил он. – Успехов вам в  вашей работе.
     - А вам удачи, командир… Во всём… - донеслось до него, когда он повернулся идти к подъехавшему автобусу…
 
    Он расплатился за газеты в киоске аэропортовского комплекса, повернулся и…  увидел её. Она стояла рядом в лёгком платье, которое очень подходило к её глазам, и молча смотрела на него.
     - Вы? – удивлённо посмотрел на неё. – Не улетели?
     - Рейс в десять вечера. А я надеялась, что мы с вами ещё встретимся. Мне хотелось подарить вам на память очень интересную книгу. Она у меня в номере. Идёмте.
     У него вдруг сильно забилось сердце. Он вспомнил, что прошедшие сутки он думал о ней, хотя пытался не признаваться в этом даже самому себе. 
     Когда он осторожно закрыл дверь её номера, она резко повернулась и подошла вплотную к нему. Взглянула на него вдруг потемневшими глазами, отчего они приняли изумрудный цвет:
    - Я не могла просто так улететь, не попрощавшись с тобой. Пойми меня. – Прошептала она, потом обняла гибкими руками за шею, прижалась дрожащим телом. Её побледневшее лицо заполнило весь мир, нежные губы прижались к его губам, и всё исчезло…

     - Валера, что с тобой? – он повернулся и увидел приятеля, командира вертолётной эскадрильи, удивлённо смотревшего на него: - Уже минут пять смотрю на тебя и вижу, что-то с тобой не то. Смотришь непонятно куда… Там же стена. Ты случайно не заболел?
     Валерий невидящим взглядом посмотрел на приятеля… Перед его глазами стояла она,   гостиничный номер и три часа проведённые вместе.
- Турбулентность… - прошептал он.
- Ты это о чём? – встревожено спросил приятель. – Какая турбулентность?
     - Турбулентность, брат, турбулентность… - вновь пробормотал комэск и, повернувшись, медленно побрёл к выходу.
      - Да он же надрался! – захохотал приятель, - а я чего придумал?.. Правда, раньше такого за ним не замечалось. – Он удивлённо помотал головой и пошёл к киоску.
     Валерий остановился на крыльце, потом, что-то вспомнив, вытащил из пакета книгу. «Авиационная метеорология». Усмехнулся и раскрыл её. На титульном листе женским почерком был написано: «Самому мужественному человеку, которого я встретила в своей жизни». Раскрыл листок бумаги, лежавший там же. Адрес и номер телефона в Москве. Он долго смотрел на него, потом сложил и медленно порвал. Разжал пальцы – ветер подхватил белые кусочки и рассеял в разные стороны…   
 
               
                Ц Е Н А   О Ш И Б К И
 
    - Товарищ командир, кофе хотите? – стюардесса протиснулась в пилотскую кабину.
     Командир Ила повернулся и, доброжелательно улыбнувшись девушке, отрицательно помотал головой: - Спасибо, Света. Попьём после посадки в аэропорту.
     - А мне принеси, Светулёк, - растянул тонкие губы в подобии улыбки второй пилот, нагло шаря
прищуренными глазами по высокой груди стюардессы, прикрытой тонкой шёлковой кофточкой.
     - Перебьёшься, - отрубил командир, заметив, как зарделись щёки девушки от нахального раздевающего взгляда второго пилота. Она запахнула полы форменного пиджачка и  выскочила из кабины.
     - Светулёк, помни, мы всегда хотим! – крикнул ей вслед нахал, ухмыльнувшись и пробежав взглядом по лицам остального экипажа. Но никто не засмеялся над его двусмысленной фразой. Только командир сморщился, словно у него заныл зуб.
     - Подумаешь, корчит из себя недотрогу. – Продолжал тот гнуть  своё. – Хотите на спор: через неделю разложу её, как миленькую, у себя в комнате, и…  - Но закончить фразу не успел.
     - Ну-ка заткнись, ты… - Побагровев,  рявкнул командир, человек по сути мягкий и добрый. Но, видимо, и он уже не выдержал тона этого наглеца. – Лучше контролируй автопилот, чем шлёпать губами всякие непристойности.
     - Подумаешь, корчат тут из себя святош. – Проронил себе под нос второй пилот, нисколько не заботясь при этом, услышат его или нет. Но его услышали.
     - Значит так. Узнаю, что ты к ней пристаёшь, - бортмеханик Михалыч, плотный и лысый здоровяк с борцовскими плечами, положил свою руку ему на предплечье и начал сжимать пальцы.
     - Не посмотрю, что у тебя тут родня командная – вмиг шею сверну. Светка – дочь моего погибшего друга. И я в обиду её не дам. Понял, дрянь ты эдакая? – говорил он, продолжая сжимать ему руку.
     - Да понял, понял, - прохрипел тот, чувствуя, как рука немеет от сильной боли - пальцы впились в мышцы руки, словно клещи.
     - Оставь его, Михалыч, - проронил командир, - себе дороже будет. - Бортмеханик убрал руку. Второй пилот, скривившись, потирал руку. «Ничего, старый козёл, - злобно думал он, - придёт время, я тебе это припомню. И остальным тоже».
     А пилот-инструктор Николай Ивушкин, вновь и вновь корил себя за то, что согласился  месяц назад «вывозить» на ИЛе вернувшегося с переучивания родственника командира лётного отряда.
     - Ты у нас перспективный пилот - инструктор, - уставился на него белёсыми глазами недавний выпускник Академии. – Будешь вводить в строй командиром самолёта вот этого пилота.  – Он кивнул в сторону сидевшего в кресле Антюхеева.
     - Как командиром самолёта? – удивился Николай. – У него же ни часа налёта на ИЛе, не считая переучивания.
     - Будешь «возить» его по командной программе. Он же был у нас командиром звена на АН-2.
     - Никогда не было такого, - проронил пилот-инструктор. – Пусть полетает вторым пилотом, а там посмотрим.
     - Ну, это не тебе решать, – отрубил нахмуренный командир. – Тебе поставлена задача – вот и работай. Завтра будет приказ по Авиаотряду. Свободен…
     Николай вспомнил, как радовались пилоты АН-2, когда Антюхеева послали на переучивание. Ибо по характеру он был злобным и мстительным. Наглый и циничный, он, чувствуя поддержку своего родственника, вёл себя по-хамски и  со старшими по возрасту и с женщинами. Как-то на одной гулянке Николай был свидетелем его наглости. Подвыпив, тот зажал в углу и начал лапать жену штурмана с Ила, бабёнку ветреную и недалёкую. Муж, вернувшись с перекура в коридоре, увидел эту картину. Ни слова не говоря, ухватил наглеца за ворот рубашки, выволок в коридор и двинул ему в челюсть. Сбивая всякую рухлядь, тот улетел в угол. Штурман, так же молча, вернулся, взял жену за руку и они ушли. А наглый тип, поправив рубашку и сполоснув разбитую физиономию, как ни в чём не бывало вновь сел за стол.
     «К чёртовой матери, завтра же напишу рапорт, что отказываюсь от ввода в строй этого хама». – Решил для себя Ивушкин. – А там пусть снимают с должности. Рядовым командиром работать спокойнее». Он поудобнее уселся в кресле и вызвал по СПУ радиста:
     - Костя, свежую погоду Залива принял?
     - Так точно. Ветер сто пятьдесят градусов, двенадцать метров, облачность восемь баллов нижний край триста. Десятибалльная – девятьсот. Видимость – пять кэмэ. Температура + 12. Давление 735.
     «Так, на схеме, в районе стандартного разворота облачность может быть ниже. Диспетчер с синоптиком «поддерживают» минимум. Стало быть, им нужно, что бы мы сели в любом случае. Ну, что ж, всё в наших руках. Как говорил мой инструктор в лётной школе: «там будем посмотреть».  Его раздумья прервал голос штурмана:
     - Товарищ командир, проходим Улькель, привод Залива через двадцать минут. Начало снижения через восемь.
     - Понял, Алексей. Экипаж, внимание. Предпосадочная подготовка.
     Когда он объявил, что на посадку будет заходить сам, Антюхеев возмутился. Мол, это его обязанность, он проходит программу, и никто не имеет право отстранять его от захода. В противном случае он напишет рапорт, что его «зажимают» в полётах.
     Николай, выслушав его тираду, подумал. «Ведь напишет, стервец. Обольёт всех грязью, а сам выйдет сухим из воды. Правду говорят: не трогай дерьмо – меньше вони будет».
     - Хорошо. Хрен с тобой. Будешь заходить ты. Только учти: если опять «приложишь» машину на посадке, сообщу о твоей лётной несостоятельности. Понял?
     - Да понял, - протянул тот, кривя губы в презрительной улыбке. Мол, чихать он хотел на чьи-то выводы. Не видел командир, как неодобрительно качнул головой Михалыч, выслушав решение командира. Как замечено в авиации – первое решение в большинстве случаев самое правильное.
     После пролёта радиомаяка аэродрома Залива, развернувшись на сто восемьдесят градусов, нужно было снижаться в ущелье с определённым курсом в сторону морского залива, чтобы на удалении более двух десятков километров занять триста метров высоты над водой и выйти при этом из облачности. Дальше оставалось развернуться над водной поверхностью в обратную сторону и на этой высоте идти до аэродрома посадки, вновь войдя в ущелье. Их было три аэродрома с такой сложной схемой захода среди других в этих краях.   
     Самолёт вошёл в облачность на высоте полторы тысячи метров. В кабине потемнело так, что пришлось включить подсветку приборов. Когда высотомеры показали шестьсот метров, послышался голос штурмана:
     - Начало стандартного разворота через пять минут. Пожалуйста, уменьшите курс на десять градусов. Ветер спереди слева сносит нас западнее курса. – Молодой штурман, отлетавший после училища год здесь, на Севере, так и остался вежливым и застенчивым парнем.
     Антюхеев и бровью не повёл после указания штурмана, будто и не расслышал. Николай посмотрел в его сторону, нажал кнопку СПУ:
     - Стажёр! Ты что, не слышал указания штурмана?
     - Слышал, - буркнул тот в ответ. – Чё лезть влево, когда в разрывах внизу вода видна?
     Ивушкин посмотрел вниз. И в самом деле, среди клочьев облаков посвёркивали водяные блики. Он бросил взгляд вправо: горы были полностью закрыты облачностью, до самой поверхности залива. Он успокоено откинулся в кресле. Это была его вторая ошибка – он не настоял на изменении курса полёта.
     Тут вновь подал голос штурман: - Высота триста, переходим в горизонт, точка начала стандартного разворота. Вправо на девяносто градусов.
      Самолёт выровнялся, Антюхеев ввёл машину в правый разворот. Всех прижало к креслам. Николай взглянул вниз, но ничего нового не увидел. Там по-прежнему виднелась облачная рвань. Он обеспокоено посмотрел на облака справа, к которым с пугающей быстротой мчался самолёт.
Какое-то нехорошее предчувствие охватило его. Он схватил штурвал и крикнув: - Крутим влево! -  стал выводить самолёт из правого крена. В этот момент машина влетела в облачность. Через мгновение какая-то тёмная масса ринулась им навстречу. Это что-то, было последним, что они видели в своей жизни. Раздался чей-то дикий вопль. Николай рванул штурвал изо всех сил на себя, одновременно заваливая крен влево, но всё было напрасно. Многотонная машина, с работающими двигателями влепилась в склон сопки. Сила удара была такова, что фюзеляж разорвало на несколько частей. Оторванные крылья и двигатели,  перелетев чрез вершину сопки, кувыркаясь, рухнули в ущелье, где и загорелись. Туда же упали и куски корпуса…
     Диспетчер Залива долго выкрикивал позывные рейсового Ила. Динамики упорно хранили молчание. Район аэродрома и залив по-прежнему были закрыты облаками. Начать поиск самолёта не было никакой возможности. Только во второй половины следующего дня облачность исчезла. Поисковый вертолёт сразу обнаружил место трагедии. Пилот вертолёта МИ-4 сумел примоститься прямо на вершине злосчастной сопки. Поисковикам открылась страшная картина: часть тел пассажиров лежали  на сопке, другие упали вниз, вместе с кусками самолёта. Невероятно, но двоих мужчин нашли живыми. Они сидели на последних креслах в хвостовой части, крепко привязавшись по просьбе стюардессы. От страшного удара хвостовую часть фюзеляжа оторвало перед их сиденьями, и она осталась лежать на этом склоне. Мужчины получили различные переломы и множественные ушибы. Один из них, пострадавший меньше, пришёл в себя ночью. Он рассказал, что почти до утра временами был слышен слабый плач ребёнка, звавший свою маму. Спасатели нашли их в стороне от места удара: женщину выбросило вместе с креслом, окровавленными руками она крепко прижимала к себе маленькую девочку.  Обе были мертвы…
          

                Р А С П Л А Т А

     Это была довольно странная пара. Она – невысокая смазливая брюнетка с выразительной фигурой, он – мешковатый, плотный мужик, с маленькими глазами на грубом, вечно угрюмом лице. Небольшой посёлок, где они жили, расположился в нескольких километрах от аэродрома. Жизнь тут у всех на виду. Как говорят  про такие поселенья: в одном конце чихнёшь – с другого кричат «будь здоров». Поговаривали про них разное… Что он оказался несостоятельным, как мужчина, а она согласилась не уходить от него при условии, что он не будет вмешиваться в её личную жизнь. Видно, любил он её какой-то болезненной собачьей любовью и боялся потерять, что согласился на такое условие. Она же пользовалась своей свободой на всю катушку.
     Особенно любила она приобщать к тайнам плотской любви молоденьких парней, почти каждый год прибывающие в Авиаотряд по окончанию авиационных училищ. Пилоты и штурмана, техники и радисты. Почти каждый из них получал в своё время «провозку» в её любвеобильных объятиях. А с подачи местного острослова к ней так и прилипла кличка: Катька – «тренажёр».
     Не обделяла она своим вниманием и местных холостяков,  да и командировочные находили у неё понимание. В посёлке относились к ней по-разному. Одни при встрече плевались ей в след, само собой это были женщины. Мужики, в основном ухмылялись, некоторые, помня о своих грешках и будучи трусливыми  по натуре, отворачивались. Замполиту надоели слухи о её любовных похождениях, да и репутация Авиаотряда, как он считал, изрядно страдала от этого. А так как он был поставлен следить за моральным обликом коллектива, то решил заняться ею вплотную и однажды пригласил к себе в кабинет на профилактическую беседу.
     Секретарь, сидевшая в приёмной, в которой одна дверь вела в кабинет командира Авиаотряда, а вторая к замполиту, потом рассказывала в деталях подробности этой беседы. «Сначала минут десять был слышен бубнящий голос замполита. Потом стихло. Я подошла к двери, которая была не полностью закрыта и заглянула в щелку. Картина была потрясающей: Катька – «тренажёр» сидела на коленях у замполита. А так как был обеденный перерыв, штаб пустой, то каждое слово было слышно отлично. «А что, давай, Володенька, прямо на столе? - предложила она. – Своя-то, небось, надоела».  Тут она, видимо, почувствовав мой взгляд, подняла голову и подмигнула. После чего опустила руку вниз и впилась поцелуем ему в губы.  Такой напор ошеломил замполита. Но, спохватившись, он оторвал её от себя, глотая ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды. Катька хихикнула: «а ты ещё что надо, я почувствовала. Приходи ко мне в подсобку, после работы, не пожалеешь. Там такой диванчик.… А воспитывать меня не надо. Лучше я тебя сама просвещу». С этими словами она спорхнула с его колен и выскочила в приёмную. Я еле успела отскочить от двери. И говорит она мне: «плохо ты заботишься о своих начальниках. Какие-то они грубые, не умеют обращаться  с женщинами. А вот подглядывать, девушка, совсем нехорошо». Показала мне язык и вышла. Я так и осталась стоять с открытым ртом. Потом опомнилась и открыла дверь кабинета. Замполит сидел в кресле весь багровый и с вытаращенными глазами.  Меня увидел и как заорёт: «сколько раз я тебе говорил,  прежде чем зайти - нужно стучаться!..». «Да как шваркнет какой-то папкой по столу. Я пулей вылетела из кабинета».
     По секрету она рассказала эту историю подружке, которая была не очень-то сдержана на язычок. Отчего по посёлку вскоре пошла гулять байка про то, как замполит воспитывал Катьку, обрастая при этом невероятными подробностями.
     Катерина работала в АТБ Авиаотряда кладовщиком по выдаче инструментов. Её муж - в так называемой «тяжёлой» бригаде по проведению регламентных работ на вертолётах.
     Осенью прибыли по разнарядке два молодых специалиста после окончания технического училища. Естественно, Катька-«тренажёр» тут же положила на них глаз. Первого она «оприходовала» довольно быстро: как-то принесла его нелёгкая за каким-то инструментом в обеденный перерыв и она, не долго думая, затащила его в подсобку. Действо, проишедшее там, так понравилось парню, что потом он частенько крутился в районе кладовой, и как он хвастался – не безуспешно. 
     Со вторым у неё дело не пошло.  При встрече с ней тот краснел и отворачивался. Его приятель так красочно описывал свои встречи с Катькой, с такими подробностями, что сама мысль о ней приводила его в состояние брезгливости.
     Она впервые столкнулась с фактом, что её отвергали. И это было так ей непонятно и даже оскорбительно в её понимании, что она себе дала слово - всё сделает, но в постель к себе этого ангелочка  затащит. Внешне он, в самом деле, походил на ангела, как рисуют этот образ писатели и художники: светлые волнистые волосы, голубые глаза, доверчиво смотрящие на мир, стройная фигура. С первых посещений танцев в клубе он стал пользоваться таким вниманием со стороны женщин и явным недовольством мужчин, что перестал посещать подобные мероприятия.
     Но Катька-«тренажёр» отказываться от своей цели была не намерена. Прошло полгода. Как-то она, при встрече с приятелем парня заявила, что в субботу тот должен привести «ангелочка» на её день рождения. Иначе она отлучит его от всяких встреч с ней.
     Какие доводы он приводил, когда уговаривал друга – неизвестно, но на день рожденья они пришли оба. Так как они опоздали, их тут же заставили выпить «штрафную», как ни отказывался наш герой. После чего усадили за стол.
     После выпитой второй рюмки у него зашумело в голове, весь мир стал казаться светлым и все люди прекрасными и добрыми. И он совершенно не удивился, когда виновница торжества пригласила его на танец. Она прижала его к себе так, что он почувствовал всё её молодое гибкое тело, испытывая при этом доселе неизвестное волнение. Катька-«тренажёр», в свою очередь, почувствовала себя так странно, словно это происходило не с ней, познавшей стольких мужчин, а с той молодой девушкой, которую когда-то впервые прижал к себе на танцах какой-то парень.
     - Ну, всё, Катька сегодня своего добьётся! Да я бы тоже от такого красавчика не отказалась, – сказала соседке пышнотелая бабёнка, потянувшись, отчего её полная грудь вздёрнулась ещё выше.
     - И не только ты, я бы тоже не прочь! Какой херувимчик! – облизала та полные красные губы. 
     - О чём разговор, бабоньки? – краснолицый и лысоватый мужчина, муж одной из них, приобнял подружек за плечи, ненароком положив руку на пышную грудь соседки.
     - Э-э, - протянула та, скосив глаз на подругу – не обратила ли та внимание на маленькую шалость своего мужа: - На чужой каравай рот не разевай.
     - Верно, говоришь подруга, - икнула та. – А ещё говорят по другому: - На чужую кровать рот не разевать! – и визгливо захохотала, при этом погрозив мужу пальцем. – У тебя своя есть. А не то быстро на голове начнёт чесаться. – Теперь уже засмеялись обе.
     Между тем гулянка набирала обороты. Играл магнитофон. Несколько пар прыгали под грохочущую музыку на свободном месте. Другие сидели за столом, выпивали, закусывали, разбирались в отношениях типа: «ты меня уважаешь?..».
     Через какое-то время подруги обратили внимание, что именинница исчезла, исчез и парень.
     - Что и требовалось доказать. Испёкся птенчик. – Захихикала полная бабёнка, поднимая рюмку:
     - Катька своего не упустит. Давай за то, что у нас ещё одним мужиком станет больше.
     Но не только они заметили их отсутствие. Муж виновницы торжества тоже отметил это, вернувшись после перекура на кухне. Он торкнулся в дверь второй комнаты, включил свет и тут же выключил. Это было не то, что он искал: другая парочка самозабвенно целовалась, завалившись на кровать, и всё у них шло к логическому завершению, судя по беспорядку в одежде. При этом он со злорадством отметил, что это были чужие муж и жена – законные могли бы дотерпеть и до дома.
     Тогда он, стараясь не привлекать чьё-либо внимание, осторожно выбрался на лестничную площадку и вошёл в соседнюю квартиру. Тихо ступая, подошёл к двери спальни, прислушался. Сомнений у него не осталось: оттуда доносились приглушённые стоны и всхлипы. Он постоял немного, покачивая головой, потом так же бесшумно вернулся в свою квартиру.
     Через некоторое время в квартиру проскользнула именинница, не скрывая довольного блеска в своих блудливых глазах. Две подруги смотрели на неё с нескрываемой завистью. Потом вернулся парень, с каким-то растерянным  выражением на лице. Сел на своё место, не смотря по сторонам, уставился в тарелку. Буря чувств бушевала в нём: было очень стыдно, казалось, что все знают о том, что произошло в соседней квартире, что это нехорошо – она была женой другого мужчины; потом эти нехорошие слухи о ней.…С другой стороны он был благодарен ей, что именно она сделала из него настоящего мужчину – открыла  неведомые ему до сих пор чувства.
     Он поднял голову – никто не смотрел в его сторону. Это его приободрило. Он взял рюмку и хотел, было, выпить глоток водки, как вдруг почувствовал на плече чью-то тяжёлую руку. Он повернул голову – рядом стоял муж именинницы, хмуро смотря на него из-под лохматых бровей.
     Парень втянул голову в плечи, ожидая от того всё что угодно. Тот сел рядом, осмотрел стол, взял бутылку, которая в его ручище казалась пузырьком, и наполнил водкой два стакана.
     - Выпьем? – один стакан он пододвинул к парню.
     Тот кивнул головой и поднял рюмку.
     - Так не пойдёт, - строго сказал муж, - за именинницу нужно выпить вот это, - и вновь пододвинул стакан.
     - Я столько не могу, - прошептал парень, с тоской глядя на стакан. Он огляделся в надежде, что кто-нибудь заступится за него, но никто не обращал на них внимание. Именинница хохотала в кругу нескольких мужчин, которые, как мартовские коты, с вожделением смотрели на её прелести. Его друг что-то нашёптывал на ушко своей соседке, которая, хихикая, позволяла его руке гладить себя по бедру.
     - Ты чё, не мужик чё ли? Или хочешь меня обидеть? – скрытая угроза послышалась в глухом голосе мужа, он недовольно посмотрел на соседа.
     - Почему не мужик? Мужик! – внезапно для себя даже с какой-то гордостью ответил тот, вновь вспомнив соседнюю квартиру.
     - Ну, а коль мужик, давай пей! – взяв свой стакан, муж в несколько глотков осушил его. – Теперь твоя очередь. Давай, давай…
     Но тот сумел выпить только полстакана. Помотал головой и поставил остальное на стол.
     - Какой ты мужик, хлюпик… - презрительно проронил муж, - а всё туда же, - непонятно к чему произнёс он.
     Но его сосед никак не воспринял его слова. Он попросту уже его не слышал. Водка мягкой тёплой волной прошлась по нему внутри, голова приятно закружилась, закружилось и всё вокруг.  Сосед посмотрел вокруг: гульба достигла своего апогея. Всё уже основательно подпили, настал тот момент, когда уже никто ни на что не обращал внимание. Жены вновь не было в комнате, видно она дарила свою благосклонность очередному владельцу мужских штанов.
     - Что ж, видно такая твоя судьба – ответить за всех, - пробормотал её муж, приподнимая парня со стула: - Пора баиньки, пойдём, малыш… - Даже с какой-то нежностью продолжил он.
     - Баиньки, - пролепетал тот, бессмысленно улыбаясь. Выведя его в коридор, хозяин квартиры надел на него меховую куртку, нахлобучил на голову шапку, оделся сам.
     На улице было темно, мороз крепчал. «Пожалуй, за тридцать давит», - промелькнуло у него в голове, он поднял воротник. Остановка автобуса была неподалёку. Подойдя к ней, завёл еле передвигавшего ноги парня за строение. В какой-то момент его одолело сомнение. «Что же ты отыгрываешься на этом парнишке? Меньше всех он виноват. Она же совратила. Посмотри, неужели тебе не жаль его?», - увещевал внутренний голос. Он глянул в лицо стоявшего напротив парня. Ненависть, холодной рукой сдавливающая сердце, требовала выхода. Злобно оскалившись, коротким тычком он ударил его в лицо. Затем нагнулся над неподвижным телом, заботливо натянул ему на голову свалившуюся шапку. Осмотревшись, стащил с его ног меховые ботинки вместе с носками и отшвырнул подальше…
     Наткнулся на неподвижное тело пассажир, зашедший  за остановку по нужде. Парня доставили в больницу, где и выяснилось, что он отморозил ноги. Ему отняли ступни. Ходили всякие слухи. Даже завели уголовное дело. Но всё кончилось разговорами. Пострадавший ничего не помнил. Никто ничего не видел. И дело закрыли…
     Катька-«тренажёр», как-то вечером, долго смотрела на мужа, отчего тот непроизвольно заёрзал на стуле и отвёл от неё свой собачий преданный взгляд.
     - Это ты…   Это ты, сволочь, сделал… Будь ты проклят! Я уйду от тебя! – выкрикнула она. Затем упала лицом на руки и горько и безутешно зарыдала.
     Через месяц за парнем прилетел отец. Из больницы они приехали на аэродром прямо к трапу самолёта. Отодвинув санитаров, которые хотели занести сына на носилках, отец взял его на руки и стал подниматься по трапу в салон. Из-за его плеча парень последний раз посмотрел на заснеженные горы,  небо, на эту землю, которая так жестоко обошлась с ним…   
               

                К О С А   Н А   К А М Е Н Ь

     Человек, который храпит во сне - сущее наказание для тех, кто вынужден в ночное время разделять с ним ограниченное жилое пространство.  Своего рода – бич Божий.
     Работая командиром АН-2 или «Аннушки», как любовно звали на Севере этот самолёт, я как-то получил задание перебросить груз и несколько человек в Залив. Люди оказались сотрудниками базировавшейся там Ленинградской комплексной геологической экспедиции. Начальником у них был Леонтьев Алексей Иванович. Лет за тридцать с небольшим, худощавый, с обыкновенным лицом, он, тем не менее, имел одну особенность: при разговоре непроизвольно причмокивал, как карась в тине. При первоначальном общении с ним становилось немного неловко, но потом этот своего рода языковый изъян воспринимался обыденно.
     Прилетели мы в Залив, а там нас уже встречал Леонтьев. Часть оборудования и продукты, которые мы привезли, нужно было забросить в одну из партий экспедиции, что располагалась далеко за Полярным кругом. Время шло к вечеру, выполнить рейс мы не успевали. Оставили заявку на полёт на завтра в АДП, а сами поехали в гостиницу.
     - Если шеф будет приглашать переночевать у него в «люксе», ни под каким предлогом не соглашайся. – Шёпотом предостерёг меня один из его сотрудников, когда мы входили в здание местной гостиницы. – Храпит - жуть! Бессонная ночь обеспечена.
     С размещением в гостинице возникли проблемы. Администратор клялась, что нет ни одного свободного места. Всё отдано под размещение участников зонального совещания учителей перед новым учебным годом.
     - Ну, вот, - причмокнул Леонтьев, - разместимся у меня. Есть диван, а для твоего второго пилота попросим раскладушку.
     Такая перспектива, помня предостережение геолога, меня не устраивала. Дело было ещё в том, что я не мог спать при включённом свете, работающем радио или телевизоре, и когда рядом храпят. Всё время завидовал тем, кто мог засыпать в различных условиях. Поэтому решил стоять до последнего.
     - Послушайте! – заискивающе обратился я к женщине за окошком. – Насколько я информирован, у Авиаотряда договор с вашей гостиницей на одну комнату для транзитных экипажей.
     - Молодой человек, - устало проронила администратор, - я же вам всё объяснила. Неужели непонятно? Впрочем, - она перешла на шёпот, - есть свободная комната. Бронь райкома партии для представителей из области. – Она пожала плечами: - Может, согласятся отдать на ночь. Попробуйте договориться.
     Я отошёл к Леонтьеву и объяснил ситуацию, добавив, что сегодня эти представители уже не появятся. Поскольку рейса из окружного центра не будет.
     - А что? - Чмок… чмок,  – согласился он, - можно попробовать. – Чмок… чмок.
     Говорил он пару минут, потом передал трубку администратору. Та получила подтверждение, и мы стали заполнять бланки.
     - Послушайте, Алексей Иванович, - как-то смущённо обратилась к нему женщина. – Вы не смогли бы приютить на ночь вон того гражданина? Вторую ночь вынужден провести в кресле. Он командировочный из Магадана. Завтра улетает.    На одну ночь…
     - Я согласен, - причмокнул он. – Отчего же…
     - Товарищ! – позвала она командировочного. Невысокий мужичок в помятой шляпе споро подошёл к окошку администратора. – Вот Алексей Иванович согласился поделиться с вами номером. – Тот горячо поблагодарил Леонтьева, заявив, что не доставит никаких неудобств.
     - Да полноте, - причмокнул Алексей Иванович, - только хочу предупредить, - заявил он смущённо, - я сильно храплю.
     - Ну, что вы, какие пустяки, - успокоил его мужчина, смотря на него осоловелыми глазами. – Мне бы только до подушки добраться. А там хоть из пушки стреляй – не проснусь.
     Разместились мы со вторым пилотом в комнате, сходили поужинать в ресторан на первом этаже и, вернувшись, завалились спать. Ночью я вынужденно встал, сунул ноги в ботинки и осторожно вышел в коридор. В тусклом освещении я заметил фигуру человека, идущего к окну в конце коридора. Потом он развернулся и пошёл мне навстречу. С удивлением я узнал Леонтьева.
     - Не спится, Алексей Иванович? – спросил я. – Бессонница?
     - Какая к чёрту бессонница!? – шёпотом ответил он. – Послал бог напарничка…   Представляешь,  командир? – от расстройства он причмокивал чаще. – Я храплю…  Но этот… Это что-то невероятное. – Леонтьев помотал головой. – Он не храпит, он рычит, как трактор…Спать с ним невозможно. Вот, не выдержал, ушёл из номера. – Алексей Иванович удручённо смолк.
     Я от всей души посочувствовал ему, подумав при этом, что сколько человек вот так же маялись, оказавшись с ним в одной комнате. Но вот всё поменялось. Не зря говорят в народе: «нашла коса на камень…».
    Так вот, был у меня позже в эскадрильи один пилот-инструктор. До меня доходили слухи, что есть у него один изъян – храп. Мол, спать с ним в одной комнате невозможно, бессонная ночь гарантирована. В этом я убедился, попав как-то в одну комнату с ним  в гостинице одного из северных аэропортов по причине непогоды.
     - Ты, это, Игнатич, ложись отдыхать, а я пойду телевизор посмотрю. – Как-то уж очень заботливо произнёс он,  накидывая на себя лётную куртку – в холле было прохладно. Время было довольно позднее, и я последовал его совету. Залез под толстое ватное одеяло и вскоре уснул под тягучие завывания полярной пурги за окном.
     Проснулся я от невероятных звуков, которые сотрясали комнату. Было ощущение, что рядом работает какой-то агрегат: рычащие и клокочущие раскаты следовали в определённой последовательности. В какой-то момент эта какофония резко обрывалась, что бы через короткий промежуток времени возобновиться с ещё большей силой.
     Некоторое время я пролежал, пытаясь вновь уснуть: то накрывшись одеялом с головой, то положив голову под подушку - всё было напрасно. Потом я вспомнил некоторые советы, которые нужно применить, дабы прекратить храп соседа. Я высунул голову из-под подушке и стал губами причмокивать. Внезапно храп прекратился. Я, было, возрадовался, но ненадолго. Через мгновение звуки «богатырской симфонии» вновь заполнили комнату. И сколько я потом не чмокал губами – ничего не менялось.
     Поняв, что этот способ не оправдывает себя, я встал, подошёл к храпуну и легонько потряс его за плечо.
     - А? Что? – вскинулся он. – Пора вставать? Летим?
     - Кой к чёрту летим… - Хмыкнул я. – Страшно храпишь, Геннадий. Спать невозможно. Повернись на другой бок.
     Минут пять было тихо, я уже стал засыпать, как всё возобновилось. Полежав некоторое время, я встал и сердито ткнул кулаком соседу в бок. Результат был прежним. Поняв, что спать мне не придётся, я оделся и, прихватив меховую куртку, вышел в коридор. В холле, сидя в кресле, я так и продремал до утра.
     - Извини, Игнатич, - виновато глядя на меня, пробормотал пилот-инструктор, сидя напротив меня в столовой. – Ничего не могу с собой поделать. И к врачам обращался, да всё без толку.
     - Да ладно, ты же не нарочно, - примирительно сказал я, ковыряя вилкой в омлете. Есть не хотелось. Голова болела – результат бессонной ночи.
     - Скажи, и как только это терпит твоя жена? – воззрился я на него с любопытством.
     - Ты, Игнатич, не поверишь! – оживился Геннадий, видя, что я не сержусь. – Мой храп совершенно её не беспокоит. Мало того, если меня нет дома, она не может спать. Каково? – захохотал он.
     - Да уж… - удивлённо пробормотал я, - какие только фортеля не выкидывает матушка-природа.
     От продолжения происшедшего меня спасло то, что пурга прекратилась, и через пару часов мы вылетели на базу. Как следствием бессонной ночи был подозрительный взгляд стартового фельдшера в медпункте при прохождении обязательного медицинского контроля перед вылетом.
     - Плохо спали, командир? – средних лет женщина, проверяя пульс, внимательно изучала мою физиономию. – Вид ваш не нравится. Да и пульс частит. Случайно не употребляли?..
     - Что вы, доктор, - усмехнулся я. И рассказал ей о бессонной ночи.
     Выражение лица её смягчилось: - Как я вас понимаю, - доброжелательным тоном проговорила она. – Я вот так со своим мужем двадцать лет маюсь. Чего только не делали – бесполезно, ничего не помогает. Дело дошло до того, что спим с ним в разных комнатах. А что делать? – с этими словами она поставила штамп и расписалась в полётном задании – допуск экипажа к полёту.
     Путь до базы я продремал в свободном пассажирском кресле, заявив экипажу, что домой долетят они и без меня. В дреме мне вдруг вспомнилась та давняя история с Леонтьевым, и я сердито пожелал пилоту-инструктору встретить на пути такой вот камень…               
             
                «Ш Ё П О Т»   З В Ё З Д

     Багровый блин солнца наполовину завалился за горизонт, когда два АН-2 на лыжных шасси с небольшим  интервалом плюхнулись на снежную полосу  якутского посёлка, стоящего на берегу одноимённой реки.  Едва остановились винты заруливших  на стоянку машин, как экипажи быстро  набросили  на двигатели чехлы, поставили заглушки и дружной гурьбой направились к большому деревянному зданию с застеклённой будкой на крыше.
     - Ну,  это  по-божески,  всего-то  сорок два. И ветра нет  - Пробасил здоровяк, вразвалку шагая рядом с командиром другого самолёта.
     - Ага,  по-божески, -  скептически  хмыкнул  тот.  – За ночь прижмёт,  перевалит за сорок пять  градусов и… - выдержал он паузу, - сливай воду и пой разлуку.
     - Типун тебе на язык, Гена, - зыркнул сердито на него синими глазами крепыш. – Завтра будет всё путём. Осталось каких-то три ночевки, и мы в славном городе Иркутске. 
     - Ты,  Володя,  сначала  доберись  до этого  славного  города.  А  мне  кажется,  что  мы  тремя ночёвками не отделаемся. – Гнул своё скептик.
     - Пессимист ты, и всё тут. Кстати, - оживился  Владимир. – Ты знаешь, в чём разница между пессимистом и оптимистом?
     - И в чём же?
     - А в том: пессимист считает, что коньяк пахнет клопами, а оптимист – что клопы пахнут коньяком. Чуешь разницу?
     Шедшие сзади вторые пилоты и техники засмеялись.
     - Забавно, я как-то не замечал. – Сдержанно хохотнул Геннадий.
     Они подошли к промёрзшей двери здания. Стуча унтами, отряхивая с них снег, шумно ввалились в дом...
     Рано утром, когда остальные ещё спали, Владимир осторожно оделся и вышел. Вскоре вернулся, лёг поверх одеяла и мрачно уставился в потолок.
     - Ну, и… - услышал он шёпот. Повернулся и увидел заспанные глаза Геннадия:
     - Полтинник, - процедил он.
     - А что синоптик?
     - А что синоптик… - скривился Владимир. – Сказал, что в ближайшие дни рассчитывать на повышение температуры нечего. Это всё Якутский максимум подсуропил. В Верхоянске ни много, ни мало аж шестьдесят градусов. Так что здесь в сравнении с ним почти что Сочи.
     - Ага. Сочи, – согласно кивнул Геннадий. – Может, сходим, искупнёмся?
     - Пойдём, сейчас плавки достану, - в тон ухмыльнулся здоровяк. – Но только прежде устрою побудку. – И соскочив с кровати, заорал:
     - Р-р-ота! Подъём! – и затрясся от хохота, заметив недоумённые и заспанные четыре пары глаз.
     - Полёты отменяются ввиду низких температур. А посему: кровати заправить, двадцать минут на туалет, затем организованно в столовую. Кстати, я вчера перемигнулся с одной «поварёшкой», так что на завтрак обещали накормить нас блинами. Вопросы есть?
     - Я подумал, что сплю в казарме. – Зевнув с завыванием, сказал его второй пилот. – А вы, товарищ командир, в училище случайно не старшиной эскадрильи были?
     - Ну, был, - подтвердил Владимир, - а ты как догадался?
     - Был у нас старшина, - усмехнулся второй пилот. – По утрам он орал точь в точь, как вы.
     - Гы…гы…гы, - затрясся от хохота толстый техник Лёха. – А что, командир, второй пилот у нас с юмором.
     - Ага, с юмором, - подтвердил командир. – Но может остаться без блинов, ежели с утра будет подрывать авторитет своего командира. Усёк, курсант? – ехидно прищурился Владимир, глядя на вытянувшееся лицо второго пилота…
     Дни шли один за другим. Утром кто-то из командиров шёл на «метео» выяснить, не увеличилась ли температура. Но столбик термометра как завис на цифре пятьдесят. А самолёт  АН-2 можно эксплуатировать до минус сорока пяти. Прошла неделя. Отцы-командиры ходить по утрам к синоптикам перестали. Дежурные диспетчера пообещали, что сразу сообщат им, как только начнёт теплеть.
     Однообразие давило на психику. Прочитали все книжки и журналы, какие обнаружили здесь. Каждый вечер, после ужина, собирались в столовой, и местный радист превращался в киномеханика, крутя фильмы, что нашлись в аэропорту. Старые ленты часто рвались и зрители терпеливо, без всяких там выкриков типа - «сапожник», терпеливо ждали, когда радист склеит ленту и аппарат вновь характерно зажужжит. 
     Хорошо то, что не нужно  выходить на улицу при таких морозах. Здание аэропорта было своеобразным комплексом – все необходимые основные и вспомогательные службы находились  в нём. Начальник аэропорта и АДП, «метео» и штурманская, стартовый медпункт и радиобюро, отдел перевозок и  лётная гостиница, столовая и баня, а так же туалет, что при таких морозах было не последним по значимости заведением. Только котельная и дизельная стояли особняком.
     Лётчиков предупредили, что при выходе на такой мороз необходимо закрывать нос и рот шарфом. Ибо в противном случае можно прихватить морозным воздухом верхушки лёгких, а это чревато последствиями. Но особого желания гулять никто не изъявлял. Только оба вторых пилота, недавние выпускники лётной школы, как-то поздним вечером выскочили наружу, чтобы услышать «шёпот» звёзд. Один из синоптиков поведал им о таком погодном феномене с таким красивым и романтичным названием. Он объяснил, что при таких низких температурах в плотном воздухе плавают мельчайшие льдинки, создавая характерный шум при трении друг с  другом.
     К ночи столбик термометра  понизился до пятидесяти пяти градусов. Одевшись, оба друга – желающих больше не нашлось – выскочили наружу и… замерли, очарованные замёрзшим миром. Деревья, окаймляющие аэропорт и полосу, были покрыты шапками снега и серебряной изморозью. С тёмного бархатного неба величественно сверкали мерцающие феерическими цветами мохнатые звёзды. Один из друзей толкнул другого и молча протянул руку в направлении северной части неба. Оба в немом восхищении смотрели на переливающиеся  радужные ленты и полосы северного сияния.
    Что-то вспомнив, один решительно сдвинул на бок свою шапку. Какое-то время он внимательно вслушивался, не взирая на то, что ухо стало покалывать иголками. Ему послышался едва различаемый шорох, словно вокруг кто-то неведомый пересыпал шуршащие невесомые драгоценные чешуйки. Он повернулся к другу и едва не засмеялся: тот также вслушивался, восторженно глядя на окружающий мир…
     - Ну, что мужики, дело дрянь. Сегодня уже десятый день, как мы торчим здесь. – Владимир, покачиваясь с пяток на носки, оглядел всю команду. - Мы тут с Геннадием посоветовались и пришли к одному… – Он переглянулся с командиром  второго самолёта. – Выхода у нас нет. Вернее есть и он один - нужно ломать погоду…
     Наступила тишина. Два вторых пилота и два техника недоумённо переглянувшись, уставились на своих командиров. 
     - А как  её, погоду, можно сломать? – нарушил наступившее молчание второй пилот Геннадия.
     - Вот именно, как? – хмыкнул толстяк Лёха., оглядывая всех прищуренными глазами. – Что-то я никогда не слышал, что погоду ломают.
     - Да откуда ты мог слышать!? – снисходительно глянул на него Владимир. – Это, брат, бытует такое мнение среди пилотов. Когда по погоде сидишь столько дней, то стоит хорошенько выпить – на другой день погода приходит в норму. Сечёшь масть, пехота?
     - Выпить? – удивлённо вытаращил на него глаза Лёха, - так это мы завсегда, пожалуйста. – Он оглядел всех: - Полагаю, никто против не будет. – И проникновенно  воззрился на Владимира: 
     - Излагай диспозицию, отец родной!
     На что командир самолёта, уяснив ответственность и торжественность момента, опёршись на колченогий стол, словно полководец перед принятием судьбоносного решения, командным голосом изрёк:
     - Сегодня суббота…  Банный день. Самая ответственная задача ложится на Геннадия и его второго пилота: достать спиртное. Как я выяснил у персонала столовой, - при этом он довольно усмехнулся. Среди остальных тоже прошелестел смешок: последние ночи отмечалось его постоянное отсутствие. И как следствие, было отмечено разнообразие ассортимента блюд в столовой, да и порции значительно увеличились. – Так вот, в здешнем магазине есть только спирт.
Продолжил он прерванную самим же собой мысль. - Нас шестеро. Плюс четверо столовских. Полагаю, пяти бутылок хватит. Я беру на себя заказ в столовой. Кто-нибудь имеет что-то против пельменей?
     Против пельменей никто ничего не имел.
     - Отлично, - удовлетворённо кивнул Владимир. – Вчера в столовую доставили карасей. Очень они популярны здесь. Называются - «мамские», неподалёку озеро с таким названием. Думаю, жареные караси в сметане будут тоже кстати. Итак, приступаем к реализации нашей программы. Гена, - заботливо обратился он к тому: - Оденьтесь тщательно. Как-никак пару вёрст по такому морозу… 
     - Да всё нормально, - отмахнулся тот. – Мы же северные лётчики, что нам здешние морозы! – подмигнул он Владимиру…
     На столе в алюминиевых чашках, дымясь паром, изнывали пельмени. Жареные караси горкой громоздились на большой тарелке. Горделиво стояли бутылки спирта. Довершали картину квашеная капуста и солёные огурчики. И пышный хлеб местной выпечки.
     - За хорошую погоду! – Владимир поднял стакан со спиртом и, подмигнув смотревшим на него во все глаза  молодым пилотам, лихо опрокинул в себя. Шумно выдохнул, нацепил на вилку пельмень, повертел, остужая, затем вцепился крепкими зубами в сочную мякоть. За столом дружно застучали вилками. Забулькал наливаемый в стаканы спирт – гулянка покатилась по накатанной колее…
     - Во даёт! -  молодой пилот ткнул в бок своего друга, кивнув в сторону Владимира. – Чётвёртую миску пельменей приканчивает! А я половину первой только съел.
     - Тоже мне, сравнил. – Тот чуть ли не с восхищением посмотрел на своего командира. – Ты посмотри на его «маслобак»!
     Действительно, солидное брюшко сильно выпирало из-под свитера Владимира: - Не удивлюсь, если он навернёт ещё столько же! – захихикал он.   
      - И спирт пьёт неразбавленным, - покрутил головой второй пилот Геннадия. – Видно вот такими и должны быть северные лётчики.
     - Эге, - подхватил его собрат, - должны много пить, много есть. У нас и техник такой же, - кивнул он в сторону Лёхи, который осоловело глядел на пельмень, торчащий на вилке, видимо пытаясь сообразить, что с ним делать… - Только по сравнению с командиром он ещё щенок…

     - Ха! А что я вам говорил! – возбуждённый Владимир победно посмотрел на всех. - Пока вы тут досматривали десятый сон, я сгонял на «метео».
     - И что? – Геннадий скривился: голова трещала с похмелья, страшно мучила жажда. Остальные чувствовали себя не лучше.
     - Всё-таки сломали мы госпожу погоду: на термометре сорок четыре градуса.  Завтракаем, затем техники со вторыми пилотами греют самолёты. Пока готовимся, на морозе придёте в порядок. Да-а, - протянул он, с неодобрением оглядывая всех, - слабаки… Вам не спирт пить, а молоко тянуть через соломинку…
     - И не уговаривайте, командир, - отсвечивая стёклами очков, непреклонно произнесла стартовый фельдшер. – Уже наслышаны о вашей вчерашней пирушке. Идите, отдыхайте. Завтра и полетите.         
     - Так ведь завтра мороз может опять усилится. Мы здесь десять дней торчим. Сжальтесь, доктор! – Владимир готов был упасть перед ней на колени.
     - Не настаивайте, - сердито глянула женщина. – Не то заставлю в трубку дуть и акт составлю, на предмет употребления алкоголя. А что реакция будет положительной – не сомневаюсь. Что вам при этом грозит, вы отлично знаете. Так что советую освободить кабинет.
     …За ночь столбик термометра вновь опустился ниже пятидесяти градусов. Они молча сходили на завтрак, вернувшись, завалились на кровати. Когда стемнело, кто-то проронил:
     - Вот вам и ломка погоды, и «шёпот» звёзд.
     В ответ послышался чей-то тяжкий вздох. Только через две недели они смогли покинуть этот аэропорт, когда мороз вновь внезапно ослаб…



                Э Х О   В О Й Н Ы

     - А я сказал: держи строго на юг! – рявкнул по СПУ командир вертолёта,  сверкнув глазами на второго пилота.   
   - Это как, товарищ командир? – комично вздёрнул тот белёсые брови: - Прямо на солнце или сто восемьдесят по прибору? Тогда нужно увеличить курс, в этом районе большое магнитное склонение.   
     - Я сказал на юг – значит на юг, - вновь прорычал Женька Варламов, - а умники будут таскать чугун! – пригрозил он, намекая на использование второго пилота не по назначению при разгрузке вертолёта.
     - И чего это ты с утра не в настроении? – спросил бортмеханик, пробегая беглым взглядом по приборам: – Видно из-за того, что вчера продулся в «храп»? Сам виноват – больно азартен. Знаешь, нужно вовремя остановиться.
     - Иди ты, куда подальше со своими советами…  -  Буркнул командир. -  Учёного учить – только портить. Слышал такое? – и, не ожидая ответа от бортмеханика, который обижено засопел, властно проронил: - Взял управление! – наклонив при этом ручку управления и меняя курс полёта.
     На какое-то время в кабине воцарилось молчание. Женька угрюмо смотрел то на приборную доску, то на проплывающий внизу пейзаж: накрытые снежным покрывалом горы; озёра, всё ещё скованные ледовым панцирем; долины с реками и речушками, редкие барашки облаков. Второй пилот, держа перед собой полётную карту и сравнивая с ней местность, что-то бубнил себе под нос. Бортмеханик, насупившись, смотрел на приборы.
     Внезапно второй пилот, смотревший  через фонарь кабины, буквально влип в стекло. Через мгновение, повернувшись, было, раскрыл рот, но, увидев мрачную физиономию командира, заколебался. Вновь уставился на что-то заинтересовавшее его внизу. От возбуждения он заёрзал на сиденье и, решившись, нажал кнопку СПУ:
     - Командир! – завопил он. – Тут такое… Это… На земле самолёт лежит! – выпалил он, не отрываясь от стекла.
     - Самолёт!? – удивлённо-недоверчево спросил  Женька. – Откуда здесь самолёт? Может, у тебя со зрением не всё ладно? – ехидно сказал он. – Вот и мерещится невесть что…
     - Ничего мне не мерещится… - Обижено буркнул второй пилот. – Можешь сам посмотреть.
     - И посмотрю! – ответил Женька, заваливая машину в правый крен. – Ну, и где он, твой самолёт?
     - Так вон же! Смотри! Узкая долина, речка и …  самолёт.
     Но Женька и сам уже увидел, конечно, не целый самолёт, но почти уцелевший фюзеляж, и ещё разбросанные куски металла.
     Он вывел вертолёт из крена, почесал затылок. Глянул на часы. Посмотрел на экипаж:
     - Верно, самолёт. Только откуда он здесь? Это же Чукотское нагорье! Белое пятно. Сюда никто никогда не летал. Это мы впервые выбросили геологов в этих краях. Тут только чукчи со своими оленями могли проходить. Да и то вряд ли: долина, скорее всего, ущелье, мало походит на место, где пасутся олени. Да-а, - протянул Женька, - загадочная история.
     - Может, сядем, товарищ командир? Глянем, что там и домой. А? – заискивающе  уставился на него второй пилот, - вдруг там что-нибудь эдакое…
     - Какое эдакое? – посмотрел насмешливо на него командир, в то же время уменьшая мощность двигателя и переводя вертолёт на снижение.
     - Э, ты чего это? Садимся, что ли? – бортмеханик, для которого отступления от плана полёта являлось чуть ли не уголовным преступлением, неодобрительно посмотрел на командира.
     - Садимся, садимся… - пробормотал Женька, подворачивая вертолёт в сторону ущелья.
     - Ну, а вдруг узнают?  Да возьмут за задницу? – недовольно процедил бортмеханик. – Вечно ты ищешь приключений. И нас за собой тащишь… Нет, уйду я от тебя. Завтра же напишу рапорт, что бы перевели в другой экипаж, - бухтел он.
     - Сто первое китайское предупреждение, - веселился второй пилот. – Вот я полгода в вашем экипаже, и ты всё время уходишь… 
     - Ладно, уйдёшь, но это завтра. А сейчас контролируй обороты и температуру головок. – Женька сузил глаза, нацеливаясь на галечную косу, рядом с фюзеляжем.
     …После грохота двигателя стояла мёртвая тишина. Экипаж во все глаза смотрел на то, что когда-то было воздушной птицей, покорительницей небесной стихии.
     - ЛИ-2, - безапелляционно заявил  Женька, - вон и звёзда на хвосте.
     - А может «Дуглас», командир? ДС-3? Они похожи, как две капли воды. – Подал голос второй пилот.
     - Много ты знаешь, - пренебрежительно скривился Женька. – Сказал командир: ЛИ-2, значит ЛИ-2. Понял, салага? И вообще, чего мы сидим? Пошли, посмотрим…
     Они вылезли из вертолёта и пошли к фюзеляжу. За ними, от радости, что под лапами земля, а не дрожащий пол, повизгивая и вертя хвостом, радостно семенил аэродромный пёс по кличке «Жулик», которого они нередко брали с собой в полёт.
     Чем ближе они подходили к самолёту, тем печальней становилось выражение их лиц. Видимо, произошёл лобовой удар о высокую скалу, которая торчала посреди ущелья. Удар был такой силы, что оторвавшееся  левое крыло вместе с двигателем улетело вперёд. И теперь лежало в речке.
Второе крыло постигла та же участь, только его отбросило, вернее, завернуло за край скалы и тоже оторвало. Носовую часть при ударе сплюснуло так,  что не осталось признаков пилотской кабины.
     Они стояли молча, представляя каждый  о последних мгновениях жизни погибших лётчиков. Женька повернулся и посмотрел вдоль ущелья, откуда разбившийся самолёт заходил на посадку. Потом вновь обернулся к самолёту:
     - Я думаю, вот что произошло, - начал он ни на кого не глядя. – Скорее всего они шли с Аляски. В войну оттуда гнали американские самолёты на фронт. Может они летели днём над облачностью, или ночью. И здорово при этом отклонились от трассы. В силу каких-то, неизвестных  нам, причин. Ошибка штурмана, отказ навигационных приборов…  Радиомаяки на трассе были слабыми, а тут, возможно, магнитные бури… Полярное сияние, если они летели зимой… Потом что-то произошло. Кончился бензин, отказал двигатель… И они были вынуждены идти на посадку. Это ущелье было единственным местом, куда можно было попытаться сесть – кругом горы. Скала перед ними возникла внезапно, видимо они садились ночью и с убранными шасси, на «брюхо». Так что уйти от лобового удара не было никакой возможности. Они погибли мгновенно, раздавленные о скалу. – Женька глубоко вздохнул. Второй пилот содрогнулся, представив это…
     - Может, попытаемся заглянуть внутрь, коль сели, - спросил бортмеханик, подходя к двери и дёрнув за ручку. Та опустилась вниз, но дверь не открылась. - Видно, деформировалась при ударе.
     - Похоже на то… - согласился Женька, в свою очередь подёргав за ручку. – У нас на борту есть какая-нибудь железяка? Ну, что бы можно было подцепить дверь?    
     Ни слова не говоря, бортмеханик поспешил к вертолёту. За ним с радостным лаем бросился пёс. Через минуту, пыхтя и сопя от напряжения, они орудовали толстым стальным стержнем, сплющенным с одного конца, пытаясь открыть дверь. И это им удалось. При очередной попытке заскрежетало. Второй пилот, тянувший изо всех сил за ручку, неожиданно шлёпнулся на землю, потеряв равновесие. Все уставились на тёмный проём двери.
     - Ну, что? Пошли, посмотрим? – Женька, не ожидая ответа, шагнул внутрь. В салоне было темно. На полу валялись ящики, громоздясь у передней перегородки – видимо, были плохо закреплены при погрузке. От удара их бросило вперёд.
     - А я что говорил? – Женька, нагнувшись над ящиком, удовлетворённо хмыкнул. – Вот здесь надпись: - Made in USA, сделано в США, - перевёл он. Потом вновь склонился: - Ан…Анк… Анкоридж. – С трудом перевёл он. - Есть такой город на Аляске. Оттуда начинался перегоночный маршрут к нам.    
     - В ящиках, наверное, какие-то детали, - предположил бортмеханик, нацеливаясь подковырнуть крышку железкой.
     - Эх ты, темнота, всё бы ломом орудовал, - неодобрительно проворчал Женька. Нагнулся,  щёлкнул замками и открыл крышку. В стружке лежали небольшие картонные коробки.
     - Запчасти для самолётов. – Бортмеханик посмотрел на прибор, лежащий внутри одной из них. 
     Потом они ещё некоторое время осматривали отсек. Второй пилот подошёл к двери пилотской кабины, заглянул в узкую щель, но ничего не увидел. Да и что он мог там увидеть… Затем его внимание привлёк рисунок на перегородке. Он всмотрелся и через минуту раздался его торжествующий вопль:
     - Я же говорил, что это «Дуглас», ДС-3! Вот так-то! Тут знак фирмы!
     Подошедший командир всмотрелся в рисунок – три маленьких силуэта самолётов над земным шаром. – Верно! Ты молодец, второй!
     - А что это у тебя командир? – уставился на пустую бутылку в его руке второй пилот.
     - Знатная вещь была, - с сожалением вздохнул Женька. – Виски «Белая лошадь». Там их целый ящик, - он кивнул головой в сторону хвоста. – Только всё разбились при ударе.
     - Смотрите, что я нашёл… - Подошедший бортмеханик показал блестящую от смазки консервную банку. Командир взял её, вытащил складной нож и молча вскрыл. Понюхал содержимое: - Тушёнка. Как тогда говорили – «второй фронт». Похоже, до сих пор годна к употреблению. – Его взгляд упал на сидевшего пса. – Попробуешь, «Жулик»? – на что пёс радостно гавкнул и застучал хвостом. Женька выковырял содержимое на пол. Собака нюхнула тушёнку и с жадностью стала хватать куски мяса.
     - Да не торопись ты, а то подавишься! – усмехнулся командир. – И много там этих банок?
     Бортмеханик почесал затылок: - Так целых три ящика. Может, заберём? – воззрился он на Женьку. – Будет чем «Жулика» подкармливать.
     - Конечно, заберём! Не оставлять же такое добро. Глядишь, и нам пойдёт под её, родимую.… Берём ящики и пошли. И так уж слишком задержались.
     - А что же с ними?  С экипажем? – уточнил второй пилот, посмотрев  в сторону пилотской кабины. – Нельзя же вот так взять и улететь…
     - Мы ничего сделать не сможем. – Мрачно произнёс Женька. – Они там, сейчас, как в консервной банке. Стальная могила…  Столько лет прошло с тех пор, не менее пятнадцати …
     Они ещё простояли пару минут, думая о чём-то своём, потом командир решительно шагнул к двери: - Пошли! Время не ждёт… Да, ещё… Негоже оставлять так дверь…   Нужно закрыть.
     Взлетев, они сделали круг над местом давней катастрофы, пару раз качнули вертолётом, прощаясь с погибшими когда-то лётчиками, и взяли курс на юг. На  свою базу…


                Р Ы Б Ь Я   Т О С К А

     Мерно пыхтя, небольшой буксир тащил за собой, словно трудяга-муравей дохлую гусеницу, баржу, или как называют её здесь, плашкоут, заполненную до краёв свежей кетой. Нацелился  он носом на большой морозильный траулер, стоявший на рейде. Залив был спокоен, что бывает здесь очень редко. В разгаре была путина, шла кета и рыболовные бригады работали сутками, дабы успеть выполнить план. Кета шла плотно, несмотря на японских браконьеров, ставившие километровые сети на пути рыбьих косяков в нейтральных водах. Сторожевые корабли регулярно вытаскивали и уничтожали эту паутину, защищая интересы государства в своей экономической зоне, но сети появлялись вновь, словно те драконьи головы из сказки. И так всю путину…
     - Познакомлю я тебя, Валерий, с интереснейшим человеком. – Затянувшись последний раз, директор рыбозавода бросил окурок за борт. – Исходил он на кораблях весь белый свет. Чудесный человек и непревзойдённый рассказчик. Впрочем, сам увидишь…
     Звук двигателя буксира понизился, чёрный борт траулера медленно приближался, заслоняя собой, казалось, весь мир. Буксир подтянулся к штормтрапу. Валерий, задрав голову, смотрел на громадину судна, нависшего над ними. Какой-то человек в морской фуражке, нагнувшись через леер, внимательно вглядывался в них.
     - Привет, Викторыч! – директор рыбозавода махнул ему. – Принимай груз, восемь тонн кеты.
     - Здорово! Опять рыба? Тоска… Ты бы лучше мне бабу привёз.… Пять месяцев как из дома, болтаюсь на этой жестянке. Обрыдло… - Мрачно прогремело сверху.
     - Рыба тебе надоела…. Бабы со мной нет.… Ну, а гостей-то принимаешь? – прокричал директор.
     - Гостям мы всегда рады. – Донеслось сверху. – Кто это с тобой? Что за юноша с горящем взором?
     - Не юноша и не со взором… - В унисон ответил ему директор. – Пилот и командир эскадрильи, мой друг.
     - Валяйте, залазьте. Будем знакомиться…
     Директор ухватился за трап: - Давай, Валера, поднимайся. Я придержу его, чтобы не качался. Голова не закружится? Метров десять будет…
     - Тоже мне, небоскрёб… - хмыкнул лётчик и, хватаясь за перекладины, шустро полез вверх.
     Наверху его встретил высокий мужчина в фуражке с якорем на эмблеме, в куртке с золотыми шевронами на плечах.
     - Карпов Африкан Викторович, капитан этой посудины. – На лётчика взглянули прищуренные голубые глаза с обветренного лица.
     - Валерий Сибирцев, - в тон ему представился тот, пожимая жёсткую руку капитана…
     Они расположились в просторной капитанской каюте. Хозяин нажал кнопку интеркома:
     - Маруся, зайди-ка ко мне в каюту. – Через несколько минут в дверь постучали. Молодая высокая женщина переступила порог и остановилась, с любопытством глядя на гостей. На тёмноволосой голове кокетливо держалась голубая пилотка. Белоснежная кофточка, голубая юбка  и кружевной фартучек завершали её наряд. Капитан одобрительно кивнул:
     - Гости у нас, Маруся. Скажи Петровичу - стол на его усмотрение.
     - Я поняла, товарищ капитан. Всё сейчас сделаем. Могу идти?
     - Иди, иди, голубушка. – Капитан кивнул головой, и девушка вышла, напоследок стрельнув озорным взглядом на гостей.
     - И ты ещё плачешься…  - хохотнул директор, ставя на стол портфель. – Такая королева под боком… Нехорошо-с, господин капитан, вводить нас в заблуждение!
     - Это табу, дорогой мой. С обслуживающим персоналом - ни-ни! Так сказать – чревато. Узнают, а на судне это скрыть невозможно, и тут же заведут персональное дело. Я в этих делах стреляный воробей, ибо имею кое-какой горький опыт, за что и пострадал.
     - Интересно, интересно… - директор, засунув руку в портфель, так и оставил её там. – Что-то раньше ты мне не рассказывал об этом. – Укоризненно проронил он.
     - Так ведь кому хочется делиться о неприятных моментах в своей биографии? – криво усмехнулся морской волк. И резко переменил тему: - Слушай, коммерсант, ты чего это руку из портфеля не вытаскиваешь? Так и будешь сидеть? У тебя что там? Капкан?
     - Ага, капкан! И ещё какой! – засмеялся тот, вытаскивая две высоких коробки.
     - Постой, постой, что-то знакомое… - пробормотал капитан, беря одну в руку. – Но откуда!? – он изумлённо глянул на директора. – Здесь, у чёрта на куличках, и французский коньяк.… И не какой-то, а «Наполеон»!?
     - Всё просто…С последним сухогрузом в партии спиртного оказался французский коньяк. Естественно, о ком я мог подумать, если не о тебе!? Я наслышан, что настоящие морские волки предпочитают ром. Но рома не нашлось. Конечно, «Наполеон» - слабое утешение, но, как говорится: чем богаты… - с притворно-скорбным лицом заметил директор, плутовато смотря на капитана.
     - Уважил… - растрогано произнёс тот, вытаскивая из коробки пузатую бутылку тёмно-зелёного стекла с вдавленной печатью и надписями золотистого цвета.
     … Они уже принялись за вторую бутылку, когда Валерий, дождавшись паузы, внезапно спросил хозяина:
     - Капитан! – он уже заметил, что тому нравится вот именно такое к нему обращение. – А вы никогда не задумывались над своей фамилией, да и именем с отчеством? 
     - А что в них такого? – удивлённо посмотрел на него тот. – Ну, разве что имя редкостное. Так это отец родной подсуетился при моём рождении. Назвал в честь деда.
     - Не скажите.… Вот фамилия.… Напрямую связана с вашей деятельностью сейчас. То есть – производное от рыбы. Имя - Африкан: намёк на далёкие земли. Виктор – победитель. И что мы имеем? Победитель глубин и земных пространств. То есть ваше сегодняшнее положение было определено заранее. Что скажите?
     - М-да… - Пожевал губами моложавый седой капитан, - Мне никогда и в голову не приходило как-то связать всё это воедино. – Пробормотал он, глядя на Валерия. – Да, вы, как я посмотрю, аналитик! Неплохое качество в нынешней жизни.
     - А ему при его профессии и должности просто необходимо быть им. - Заметил директор, крутя в руке пустой фужер. – Господин аналитик! Может, плеснёте всем по капельке этого восхитительного напитка!? 
     Выпив, он лукаво посмотрел на хозяина:
     - Ну-с, мы ждём рассказа о случае, который в корне изменил твою судьбу. И, насколько я понял, связано это с прекрасным полом. Шерше ля фам, как говорят французы – ищите женщину!
     - Разве я обещал? – удивился капитан.
     - Обещал, обещал! – насел на него директор. - Давай, колись!
     - Раз обещал… Только что-то я этого не помню. Впрочем… - он махнул рукой.
     - Десять лет назад я ходил на большом сухогрузе по всем морям и океанам. – Так начал свой рассказ капитан Карпов. – Как-то мы вышли из Чили с большой партией меди. Из дома пришла радиограмма с указанием догрузить трюмы копрой на Маршалловых островах для одной японской
фирмы в Йокогаме. Через три недели плавания оказались на рейде одного из островов. Не успели мы отдать якорь, как к нашему кораблю устремились от берега лодки. «Никак нас сейчас возьмут на абордаж!» - громко крикнул кто-то из матросов, столпившихся у борта.   
      «Такой обычай в тропиках. Так с давних пор местные жители встречают все корабли». Со знанием дела объяснил старший штурман. С лодок доносилась музыка и мелодичное пение. Вскоре они подошли к борту, и я приказал спустить штормтрап. «Я бы не советовал это делать», -  прошипел мне на ухо замполит, молодой и рьяный. Но было уже поздно. В мгновение ока стайка молодых женщин, увенчанных цветами, оказались на палубе. Весело щебеча, они  растворились среди экипажа, надевая на головы матросов пахучие разноцветные гирлянды.
     - Вот тогда-то я впервые и увидел её… - Капитан замолчал, взял фужер и допил коньяк. Валерий с директором переглянулись.
     - И что же дальше?.. – не выдержал Валерий, протягивая бутылку к фужеру капитана.
     - Она подошла ко мне, сняла с себя яркую гирлянду и одела на меня. При этом нечаянно задела фуражку, отчего та свалилась на палубу. Я нагнулся за ней, женщина сделала то же самое и мы столкнулись лбами. «Сори», - смущённо извинился я, и мы дружно рассмеялись. Тут я и рассмотрел её. Шапка тёмных волнистых волос, украшенная ярким цветком. Большие чёрные глаза, тонкие брови. И не приплюснутый, как у большинства местных жителей, нос, а почти классический. Белоснежные зубы под полными пунцовыми губами. Она была очень красива.
     - А дальше получилось так… Запаса копры на местном складе оказалось недостаточно. Пришлось ждать подвоза с других островов. Через несколько дней ожидания пришло штормовое предупреждение с рекомендациями не выходить в море – к Маршалловым островам приближался мощный тайфун. Делать было нечего. Организовал для своей команды поездку по острову, роль гида взяла на себя Тэфара, так её звали. Она хорошо говорила по-английски, несколько лет назад окончив местный колледж. Я словно сошёл с ума. Мне не хотелось с ней расставаться ни на минуту. Она тоже тянулась ко мне. На корабле я оставил за себя старпома, а сам наведывался на борт изредка. Когда она узнала, что мы из России, она была изумлена. Но оказалось, что она знает такие слова: «спутник» и «Гагарин», что меня растрогало. Я даже возгордился оттого, что об этом знают на маленьких тропических островах в Тихом океане.
     Вечерами мы сидели с ней на берегу океана. На небе сверкали яркие мохнатые звёзды, лёгкий бриз шевелил кроны пальм. Лунная дорожка серебрилась на волнах. Я рассказывал ей о своей далёкой Родине, её необозримых просторах. О снежных бурях и жестоких морозах. О людях, которые живут там. Она молча слушала, положив голову мне на плечо.
     Как-то вечером, выслушав мой очередной рассказ и помолчав, она внезапно запела. Грустная песня взлетела птицей над притихшем миром. Тоска и понимание, что разлука неизбежна, так сжало мне сердце, что я еле сдержался, чтобы не застонать.
      Тэфару закончила петь, потом прошептала: это «Алоха Оэ», песня любви нашего народа. Её поёт женщина, когда полюбит…»  Она повернулась ко мне, и я утонул в её глазах… 
     Тайфун слегка задел острова. Через неделю доставили недостающий груз. Последний вечер и прощальную ночь мы провели вместе на берегу океана. На следующее утро, перед отплытием, вновь подплыли лодки – жители прощались с русскими моряками, впервые оказавшиеся здесь. Тэфару вновь надела на меня гирлянду, прошептав: «Не забывай меня. Возвращайся. Я буду ждать…»       
     - Что я мог ей ответить? – тяжело вздохнул капитан. - В какой-то момент дикая мысль пронзила мне мозг: «А что, взять, плюнуть на всё и остаться здесь, с моей Тэфару. Ловить рыбу, собирать кокосовые орехи, вечерами сидеть с ней на берегу океана и слушать её нежный и мелодичный голос». Но действительность тут же напомнила о себе гнусным голосом замполита: «Держите себя в руках, вы же капитан советского корабля. На вас экипаж смотрит…». И мы ушли…   
     Капитан открыл сейф, вытащил из коробочки кассету, вложил в магнитолу. Нажал кнопку. Зашуршало, затем щемящая сердце песня вырвалась волной из динамиков. Мы замерли. Песня была необычна, рыдающая мелодия рвалась из груди певицы, подхваченная многоголосым хором и серебряными переливами оркестра.
     «В разлуке любовь моя будет с тобой
       Всегда, до новой встречи».
     Капитан прошептал эти слова с последними звуками мелодии. Поднял голову, и друзья смущённо заметили его повлажневшие глаза.
     - Это и есть «Алоха Оэ», - он кивнул головой, затем вытащил из внутреннего кармана бумажник. Извлёк фотографию:
     - А вот моя Тэфару. Она всегда со мной… - проронил он и протянул её почему-то Валерию. Тот всмотрелся в снимок. На фоне пальм и голубых волн стояли двое: молодой моряк с капитанскими шевронами на плечах и красивая девушка с красным цветком в тёмных волосах, склонившая голову на плечо мужчины. Оба улыбались – боль разлуки ещё не туманила их глаза.
     - Да-а, - протянул директор, возвращая снимок капитану. – Тебя можно понять, друг. Но как эта история повлияла на твою дальнейшую судьбу?
     - Ничего таинственного… По приходу во Владик эта скотина, замполит, накатал на меня «телегу» в Пароходство. Мол, своим поведением дискредитировал звание советского капитана, связался с местной женщиной, бросил экипаж. И тому подобное… Вызывали меня в партком, на Коллегию. Хорошо ещё, что заступился за меня мой бывший однокашник по «мореходке». Он был замом у начальника Пароходства. Перевели меня на «каботаж», потом вот «доверили» рыбный промысел. - Криво усмехнулся Карпов и посмотрел на друзей:
     - Что, тоску нагнал на вас своими воспоминаниями? А-а, - махнул он рукой. – У меня всегда тоска. Теперь - рыбья… Валерий! Что-то ты забываешь о своих обязанностях! Давай-ка, наливай!
     … Через неделю, заходя на посадку через залив, Валерий обнаружил, что траулер исчез. Ушёл домой, во Владивосток, загрузившись полностью рыбой, объяснил ему по телефону его друг, директор. Больше в этих краях капитан Карпов так и не появился…
     Прошло несколько лет… Валерий перевёлся с Севера в один из сибирских городов. Прилетев как-то в Домодедово, зашёл в зал ожидания выпить чашку кофе. Потягивая горячий напиток, он разглядывал разношёрстную толпу, забившую весь громадный зал.
     - У вас свободно? – послышалось рядом.
     - Свободно… - он поднял голову и… обомлел. На него с радостной улыбкой смотрел его друг, директор рыбозавода. Они обнялись.
     - Смотрю, ты стоишь. Глазам своим не поверил. Думаю, привиделось. Нет, ты.… Откуда здесь?
     - Пришли за грузом. Завтра домой. А ты? Стоп. Не отвечай! На Север? На родной завод? – Валерий засмеялся, глядя на улыбающего друга. - Когда рейс?
     - Через пару часов. Ты не спешишь? Обожди…  -  метнулся тот к стойке бара. Тут же вернулся, достал из кармана меховой куртки плоскую фляжку коньяка. Разлил по пластмассовым стаканчикам: - Давай за встречу!
     - Помнишь, как мы пили «Наполеон» у нашего капитана на траулере? – улыбнулся Валерий. – Ничего о нём больше не слышал?
     - Пару лет назад мне о нём рассказал морской инспектор, прилетевший из Владивостока. Карпов ушёл со службы, продал квартиру и куда-то исчез. Никто его больше не видел. Помнишь ту песню… Никак не могу вспомнить её название, - с досадой проговорил директор.
     - «Алоха Оэ». И его любовь – Тэфару. Знаешь, эта история так запала мне в душу. Не каждый в своей жизни может испытать такое… - Валерий грустно покачал головой. Потом что-то озарило его: - Послушай! Говоришь, что он исчез. А что если он…  - Валерий уставился на друга.
      Они поняли друг друга без слов. Директор вновь налил коньяку:
     - Давай за них! За то, что они сейчас, может быть, вместе! Так хочется в это верить…
    

                С Ы Н   П О Л К А

     За окнами неиствовала  и завывала пурга, сотрясая стены дома, словно пробуя его на прочность. Но в доме было тепло и даже уютно, несмотря на спартанскую обстановку. Четыре кровати, стол, стулья. Пара цветных  репродукций на стене. А что ещё нужно экипажу самолёта, застрявшему в маленьком аэропорту по непогоде? Чтобы было тепло и место для сна.
     - То как зверь она завоет… - продекламировал Валерий, прислушиваясь к звукам за окном. – То заплачет как дитя, - закончил за него строфу вышедший из кухни высокий широкоплечий  мужчина в свитере. Резкие черты лица, острый взгляд серых глаз, седая прядь в густых волосах  - таков был командир Ан-2 Александр Фёдорович Петров. Человек крутого нрава, грубоватый, режущий правду-матку в глаза всем, независимо от должности. Поэтому он был неудобен многим, отчего и оставался рядовым командиром. На  «Аннушке» он летал виртуозно, зачастую нарушая лётные законы, и получая взыскания, которых за годы работы у него набралось много, как у того пса репьёв в хвосте.
     «На своём АН-2 я запросто могу лезгинку станцевать». – В подпитии иногда хвастался он. Впрочем, вполне заслуженно. Будучи командиром эскадрильи, Валерий как-то решил продвинуть его на должность командира звена, но понимания у руководства отряда не нашёл. «Ты, что, Валерий, с дуба рухнул!? – выкатил на него глаза командир отряда. – Даже если я соглашусь, то замполит наложит вето. С ним бодаться, что против ветра.… У замполита с Петровым какая-то история случилась – они же соседи по дому. С тех пор у нашего политрука вырос агромадный зуб на соседа. И даже не заикайся!» – замахал на него командир. Больше этот вопрос Валерий с командованием не оговаривал.   
     - Что это ты на кухне гремишь? – полюбопытствовал Валерий, откладывая в сторону потрёпанную книгу. – Не пора ли в столовую идти? Только вот из дома выходить не хочется. Смотри, что за окном творится! Огни в соседнем доме почти не просматриваются.      
     - А зачем куда-то идти? – хитро прищурил глаза пилот. – Сегодня ужинаем дома. Пр-р-рашу! – он протянул руку в сторону кухни.
     - И в честь чего такое великолепие? – удивлённо произнёс Валерий, глядя на кухонный стол. Крупно нарезанный кетовый балык, сырокопчёная колбаса,  маринованные китайские огурчики, банка клубничного джема, хлеб. Завершала эту картину бутылка коньяка.
     - Так есть весомая причина, - скромно проронил Александр Фёдорович, весьма довольный произведённым эффектом. – Твоему покорному слуге сегодня сороковник.
     - Да ты что… - Растеряно сказал Валерий, глядя на именинника.  – Извини, Фёдорыч, запамятовал я такой факт.
     - Не бери в голову, командир. У тебя в эскадрильи более полсотни гавриков, разве всё упомнишь. – Петров поставил на стол сковородку с поджаренным колбасным фаршем. – Ты, давай, садись. – Он сковырнул пробку с бутылки и налил золотистую жидкость в гранёные стаканы.
     Валерий сел, досадуя на себя за этот промах. В записной книжке у него были записаны даты дней рожденья всех его лётчиков. «Как я просмотрел…» - ругал он себя последними словами.
     - С юбилеем тебя, дорогой Александр Фёдорович! – он поднял стакан. – Удачи в полётах. Бороздить тебе небо ещё столько же. Будь здоров! – и выпил. В голову пришла спасительная мысль. Из внутреннего кармана лётной куртки он вытащил ручку.
     - Мой подарок, – протянул её имениннику. – «Паркер», с золотым пером. Владей.
     - Да ты что! – замахал на него руками пилот. – Да чтобы я… такую вещь… Во всём отряде такой больше ни у кого нет!
     - Прекрати. Обидеть хочешь? – рассердился Валерий. – С начальством не спорь. Бери!
     - Ну, коль так… - растроганно пробормотал именинник, принимая подарок. – Спасибо, Игнатич. Это же подарок на всю жизнь… Давай ещё по одной!
     - Послушай, Фёдорыч. А куда это наша молодёжь подевалась? – подцепляя вилкой румяный кусок фарша, спросил Валерий, имея в виду второго пилота и техника. Петров ухмыльнулся:
     - Так они пошли укреплять связи с работниками «общепита». Приглянулись им две молоденьких «поварёшки». Вот и договорились пойти с ними в клуб на танцы. А что? Дело молодое. – С хрустом потянулся именинник. – Я бы тоже не прочь потанцевать ночью с какой  ни будь поварихой! – засмеялся он, беря бутылку. Они выпили ещё по одной, закусив балыком.
     - Пожалуй, уже готово. – Фёдорыч, посмотрев на часы, снял с плитки кастрюльку, открыл крышку. По кухне поплыл дразнящий мясной запах. – Королевское блюдо сегодняшнего вечера: мясо по-казахски.
     - Как это: по-казахски? – полюбопытствовал Валерий.
     - Мясо нарезается кусками, заливается водой, много мелко накрошенного лука, соль, приправы. Варится не менее двух часов. Баранины нет, но, думаю, оленина будет не хуже, - пояснил Фёдорыч, разливая шурпу. Потом достал вторую бутылку коньяку.   
     - Не многовато будет? – дипломатично спросил комэск. – Вдруг завтра погода?
     - Да ты что, Игнатич!? Какая погода? Ты не хуже меня знаешь, что здесь пурга дует не менее недели. А сегодня ещё только второй день свистит. Да окончись она - в аэропорту ещё день будут отгребаться, пока приведут полосу в порядок.
     Он был прав, этот район в самом деле был уникальным. Выдававшаяся в океан часть суши словно притягивала к себе циклоны, которые замедляли здесь скорость, обрушивая на землю мощные снегопады и ураганные ветра. Сто десять пурговых дней в году - таким был официальный рекорд этих мест. Дома в посёлках заваливало снегом по крышу. К входным дверям пробивали туннель в снегу. Свет горел в помещениях круглосуточно. Транспорт двигался по пробитым тоннелям. Как утверждали специалисты: другого такого места на земле не было.
     - Давай-ка под горяченькое! – пилот протянул бутылку к стакану комэска. Некоторое время был слышен только стук ложек.
     - Какая вкуснятина! - Валерий откинулся к стенке, отдуваясь: - Ну, Фёдорыч, устроил ты сегодня праздник для души. Оказывается, ты не только лихо летаешь, но и готовишь не хуже.
     - Могём! – не скромничая, согласился тот. – Моё жизненное кредо таково: настоящий мужик не должен зависеть ни от каких обстоятельств.
     - Полностью разделяю с тобой этот принцип, – кивнул головой Валерий. – Дай-ка и мне сигарету. – Попросил он, посмотрев на  курившего соседа.
     - Да ты же не куришь, - удивился тот. - Сколько тебя знаю, а знаю я тебя давно, - ухмыльнулся Фёдорыч, - никогда ты не курил. 
     -  Да я за компанию. – Комэск взял протянутую сигарету. Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к вою пурги.
     - Забавная штука – жизнь, - прервал молчание именинник. – Какие она только кульбиты не выкидывает. Разве я мог тогда подумать, в те далёкие годы, будучи пилотом-инструктором и старшим лейтенантом, что пройдёт время  и мой курсант станет моим командиром эскадрильи. И как бы сложилась моя жизнь, не попади наш полк под сокращение? Скажи, Игнатич?
     - Что тут скажешь? – пожал плечами Валерий. – И у меня всё было бы по-другому. Стал бы я военным лётчиком. Но, видно, не судьба.… И кто знает, что лучше… - Они вновь помолчали.
     - Помнишь нашего командира полка, полковника Чурилина? - спросил Петров.
     - Как же, - улыбнулся Валерий. – Герой Советского Союза. Шестнадцать сбитых самолётов. А как он нам, курсантам, рассказывал о воздушных боях!? Заслушаешься…
     - Давай помянем его, замечательный был человек, - проронил Петров, наливая коньяк.
     - А он что, умер? – уставился на него комэск. – По-моему ему сейчас где-то за полтинник, не больше. Помнится, тогда ему было, вот как тебе сейчас.
     - Погиб он, - удручённо ответил тот. – После сокращения его перевели в Вяземский центр боевой подготовки ВВС. Погиб он на «МиГе», в тренировочном полёте.
     -  Вот как бывает… - После короткого молчания сказал Валерий. – Прошёл войну, остался цел, а погиб в мирное время. Кстати! Помнится, как-то ты заикнулся, что во время войны  был сыном полка. Расскажи, Фёдорыч! Многое, надо полагать, осталось в памяти.… А как ты попал в армию?
     Петров затянулся сигаретой, глаза его невидяще остановились на Валерии:
     - Знаешь, Игнатич, война - страшная штука, безжалостная, кровавая и жестокая. Жизнь человека ничего не стоит. Я как-то подсчитал, что каждый день войны в среднем уносил тринадцать тысяч жизней: наших солдат и мирных жителей. Вдумайся в эту цифру! Это же уму непостижимо! Как только мы выдержали?..  - Он взял бутылку, налил полстакана коньку и жадно выпил. Потом вновь закурил, несколько раз затянулся, глаза его затуманились:
     - Жили мы в Ростове. В сорок втором там шли жестокие бои. Город несколько раз переходил из рук в руки. Остался я совсем один. Отец погиб в начале войны. Мать и сёстрёнка погибли во время бомбёжки. В начале сорок третьего наши вышибли фашистов из города, и фронт покатился на запад. Вот тогда меня, полуживого пацанёнка, и пригрели разведчики артиллерийского полка тяжёлых гаубиц. Отмыли, накормили, одели в форму. С ними я прошёл до западной границы, через Украину, Белоруссию. Потом Литва, Восточная Пруссия. Победу мы встретили в Праге. Через пару месяцев полк перебросили на Дальний Восток. Бои с японцами. Закончил войну в звании ефрейтора. Тогда-то командир полка направил меня на учёбу в Суворовское училище. После него – лётная школа. Ну, а остальное ты знаешь. Да, как-то попала мне однажды книга Катаева «Сын полка». - Усмехнулся он. - Прочитал и удивился: будто обо мне написано. Видно много было судеб схожих с моей, таких вот парнишек…
     - Ты, Фёдорыч, словно анкету заполнил. Точно и кратко. – Заметил Валерий. - Но ведь были у тебя в то время такие моменты, что запомнились на всю жизнь? Ты хоть одного фрица убил?
     - Да как тебе сказать… - почесал затылок Петров. - Взял я однажды грех на душу…  Дело было в Восточной Пруссии. Выбили наши фрицев из одного фольварка. Ну, проще сказать – из хутора. Разместились мы в саду, разожгли костёр. Сержант, командир взвода разведчиков, мне и говорит:
     - Сашок! Сходи в дом, да пошарь в погребе, может там есть соленья да компоты. Принеси несколько банок. Да возьми с собой автомат. Мало ли что…
     Мы, как-то, в таком же фольварке спустились в погреб и поразились обилию всяческих солений-варений. Все полки были уставлены стеклянными банками. Огурцы, помидоры, варенья, компоты… Дёрнешь за резиновый язычок крышки, она - «чпок» и открылась. До чего здорово придумали немцы.
     Подошёл я к входной двери. Торкнулся – закрыто. Стал стучать. Вдруг дверь раскрылась, и на пороге появилась старуха. Седые волосы всклочены, худая, нос крючком, злющие глаза. Говорю ей – «мне бы компота».  Она в ответ что-то сердито прокаркала, я понял из её гневной тирады только два слова: «русише швайн», то есть русская свинья. В завершении она треснула меня своим костлявым кулаком в лоб, отчего я попятился и упал. Дверь захлопнулась. На меня такая злоба накатила, что я, не вставая с земли, перекрестил дверь автоматной очередью. На выстрелы прибежали разведчики.
     - Сашка, ты живой? Что случилось? Чего стрелял?
     Я и рассказал, что и как… Вышибли дверь. Старуха лежала ничком в паре метров от двери. Мёртвая. Единственная моя жертва за всю войну.
     - С почином тебя, Сашок! Старуху завалил, гы-гы-гы! – заржал один из разведчиков. Но тут же прикусил язык, заметив жёсткий взгляд сержанта. Я стоял подавленный, злоба ушла, осталось только чувство вины.
     - Не казнись, Сашка, - похлопал меня по плечу сержант. – Они сами виноваты, что мы пришли сюда. Вот и поделом им! – он с ожесточением сплюнул. – Пошли отсюда!..
     - Вот так-то, Игнатич, - Петров встал, поставил чайник на плитку. – Знаешь, прошло более четверти века, а некоторые эпизоды так врезались в память, словно это было вчера.  – Он вновь сел, повертел в руке бутылку, поставил на стол.
     - Было это, кажется, в Польше. Наш полк перебрасывали на другой участок фронта. Колонна растянулась на несколько сот метров. Только голова её выкатила из густого лес на голое пространство, как раздался чей-то истошный крик: «Воздух! Юнкерсы!». Я с разведчиками сидел в кузове одного из  грузовиков, тащивших гаубицу. Смотрим – точно, бомбардировщики. От атак с воздуха колонну прикрывала батарея четырёхствольных автоматических зениток. Они, не медля, открыли заградительный огонь. Это надо было видеть: завеса рвущихся снарядов встала на пути «Юнкерсов». Один тут же взорвался, второй, выпустив из себя чёрный хвост, пошёл к земле. Остальные, побросав кто куда бомбы, развернулись назад. Всё стихло. Внезапно по машинам ударили откуда-то пулемётные и автоматные очереди. Крики раненых, следом грохнул взрыв. Над соседней машиной вспух огненный шар. Из машин горохом посыпались солдаты, открыв ответный огонь. Не растерялся один из наводчиков зенитки. Опустил стволы и прошёлся по опушке леса струями огня. Тут и разведчики не дремали. Под прикрытием зенитки и деревьев, они и артиллеристы, с тыла атаковали напавших. Вспыхнула ожесточённая стрельба, которая вскоре оборвалась. Смотрим, из леса идут наши солдаты и ведут с собой ещё кого-то. Оказалось – пленные. Десяток фрицев, двое власовцев и один в штатской одежде. Русский. Тут прибежал капитан, представитель СМЕРШа*. Ну, с фрицами и власовцами было всё ясно. Их отвели чуть в сторону от дороги и расстреляли. «Ты кто такой? – спрашивает молодого парня капитан. - И почему стрелял в нас вместе с фашистами?» Тот стоит, трясётся от страха. «Меня угнали на работу, когда пришли немцы. Потом завод, где я работал, разбомбили  и нас разобрали по фермам. Вчера пришли немцы и забрали с собой. Дали винтовку и приказали стрелять. Откажешься – убьют. Пощадите, товарищи… Я не стрелял в  вас. Стрелял поверху… – Рыдающим голосом ответил он и бухнулся на колени. - Не убивайте, товарищи!
     - Отходчив наш человек. – изрёк Александр Фёдорович. - Вроде только что погибли твои друзья, с которыми ты столько хлебнул всего на этой войне, а тут же просыпается жалость. Может и в самом деле стрелял, не целясь, да к тому же совсем мальчишка. И вот чья-то сердобольная душа протягивает ему кусок горбушки. «Мол, на, поешь нашего русского хлеба». Тот стоит на коленях, жуя хлеб, голова трясётся, слёзы катятся по бледному лицу. Наш командир полка тихо говорит капитану: «может, стоит оставить в живых? Совсем ещё молодой… - На что тот цедит сквозь зубы: - Некогда мне с ним возиться. Его взяли с оружием в руках. Это враг. Я поступаю согласно приказа». Подходит к парню, за шиворот поднимает его с колен и тащит за собой в сторону расстрелянных, на ходу расстёгивая кобуру. Тот еле передвигает подкашивающиеся ноги, продолжая всхлипывать: - Товарищи… Братцы… Пощадите… Не убивайте…» Через минуту раздался выстрел, капитан из СМЕРШа  прошёл мимо нас, засовывая пистолет в кобуру. Солдаты, не смотря друг на друга, стали расходиться по машинам.      
     - На всю жизнь я запомнил эту картину: - Проронил Александр Фёдорович, держа в руке чайник, вновь переживая рассказанную историю. - Его залитое слезами, искажённое ужасом лицо, трясущиеся руки, в одной - зажатый кусок хлеба. И его мольбу: - «Братцы… Не убивайте…» 
--------------------------
*СМЕРШ – военная конрразведка.(авт.)




















               













                Д Р У Г И Е

                И С Т О Р И И



















 













                М А Ш К А – К У Р И Л Ь Щ И Ц А

     Группа новоиспечённых курсантов, пришедшая на склад получать обмундирование, столпилась у стоявшего рядом со складом  списанного самолёта. Облезлая обшивка фюзеляжа, потрёпанное хвостовое оперение, блестящие лопасти воздушного винта, чьи кромки несли отметины от столкновения с посторонними предметами – всё говорило о солидном возрасте этой машины. В крутолобой части корпуса чувствовалась мощь двигателя, а короткие крылья  свидетельствовали о немалой скорости.
     - Это вам не аэроклубовский «яшка».  – Раздался чей-то голос. Курсанты оглянулись: сзади них стоял молодой парень в выгоревшей добела форме, держа в руке шлемофон.   
     - Новенькие, что ли? – он пробежался взглядом по их лицам. – Сибиряки есть? Из Омска? Жаль… - разочаровано протянул он. – Закурить есть у кого?
     К нему потянулось несколько рук с сигаретами. Все с любопытством оглядывали парня. Он закурил и усмехнулся, заметив их взгляды.
     - Как он? – спросил невысокий курсант с непокорным вихром светлых волос на голове, кивнув в сторону самолёта.
     - Классная машина. Но строгая. Особенно на взлёте и пробеге после посадки. Трудно держать направление. Видите, какой лоб большой? – он похлопал по капоту двигателя. – У нас как-то один курсант не смог выдержать направление на взлёте. Его развернуло, и он взлетел с обратным курсом. Проскочил рядом  со стартовой машиной, так РП* - наш комэск, через перила сиганул на землю. Вот смеха – то было! – засмеялся он.
     - Попало ему? – спросил кто-то.
     - Не без этого. Отстранили от полётов. Дали дополнительную тренировку. Сейчас летает, как все. Нам осталось немного. Пока вы будите заниматься теорией, мы закончим лётную программу.
     - И что дальше?
     - Дальше полёты на МиГах. По окончанию – две звёздочки на погонах и в строевые полки ВВС.
Вот так-то, парни. – Лётчик с хрустом потянулся.
     - Послушай, а какая у него скорость? – не отставал от него светловолосый крепыш.
     - Пятьсот в горизонте, со снижением можно догнать до шестисот. Двигатель сильный, запросто крутит три восходящие «бочки». Ну, сами всё прочувствуете. Мне пора.
     - Во-о! – протянул один из курсантов. – Посмотрите! Что это за явление? Похоже, ишак.
     Все обернулись: по тропинке между ангарами, опустив голову, перебирало тонкими ногами невысокое животное.
   - Сам ты ишак! – под смех остальных заметил лётчик, - это ослица Машка. Можно сказать – дочь полка. Ещё познакомитесь с ней. Ладно, я пошёл. Ещё увидимся… 
   Вечером, в одной из курилок лётного городка, сидели курсанты – вновь прибывшие и «старички». Из бочки, врытой в землю, рвалось яркое пламя, причудливо искажая своими бликами лица сидящих. Все уже перезнакомились. Нашлись земляки, молодые курсанты, в новенькой, не обмятой форме, раскрыв рот, слушали байки бывалых курсантов. Кто-то из «старичков», настроив гитару, вполголоса напевал песню о дедушке-лётчике, «вечном» курсанте.
    В какой-то момент из темноты выдвинулась морда с торчащими длинными ушами. Минуту постояла, будто приглядываясь, потом требовательно ткнула головой одного из «старичков».
     - А-а, это ты, Машка? – ничуть не удивившись такому отношению, протянул тот. – Что-то ты сегодня припозднилась. Курить будешь? – услышав громкое «и-а», кивнул: - Сейчас сделаем.
     Молодые курсанты с любопытством смотрели за действиями «старика». Тот достал из кармана кисет, оторвал кусок газеты. Самокрутка была внушительна – он всыпал изрядную горсть махорки. Машка тоже внимательно смотрела на это, нетерпеливо подталкивая его головой.
    - Да обожди же ты, - ворчал «старик», раскуривая самокрутку. Табак задымился, потрескивая, курсант сунул сигаретину в зубы ослицы. – На, дыми!
     Та стиснула её крупными жёлтыми зубами и глубоко втянула в себя воздух. В самокрутке зашкварчало, закраснели горящие табачные крупинки. Во все глаза смотревшие на это диво молодые курсанты разинули рты – из ноздрей Машки повалил густой дым.
     - Вот это да-а! – восхищённо протянул кто-то из них. – Да её нужно в цирке показывать!
     - Ага, сейчас, - пробасил один из «стариков». – А кто тогда будет наводить порядок на территории?  Ты, что ли?      
     - Как? Она, что, ещё и подметает? – захохотал кто-то из молодых.
     - Ну, подметать  не подметает, а вот ни одного окурка на территории не найдёте. Она у нас молодец, дело своё знает. Верно я говорю, Машка? – «старик» погладил ослицу по морде.
     И точно, каждый день она бродила по городку, выискивая окурки. Найдя, ухватывала его зубами и с наслаждением перемалывала, помахивая хвостиком. Дежурному наряду оставалось только собрать остальной мусор, да подмести дорожки. Подкармливали её столовские работники отходами, иногда её можно было увидеть щиплющей траву. Но основное время она проводила в поисках окурков.
     Шли месяцы. Молодые курсанты приступили к тренировочным полётам на этом истребителе, приноравливаясь к его своенравному характеру. Первые месяцы были самыми сложными при его освоении. Кто-то быстро сумел ухватить эти особенности в полётах, у кого-то дело шло со скрипом. «Старики» начали тренироваться на реактивных «МиГах». Машка продолжала свою ежедневную деятельность по поиску своего лакомства. Всё шло своим чередом.
     - Ты, Машка, совсем оборзела! – выговаривал как-то вечером ей у курилки курсант, сворачивая внушительную попироску. – Уже вторую смолишь за вечер. Не бережёшь своё здоровье.
     - Угробите вы её окончательно, ребята, - заявил подошедший к курилке, инструктор, старший лейтенант Петров, глядя на курящую Машку – Всё-таки живое существо, а вы её травите.
    Как бы подтверждая его слова, ослица надрывно закашляла, выронив из зубов самокрутку.
     - Вот видите, - укоризненно покачал головой инструктор.
     - Так не мы же её приучили к табаку, товарищ старший лейтенант. – Виновато ответил курсант, погладив Машку по боку. – Она приходит и требует.
     - А вы как малые дети: глупые и жестокие. Нашли себе игрушку и радуетесь. Эх вы… - Петров, махнув рукой, ушёл.
     Он как в воду глядел. Машка кашляла всё сильнее, всё реже бродила по городку, не каждый вечер приходила к курилке. Через месяц она сдохла. Курсанты, возвращаясь с полётов, увидели, как старшина роты и двое дежурных положили Машку в телегу. Приоткрытым глазом проводила прошедших мимо людей, как им показалось, укоризненным взглядом, как бы говоря: «что же вы со мной сделали…» А старшина потом сказал, что Машка сдохла от рака лёгких. Вроде бы так заявил ветеринар.
     Долго ещё курсанты вспоминали несчастное животное, погибшее от человеческой глупости и неумной доброты. Иногда вечером, казалось, что вот сейчас из темноты высунется Машкина морда, пошевелит ушами и ткнёт ближнего курсанта в бок с немой просьбой: «дай закурить!»   Но тут же вспоминалось, что Машки больше нет. И становилось грустно, словно недавно потеряли близкого друга…
 

                Л И К Ё Р   «Щ А С С И»

     - И как же мы отметим наш славный праздник? - неизвестно к кому обращаясь, проговорил худой курсант по прозвищу «фон Гешке – имперский ас». Это прозвище ему прилепил старшина лётной группы, первый раз увидев его в шлемофоне. Нос крючком, совиные глаза, обрамлённые белёсыми ресницами, рыжие волосы и веснушки на костистом лице.  «Ну, один к одному фрицевский пилот, - веселились другие курсанты. – Это, случайно, не тебя снимали в роли немецкого аса? – с подковыркой спросил один из них, называя известный фильм». Кличка так и прилипла к нему. Сначала он обижался, а потом привык. Но, как оказалось, не совсем. Пришло время отрабатывать приёмы воздушного боя. Двухместные истребители, так называемые «спарки», каждая с инструктором и курсантом на борту, сходились в определённой зоне. И начиналась карусель…Если кто-то сумел зайти в хвост другому, что фиксировалось стоявшим на самолёте фотокинопулемётом, это считалось победой. «Послушай, Гешке, - как-то обратился к нему курсант из другой группы, - слышал, что ты завтра запланирован на бой. Я - тоже. Давай попросим техника нарисовать на вашей машине кресты?»  «Это ещё зачем? – поинтересовался тот, откладывая в сторону гитару. Нужно отметить, что он здорово играл на ней и пел приятным баритоном всякие песни: дворовые, блатные и прочие, популярные на тот момент. - Так нагляднее, будто и впрямь дерёшься с настоящим фрицем. А твоя физия прекрасно гармонирует с крестами. Но, но… - курсант опасливо отодвинулся, заметив, как тот взял поудобнее в руку гитару, с намерением треснуть его по голове. – Пошёл вон, а то инструмент не пожалею! – прорычал «фон Гешке» - курсант тут же ретировался. С тех пор подшучивать над ним напрямую любителей не находилось».
     - Чего все молчим? – продолжал он допытываться, оглядывая всех совиным взором.
     - А ты будто не знаешь… - подал голос старшина группы. – В десять утра общее построение. «Батя» поздравит с праздником. Начштаба, майор Шевченко, зачитает приказ по полку. Затем праздничный обед. Вечером замполит прочитает лекцию о роли наших ВВС в войне и их развитие в настоящее время. Покажут какой-нибудьфильм о лётчиках. Потом отбой. – Старшина скучным голосом перечислил распорядок.
      - Так это официально. А где священные сто грамм за наш кровный праздник? – спросил невысокий курсант, драивший до зеркального блеска пуговицы гимнастёрки.
     - Да где их взять, эти сто грамм? - старшина пожал плечами. – Из-за этого карантина в городе отменены увольнительные. Там бы мы разжились горячительным. Но, увы…
     В этом небольшом городке, где был расположен учебный полк ВВС, произошла вспышка дизентерии, и был введён карантин.
     - Чёрт бы их побрал, этих горожан… - проворчал кто-то. – Этот задрипанный городишко достоин называться теперь совсем по-другому.
     - Как это? – заинтересовано спросил «фон Гешке».
     «Ворчун», помолчав немного, выдал: - Например: Дристоград. Как вам?
     Грянул дружный хохот. И понеслось: - Поносбург… Засранцевск… и прочее. 
     Но вот взрыв веселья иссяк, и все вновь погрузились в невесёлое раздумье. Через некоторое время «ворчун», закончив подшивать свежий подворотничок, вновь подал голос:
     - Послушайте, ребята. Во время войны мой отец служил авиамехаником в бомбардировочном полку. ПЕ-2 у них были. Так вот он рассказывал, что они пили ликёр «шасси», когда не было спиртного.
     - Что это за зверь такой? – поинтересовался старшина.
     - Они брали жидкость из амортстоек. Допустим, подбитый самолёт дотягивал на свой аэродром. Потом выяснялось, что летать на нём больше невозможно. Вот со списанных машин доблестные советские техники и сливали. И, соответственно, употребляли.
     - А что за жидкость в амортстойках ЯКа? – старшина посмотрел на остальных курсантов.
     - Так что спиртоглицериновая смесь, пятьдесят на пятьдесят, товарищ старшина! – гаркнул один из них, подскочив с места и с показным усердием пожирая взором начальство.
     - А у нас… - начал старшина, но не закончил, - в ангаре, - продолжил «ворчун», - лежат амортстойки Серёгинова самолёта. 
     Наступило молчание. Ещё свежа была в памяти у всех гибель курсанта, их товарища. При посадке, во второй половине пробега, одно колесо самолёта провалилось в дренажный коллектор. Система, что проложили пленные немцы, строя аэродром, со временем стала разрушаться. Словом, стойка шасси подломилась, скорость была ещё приличная, и самолёт пару раз перевернуло через крыло. Когда курсанта вытащили из кабины, он был мёртв, ударившись виском о коллиматорный прицел. Видимо, был слабо притянут привязными ремнями.
     Перед глазами курсантов вновь всплыла картина прощания с ним. Полк  построили в форме каре. Внутри строя, на столе - открытый гроб, обшитый красным материалом. Рядом с ним, прижавшись друг к другу, стояли родители парня, не сводя с него глаз. Мать глухо рыдала, отец, почти весь седой, еле сдерживался… Как оказалось он у них был единственным ребёнком. К тому же поздним… Потом были прощальные слова, похоронная музыка оркестра, трёхкратный ружейный залп. Вот тогда-то и дошло до большинства из курсантов, как это опасно - связать свою жизнь с профессией военного лётчика…
     - Какие есть предложения по этому поводу? – прервал молчание старшина.
     - А какие могут быть предложения? – пожал крутыми плечами «ворчун». – Раскрутить одну амортстойку, да и попробовать, что это за ликёр «шасси».         
     - Других мнений нет? Отлично! – старшина оглядел всех. Взгляд его остановился на «ворчуне»: 
     - Возьмёшь пару ребят покрепче и завтра вечерком, после фильма, в ангар. Да так, чтобы никто не заметил. Там гремите поаккуратней, чтобы караульные не услышали. Ну, а мы сообразим насчёт закуски. На кухне завтра дежурят соседи – парни из лётной группы Петрова. Всем ясно? Тогда отбой.      
     …Три курсанта, пыхтя от усердия, орудовали над «ногой» истребителя. Что-то не получалось и они сдержанно ругались по поводу  заводских сборщиков, которые так намертво затягивали узлы конструкций машины.
     - Ребята, а может мы не в ту сторону отворачиваем? – выразил сомнение светловолосый крепыш. – Может в другую нужно?
     - Может… не может… Нужно было лучше матчасть учить, чтобы сомнений не было. – «Ворчун», сопя, давил на здоровенный гаечный ключ. – Я не сомневаюсь, ибо этот вопрос мне попался на зачёте.   
     - Тогда другое дело, – согласился третий. – Насчёт матчасти ты верно заметил. Вчера я слышал, как инструктора между полётами анекдоты травили. Один особенно мне запомнился. Сбили нашего летуна. Попал он к немцам в плен. Начинают допрашивать: какая мощность двигателя, скорость, потолок, дальность, вооружение. Молчит пилот. Начинают бить. День лупцуют, второй. Всё равно молчит. Ночью сбежал. Вернулся к своим, весь в синяках. Спрашивают его, что да как. А он в ответ: «парни, учите матчасть. Ох, и бьют там!»  Рассказчик заржал.
     - Ну, и в чём соль? – «ворчун», продолжая отвинчивать «стакан», переглянулся с третьим курсантом. Тот пожал плечами.
     - Да что неясно? - чуть не плача от досады, завопил рассказчик. – Он же просто не знал данные своего самолёта!
     - Тогда чего ты орёшь? И я о том же говорю – нужно учить матчасть. – Невозмутимо проронил «ворчун», не глядя в сторону расстроенного рассказчика. – Опа! – воскликнул он, осторожно отсоединяя «стакан», - давайте банку…   
      Курсанты с любопытством смотрели на желтоватую жидкость в трёхлитровой банке. Составляла она треть от её объёма. И напоминала своим видом жидкий мёд.
     - Это и есть ликёр «шасси»? – недоверчиво спросил «фон Гешке», качнув банку, отчего жидкость в ней тяжело плеснулась. Старшина со стуком поставил шесть алюминиевых кружек, взял банку в руки и, словно священнодействуя, разлил по емкостям.
     - Запах приятный, да и на вкус сладковатая. Я ещё в ангаре проверил, сделал глоток. – Довёл до сведенья «ворчун».
     Старшина, держа кружку в руке, оглядел парней:
     - Давайте за наш праздник – день Авиации. Без лишних слов! – и выпил. За ним последовали и остальные. Через минуту невысокий курсант вдруг подскочил, словно кто-то ткнул его шилом в одно место, и, зажав рот ладонью, выскочил наружу.
     - Не пошла, - авторитетно заявил старшина, с хрустом жуя огурец. – Только продукт испортил.
     Сказал он это зря. В течение ночи всех вывернуло наизнанку, да не по одному разу, в том числе и его. Утром лётная группа представляла собой бледный вид в полном смысле этого слова.
     Понедельник – день матчасти в ВВС. Самолёты моют, чистят, проверяют все узлы и системы. Старшина привёл группу и доложил технику самолёта. Лейтенант посмотрел на шеренгу курсантов, больше похожих на тени.
     - Ребята, что это с вами? Заболели? – удивлённо поинтересовался техник. – В гроб краше кладут. Так, вчера же наш праздник был. И чего же вы нахлебались? Ну-ка, рассказывайте!
Когда же старшина разъяснил ему, что произошло, тот насмешливо оглядел строй с поникшими головами.
     - Какие же вы ещё зелёные. – Неодобрительно произнёс техник-лейтенант. – Нужно было поинтересоваться у сведущих людей. Спирт-то отделяют от глицерина, а уже потом… Эх, вы… - Он махнул рукой: - Перевели попросту добро…
     - Товарищ лейтенант! – обратился к нему «ворчун». – А как отделяют спирт?
     - Вам-то теперь зачем знать?
     - Так ведь там ещё одна амортстойка осталась… - курсант хитро оглянулся на остальных, потом с невинным взглядом уставился на техника.
     - Говоришь, ещё одна есть… - Хмыкнул тот. – Ну-ну! – потом оглянулся по сторонам: - Об этом поговорим в другой раз. А сейчас на самолёт, и за работу! – посмотрев на вялых курсантов, ухмыльнулся: - Ликёр «шасси»…Эх…молодо-зелено…
   


                З А П Р Е Т Н Ы Й   П Л О Д

     Вторая половина июля. Жара. Казалось, что солнце готово испепелить всё вокруг. Валерий, стоящий в оцеплении по периметру аэродрома, с завистью посмотрел на самолёт, заходящий на посадку. «Хорошо ему в кабине, какая никакая вентиляция работает, а ты тут, как карась на раскалённой сковородке». Хотя он хорошо знал, что в кабине этого истребителя у пилота в такие жаркие дни спина мокрая. Система вентиляции была слаба.
     Страшно хотелось пить. Он посмотрел на часы – жариться в этом пекле ему ещё два часа. Облизал пересохшие губы. Метрах в ста от него стеной стояло кукурузное поле, вдоль которого пролегла заросшая дорога. «Пойти сорвать початок что ли…», - мелькнуло в голове. Ноги тут же понесли его к кукурузе. Но жажда не убавилась оттого, что он сгрыз половину початка: хотя зёрна были молочной спелости. Тут внимание его привлекли мелкие кустики среди кукурузы, на которых висели чёрные ягоды. Он сорвал несколько ягод. Специфический запах и вкус не оставили у него сомнений. «Так это же паслён!..» Ягоды были сладкие и водянистые. Он торопливо сдёргивал их с кустов и отправлял в рот. Пройдя с полсотни метров вглубь кукурузного поля, обобрав очередной куст, он распрямился и с удивлением увидел дальше за кустами прогал.
     «Что же там такое?..» Валерий, раздвинув кукурузу, удивлённо уставился на небольшие тёмные и полосатые шары. «Арбузы… Бахча!..» Он прошёлся по участку, сорвал покрупнее арбуз. Сняв солдатский ремень, кромкой пряжки разломил его. Мякоть только начала краснеть, но в данный момент в ней была влага, пусть и тепловатая. Ещё один арбуз значительно понизил жажду.
     Он обнаружил несколько таких участков. Хозяева, видимо, постарались сохранить в тайне эти бахчи, спрятав их от чужих глаз среди кукурузного поля.
     …Прошло пару недель. У одного курсанта из их группы был день рождения. Вечером, когда все собрались в укромном уголке поздравить именинника, Валерий принёс и торжественно водрузил на импровизированный стол два полосатых арбуза.
     - Откуда?! – после наступившего молчания изумлённо спросил виновник торжества, постучав по звонкому боку одного из них. Все уставились на Валерия.
     - Откуда… откуда… От верблюда! – загадочно и неопределённо ответил он. Но после выпитого стакана крепленого вина он, конечно, не выдержал, и рассказал о бахче. После шумных рассуждений пришли к одному: о местонахождение бахчи с другими не делиться, «экспроприацию» производить небольшими партиями: два-три арбуза, стараясь не оставлять следов.
     Как-то на вечернюю поверку пришёл начальник штаба майор Шевченко. Он несколько минут прохаживался перед выстроенными курсантами, буравя лица чёрными глазами-маслинами, блестевшими на круглом жирном лице. У средины строя он остановился, выставив вперёд свой толстый живот, опоясанный командирским ремнём с массивной звездой на пряжке. Вновь прошёлся тяжёлым взглядом по стоявшим «смирно» курсантам.
     - Кто-то таскает арбузы с бахчей, принадлежащих нашему техническому составу. Так вот, бандиты! Они велели вам передать: кого поймают на бахче – переломают ноги. Усекли?
     - Товарищ майор! – дежурный по городку пилот-инструктор повернулся к начальнику штаба. – Так это может не наши, а местные. А то, как что-то произойдёт, так курсанты виноваты!
     - Вы, товарищ старший лейтенант, не защищайте их! Забыли, как группа таких бандитов, обманув сторожа, залезла в колхозный сад. Ладно бы яблоки трясли, так они умудрились двух злющих собак сторожа скрутить и привязать друг к дружке. А чтобы не гавкали – обвязали им морды тряпками. В это время у сторожки двое из этих бандитов вели беседы со сторожем, угощая табачком и расспрашивая о его фронтовых подвигах. Так сказать, отвлекая его. В благодарность он им насыпал кучу яблок и приглашал приходить ещё.
     В строю кто-то сдавленно фыркнул. Послышались смешки.
     - Вы слышите? – кивнул в сторону строя майор. – Они веселятся. Они думают, что им всё сойдёт с рук. Советские соколы! – саркастически произнёс он. – Покорители воздуха! Мелкие воришки! Вот вы кто! – загремел майор.
     - С садом ведь ничего не доказали, товарищ майор! – упрямо гнул своё инструктор.
     - Правильно. Наш командир, Герой Советского Союза полковник Чурилин, никогда своих не сдавал. Но тут другое дело, так сказать – домашнее. – Майор тяжело вздохнул, в очередной раз оглядел строй курсантов. – Я всё сказал. А вы, соколики, думайте.
     С этими словами начальник штаба ушёл. Дежурный скомандовал «вольно», покачал головой:
     - Ребята! Майор прав. Бросайте это дело. Если кого-то поймают на бахче… Словом, техники злющие, настроены проучить, как следует.…  Посему добра от них не ждите. Поняли? Надеюсь на ваше благоразумие…
     Походы за арбузами на время прекратились. Наступила суббота, и на ужин среди прочего была жирная тихоокеанская сельдь, правда, солоноватая. Вечером она дала о себе знать: то и дело гремела кружка у бочка с водой.
     - Эх, сейчас бы арбузика зажевать! – мечтательно произнёс с тяжёлым вздохом кто-то из курсантов. Старшина группы, Василий, почесал затылок и хмыкнул:
     - Оно, конечно, неплохо съесть ломоть арбуза. Только  вы, видно, забыли, что сказал майор?
     - Так можно это сделать аккуратно, старшина. – Высокий чубатый курсант, Стас, ухмыляясь, кивнул на Валерия: - У нас и «сусанин» будь здоров, все тропки знает. Верно, Валера?
     Тот в ответ неопределённо пожал плечами. Идея эта почему-то не очень ему понравилась.
     - Да и кто будет сторожить сегодня? – не унимался Стас. – Суббота, банный день. Наши технари сидят за столами и, небось, похохатывают над нами. Мол, неплохо мы их припугнули…
     Старшина оглядел всех: - Банный день, говоришь? И что? Все согласны? – увидев оживление на лицах, решил: - Хорошо. В последний раз. Кто пойдёт?
     - Естественно, я, - объявил Стас, - Валера и… - он осмотрелся: - Санёк. Как ты? – тот согласно кивнул головой.
     - По паре арбузов каждый, не более. Ясно? – отрубил старшина.
     …Они прошли между ангарами и свернули на неприметную тропинку, ведущую в сторону кукурузного поля. Начинало темнеть. Молча дошли до границы аэродрома. Свернули ещё раз и через десяток минут приблизились к стене кукурузы. Валерий, шедший впереди, остановился.
     - Что? – ткнулся ему в спину чубатый Стас. Подошёл и Санёк.
     - Предчувствие у меня какое-то нехорошее, - посмотрел на друзей Валерий, - будто что-то должно случится…
     - Да брось ты… - недовольно проворчал Стас. – То же мне, гадалка…   
     - Ладно, - прошептал Валерий, - в таком случае предлагаю посетить четвёртый участок, мы там ещё не отмечались.
     - Ты - «сусанин», тебе и карты в руки, - ухмыльнулся в ответ Стас. – Давай, командуй! 
 Они прислушались к ночным звукам. Было тихо. Изредка тишину нарушала свистом какая-то ночная птица, да издалека слышался приглушённый лай собаки.
     - Пошли… - махнул рукой Валерий и, раздвигая кукурузные стебли, двинулся вперёд, к облюбованному им участку…
     Он стал откручивать нащупанный им арбуз, как тишина вдруг взорвалась дикими воплями: - Хватай! Держи! – вспыхнувшие конусы света фонариков полосовали темноту. – Вот они! Лови!
      Охвативший в первое мгновение ступор прошёл – Валерий метнулся в сторону. И во время: метнувшаяся к нему тень с криком: - Не уйдёшь, стервец! – вдруг с шумом и матом свалилась на землю. Этих секунд хватило ему, не мешкая, ломануться через кукурузу. Сзади по ушам ударил чей-то жалобный вопль, заглушивший все прежние звуки.    
     «Кого-то схватили…», - пронеслось у него в голове. Бешено работая руками и ногами, он мчался в темноте, моля об одном: «хоть бы не споткнуться… не попасть в ямку… не вывернуть ногу…»  Лёгким не хватало воздуха, сердце готово было выпрыгнуть из горла.
     Запалёно дыша, он заскочил в своё расположение.
     - Что случилось? – с тревогой спросил старшина, глядя на его потное лицо и открытый рот, жадно хватающий воздух.
     - Засада… - прохрипел Валерий. – Нас там ждали! Дайте воды… - захлёбываясь, он выпил в секунды протянутую кем-то кружку.
     - А остальные.… Где остальные парни? – тряс его старшина.
     - Не знаю… - помотал Валерий головой. – Что там… - договорить он не успел. В открытую дверь стремительно ворвались Стас и Санька. Такие же запалённые, с возбуждённым блеском в глазах. Увидев их, Валерий облегчённо вздохнул вместе со всеми.
     - Кто кричал? – спросил он, - я подумал – кого-то из вас схватили.
     - Как видишь – нет! – ответил Стас. – Мы подумали, что это тебя…
     - Так, парни. Быстро по койкам. – Скомандовал старшина. - Сейчас здесь начнётся проверка.
И как в воду глядел. Через несколько минут послышались шаги, и вспыхнул свет. В помещении стояли двое: начальник штаба и дежурный инструктор.
     - Товарищ майор, - негромко проронил дежурный, - да все на месте, они уже десятый сон смотрят.
     - Проверим, - майор двинулся вдоль кроватей, внимательно вглядываясь в спящих. Иногда даже откидывая край одеяла, чтобы удостоверится в наличии под ним человека.
     - М-да, - как-то разочаровано протянул майор, подойдя к дежурному. – В самом деле – все на месте. Странная история… Я был уверен, что это кто-то из ваших. Это же не шутка – техник звена ногу сломал. - Он пожевал губами, ещё раз прошёлся глазками-маслинами по кроватям. – Хорошо, капитан. Уходим…
     «Так вот кто кричал – техник звена, - понял Валерий, услышав майора. – Бедняга…  Впрочем, каждому - своё», - подумал он, закрывая глаза. 
    Через пару дней хозяева собрали арбузы, убрав таким образом в корне причину набегов на их бахчу. Курсанты иногда вспоминали «арбузную» эпопею. Да-а, что ни говори, а «запретный плод всегда сладок…».   



                Р А З З Я В А
               
     - Ну, соколики, и какие у кого планы на остаток дня? – командир, или Игнатич, как его звали остальные члены экипажа, повернулся в пилотском кресле, насмешливо глядя на парней. Он уже заранее знал ответ, но всякий раз, когда они заруливали на размякший от зноя асфальт самолётной стоянки в этой среднеазиатской стране, тем не менее, задавал его по установившейся традиции. И на этот раз ничего нового он не рассчитывал услышат.
     - Так ведь при таком пекле куда сейчас можно пойти? – Егор, второй пилот, полноватый блондин, вздёрнул белёсые брови. И сам же ответил: - Игнатич, слышал в погоде температуру!? Ни много, ни мало, аж сорок! Как в Африке!
     - Или как в бутылке  «русской»! – заржал штурман, весьма довольный своим сравнением.
     - Вот-вот! – усмехнулся Егор. – Вместе получается восемьдесят. И где можно выдержать такую температуру? Только в воде. А посему часть нашего доблестного экипажа двигает в сторону городского озера. Может и ты с нами? – парни дружно уставились на своего  командира. Тот на это только тяжко вздохнул, представив прохладную воду проточного озера, питаемого речкой, текущей с гор.
     - Рад бы в рай, да грехи не пускают. Моя благоверная опять передала гостинцы племяннице. Вот по такой жаре придётся тащиться на другой конец города. Да, что ты там сказал по поводу восьмидесяти градусов? – командир строго взглянул на второго пилота. – Шутка, что ли?
     - Это я, так сказать, к словцу! – заёрзал в своём кресле Егор.
     - То-то же! Ну, там, пивка ещё, куда не шло, а что-нибудь покрепче  -  ни-ни! Не забывайте: вылет завтра в полдень! А тебе, Егор, и пивом не советовал бы увлекаться. Вон уже, какой у тебя «маслобак», - он кивнул на солидное брюшко второго пилота, выпирающее из под форменной рубашки. -  Приляпает медицина диагноз «ожирение», а потом и с лётной работы спишут.
      От такой перспективы Егор  невольно помрачнел. Командир повернулся к бортмеханику:
     - Ну, а тебя, Сергеич, я и не спрашиваю. Твой маршрут мне известен: книжные магазины!
     Бортмеханик Сергеич был страстным книголюбом. И куда бы они ни прилетали, в свободное время он в обязательном порядке посещал местные книжные магазины. Во времена книжного дефицита приобрести стоящую книгу можно было в магазинах столиц союзных республик.
     - На сей раз с небольшим изменением в маршруте. Сначала заскочу на базар, нужно тёще купить мумиё. Ну, а потом… - Сергеич блаженно заулыбался.
     - В таком разе пошли оформляться в гостиницу, - закончил разговор командир.
     …Восточный базар разноголосо шумел и переливался всеми цветами радуги от возвышающихся на длинных и широких прилавках горами разнообразных овощей и фруктов. Сергеич шёл вдоль рядов и в который  раз удивлялся этому изобилию.  Но вот то, что он искал. На прилавке лежали комочки чёрного цвета. 
     - Мумиё?  - он нагнулся и понюхал кусочек. «Специфический запах», удостоверился он.
     - Мумиё, мумиё! – обрадовано воскликнул хозяин, седобородый аксакал в тюбетейке и тёплом халате. – Тибе сиколько?
     Сергеич оценивающе глянул  на прилавок: - Вот эти, - указал он на три приличных комочка.
     - Трисать рубли! – закивал продавец.
     - Сколько, сколько!? – воскликнул удивлённый покупатель. – Давай за четвертак!
     Продавец упрямо замотал головой: - Трисать рубли!
     - Ну, хрен с тобой, тридцать, так тридцать… - пробормотал Сергеич. Торговаться в такую жару ему не хотелось. Он сунул руку в задний карман и... похолодел.  Портмоне в кармане не было, а вместе с ним и ста двадцати рублей, выделенных на покупки из семейного бюджета.
     «Как же так… Я же положил его именно в задний карман… Вытаскивал один раз, когда пил воду у киоска…». Он вдруг отчётливо вспомнил, что рядом с ним вертелись два подростка. «Точно, это они дёрнули деньги, паршивцы…», - злобно подумал он. И эту злость он  перенёс на себя: «Эх ты, раззява! Открыл варежку, вот теперь и получай! Раззява…»
           - У тибе и таньга нет! – глядя на растерянное лицо покупателя, воскликнул старик, моментально потеряв к нему интерес. Он отвернулся к соседу по прилавку и о чём-то оживлённо заговорил…
     Небольшая очередь медленно продвигалась к кассиру. Он вожделенно поглядывал на стопку книг, лежащих на столе. «Надо же, как повезло…  «Парижские тайны» Эжена Сю. Сосед от зависти умрёт…» Он зашёл в книжный магазин в расстроенных чувствах от пропажи денег. Правда в маленьком кармашке брюк у него лежала десятка, заначка  для покупки книг. Он колебался: «Десятка не покроет пропажу. На мумиё не хватит. Разве что фруктов купить…» Но «Парижские тайны» решили всё. До кассира остался один покупатель, когда рядом с кассой послышались крики и две молодые женщины визгливо начали орать друг на друга с перекошенными от злобы лицами. Понять что-либо было невозможно, ибо перебранка шла на местном языке.
     - Из-за мужика сцепились… - пробормотал стоящий за Сергеичем старик, - сейчас ещё волосы начнут драть друг у друга. Во, дуры!..
     «Местный темперамент, что ни говори. Бабьё, оно везде бабьё», - глубокомысленно изрёк для себя Сергеич, во все глаза наблюдая за ссорой.
     - А ну, прекратите сейчас же! – гаркнула  кассирша. – Или  я сейчас милицию вызову!
     Угроза подействовала. Шипя друг на друга разъярёнными кошками, женщины разошлись.
     - Что у вас? – спросила кассирша у оторвавшегося от картины ссоры Сергеича.
     - Мне двухтомник Эжена Сю. – Ответил тот, и… второй раз за этот день похолодел – десятки в руке не было. Он отчётливо помнил, что перед кассой вытащил деньги из карманчика… Потом эти бабы сцепились, и он уставился на них…
     - Ну, так вы берёте книги? – нетерпеливо осведомилась кассир.
     Убитый Сергеич отодвинулся от прилавка: - Извините… - пробормотал он, чуть не плача. «Ну что за день такой… - И тут же добавил ожесточенно: Раззява, какой же ты  раззява…»
     Когда он вошёл в комнату, командир лежал на кровати, читая газету. Тот сразу обратил внимание на расстроенное лицо бортмеханика.
      - Что случилось, Сергеич?
    Выслушав его рассказ, командир покачал головой, вытащил из кармана куртки бумажник. Извлёк сотенную бумажку и протянул ему: - Хватит?
     - Хватит! – обрадовано произнёс Сергеич. – Я в получку сразу же отдам!
- Да ладно…раззява ты наша… - усмехнулся командир, глядя на одновременно расстроенного и  обрадованного бортмеханика.
       

                Н А В А Ж Д Е Н И Е

      Эта маленькая родинка на её правой щеке… Она часто стояла у него перед глазами: и при изнуряющих марш-бросках в  «учебке», и в стылых окопах на чужой земле, и в страшных минутах скоротечного боя в «зелёнке», и при бешеных обстрелах блокпостов врагами, когда хотелось одного – стать маленьким и забиться в какую-нибудь щель. Она была наваждением и тогда, когда безжалостная сила швырнула его наземь, исполосовав всё тело нечеловеческой болью, после чего многие дни и месяцы он провёл на госпитальной койке в далёком южном городе…
     Сумерки опустились на землю, пока он добирался с вокзала до родительского дома. На его стук дверь открыла мать. Она всплеснула руками, глаза её наполнились слезами, и, зарыдав, прижалась к его груди. Отец, заметно поседевший за эти годы, топтался рядом, смотря на своего повзрослевшего и возмужавшего первенца повлажневшим взглядом.
     - Не плачь, мама! Я вернулся, живой и здоровый! – нарочито бодрым голосом сказал он, поглаживая её по худеньким плечам. – А где же?.. – он не договорил, обшаривая взглядом квартиру, надеясь, что вот из двери выйдет она – та, о которой он так тосковал эти годы. Мать оторвалась от него и, пряча глаза, проговорила бесцветным голосом, что она, возможно, задержалась у какой-нибудь подруги. Отец при этом закашлялся, обречено махнул рукой и, опустив голову, проронил:
     - Чего уж тут, мать…Всё едино узнает. Так лучше от нас… - Он глубоко вздохнул, поднял глаза на сына: - Прости, сынок, не уберегли мы её. Загуляла она… - И тут же подавлено смолк.
     …Он так и просидел до утра на стареньком диване. Родители ушли на работу, когда стукнула входная дверь и на пороге появилась она.
     - Ты-ы!? – удивленно протянула она. Сначала, было, побледнела, но тут же кровь прилила к её щекам: - Всё-таки вернулся… – С непонятной интонацией произнесла она и прислонилась к косяку. Красивое лицо её передёрнулось. Судорожная улыбка искривила пухлые губы. Она пробежалась по нему любопытным взглядом, отметив сдвинутые брови и мрачные глаза. Он сильно изменился и совсем не походил на того парня, за которого она когда-то вышла замуж: стал взрослее и даже привлекательнее. А небольшой шрам, тонкой чёрточкой пересекающий его щёку, совсем его не портил.
     - Уже доложили… Вижу! И что? – вызывающе спросила она, вздёрнув подбородок. Он некоторое время молча и жадно рассматривал это красивое, но теперь чужое лицо и это наваждение на щеке. Потом, спокойным голосом сказал, чтобы она забыла и его, и дорогу в этот дом. Тут же добавив, что он сам подаст на развод.
     Друг отца пригласил его работать в милицию. Городок был маленький и за прошедшее время он не единожды сталкивался с ней. И каждый раз она была с разными мужчинами. При встречи он отводил глаза от её вызывающего взгляда, с которым она смотрела на него. Стискивал до боли зубы, ловя себя на желании оглянуться и посмотреть ей в след. А эта её родинка так и стояла перед его глазами. Проклятое наваждение…
     Однажды, возвращаясь поздно с дежурства, в глухом переулке он услышал женский крик о помощи. В короткой схватке с тремя выродками его несколько раз ударили ножом. Да так, что он во второй раз еле выкарабкался на белый свет. На третий день, после перевода его из реанимации, в палату вошла она. Он отрешённо посмотрел на неё и отвернулся. Она положила принесенный пакет на тумбочку, тихим голосом поблагодарив его за спасение. Оказалось, что там, в переулке, это ей он пришёл на помощь. Поняв, что он не хочет с ней разговаривать, она, опустив голову, побрела к выходу. Из пакета посыпались оранжевые шары апельсинов, стукаясь об пол и весело подпрыгивая, раскатились по палате…
     После этого ранения работать в милиции он не смог и уехал к армейскому приятелю в  далёкий северный город. Стал работать на буровой. Встречать Новый год он пришёл к ним. Они вместе наряжали ёлку, когда прозвенел дверной звонок и друг попросил его открыть. Он распахнул дверь и… остолбенел – на пороге стояла она. Женщина сняла меховую шапку, тряхнула заиндевевшими пышными тёмными волосами и, глядя на его удивлённое лицо, звонко рассмеялась знакомым волнующим смехом. И только тут он заметил, что на её щеке нет родинки. В остальном же она до боли была похожа на ту, его бывшую любовь.
     Через полгода они поженились, а ещё через год родилась дочь. Вечерами, уложив ребёнка спать, они садились на кухне. Она проверяла школьные задания  своих учеников, а он читал. Как-то, подняв глаза, он долго смотрел на неё. В глазах всё начало расплываться, весь мир внезапно куда-то исчез. На щеке жены появилась маленькая точка, она внезапно превратилась в родинку. Сердце у него бешено застучало, он встряхнул головой – видение тут же исчезло…Заметив, что жена недоумённо смотрит на него, он успокаивающе кивнул ей и, тихо ступая, тут же вышел на лестничную площадку. Дрожащими пальцами вытащил сигарету, сунул в рот и, забыв закурить, долго и тупо, невидящим взглядом смотрел в чёрное окно…Тёмная родинку… Проклятое наваждение…         

                Г Р И Б Н И К

     Он обернулся на скрип открываемой двери. На пороге своей квартиры стоял сосед по площадке, с каким-то  любопытством  уставившийся  на  него  через  толстые  линзы  очков.  «Ну, чистый филин», - незлобиво подумал он, кивнув тому в знак приветствия.
     - Чего тебе? – неприветливо буркнул он. Соседа своего он не очень привечал. Пенсионер, как и он, всегда неряшливо одетый и зачастую находившийся под изрядным хмельком. Был он задирист и язвителен, стараясь уколоть любого попавшего  ему на глаза при дурном расположении духа. А в таком состоянии он прибывал почти всегда. Единственно, что их сближало, так давно установившееся негласное соперничество по результатам «тихой» охоты, до которой они были, можно сказать, фанатиками. Как только начинался грибной сезон, обоих одолевал такой зуд, что они забывали на это время  обо всём, что им казалось незначительным и пустым делом. Они никогда не «охотились» вместе, предпочитая рыскать по окрестным лесам, как волки-одиночки, держа в секрете свои грибные заповедные места. Было так приятно увидеть неприкрытую зависть в глазах соседа, показав ему полную корзину маленьких маслят или торчащие головки ядрёных обабков и красноголовиков, как попросту называют подберёзовики и подосиновики. Надо заметить, что местная тайга была богата на грибное разнообразие. Так что она предоставляла большие возможности соперникам вызывать зависть друг у друга, демонстрируя результаты своих поисков.
     - Кузьмич, может, зайдёшь на пять минут? – вкрадчиво поинтересовался сосед, блестя глазами из-под очков и как-то суетливо топчась на месте. – Хочу кое-что тебе показать.
     - Что там у тебя? – он подозрительно посмотрел на блестящие глаза соседа. «Похоже, уже клюкнул, хотя на дворе только полдень». - Валяй, показывай! - и решительно двинулся за соседом, ощутив при этом какое-то нехорошее предчувствие. И, как оказалось, не  зря. Переступив порог кухни, он резко остановился, словно наткнулся на препятствие – на столе громоздилась изрядная куча белых грибов. Выпячивались тугие горделивые тёмно-коричневые шляпки, из-под которых выглядывала матовая поверхность, толстые белые ножки подчёркивали величавость и царственность гриба.
     - Ну, что скажешь? – довольный сосед с превосходством посмотрел на него.
     - Откуда это?.. -  сипло выдавил он внезапно осевшим голосом. Взяв лежащий сверху гриб в руки, ногтём ковырнул шляпку, словно проверяя – не муляж ли это.
     - Из леса, вестимо! Кхе, кхе! – зашёлся победным смехом сосед. – Места надо знать! Это тебе не маслята какие-то там или бычки! – пренебрежительно проронил он, намекая на последнее достижение Кузьмича. – Тринадцать штук, один к одному! Как палкой с куста сшиб! Учись, брат, пока  я живой! – сосед снисходительно хлопнул его по плечу.
     - Поздравляю… - процедил он, отстраняясь от его руки, и повернувшись, направился к выходу. «Полный нокаут, - пронеслось в голове. В далёкой юности он какое-то время занимался боксом. – И переплюнуть добычу соседа нечем», - тоскливо подумал он.
     Он лениво поковырял в тарелке за обеденным столом. Что-то пробурчал жене на её вопрос – не заболел ли он. Лёжа потом на диване, смотрел невидящим  взглядом на экран телевизора. Только одна мысль точила его: где сосед сумел набрать эти грибы. Дело было в том, что поблизости они не росли. Места их обитания были далеко от их города, и без своего транспорта туда не было возможности добраться. «Стоп, стоп! – он подскочил с дивана. – Просека! Ну, конечно же – просека! Если сосед сумел где-то найти, то уж там они точно есть!» Он снова прилёг на диван и смежил веки. Ласковые волны дрёмы, покачивая, понесли его вдаль. Перед его глазами возникло то  место, где он два года назад, забравшись так далеко, нашёл пять великолепных белых грибов, сделавших его победителем на весь сезон. Сосед точно не знал это место, ибо прихрамывал и так далеко забраться не мог: «Завтра, рано утром… И только туда…» Как  наяву  он вновь увидел заросшую просеку, сумеречные еловые острова, мох между ними. И … белые грибы, торчащие из него тут и там… Его губы тронула улыбка. «Мы ещё посмотрим – кто кого…» - то ли  проговорил он, то ли подумал, засыпая.
               

                О С Н О В Н О Й   И Н С Т И К Т

     Весеннее солнце отражалось в лужах, стёклах теплиц дачного посёлка. Сверкало весёлыми зайчиками  в волнах озерка. По голубому небу белыми барашками плыли редкие облака.  Кроны деревьев и верхушки кустарника раскачивались под порывами ветра. Из леса, за участками, доносились разнообразные звуки: щёлканье, свист, карканье, стуки – обитатели как будто напоминали о себе.
     Сделав небольшой перерыв в работе, я сидел в машине, открыв дверь. Шлёп, шлёп – послышалось рядом. Я повернул голову: коричнево-зеленоватая лягушка прыгала по скользкой  грязной дороге в сторону озерка. Целеустремлённо и непрерывно. Не останавливаясь. Как механизм в хронометре. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп…Эту пару десятков метров до воды она проскочила ровным аллюром, ни разу отдохнув.
     «Эк, как её распоносило, - подумал я, - спешит исполнить своё предназначение – дать жизнь себе подобным. Природа, что ни говори. Инстинкт её гонит, бедолагу».
     Тут мои мысли прервались новыми шлепками. На сей раз я узрел нечто новое. Необычно большая и  какая-то уродливая, она тяжело шлёпала по грязи. И только когда она приблизилась, я, к своему удивлению, обнаружил, что лягушек было две. На большой сидела вторая, вдвое меньше и темнее цветом, вцепившись лапками в широкую спину первой. За всю свою долгую жизнь такое я видел впервые.
     «Ну и ну! Вот пристроился ухарь – оседлал и в ус не дует.  Что же это получается? «Лошадка» эта, так я думаю – особь женского пола, а «наездник» на ней – её бой-френд, как нынче выражаются».
     Бока у остановившейся «лошадке» ходили ходуном. Тот, кто был на верху, вдруг сердито квакнул, и та покорно запрыгала дальше. И тут я увидел ещё одну лягушку, размером с «наездника». Она, прыгая за тандемом, неотвратимо настегала его. Пропрыгав пару метров, первая парочка вновь остановилась. Видно ноша для «лошадки» была не из лёгких. Подскочив к ним, преследователь с ходу прыгнул на спину «наездника», и оба кубарем шлёпнулись в грязь. Задрыгав лапками, перевернулись. «Наездник»  опередил соперника – вновь вскочив на спину своей избранницы. Да ему и было чего терять – скакать на халяву такой долгий путь.
     Я с интересом наблюдал за поединком. «Эк, матушка-природа как поставила: везде, на всех уровнях жизни все соперничают, - глубокомысленно изрёк я про себя». На дороге представление продолжалось по всем правилам боевика. Соперник вновь настиг парочку. И опять, не медля, вновь прыгнул вверх. На этот раз ему повезло ещё меньше – «наездник» удачно дрыгнул задней лапкой и наглый скакун, перевернувшись кверху светлым брюшком, шмякнулся в лужу. «Так тебе и надо, - позлорадствовал я. – На чужой каравай рот не разевай!»
     На земле всё шло своим чередом. Тот, кто прочно сидел на верху, вновь требовательно квакнул - большая лягушка механически двинулась дальше. Но и злодей тоже был начеку. Сидевший доселе и поворачиваясь в разные стороны, потеряв из виду свою цель – зрение у лягушек, как говорят специалисты – ни к чёрту! – тут же встрепенулся. Услышав властную команду «наездника» и раздавшиеся за этим шлепки, ринулся вслед за ними.
    «Смотри-ка ты, какой настырный! – с невольным уважением посмотрел я на него». А тот галопом вновь догнал преследуемых. И в этот раз его постигла неудача. Бой-френд так приложил его лапкой, что бедняга грузно упал наземь и стался лежать без движения. Видно, все его силы ушли на бешеную скачку и отчаянный прыжок.
     Сидевшая неподвижно парочка зашевелилась. «Наездник» вновь подал команду и «лошадка» послушно зашлёпала к вожделенной цели – озерку. Оставалось преодолеть какой-то десяток метров. «Да, - подумал я, смотря им вслед, - какая же это непреодолимая сила – основной инстинкт!» Потом посмотрел на незадачливого преследователя. Тот, очухавшись, сидел неподвижно и, видно, пытался определить, куда подевались те двое.
    «Что, брат, не обломилось? Ладно, не переживай. Сам виноват, опоздал с поиском подружки, вот и остался на бобах». – Проронил я, глядя на лягушонка. Тот ещё какое-то время посидел, потом развернулся и пошлёпал в другую сторону. Может в поисках новой цели – кто его знает…
     «М-да, ничего не поделаешь, природа! И н с т и н к т…               
               

               
                П Р О Т И В О С Т О Я Н И Е

     Он проснулся оттого, что  по щеке что-то ползло. Автоматически махнув рукой, скинул это нечто, и с недовольством приоткрыл глаза, досадуя, что не удалось досмотреть приятный сон.  Повернув голову, он с удивлением увидел лежащую на подушке осу, судорожно дёргающую лапками. «Интересно… Откуда она здесь взялась?..» Щелчком сбросив её на пол, посмотрел на окно – форточка  была закрыта. Прислушался: с кухни доносился тихий разговор. О чём-то неспешно вели беседу мама и старший брат. Тут раздались методичные «ку-ку» - кукушка ходиков исправно прокричала девять раз.
     «Однако,  заспался …» - промелькнуло в голове, он приподнялся и замер: из-под висевшего над кроватью дешёвого коврика выползала ещё одна оса. Дождавшись, когда она выберется на ровную поверхность стены, с размаху хватил по ней ладонью. Под рукой хрустнуло, он брезгливо поморщился и скинул расплющенное насекомое на пол.
     «Так вот откуда они ползут!» - понял он… Несколько лет назад, приехав в очередной раз к маме, он обратил её внимание на то, что у наличника одного из окон осы оборудовали гнездо. На его совет, что надо ликвидировать, это не совсем приятное соседство, мама отмахнулась, заметив, что пусть себе живут, мол, всё что-то живое есть рядом с ней». Ибо уже более десяти лет она жила одна, после смерти их отца, в глухом таёжном селе. И под всякими предлогами отказывалась переезжать к кому-нибудь из своих  сыновей.
     Однажды, будучи у мамы, ложась спать, он прислонился ухом к стенке и услышал низкое приглушенное гудение. Видимо, в бревне оказалась пустота, и осы постоянно размножались, заполнили всё пространство.
     Выйдя из комнаты, он пожелал доброго утра маме и брату, сидевшим за столом, за чаем, с его любимыми пирожками с картошкой. На замечание старшего брата, что он может проспать всё на свете, в том числе и пирожки, которые мама уже успела напечь, в ответ он сказал маме, что соседи-осы прорвали её «оборону» и втихаря  лезут  через щель в комнату. Мама всполошилась, пошла туда, но вскоре вернулась, заявив, что сходит в магазин и займётся этой проблемой. На желание сыновей помочь ей, она сказала, что сама справится с таким пустяковым делом, а они пусть перетаскивают привезённый уголь в сарай, да и картошку пора начинать копать, так что нечего им время терять на пустяки.
      …Дело шло к вечеру. Они устало опустились на скамью у стены дома, удовлетворённо глядя на угольную крошку, что осталась от кучи угля, перетасканную в сарай. Стукнула дверь, мама вышла на крыльцо с встревоженным лицом. На их вопросительные взгляды растерянно развела руками. Оказалось, что когда она попыталась замазать известкой щель в стене, её рука  провалилась внутрь, а из дырки в комнату полезли недовольно гудящие осы. Видя, что их много, некоторые уже летают по комнате, злобно жужжа, мама выскочила в прихожую, закрыв плотно дверь.
     «М-да, - проронил старший брат, - дело осложняется. Нужно приступать к решительным действиям. Уже вечер, стало быть, нужно срочно очистить захваченную территорию от неприятеля. Как бывший военный, я беру руководство операцией на себя. Вооружаемся и вступаем в прямой контакт с неприятелем». На робкий вопрос мамы, что это означает, он ответил по-военному кратко: одеваемся в плотную одежду и врываемся в комнату, лупя этих  наглых ос.
     Так и поступили… В свете лампочки по комнате метались тени, в воздухе плыл туман от известки, вздымаемый от ударов вениками по стенам и потолку. Стоял гул разъярённых  насекомых, которые бешено носились в туманном воздухе, пытаясь поразить своими жалами неприятеля. Так продолжалось не менее получаса… В конечном итоге победа осталось за людьми. Потные, осыпанные известкой, все покусанные злобными насекомыми, тяжело дыша, они напряженно вслушивались. Стоило уцелевшей осе заявить о себе жужжанием, как тут же на неё обрушивался беспощадный удар веником. Наконец, всё закончилось, победители вышли из комнаты, пошатываясь от усталости, срывая платки, которыми были закутаны головы. Не менее часа ушло на приведение в порядок комнаты, заваленной кусками известки и многочисленными мертвыми насекомыми.
     «Враг разгромлен, победа за нами»,- констатировал брат – «полководец», оглядывая недавнее поле битвы. Тут же добавив, лукаво глядя на маму, что «воинство», одержавшее такую славную победу, неплохо бы как-то отметить, да вдобавок нейтрализовать действие яда, попавшего в кровь, от укуса  коварного врага.
     На что мама, невольно вздохнув, без слов открыла дверцу холодильника и водрузила на стол запотевшую бутылку водки. «Как здорово, когда тебя понимают с полуслова», - мимоходом заметил брат, с хрустом сворачивая пробку с горлышка…
     Утром они не узнали себя: опухшие лица, уши и шеи, щелочки-глаза, зуд и боль в местах куда кусали злобные осы… Но, принятое тем вечером «лекарство», видимо,  также сыграло свою роль, так же, как и какая-то мазь, которой они по маминому совету натёрли места укусов – через сутки все следы исчезли…
     Окончательную точку в борьбе с этими врагами поставила мама, залив крутым кипятком входное отверстие основного гнезда…
      


                В Е Щ И Й  С О Н
    
      - А-а-а-а-а… - от охватившего ужаса он не слышал собственного вопля, рвавшегося из его перекошенного рта. С вытаращенными глазами, судорожно перебирая ватными ногами, мальчишка мчался по лесной дороге, ожидая и боясь, что вот-вот костлявые пальцы вопьются в плечо и сердце его не выдержит этого кошмара. Оглянуться он страшился, ибо знал, что он увидит сзади. Бесформенная тень в чёрном балахоне, чётко различимая в лунном свете, мчалась за ним… Два красных уголька горели под капюшоном, обрамлённые белёсыми космами, да обособленно дергалась рука, цепко держащая клюку, которой старуха отталкивалась при очередном прыжке. Вот пальцы впились в плечо… - А-а-а-а…
     - Семён…Сёма… да проснись же… - Он вынырнул из кошмара, непонимающе глядя на  перепуганное лицо жены, которая тормошила его, пытаясь разбудить.
     - Что-то плохое приснилось? – встревожено спросила она. Только сейчас до него дошло, что он лежит в собственной кровати. Сердце всё ещё бешено колотилось, словно он продолжал убегать от старухи… Он сел на постель, вытер потный лоб. Посидел немного, приходя в себя после пережитого во сне…
     - Спи, спи… - Семён успокоил жену, закрыл за собой дверь спальни и прошлёпал на кухню. Вытащил сигарету, но закурить забыл – в голове, словно навязчивая зубная боль,  напоминала о себе картины сна.
     - Так что же ты, старая ведьма, приготовила на этот раз?.. – хмыкнул он, невольно вспоминая прошлое…
     Его детство прошло в небольшой деревушке, приткнувшейся к излучине таёжной реки, среди лесов и болот в глухом уголке Сибири. Особой достопримечательностью деревни была бабка Евлампиева, жившая у самой кромки дремучего урмана,  в такой же древней, как и она сама, избушке. За глаза же досужие языки звали её ведьмой. И действительно, внешне она вполне соответствовала прозвищу. В тёмном балахоне, с космами седых волос, два  глубоко сидящих красноватых глаза, крючковатый нос и вытянутый острый подбородок. И неизменная клюка, казавшаяся естественным продолжением костлявой руки.
     Поговаривали, что водилась она с нечистой силой. Кто-то видел летом в полнолуние, как ведьма на рассвете голышом бегала по росистой траве, забыв про клюку. А рядом подпрыгивала какая-то тень, вроде бы с хвостом и рожками на голове. Если корова на чьём-то подворье вдруг переставала хорошо доиться, тут же находились свидетели, которые видели, как бабка глухой ночью пробиралась в сарай и высасывала у коровы молоко. Старый охотник Егор рассказывал, что однажды наблюдал собственными глазами: ведьма шла по лесу, а  по бокам её сопровождали два матёрых волка, поджав хвосты и держа в зубах по зайцу. При  этом он в подтверждении своей правоты истово крестился, призывая Бога в свидетели.
     Словом, досужих разговоров было немало. Местная детвора, напуганная этими страшилками, старалась не приближаться близко к бабушкиной избушке, обходя её стороной. В то же время стоило кому-то заболеть, обращаться за помощью приходилось к ней, ибо многие хвори она излечивала травами. Своего фельдшера в деревне не было, а в районный центр за полсотни километров добраться практически было невозможно.
     … В тот памятный день Сёмка играл на улице с друзьями в бабки. Он уже было прицелился, чтобы метнуть увесистый биток, как сзади раздался шамкающий голос:
     - Ты чей будешь, фулюган?
     Сёмка обернулся… и обомлел – сзади стояла старуха, опираясь на клюку и ощупывая его взглядом своих глаз-угольков. Несмотря на жару, была она в неизменном чёрном одеянии. Заметив на лице мальчика испуг, ведьма довольно оскалилась, показав пару уцелевших  жёлтых клыков, клюкой поддела рубашку, выбившуюся из его штанов:
     - Знакомая одёжка… Не ты ли, паршивец, вчерась выдрал у меня морковку? Я-то приметила тебя из всех!
     Остальных не заметила, а ты больно приметный… Чаво молчишь, убогий? Ужотка я  чичас ухи-то тебе пооткручиваю… - старуха шагнула к нему и протянула костлявые пальцы. Так и вцепилась бы она в остолбеневшего от страха Сёмку, если бы не Мишка. Схватив  друга за руку, он дёрнул его, закричав:
     - Бежим, Сёмка! А то она нас в лягух превратит!
     Мальчишка очнулся и  отпрыгнул в сторону, когда холодные костлявые пальцы Евлампиехи почти что вцепились в ухо. Друзья отбежали, обернулись и, показав ей языки, кривляясь и строя рожи, завопили:
     - Ведьма! Ведьма! Э-э-э-э-э…
     Старуха, вытянув клюку в их сторону, зловеще прокаркала, тряся головой:
     -Чтоб вас черти к себе забрали! Чтоб языки поотсыхали! Проклинаю! Вы меня ещё попомните, недоноски сопливые! – с этими словами она трижды плюнула им вслед, повернулась и пошла, что-то ворча  себе под нос.
     Прошло два дня, и Сёмке впервые приснился этот кошмарный сон. В тот же день он чуть не утонул в «Васькиной прорве». Так называли большой омут под крутояром неподалёку от деревни. Спокойное речное течение у крутого берега, закручивалось в воронку, засасывая в себя всё, что в этот момент находилось рядом на плаву. Назывался он так по имени беспутного деревенского парня, как-то, ещё до войны, по пьянке решившего на спор переплыть омут, когда в нём  закрутится воронка. Тело его нашли потом в километре от омута. С тех пор он так и назывался «Васькина прорва».  Такие места всегда притягивали мальчишек. Хвастаясь друг перед другом, они старались переплыть омут как можно ближе к воронке.  Вот и Сёмка, когда пришла его очередь, решил удивить всех. Но немного не рассчитал, и в какой-то момент почувствовал, как непонятная и безжалостная сила тащит его в глубь. Он изо всех своих силёнок пытался вырваться, но она неумолимо тянула его вниз. Так бы и сгинул он, если бы не сосед Иван, черноморский моряк, вернувшийся после войны домой. Он шёл крутояром, возвращаясь с рыбалки, и увидел мальчишку, которого засасывало под воду. Немедля, сбросил сапоги и сиганул прямо в одежде с десятиметровой высоты в омут, заметив светлое пятно под водой. У захлёбывающегося Сёмки уже совсем мутилось сознание, когда кто-то схватил его за руку и с силой потащил наверх…
     Он пришёл в себя уже на берегу, лёжа поперёк коленки своего спасителя. Вода хлынула из горла, он судорожно закашлялся, поднял голову, открыл глаза и увидел Ивана.
    - Как себя чувствуешь, крестник? – улыбнулся тот. В ответ Сёмка только смог кивнуть головой.
     Узнав про этот случай, отец выдрал его ремнём так, что несколько дней мальчишка не мог сидеть…
    Прошли годы. Он работал на заводе в большом городе и учился в аэроклубе, решив посвятить себя небу. Что-то шевельнулось в его памяти, когда в ночь перед прыжком с парашютом, который обязательно совершают курсанты перед началом полётов, ему приснился страшный сон: он бежит по ночному лесу и за ним гонится страшная старуха, похожая на ведьму. Чем кончился сон, он не узнал. Раздалась команда «подъём» - он соскочил с постели и тут же забыл о нём.
     Ему не повезло: при раскрытии стропы перехлестнули купол парашюта, и Семён камнем полетел к земле. Вспомнив инструкцию, выдернул кольцо запасного, и отшвырнул его купол как можно сильнее в сторону. Видимо недостаточно сильно. Тот закрутился и влетел в запутавшейся основной…
     Он упал на лес, что и спасло от гибели. Запутавшиеся парашюты зацепились за верхушки деревьев,  его при этом с силой рвануло, но подвесная система удержала. Вскоре пропавшего парашютиста нашли живым, подвешенным между деревьями. Сняли с переломанной ногой и ободранным лицом.
     С мечтой о небе пришлось проститься: нога срослась неудачно. С тех пор он и стал немного хромать. Но это не помешало ему заняться альпинизмом. Всё-таки ближе к небу…
     Как-то в составе группы альпинистов он поехал на Памир. Во время ночёвки, перед штурмом вершины, ему опять приснился этот кошмар. Проснувшись, Семён вспомнил, что это третий, один и тот же сон в его жизни, и что он предвещает какое-то несчастье…
     Он попытался объяснить это своим друзьям-альпинистам, но те подняли его на смех, а инструктор, рассердившись, хотел отстранить его от восхождения…
     Лавина накрыла их в первой половине пути. Его спасло то, что он оказался  на периферии потока. И выкарабкался сам из снежного плена. Потрясённый случившимся, он лазал по снегу, в надежде найти кого-нибудь в живых. Поняв, что в одиночку ему ничего не сделать, Семён кинулся вниз, за помощью, но начавшаяся пурга закружила его, и он добрался до лагеря через сутки, обморозив ногу. Остальных так и не нашли, а ему отняли три пальца…
     В очередной раз приснился ему этот сон через много лет. Он работал начальником цеха на большом заводе, его ценило руководство, уважали сотрудники. Жил с семьёй в хорошей квартире, имел дачу, машину…
     Как-то осенью они запланировали с женой отметить на даче юбилей совместной жизни. Поэтому нужно было завести туда накануне, хорошенько протопить печь, а потом вернуться и забрать близких.
     Он проснулся от плохого предчувствия… Что-то осталось в памяти, какие-то детали. Только не было полной картины сна. Кажется это был он, а может и нет… Тёмная  фигура прыгала по дороге, размахивая палкой…Сам он будто дразнил фигуру: догони…  поймай… Только в последний момент вдруг осознал, что эта тень обязательно нагонит его…Он вскрикнул от надвигающегося ужаса и… проснулся.
     До дачи было полчаса езды. Скорость он держал небольшую, ибо с утра дорога была покрыта почти невидимой плёнкой изморози. Подумав, что пора переходить на зимнюю резину, Семён ещё сбросил скорость – впереди был крутой поворот. Внезапно из-за густого кустарника, прикрывающего поворот, выпрыгнула громоздкая тупорылая машина. В какой-то момент она повернулась, и он с ужасом увидел, что машину несёт юзом на его половину дороги.
     «Что же он делает, скотина?..» - промелькнуло у него в голове, а руки уже крутили руль вправо, пытаясь уйти от лобового столкновения. Последнее, что он увидел – приближающийся лоб КРАЗа, и бледное лицо в кабине машины. Страшный удар оторвал, как ему показалось, его машину от земли, и тут же померк свет…
     Ему повезло и на этот раз. Он остался жив. Сломана ключица, ещё раз всё та же нога; трещины в рёбрах, обширная гематома бока и руки; сотрясение мозга. Месяц в больнице – итог поездки на дачу…
     И вот теперь он сидел на кухне и мучительно думал, что же делать?.. Может сесть дома и носа не высовывать? Благо, теперь на пенсии… Он вдруг вспомнил, что сегодня «красный цвет календаря», так он называл день получения пенсии на почте. «Судьба, - равнодушно подумал он, глядя на порозовевший восток, - от неё, брат, не уйдёшь… Евлампиеха не позволит…»
     Весна во всю вступила в свои права. Потоки воды неслись по асфальту. Он поспешно отошёл к стене дома, боясь, что идущая машина обрызгает его. Нагнулся, чтобы завязать шнурок ботинка, и тут увидел лежащую сосульку. Что-то зашуршало вверху, он поднял голову и… обомлел – на него падал кусок льда…
     В вечерних новостях телеканала диктор отметил плохую работу коммунальных служб, заявив, что по их вине сегодня днём был смертельно травмирован житель города, скончавшийся в одной из больниц…

               
                Ё Ж И К

     Осенний лес блестит красочным убранством. Неподвижно стоят бёрёзы, обрамлённые золотистым саваном. Яркие багряные листья осин неслышно трепещут в прозрачном и тихом воздухе. Свечи елей и пихт горделиво возносятся над другими  деревьями. Золотые солнечные полянки привлекают взор цветными лоскутами опавшей листвы. Но ещё зеленеет трава между  листьями, слетевшими с красавиц берёз и застенчивых робких осин. На глазах, то один, то другой лист, сорвавшись, плавно кружась, медленно опускаются на цветную мозаику осеннего покрова земли. Всё ещё теплом дышит просторный голубой хрусталь неба. Лучистые блики кроткого сентябрьского солнца, пробиваясь через плотные кроны деревьев, выискивают прогалины и щедро разбрасываются по разноцветному покрывалу из опавших листьев. Ранняя осень… 
     - А-а-у-у-у! – внезапно эхом прозвучал женский крик в притихшем лесу. – В-а-а-с-я-я! Иди сюда быстрей! Ты только посмотри, что я нашла! – женщина с любопытством всматривалась в небольшую ямку между двумя мощными корневищами дерева.
     «Чего разоралась на весь лес, дура», - сердито фыркнул ёж, плотнее сворачиваясь в клубок. Послышался шорох шагов и между деревьями показалась плотная мужская фигура. Камуфляжная одежда сливалась с общим фоном леса, а небольшая шляпа на седой голове навевала мысли о волшебном гноме из сказки.
     - Ну, и чего ты так громко кричишь? – спросил он, подходя к женщине. – Я подумал, что ты нашла, по крайней мере, кучу белых грибов.
     - Какой гриб!? Ты только посмотри, какая прелесть! – воскликнула женщина, нагибаясь. Мужчина открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел. Раздался громкий вопль:
     - А-а-й-й! – женщина подскочила,– он меня уколол! – взвизгнула она, тряся рукой и чуть не плача.
     - Во первых - это не он тебя уколол, сама укололась, во вторых – это не смертельно. Заживёт. Это же ёжик. Видно, он присмотрел это место для зимовки. А ты ему все карты спутала. Ты что, впервые видишь живого ёжика?
     - Впервые… - проронила женщина, дуя на ладонь. – Я же хотела погладить…
     - Погладить, - усмехнулся Вася, - что это тебе: кошка или собачка? Какая же ты глупая.
     «Не просто глупая, а дура, - хрюкнул про себя ёжик. – Погладить, ещё чего… Так тебе и надо».
     - Послушай, Вася, - неожиданная мысль пришла ей в голову: - Давай возьмём его к себе. Я где-то читала, что они ловят мышей. Любят молоко и яблоки. И будет он у нас вместо кошки.
     Мужчина усмехнулся: - Ну, ты даёшь! Вместо кошки…  Ты знаешь, что ежи ведут ночной образ жизни?
     - Как это? – удивлённо посмотрела женщина.
     - А так! Днём дрыхнут, а ночью выходят на охоту. Вот и будет в квартире всю ночь топать по комнатам, шуршать, чем не попадя. Бессонница обеспечена. Тебе этого хочется?
     - Жаль… - Вздохнула она. - А как бы славно было: ни у кого нет, а у нас ёжик. Мы бы с ним поладили. Он такой забавный. – Женщина было хотела вновь нагнуться, но раздумала, вспомнив об острых иголках.
     «Ага, нашла себе игрушку», - сердито засопел ёж.
     - И ещё! – мужчина положил руку ей на плечо: - Он тоже живая душа. Лес – его дом, он на свободе. Возьми его к себе, запри в четырёх стенах – и всё. Потоскует по воле, да и окочурится. Тебе не жалко будет?
     «Сразу видно доброго человека. Этот не станет привязываться», - ежик даже немного расслабился: высунул мордочку из частокола колючек и уставился на людей бусинками глаз.
     - Конечно, жалко, - согласилась женщина, - пусть живёт на воле, в своём лесу. Я даже ни сколько не сержусь на него.
     - Вот и славно… - Мужчина опустился на корточки: - Послушай меня, малыш. Место себе для зимовки ты выбрал не из лучших. Рядом дорога. А если наткнётся на тебя плохой человек? Или компания молодых уродов? Что тогда? То-то же… удовлетворённо проговорил он, услышав, как фыркнул в ответ ёж. – Тебе мой совет: срочно меняй место. Ноги в руки и по склону вниз. Там полно всяких укромных мест. Времени ещё достаточно, что бы приготовиться к зиме.
     Мужчина встал, потянул женщину за рукав: - Отойдём немного, посмотрим, что он делать будет. – Они отошли на несколько метров и замерли.
     Некоторое время ёжик оставался неподвижным. Потом распрямился, вздёрнул мордочку кверху, понюхал воздух. Пару раз фыркнул, развернулся в сторону склона и, шурша опавшими листьями, покатился вниз. Люди какое-то время видели торчащие иголки, но вскоре ёж исчез.
     - Надо же… - Удивлённо проговорила женщина, во все глаза глядя на своего Васю. – Вот уж не думала, что ты со зверьми можешь находить общий язык.
     Мужчина в ответ ухмыльнулся: - Для этого нужно быть только добрым. Тогда тебя всякая зверушка поймёт. Пойдём дальше, моя дорогая. У нас с тобой корзинки полупустые…


 
                С Т Р А Ш Н А Я   С И Л А

     Михаил заметил дядин зелёный «жигуль» ещё из окна вагона. Поблагодарив проводницу, которая всю дорогу оделяла его особым вниманием, а мужчина он был видным, закинул объёмистый рюкзак за спину, взял дорожную сумку и пошёл к вокзалу. Народу на перроне было немного, и он сразу узнал дядю Колю. Загорелый, с небольшой бородкой на круглом лице, тот, заметив Михаила, ещё издали замахал рукой, улыбаясь.
     - Здравствуй, племяш! – дядя обхватил его, и они троекратно расцеловались, радостно смотря друг на друга. – А ты возмужал за эти годы. Заматерел. И что? До сих пор не женат? – удивился дядя, покачав головой. – Сколько уже тебе? Тридцать два? Ай-я–яй! И куда только твоя мать смотрит. Останешься бобылём!
     - Э-э, дядя Коля, на наш век невест хватит! А моя ещё в люльке качается! – засмеялся Михаил.
     Дядька неодобрительно покачал головой и тут же спохватился: - Чевой-то мы разговорились здесь, будет ещё время. Пошли к машине, дома тётка заждалась. А нам ещё ехать сколько. Полста вёрст по асфальту, ещё два десятка по грунтовке.
     - Да-а, - протянул Михаил, трясясь на частых рытвинах. – Видно, дорогой никто не занимается.
     - А кто будет ею заниматься? – дядька крутанул руль, объезжая очередную ухабину. – Власть нонешная говорит, что на ремонт нет средств. Хорошо ещё, что дорога держится.
     - Ну, а комбинат? Ребятишек до сих пор в лагерь возят?
     - Какой комбинат? Какие ребятишки? – махнул рукой дядька. – Комбинат вот уже пять лет как крякнул. С тех пор и ребятишек не возят. А какое там место: сосновый бор, озеро. Страшная красота… И всё теперь в загоне.
     - Разве красота может быть страшной, дядя Коль? – удивлённо глянул на него Михаил.
     - Может… Ещё как может… - Туманно произнёс тот. И тут же перевёл разговор на другое:
     - Послушай, племяш, это когда же ты был у нас?
     - Так десять лет прошло. Сразу после дембеля, мы с мамой приезжали.
     - Бог ты мой, как время летит!
     Они въехали в деревню. Михаил сразу обратил внимание на заброшенные дома, заросшие бурьяном огороды. Печать запустения висела над некогда оживлённой деревней.
     - Из шестидесяти восьми дворов осталось семнадцать, - заметил дядя Коля на растерянное выражение лица племянника. – Совхоз разорился. Что можно было - растащили. Молодым делать здесь нечего, подались кто куда. Из старых кто-то пристроился у детей в городах, другие поумирали. Остались вот такие, как мы, доживать свой век, ибо деваться некуда.
      Они подъехали к большим тёсаным воротам, которые тут же открылись и, вылезший из машины Михаил очутился в объятиях тёти Клавы.
      В доме племянник одарил их подарками: меховой безрукавкой и унтами дядю Колю, пуховым платком и дублёнкой, почти новой, тётку. Охам и ахам не было конца.
     - Ну, племяш, удружил! – взволновано басил дядя, прохаживаясь в унтах по комнате. – Да мне этой красоты до конца жизни хватит. Никакой теперь мороз нипочём.
     Ему вторила жена, вертясь перед большим зеркалом: - Ты только посмотри, старый. Дублёнка-то моего размера, как на меня сшита. И как только сеструха угадала!?
     - Ладно, мать, ещё налюбуемся. Как говорят: соловья баснями не кормят. Давай-ка на стол мечи, что есть в печи! – засмеялся дядя Коля. – Будем угощать дорогого гостя!
     Михаил порылся в сумке и поставил на стол гранёную бутылку с замысловатой этикеткой. Дядя взял её в руку, повертел, посмотрел на свет, глянул на племянника:
    - Что-то не нашенское. Буквы-то не русские.
     - Верно, дядя Коль. Это шотландское виски. И делают его мужики в юбках.
     - Как в юбках!? – ахнула тётка. – Неужто правда? Что делается на белом свете, - удивилась она, когда Михаил, смеясь, кивнул головой.
     Дядя поставил бутылку на стол, вышел в сени и тут же вернулся с трёхлитровой банкой, наполненной желтоватой жидкостью:
     - До твоей виски, Мишаня, мы ишо доберёмся. Давай-ка попробуем нашенской медовушки. Забористая вещь, скажу я тебе. И пользительная… На мёде, да на травах настоянная.
     - Можешь дальше не рассказывать, дядя. – Рассмеялся Михаил. - В тот раз мне хватило одного стакана, чтобы тут же завалиться на боковую.
     - Помнишь? Эта не хуже будет, – ухмыльнулся тот, разливая в стаканы пахучую жидкость. Увидев, что все сели, он поднял свой стакан: – Ну, племяш, со свиданьицем!
     … Прошла неделя. Погода стояла великолепная. Проходили короткие, но мощные грозы, громыхая так, что казалось, сейчас рухнет потемневшее небо. Ветвистые сине-оранжевые молнии с жутким треском полосовали пространство, сверху лились потоки воды. Но через полчаса грозовая туча сваливалась в сторону, над землёй от горячих лучей солнца поднимались испарения. Вспоминая детство, Михаил с удовольствием шлёпал по лужам голыми ногами.
     В сельской местности всегда полно работы. Безделью нет места. Вот и Михаил без всякого намёка впрягся в домашние дела. С дядей перевезли и сметали за огородом зарод сена. Смотря, как племяш вскидывает наверх вилы с огромной охапкой сена, глядя на его мускулистый торс, дядя довольно крякал:
     - Ну, ты и лось, однако, Мишаня. Экая силища. Пахать на тебе, да пахать…
     С тёткой как-то по туманному утру сходили в лес и принесли две корзины маленьких маслят, которые она в тот же вечер замариновала. Один день провели на пасеке – гнали мёд. Откусывая от ломтя пахучего деревенского хлеба,  пропитанного мёдом, и запивая свежим молоком, Михаил жмурился: такого  удовольствия он давно не испытывал. Как-то сходил с удочкой на речку, что протекала неподалёку. Натаскал на перекате пескарей, которые были величиной с вилку, в небольшом заливчике на живца сумел вывести пару солидных щучек. А из омута надёргал с десяток тёмно-зелёных горбатых окуней.
     Утром, за завтраком, дядя, прихлёбывая горячий чай из блюдца, неожиданно спросил:
     - Не желаешь, Мишаня, с ружьишком побаловаться? Сейчас самое время сходить на тетёрок да перепелов. Может и глухарь подвернётся.
     -  А, что, разве в это время можно? – удивлённо спросил племянник.
     - Можно. В советские времена иногда появлялся егерь, а нынче никого не бывает. Я сам, когда захочется свежатинки, озорую. И всегда с добычей. Скажи, Клава! – увидев кивок жены, продолжил: - В прошлом году, по осени, завалил кабана. Закоптили окорока, наделали колбас, фаршу накрутили. Зимой, опять же, зайцы и куропатки. Жить можно, главное – не ленись. Так-то, Мишаня.
     - Дядя Коль, когда лучше идти и куда?
     - Сразу после обеда. От дороги на лагерь возьмёшь вправо. Пойдёт смешанный лес, потом начнётся бор. Вот тут держи ухо востро. Птица вспархивает неожиданно. Не медля – лупи. Потом упрёшься в озеро. Вот по его берегу и шастай. Там точно будет птица. Только на территорию лагеря не лезь. Не нужно. – Дядька как-то смущённо кашлянул. - А то наткнёшься на Полину.
     - А кто это – Полина? – заинтересовался Михаил. – И что может случится, если встречу её?
     - Лучше не надо, племяш. Встреча с ней не приводит к добру. Так что остерегайся.
     - Да ты что, дядя Коля! – рассмеялся племянник. – На пороге двадцать первый век, а вы мне тут такие страсти рисуете.
     - Ведьма она! Посмотрит своими глазищами, и пропал человек. Остерегись, Миша! Ведьма!– повторила тётка и истово перекрестилась: - Спаси нас Господи!
     - Ну и ну, - протянул Михаил, недоверчиво смотря на родню. Но, видя, что они настроены вполне серьёзно, успокоил: - Не волнуйтесь! Не собираюсь я встречаться с вашей колдуньей. А всё-таки, откуда она здесь взялась?
     Дядя Коля переглянулся с женой, тяжело вздохнул:
     - Местная она, из нашей деревни. Жениха её призвали на флот. Там он и сгинул, лежит где-то на морском дне в студёных водах вместе со своей лодкой. Тогда много об этом говорили. Лодка эта была какая-то особенная.
     - Уж не «Комсомолец» ли? – вспомнил Михаил историю гибели атомной субмарины.
     - Вот-вот! Правильно! – дядька с уважением посмотрел на племяша. – От горя девка чуть с ума не сошла. Потихоньку пришла в себя. Жили вдвоём с больной матерью. Работала она в медпункте. Потом началась эта чехарда с властью. Деревня захирела, медпункт убрали. И мать вскоре умерла, так что она одна осталась. Нанялась она сторожить пионерский лагерь. С тех пор там и живёт.
     - Тётя Клава, а почему ты называешь её ведьмой? – Михаил посмотрел на тётку.
     - Ведьма она и есть ведьма! И говорить больше о ней не хочу. – Она вновь перекрестилась, вышла в сени и чем-то сердито загремела. Племянник посмотрел на дядю.
     - Многое что говорят… - Уклончиво проронил тот. – Приезжали какие-то на двух чёрных машинах, то ли бандиты, то ли просто богатые. Вроде приценивались купить лагерь. Говорили, что Полина тайно отвратила их от этого. Не понравились они ей. Мало того, навела на них страху, отчего те кинулись срочно уезжать. А машины не заводятся. Они туда-сюда, да всё бестолку. Взмолились они, и только после этого смогли уехать. Или ещё вот случай. Пару лет назад прибился к ней какой-то мужик. Через неделю сбежал. С кем-то из местных поделился, что еле вырвался от неё. Мол, всё время тянет к ней, как пьяницу к водке. А сил уже никаких нет. Ежели останусь, то тут мне и будет конец. Как он выразился: еле ноги унёс..  А девка красивая. Что лицо, что стать… Вот только глаза, что чёрный омут. Посмотришь в них и будто тебя начинает засасывать… Даже страшно становится. Страшная красота… Так-то вот, Мишаня.
     …До озера, в могучем сосновом бору, он вспугнул пару перепёлок и оба раз промахнулся. «Тоже мне, Ворошиловский стрелок! – попенял себе. - Совсем разучился стрелять. Эдак и с пустыми руками вернёшься. Вот стыдоба-то будет!»       
       Михаил вышел на песчаный берег озера, потрогал тёплую воду. Глянул на противоположную часть озера. На расстоянии километра, на пригорке, среди вековых сосен, виднелись маленькие продолговатые домики – пионерлагерь. «Пожалуй, искупнусь», - решил он. Быстро сбросил одежду и голышом сиганул в ласковую благодать. Наплававшись, оделся и, чувствуя лёгкость во всём теле, быстрым шагом пошёл по косогору среди величавых сосен и густого подлеска. Не прошло и полчаса, как он срезал тетёрку, и тут же вторую, поднявшуюся от грома выстрела. Потом, сколько не ходил, ничего не нашёл. Устав, присел отдохнуть. Только хотел подняться, как послышалось хлопанье крыльев и в метрах пятидесяти от него на вершину обломанной сосны села тяжёлая птица. «Глухарь», - у него гулко застучало сердце. Не вставая, боясь спугнуть его, он медленно поднял двустволку и плавно нажал на спуск. С громом выстрела птица свалилась и, ломая ветки кустарника, рухнула на землю.
     «Вот это трофей!» На дрожащих ногах он подбежал к лежавшему глухарю и приподнял птицу за крыло. «Какой тяжёлый!» Он связал свою добычу, решив, что нести птиц лучше всего, перекинув через плечо.
     Увлёкшись, он не сразу заметил надвинувшуюся из-за леса иссиня-чёрную тучу. Моментально потемнело. Он взглянул на часы. Было шесть вечера. «Так. Где у нас  озеро? Вроде в той стороне», - прикинул он,  взяв ружьё в руку, и быстрым шагом пошёл в  нужном направлении.
    Когда он подошёл к озеру, струи дождя во всю полосовали землю. Встав под густой сосной, где не так доставал дождь, Михаил определился, что вышел ближе к пионерлагерю. Простояв с полчаса, понял, что дождю не видно конца. Куртка на нём промокла, хотя была сшита, как уверяла фабрика-изготовитель, из водоотталкивающей ткани. Чувствуя, как по спине течёт вода, он вышел из под сосны и пошлёпал в направлении лагеря. «Ничего, от лагеря до деревни всего восемь вёрст. Проскочу за час с небольшим. Главное – выйти на грунтовку, а там включим форсаж».
     Внезапно зашумели верхушки сосен, закачались кусты. Подул порывистый и холодный ветер. Куртка прилипла к спине, озноб прошёлся по телу. Он вышел к лагерю и побрёл вдоль изгороди. Длинные корпуса по бокам, центральное здание администрации лагеря, на заднем плане труба над приземистым домом  – котельная, ещё какие-то постройки. Везде чувствовалось запустение: окна корпусов зашиты досками, у статуи пионера с горном одна рука отсутствовала, кусты и трава заполнили всё внутреннее пространство лагеря.
      - Так вот кто стрелял! – послышался грудной женский голос. Михаил от неожиданности вздрогнул и, остановившись, повернулся. За оградой, сливаясь с кустарником, стояла женщина в плаще с надвинутом капюшоном.
     - Здравствуйте, - пролязгал непослушным от озноба голосом Михаил, едва не стуча зубами.
     - И куда это доблестный охотник направился, да в такую непогодь?
     - В деревню, куда же ещё. – Он едва сдерживал дрожь, волнами накатывающую по всему телу. 
     - В мокрой одежде, под дождём, восемь километров? – иронически проговорила женщина. – Воспаление лёгких гарантировано. Это я  вам говорю, как бывший медработник.
     - У меня нет выхода, - дрожащей рукой Михаил стёр с лица воду.
     - Выход всегда есть, - отозвалась женщина. – Вам нужно обсохнуть, высушить одежду, да дождь переждать. Потом и продолжить путь.  – Она секунду помолчала, всматриваясь в него, словно взвешивая, потом решительно сказала:
     - Идите за мной. Если, конечно, не боитесь. Представляю, что ваша родня наговорила обо мне.
     - Почему я должен боятся кого-то, тем более женщину? Вы знаете мою родню? – шагая  по другую сторону ограды, как-то по-глупому спросил он, тут же поправившись: - Впрочем, конечно, вы же всех знаете в деревне.   
     Она открыла калитку, он последовал за ней. С веранды небольшого дома поднялась собака и, утробно гавкая, направилась к ним навстречу.
     - Фу, Мальва! – женщина потрепала её по голове: - Перестань, это свой. – Псина обнюхала гостя, особенно её привлекли его трофеи, и добродушно завиляла хвостом. Вслед за хозяйкой Михаил прошёл через сени и вошёл в комнату.
     - Простите, - сконфуженно проговорил он, глядя на лужу у своих ног, - с меня тут целое озеро натекло.       
     - Так это ж  вода, – засмеялась хозяйка. -  Ну, и что вы застряли у порога? Снимайте ружьё, трофеи. Нужно хорошенько обтереться, чтобы не простыть. Сейчас затоплю печь.
     - Послушайте, э-э, - он замялся, потом махнул рукой, - Полина, может вы возьмёте тетёрку? У меня, кроме этой дичи, ничего нет.
     А не откажусь, Михаил! – она сверкнула белоснежной улыбкой, искренне засмеявшись над его растерянным видом. – Ничего таинственного. Ты шёл с рыбалки, а я стояла у продуктовой лавки, она приезжает в деревню раз в неделю. Деревенские бабки тут же донесли: кто такой, к кому приехал, как звать. Всё очень просто. За гостинец спасибо.  Пока суд да дело, сварю супчик. Тебе нужно поесть горячего. Вот полотенце. Пока я занимаюсь с птицей, снимай всё с себя, и хорошенька оботрись.
     Он тщательно, докрасна, вытер себя, выжал одежду и развесил на верёвку у печи, яростно гудевшей пламенем в топке. Вошла Полина, одобрительно посмотрела на развешанную одежду и загремела посудой. Михаил прошёлся по кухне, щёлкнул выключателем.
     - Щёлкай – не щёлкай, бесполезно. – С вздохом проговорила она, подбрасывая поленья в печку.   
     - Несколько лет назад какие-то ухари все провода срезали, от деревни до лагеря. С тех пор без электричества.
     - Как же ты здесь одна живёшь? – вырвалось у него. - Ну, ладно, летом. А зимой?
     - Так и живу. Привыкла. – Полина будто обрадовалась, что он обратился к ней на ты, или сделала вид, что не заметила. – Человек ко всему привыкает. Да и боятся некого. Чужие здесь не ходят. Вот разве что какой охотник забредёт, вроде тебя.
     Михаил переход на «ты» принял как должное. Ему вдруг вспомнилось упоминание дяди о мужичке, на неделю задержавшегося у Полины. От этой мысли почему-то стало неприятно.
     - Зажги лампу, она на подоконнике, а то совсем темно стало. – Попросила хозяйка. - Сможешь? Спички рядом.
     - Да уж как-нибудь… - пробормотал он, слегка уязвлённый. Снял стекло, чиркнул спичкой. Мягкий свет залил кухню. Только сейчас он рассмотрел хозяйку, как следует. По девичьи стройная, с толстой русой косой на спине и тонкими смоляными бровями на загорелом лице. Тонкий нос и яркие пухлые губы довершали её облик. «Какая же она красивая… Прав был дядя Коля…». В какой-то момент она повернулась и глянула на него, словно оценивая. Тёмные глаза пробежали по его лицу, встретившись с его взглядом. По спине пробежал холодок - он вспомнил слова дяди об омуте. Полина отвела глаза, стукнула дверцами шкафчика и подошла к столу.
     - Выпей это, -  что-то налила из банки в кружку.
     - Что это? – посмотрел он на Полину. – Колдовское зелье?
     - Ну да, хочу приворожить, - подхватила она шутливо. Но тут же посерьёзнела: - Настой из трав, чтобы не заболеть.
     Он послушно выпил. Кисловатая с горчинкой жидкость была приятная на вкус. Поставил кружку, поднял голову и вновь столкнулся с её взглядом. Тёмная волна ударила в голову, сознание помутилось. Не соображая, что делает, встал и притянул женщину к себе. Не сопротивляясь, прильнув к нему всем телом, она откинулась назад, и он утонул в её чёрных глазах.
     - Не боишься? Не пожалеешь? – он не услышал, а скорее, угадал слова.
     - Не пожалею… - прошептал он, припадая к её горячим губам…
     - О-о-у… - страстно стонала женщина, впиваясь пальцами в его потную спину. В глазах плавали разноцветные круги,  сознание мутилось. Казалось, всё это продолжается вечность. Но вот ослепительная вспышка и он куда-то стал падать. И этому сладкому падению не было конца… 
Потом снова и снова пробуждение от прикосновений нетерпеливых рук и губ, блуждающих по его телу… 
     Он еле открыл глаза и уставился на лицо дядьки, не соображая, где он и что с ним. Голова была пустая, а сам он чувствовал себя, как после десятикилометрового марш-броска в полном боевом снаряжении.
     - Дядя Коля, ты как здесь? – пробормотал Михаил.
     - За тобой приехал, племяш. Давай, собирайся, а то там тётка с ума сходит. А где ты, стало ясно, когда не вернулся.
     Михаил оделся, стараясь не смотреть на дядьку. Вышли из ограды к машине и увидели идущею от озера хозяйку, нёсшую ведро рыбы. Видимо, проверила сети.
     Она поздоровалась с дядей Колей и,  не сводя глаз с Михаила, спросила:
     - Уезжаешь? Даже не попрощавшись? – усмехнулась она. – Неужто не понравилась?
     Михаил густо покраснел, словно нашкодивший школьник, непонятно что-то бормоча.
     - Ты, это… отпусти парня, – хохотнул дядька, - а то, ещё немного, и от него одна шкура останется висеть на твоём заборе. С тебя, девка, станется…
     - Да забирай! Силком не держу. Только, Миша, всё равно меня  ты не забудешь…
     Он поднял голову и утонул в её глазах-омутах. Снова по телу пробежали мурашки, голова закружилась. Его шатнуло, он невольно ухватился за рукав дядьки.
     - Вишь, до чего парня довела, еле на ногах держится. Давай-давай, садись в машину. А то, похоже, тебе отсюда не вырваться. – Ворча, подтолкнул его дядя Коля. Племянник, очнувшись, кивнул Полине и полез в салон. Все эти километры до деревни перед ним стояла стройная фигура женщины и  её глаза, бездонные и зовущие…
     - Прав ты был, дядя Коля.  Оказывается, есть такая красота. Неодолимая и страшная… - Он  понял одно: куда бы не уехал – глаза эти будут преследовать его и звать… И вряд ли он долго будет сопротивляться этому зову… 
               
                Ноябрь 2007  -  Март 2009гг.
               
                Г.Талица