Иллюзия мегаполиса

  Одинокой и не нужной, изношенной утробой она брела по весенним солнечным улицам, сухая и изможденная бессонницей, гордая и не сгибаемая на резком ветру, она, известный истукан, пожираемый миллионами глаз, обложка журнала, с глупым лицом, навязчивым макияжем, она, ласковая женщина, с хищным взглядом взирающая с городских баннеров на толпу.
  Такой переполненный, но пустой мир заключил ее в свои холодные объятья, клешни мегаполиса, с помощью которых она карабкалась наверх, задушили ее, неожиданно и без вариантов, без особой жестокости, но со статистической точностью.
Ненасытная утроба проглотила ее даже не поперхнувшись. Этот город поглотил её целиком, не оставив ни одного шанса на спасение, она добровольно попала в эту беззубую пасть и лишь сейчас почувствовала, как там воняет миллионами немытых человеческих тел, лишенных жизненных ориентиров, тонущих в потоке собственных проклятий, слепнувших в тумане собственных иллюзий, больные головы, пустые сердца, одичавшие от глупости и равнодушия.
  Уныло и жадно блестели ее глаза, блеск безразличия и усталости, пустота железной бочки, гулких ударов, глухой голос со дна колодца, отстраненное жужжание больших улиц, долгий протяжный звук ревущих машин стоял в ее потухшем сознании. Мокрый снег падал к ее ногам и тут же таял, превращаясь в неприглядное месиво человеческих плевков и грязи. Грязь была не только на небе и на земле, она была внутри всех этих людей, мрачно снующих по многочисленным улицам города, как роящиеся мухи у огромной помойки, где можно отхватить лакомый кусок, если удача повернется к тебе нужным местом. В метро эти люди, словно серая вялотекущая масса, струящаяся по эскалатору, в вагоне – набор карандашей в пенале, плотно сжатые бесчувственные тела, равнодушные друг к другу, связанные в толпе одной целью – выжить в этой бездушной машине любой ценой. И если бы только человек мог надеяться, что выжить нужно всего лишь один раз, он бы может и проснулся от глубокой комы, но чтобы выживать каждый день нужно стать простым механизмом, отгородиться от остальных стеной безразличия, всего лишь погрузиться в свой любимый сон, уткнуться в книгу или газету, надеть наушники и подарить всю свою любовь красивому, гладкому и приятному на ощупь гаджету.
  Она и сама когда-то была среди этих людей, прекрасно понимала их и была похожа на них, но чувство ответственности, забота о родном маленьком существе всегда помогало подняться над бездушной суетой повседневности. Ей было двадцать три, когда она приехала в столицу на руках с маленьким сыном. Это было единственное богатство, которое она взяла с собой из родного дома, где ее ничего не держало кроме разочарований доверчивой юности.
  Пробиваться было нелегко, порой это казалось бессмысленным занятием: отдавать всю свою энергию, силу, красоту, здоровье беспощадному, ненасытному городу и не получать взамен ничего, кроме двух выходных в неделю, которых  ждешь, чтобы выспаться и спрятаться в маленькой комнате от бесконечно раздраженных людей с мрачной философией. В конце рабочего дня в тесной, пропитанной потом и сигаретами маршрутке, ей становилось неумолимо жаль себя, и слезы непроизвольно катились по щекам, заставляя стыдиться собственной слабости. Чем лучше она была этих людей, таких же одиноких и беспомощных в этой медленной мясорубке будней? Такая же опустошённая и безразличная ко всему, редко уступающая место в метро и никогда в маршрутке, с брезгливостью отворачивающаяся от людей с протянутой рукой, не жалеющая монетки на собачьи нужды, сожалеющая о упоительно поющей под гармонь старухе в переходе, о том, что пожалела полтинник старухе, мелочи дергающемуся парню, что-то пиликающему на скрипке.
  Где-то в глубине своего существа она понимала, что она многое теряет, отдавая этому ненасытному городу, но что-то, пока необъяснимое, она получала взамен, ненужное для духовного роста, но необходимое для ритма повседневности, чтобы стать как можно меньше уязвимой, как можно больше востребованной этим механизмом. Правила повседневности как-то сами собой складывались в систему, в простую схему входов и выходов, в территорию людского террариума, где даже с закрытыми глазами ты найдешь нужное тебе направление, где твое тело в режиме «круиз-контроль» курсирует по многочисленным лабиринтам подземок.
Главное было не останавливаться. Набирая обороты, остановки уже были шагом назад. Важно не задумываться над тем, что ты делаешь, ни в коем случае не анализировать свои поступки, не обращать на окружающих внимания, не вешать чужие проблемы на себя, тогда у тебя все понемногу встанет на свои места, потихоньку все начнет получаться, трудности будут казаться ступенями к светлому будущему.
Сынок тем временем рос умненьким мальчиком и через год уже собирался в школу. Еще, казалось, совсем недавно она держала в своих ладонях его крохотные мягкие пальчики, смотрела в его ясные голубые глазки, и были у него всего только два белых передних зубика, длинные закрученные девичьи реснички и прелестный хохолок на макушке, наследственный вихор, не ложившийся ни на одну сторону. Ни кошечка, ни собачка ждали ее дома, а ласковый, нежный малыш, ради которого, наверное, и стоило преодолевать трудности, может быть, это крохотное тельце, стук маленького сердца, к которому она прислушивалась, придавали ей силы и упорства.
Случай устроил так, что ее фото, сделанные ее знакомой, любителем-фотографом, попали в сеть, осели на каком-то сайте и были замечены пользователем, сотрудником известного агентства, с помощью которого они благополучно и попали в трясущиеся креативные руки «иконы стиля». Потому что именно он, чудаковатый старикан, нашел ее внешность интересной: девушка нордического типа с андрогинной фигурой инопланетного существа.
  Ее лицо оказалось интересным во многих ракурсах, оно красовалось на обложках известных журналов, взирало на тебя с огромных городских рекламных щитов, соблазняло тебя в утробе душных подземок, настойчиво призывало быть самим собой, приобретая ненужные вещи. Она и не могла себе представить, что продавать свое лицо будет так просто и приятно, она была обласкана светом фотовспышек, капризно раздражена многочасовой сменой ленивых поз, интуитивно угадывала знаки фотографа, этого странного парня в женских джинсах. Ей казалось, что она как будто и не делает никаких усилий, не работает с девяти до шести без обеда, перекладывая бумажки из одного лотка в другой, а потом не трясется в переполненной электричке полтора часа туда и столько же обратно. Стоять перед объективом и улыбаться, а потом не улыбаться, не было похоже на морскую жизнь офисного планктона. Если нужно было остаться на каких-нибудь лишних пару часов, это не становилось проблемой в ее понимании, скорее веским аргументом в пользу рассасывания длинной пробки в направлении ее дома.
  Черный джип мчал ее по ночному городу, его огни, как сигналы о помощи, мерцали на необъятном мертвом пространстве, простирались до бесконечности по всем четырем сторонам, так что не хватало человеческого глаза, чтобы увидеть, где они заканчиваются. Сложно остаться равнодушным к ночному мегаполису, уставшему от суеты будней, его яркие цветные огни заменяют падающие звезды, в такие минуты, когда ты один на один с этой мерцающей игрушкой, тебе кажется, что лишь стоит протянуть руку, и одна из его звезд – твоя.
Тогда она впервые поняла, что ее мечты становятся реальностью, что этот монстр, наконец-то, принял ее в свои объятия.
  Иллюзия крепких объятий успеха опьяняет уставшего от ежедневной суеты обывателя, он теряет ориентир, который, может быть, был ему дорог и которому он следовал когда-то. Ощущение стабильности и неуязвимости не оставляет места сомнениям в том, что ты, может быть, совсем другой и что-то ты в этой жизни не разглядел как следует, что-то упустил из виду, не почувствовал запаха приближающейся беды.
Вчера ее сын погиб в автомобильной аварии.
  Это был выгодный контракт, за съемку для этого журнала, ей предложили в два раза больше, чем обычно. Она опаздывала и торопилась, сына еще нужно было завести в школу. Всю ночь шел мокрый снег, по крышам барабанило, и она никак не могла уснуть. Утром стало понятно, что выехать будет невозможно, и она выбрала другой маршрут. Она знала, что на этой трассе полно большегрузов, но движение в нужном направлении было свободным. Она доверяла себе и своей машине, было еще достаточно времени, чтобы пересечь сплошную и обогнать вяло-бредущую шестерку с помидорами. Но случилось непредвиденное: автомобиль развернуло и вынесло на встречную полосу. Она почувствовала сильный удар, услышала, как разлетелось вдребезги заднее стекло, от резкого толчка, не пристегнутый ремнем безопасности, ребенок вылетел на проезжую часть. Выскочив из машины, она подбежала и увидела мальчика в крови, прижав его к себе, она поняла, что он мертв. Его светлые волосики слиплись от крови, она все еще сочилась из раны, стекая, еще теплая, по ее рукам. Небо будто треснуло пополам над ее головой, в один миг все потеряло смысл, иллюзия благополучия и стабильности рассеялась, как дым, и она увидела себя, молодую женщину, прижимающую к себе тело мертвого сына, окровавленное маленькое тельце, как цена за призрачный успех, за маску равнодушия и беспечности.
  Весеннее солнце сменилось дождем. Она все так же бесцельно шла, и дождь лил на ее голову потоки холодной желтоватой воды. Люди узнавали ее лицо и оборачивались в след, она слышала, как они перешептывались за спиной, кто-то тыкал пальцем, блаженно улыбаясь, кто-то недовольно зыркал, вжимаясь глубже в плащ. Дождь безжалостно смывал краску с ее лица, снимая маску равнодушия и обнажая боль. Она так и не поняла до конца, за что так жестоко наказана, неужели за то, что ей  удалось стать высокооплачиваемой куклой, марионеткой судьбы или, может, потому что забыла о главном: что была живой, настоящей и посчитала это лишним для своей жизни.


                Март 2013