Запах из детства

                Посвящается моей бабушке – Наталье Андреевне Гридиной

«Прости… Прости… Прости…» - выстукивают колеса вагона. «Прости… Прости… Прости…» - пульсирует кровь в висках. Я лежу лицом к стене в купе поезда «Астана- Санкт-Петербург». Я еду на похороны своей мамы. Последние слова, которые я сказала ей по телефону десять дней назад, стали печально пророческими: «Мама, если ты не будешь пить таблетки, ты умрешь от инсульта!»

За пять лет я не нашла времени, не нашла возможности, чтобы приехать к своей постаревшей и больной матери. Я неблагодарная дочь, к которой поздно пришло раскаяние о том, чего я не сделала, а должна была. И нет мне прощения!

Мама жила с моей младшей сестрой в городе Буй Костромской области. Мое сердце было за нее спокойно из-за надежды на сестру Ольгу, которая могла сделать для мамы все возможное и невозможное. Потому что любила ее по-настоящему.

В последнее время мы договорились, что будем созваниваться по субботам.  И  она всегда с такой готовностью и нежностью отвечала по телефону после первого же гудка: «Здравствуй, доченька! Ну как вы там?»

У моих попутчиков свои заботы: маленькая девочка привлекает внимание своей молодой мамы разными потребностями – пить, есть, играть, отвечать на бесчисленные вопросы. Судя по всему, дочь ее изрядно измучила, потому что мамочка отвечала раздраженно, устало и без всякого энтузиазма. А девочка всё канючила, ныла и капризничала. Они обе были уставшими, но никак не могли угомониться.

Вдруг в вагоне послышалась какая-то возня. Пассажиры стали сновать туда-сюда, спрашивая проводника : «А есть еще?» По вагону разнесся запах. Знакомый запах из моего детства…

   ...Жаркое казахстанское солнце  нещадно палило, поднимая с расплавившегося асфальта еле видимые струйки горячего воздуха. Мы идем с тяжелой поклажей на вокзал. У бабушки заняты обе руки, у меня – ноша в одной. От нашего груза вкусно пахнет. Запах окутывает нас самих и распространяется  в радиусе нескольких метров сладким ароматом знаменитых чуйских дынь – «хандаляшек» (как назвали их местные жители) или «колхозниц». Дыньки - все как на подбор: небольшие оранжевые шары, яркие и ровные, а  на вкус – необычайно сочные и сладкие. Запах из моего детства… Эти дыньки выращивала бабушка на своей бахче. Бахчи были у многих, поэтому дынями удивить чуйцев было трудно. Излишки урожая старались сбыть проводникам и пассажирам многочисленных поездов, проходивших по нашей станции.

На перроне, кроме нас с бабушкой, сновали такие же продавцы дынек – пожилые тетки с корзинами, бойкие молодухи и всюду успевающие шустрые мальчишки. Они нарушали все мыслимые и немыслимые правила и запреты, ярко пестревшие грозными щитами и плакатами-предупреждениями: «Внимание! Железная дорога – зона повышенной опасности!», «Запрещается нахождение на перроне детей без сопровождения взрослых!» Но эти самые дети  пролазили под вагонами одного состава, чтобы его не обходить, и умудрялись общаться одновременно с потенциальными покупателями двух поездов одновременно.

У каждого продавца постепенно  налаживались свои связи и взаимный интерес с проводниками проходящих поездов.

У бабушки тоже были постоянные оптовые покупатели – семья проводников поезда, следовавшего до Ленинграда. Это было очень удобно. Они договаривались о количестве дынь, сообщали свой график, и к тому времени мы с бабушкой уже ждали их на перроне станции Чу  с яркими и вкусными дарами казахстанской земли.

Вот и в этот раз. Сразу после объявления диктора о подходе поезда на перроне началось  волнение: пассажиры с чемоданами пытались угадать место остановки нужного им вагона,  встречающие метались по той же причине. И только продавцы дынь знали, где им стоять.
Меня всегда восхищал вид идущего состава: тепловоз напоминал дышащего дракона, необычайно мощного, тащившего за собой  бесконечно длинное тело из вагонов, хвост которого  выходил за пределы  асфальта перрона.
Пыхтя и отдуваясь от тяжелой работы, тепловоз остановился. Открылись двери вагонов, из которых высыпали разномастные пассажиры - заспанные, помятые, пьяные, веселые и грустные – разные. Было такое впечатление, что до нашей станции никто из них ничего не ел и не пил. Сломя голову, они побежали в буфет за лимонадом, мороженым, пирожками. Более притязательные атаковали бабушек с вареной картошкой, щедро посыпанной домашним укропом, в довесок с малосольными огурчиками, от которых пахло чесноком, хреном и еще какой-то вкуснятиной.

Когда толпа насытилась «серьезными» покупками, наступила очередь дынь.
Для россиян дыни всегда были продуктом экзотическим, непривычным и дорогим. Их могли позволить себе люди с достатком или просто щедрые, которые хотели удивить или сделать приятный сюрприз для понравившейся попутчицы в надежде на взаимность, а также побаловать детей. Но станция Чу удивляла не только самими дынями, а еще их ценой. В Ленинграде эти дыни продавали ровно в пять раз дороже! И кто знал, тот покупал дыни в подарок своим родственникам, знакомым, сослуживцам. Это было «приветом с юга», «приятным вкусным сюрпризом».

Бабушка получила свою плату с проводников, и мы пошли обратно, не заботясь о том, кому бы мы сейчас продавали эти дыни.

…Мой отец нервно курит в сторонке. Я, отчаянно вцепившись в подол длинной юбки, прижалась к бабушке и  рыдаю навзрыд. У нее тоже текут по щекам слезы, но она все же находит силы говорить слова, смысл которых до меня плохо доходит:
- Танечка, детонька, тебе надо идти в школу! Там твоя мама и сестра… Надо ехать, не плачь…
Проводница очередной раз  предупреждает, что пора заходить в вагон, поезд скоро отправляется, и ей надо закрывать двери.
У отца кончается терпение на уговоры, и он с трудом отрывает меня от бабушки, берет на руки и идет к двери вагона. Я, что есть силы, сопротивляюсь, пинаясь и царапаясь. На ступеньках упираюсь ногами и, взявшись за поручни, «стою насмерть» в своем нежелании пройти в вагон.

Мой папа, большой и сильный, наконец побеждает мое упорство и вталкивает меня в тамбур. В вагоне борьба продолжается:я пытаюсь высунуть свое туловище в открытое окно коридора и кричу на весь перрон:

- Бабушка! Ты только не умирай! Я обязательно приеду, обязательно!
Все женщины вокруг плачут…Вагон трогается, поезд начинает набирать скорость. Я кричу эти слова уже в полной истерике, чтобы слышала бабушка, а она бежит по перрону, уливаясь слезами, и машет мне рукой, отдаляясь от меня, и вскоре вовсе пропав из вида.
В подарок со станции Чу папа взял для моей сестры и мамы несколько дынь с бабушкиной бахчи. Глядя на них, я вдыхала их аромат -  они пахли бабушкой. Постепенно я успокоилась и уснула.

...Привычным движением открыв замок двери однокомнатной квартиры, в которой жила моя бабушка, я почувствовала резкий сладковатый аромат. Бабуля сидела за столом, держа в руках солнечную дольку. Судя по остаткам пиршества, она успешно уничтожила большую часть дыни-«хандаляшки».
После смерти деда бабушка от горя, тоски и одиночества заболела сахарным диабетом. И сейчас дыня для нее была подобна яду мгновенного действия. Опережая  мое возмущение, она жалостливо попросила:
-Только не ругайся! Я  старая, все равно скоро умирать…Знаешь, как мне охота дыньку поесть?!

Вдруг она изменилась в лице, положила недоеденную дыню на тарелку и спросила:
- Тань, а если я умру, ты будешь по мне плакать? Помнишь, как ты плакала на перроне, когда отец увозил тебя в Зарафшан?

Она знала наверняка мой ответ. Слова говорить было без надобности – мы сидели, обнявшись, и плакали. Воспоминания накрыли нас с головой. Разделить их с третьим участником сцены на перроне – моим отцом, уже было невозможно.( Он умер одиннадцать лет назад в возрасте 51 года от пресловутого инсульта, за пять минут…)
Бабушки не стало через три месяца…

… Я поднялась со своего места и пошла в сторону купе проводников, как ищейка по следу. Проводник закрывал «трехгранкой» замок двери служебного купе, поезд тормозил на  крупной станции, пассажиры толпились в тамбуре, ожидая свободы из заточения душного вагона. Мои попутчицы тоже вышли в тамбур. Девочка снова чего-то просила купить, и ее мама была уже на все  согласна, лишь бы успокоить свою неуемную малышку. Проводник, выпустив на волю всех страждущих, вернулся в свое купе и вынес оттуда сетки с дынями, расфасованными по три-четыре штуки. Его сразу облепили пассажиры. Торговля шла бойко, второй проводник не успевал таскать из вагона оранжевое лакомство. Я подошла к проводнику:
-  Откуда дыни?
- С Казахстана.
- Откуда именно?
- Да вы не знаете. Есть такая станция -  Чу, там самые вкусные дыни.

Мне показалось, что я схожу с ума. Искривление пространства, времени, возраста… Я вдруг увидела бабушку. Она стояла рядом со мной и улыбалась. Это был знак свыше. Я ехала на похороны мамы, а бабушка передала с того света дыни на ее поминки!!!!!!!!!!!!
Вцепившись в сетку с дынями, я машинально расплатилась за товар, удивившись низкой цене, и поплелась в свое купе, как будто в гипнотическом трансе.

Войдя в свою временную обитель, я дала волю эмоциям: слезы лились рекой, плач был беззвучным.

… Когда поезд тронулся, я была уже в порядке. Ко мне пришло облегчение, и я почувствовала потребность выговориться. Освободив одну дыню из сетки, я порезала ее на дольки и предложила девочке и ее маме попробовать.
Я рассказывала этой маленькой девчушке о станции Чу, где растут эти удивительные оранжевые солнышки, о своей бабушке, о маме, которой больше никогда не будет… Малышка уплетала дольку за долькой, по ее щечкам тек сладкий липкий сок. Она шкодно улыбалась и громко причмокивала.
- Вкусно?
- Очень!
Ее мама, видя с каким удовольствием дочь поглощает неожиданно возникшее лакомство, побежала в купе проводников и принесла одну дыньку:
- Последнюю купила. Всё продали. Чего я на перроне-то не купила?! Дешево и вкусно! – сожалела она.

Смеркалось. Маленькая соседка по купе сладко посапывала на  нижней полке. Ее измученная за целый день мать тоже уснула, едва коснувшись головой подушки.

Одна я не спала. Воспоминания из детства вновь и вновь всплывали в моей голове, бередили и волновали душу. Завтра предстоит тяжелый день – встреча и прощание с мамой. Я ей все расскажу, все, что произошло за пять лет, я попрошу у нее запоздалое прощение …

И вдруг я подумала об этой случайно встретившейся у меня на пути девчушке. Может быть, и она когда-нибудь вспомнит картинку из своего детства, когда она была по-детски счастлива: купе, толстую странную тетку в очках с какими-то непонятными разговорами «за жизнь», и … запах дынь. Может быть, этот запах тоже станет запахом из её детства…