Некровное родство полная версия

                Посвящается моему деду- Владимиру Гавриловичу Гридину.
Мне пятьдесят с небольшим «хвостиком». Время, как говорится, «собирать камни». Но «мои камни» не сводятся к подсчету достигнутых успехов в карьере, количеству приобретенных материальных благ в виде недвижимого и движимого имущества, а почему-то складываются «кирпичиками» детских воспоминаний. Эти «кирпичики» таинственным образом вырываются из глубин моих впечатлений о том времени, когда «деревья были большими», а «небо высоким». И, может быть, кому-нибудь из читателей мои воспоминания затронут струны их души и заставят всколыхнуться скрытые где-то в глубине детские впечатления…

          Станция  с необычным названием Чу на юге Казахстана – моя «малая Родина», как сейчас принято называть место рождения. Улица Южная, где стоял небольшой домик, место нашего обитания, находилась недалеко от железнодорожной станции, которая  являлась центром всех основных событий маленького городка.
Себя я помню лет с четырех. Мои родители в то время жили в городе Зарафшан, в центре  пустыни Кызылкум, строили флагман  золотодобывающего предприятия.  Меня по просьбе бабушки и дедушки оставили в Чу. Но до семи лет я постоянно ездила между этими двумя городами, так как периодически обе любящие  стороны сильно скучали и возили меня туда-обратно, чтобы восполнить свою любовь и утешить тоскующие сердца.

Но я немного отклонилась от повествования. Продолжу…
Итак, улица Южная станции Чу. Мы, тогдашние ребятишки всех возрастов, понятия не имели о межнациональных конфликтах и распрях, а потому прекрасно уживались со всеми, кто жил по соседству. В нашей веселой детской компании бегали украинцы, казахи, немцы, татары, белорусы, русские. Одинаково быстро и с большим аппетитом поглощались  казахские баурсаки , белорусские драники, украинское сало вперемежку с немецким шпиком, с русским караваем вприкуску, которыми угощали наши заботливые мамы и бабушки.

 Современные дети понятия не имеют, что можно делать с мячом, скакалками, резиночками, осколками битых бутылок и фантиками от конфет! Но мы на этом не останавливались! Ребята постарше как-то выдвинули идею построить «военный блиндаж», и остальная ребятня принялась ломать ветки деревьев и кустарников, таскать палки и бруски, гвозди и прочую ценную утварь для этого дела. Когда «здание» было готово, мы обустроили внутреннее убранство какими-то одеялами, чайниками и пиалами. Это было местом нашей общей тайны. «Блиндаж»  находился за холмом и  не был   виден родителями со своих дворов. Вечерами все собирались, чтобы послушать рассказы более взрослых ребят  о всяких чудесах и страхах. Малышей пугали чертиками, которые  живут в печках, гробами на колесиках и ядерными взрывами третьей мировой войны. Но вскоре  наше убежище разрушилось из-за несовершенства  конструкции и отсутствия строительных навыков у создателей… Интерес к нему сразу как-то потерялся, может быть еще и потому, что  закончились все невероятные истории, которыми пугали нас старшие мальчишки.

Неизменный интерес всех детей нашей дружной улицы вызывало событие, когда в каком-нибудь дворе кололи свинью. До сих пор не могу понять откуда взялась такая странная традиция бежать  всем «табуном» ко двору и ждать, когда  хозяин угостит нас опаленными ушами и хвостиком, щедро присыпанными солью! Мы честно делили эту добычу и уплетали за обе щеки!

Целыми днями наша компания слонялась по улице и всегда находила чем заняться. Но, конечно, у каждого из нас были и свои семейные обязанности, которыми нас загружали родители: полить огород, сходить в магазин, понянчить младших сестер и братьев, покормить домашних животных, подмести двор. Вообще, обычные дела деревенских жителей. Все знают, что в своем доме всегда можно найти полезное занятие. Но мои дедушка и бабушка особенно не эксплуатировали любимую внучку, поскольку я тогда была слишком мала для того, чтобы поручить мне ответственное дело.

 Дед Володя – некровный мой родственник. Он был мужем тети моей мамы. Я приходилась ему внучатой племянницей. Но так как я воспитывалась у них с бабушкой почти до восьми лет,  а мои родные деды погибли во время войны, я всю жизнь считала деда Володю и бабушку Наташу (кстати, также звали и моих родителей) самыми лучшими  и родными!
Дед Владимир Гаврилович Гридин был участником Великой Отечественной войны (он умер 24 июня 1996 года, в шестой день рождения моего сына Владимира).

В памяти остались обрывки его интересных самобытных сказок о похождениях придуманных им самим отчаянных  героев с мудреными именами Хрулка и Харлупка. Я очень любила слушать рассказы деда перед сном!  Мы лежали с ним на перине большой кровати, на стене висел плюшевый ковер с оленями, на столе – лампа с зеленым абажуром. Его рассказы всегда сопровождались смешными прибаутками, песенками и непонятными, но такими веселыми фразами типа «Ярла тында, геч, теч!», присвистами и щелчками пальцев. Он хитро щурился, кряхтел, выдерживал театральные  паузы, а я, затаив дыхание, ждала очередного поворота событий. Дед был интересным рассказчиком! Чего стоил его бархатный голос с приятным тембром! Он завораживал интонациями во множестве стихов, которые читал наизусть!  Помню, как я заслушивалась отрывками из поэмы «Мцыри»  М.Ю. Лермонтова и «Евгения Онегина»
А. С. Пушкина! Многого я, конечно, тогда не понимала из-за возраста, но мне нравился сам процесс.

По прошествии лет я анализирую, «раскладываю по полочкам» эти поэтические вечера: дед торопился передать мне хотя бы небольшую часть своих знаний, привить любовь к настоящим человеческим ценностям, а, может быть, просто выразить свои искренние чувства ко мне через такое душевное общение.
 Как знать.. Спросить уже не у кого…

          Иногда вечером, когда было хорошее настроение или повод, в доме звучала музыка. Бабушка брала в руки балалайку, дед – гитару. Вообще, дед мог извлекать звуки из разных предметов, например, из двуручной пилы или обычной расчески. А еще была у него трофейная немецкая губная гармошка и старинный патефон 1876 года выпуска. Звучали песни Лидии Руслановой, Марка Бернеса и хора имени Пятницкого. Но  особенно запомнились мне песни о каторжанах и нелегкой судьбе арестантов. Они  содержали  много куплетов и рассказывали целые трагические жизненные истории. (Незадолго до своей смерти дед рассказал мне, что родился он в 1910 году в тюрьме города Одессы. Его родителей, дворян-революционеров, лично знавших Ленина, расстреляли вскоре после рождения сына. Самому деду поведали об этом в 1935 году нашедшие его друзья родителей. Дед «жил в людях», кочевал с цыганским табором по Хорватии и Сербии (оттуда умение виртуозно играть на гитаре и наличие прокола в левом ухе), затем воспитывался в детском доме и учился в ФЗУ).
            
 После смерти деда осталась мне  память о нем в виде неприметной деревянной шкатулки с орденами и медалями, среди которых есть боевые ,юбилейные награды и множество значков «За безаварийную работу». Во время войны дед был шофером, перевозил бойцов и снаряды, воевал на 2-ом Украинском фронте, был ранен. С шоферской баранкой не расставался более 50 лет!

Дед считал самым главным праздником в году День Победы. Пока позволяло здоровье, обязательно ходил на парад.  В пиджаке с орденами и медалями шел в строю ветеранов, потом выпивал «боевые сто граммов», смотрел подготовленный для фронтовиков концерт и … плакал.
             Когда по состоянию здоровья уже не мог принимать участие в праздничных мероприятиях, он в День Победы сидел дома и терпеливо ждал прихода представителей автобазы. Появлялась женщина-профорг с букетом красных гвоздик, поздравительным адресом и каким-нибудь  небольшим подарком. Дед не скрывал своей радости от того, что его не забыли, еще помнят и пришли хотя бы в День Победы.

До самой смерти он не мог спокойно спать! Кричал, звал в атаку и просыпался от очередного кошмара со взрывами снарядов.

              Удивительная штука – память! Дедушка мог час искать очки, которые были у него на лбу, не мог вспомнить события вчерашнего дня, но… С какой точностью и скрупулезностью он указывал даты, время, названия городов и сел, в которых проходили боевые действия, фамилии и имена солдат и командиров, с которыми воевал бок о бок, как будто это было вчера!

           Он рассказывал историю, очень похожую на сцену из кинофильма «Штрафбат», когда советскими солдатами был обнаружен немецкий продовольственный склад. Отступающие гитлеровцы и советские воины встретились в этом складе, набирая продукты с разных входов.
- Мы увидели таких же, как мы, мужиков, измученных войной. Они, полуголодные и оборванные, вызывали жалость. Стрелять мы не стали. Они тоже. Война страшнее, чем вы смотрите в кино. Не дай, Бог, увидеть вам этот ужас, который довелось видеть мне, - вздыхал он и начинал рассказывать очередной эпизод.

Однажды попал в окружение, не ел пять дней, а пил из ямки, образовавшейся у болота от копыт коровы. Накрывал эту вонючую жижу платком и пил. Видел смерть друзей-однополчан, видел расстрелянных немцами мирных жителей, видел узников концлагеря…
Я восхищаюсь своим дедом, горжусь им, преклоняюсь перед героизмом, патриотизмом, стойкостью, силой духа, ведь он по-настоящему, искренне любил свою страну, воевал ради своей и моей «малой Родины» - улицы Южной  станции Чу с ватагой ребятишек разных национальностей, у которых сейчас уже подрастают свои внуки.

Некровное родство, за которое пролили кровь и положили свои жизни миллионы таких, как мой дед, через десятилетия проявилось в «кирпичиках»   моих детских воспоминаний…