Плен вечной жизни 4

Саил предъявил считывающему устройству в двери идентификационную карту и зашел в комнату, в которой жил он и еще трое мальчишек: Изумрит, Франц и Камал. Комната представляла собой просторное уютное помещение, условно разделенное на четыре сектора. В каждом секторе находилась кровать и тумбочка. У двух окон стояло по столу. Возле выхода друг напротив друга стояло два шкафа. Положив учебные принадлежности на стол, Саил вышел из комнаты, дверь автоматически закрылась.
Воспитательный центр, в котором жил Саил, представлял собой комплекс сооружений, занимавший целый район города. Кроме воспитательного центра здесь не было ничего: ни жилого, ни торгового, ни научного, ни промышленного, ни развлекательного сектора. Всего пара старых электробусов ходила сюда. Попавший сюда человек увидел бы скромную станцию, на которой даже негде было укрыться от непогоды и высокий серый забор из бетона, который был увенчан датчиками безопасности. Из-за забора виднелись шпили, крыши, части зданий, некоторые из которых были самыми настоящими небоскребами в несколько сотен этажей. А вокруг – древний сосновый лес. Административно воспитательный центр являлся частью города, но фактически до города было около получаса езды. Зато тут было тихо и спокойно, а уж о том, как положительно влияет на детей воздух соснового бора, и говорить не приходится. Но дети, которым еще не исполнилось 12 лет, не знали, что находится за серой стеной забора, которая с внутренней стороны была талантливо разрисована яркими веселыми картинками.
Не знал об этом и Саил. Его спокойное, счастливое детство протекало в этом маленьком уютном мирке, который называется воспитательным центром. Он знал его наизусть. Парки, столовые, библиотеки, бассейны, спортивные залы – все это окружало мальчика с первых дней его жизни и казалось родным  домом. Тут было хорошо и безопасно. Правда, Саил знал, что он имеет доступ далеко не ко всему миру и даже не ко всем точкам воспитательного центра. Например, никто из детей младше 12 лет не бывал в этих прекрасных небоскребах. Впрочем, и детей, которым исполнилось 12, Саил никогда не видел – их переводили в другой сектор, подростковый. Саил не знал также, как выглядит сектор младенчества, туда открыт доступ только специалистам. Вся его сознательная жизнь прошла тут – в секторе детства. Разве что библиотеки и столовые были общими для всех, но и там нельзя было увидеть старших детей, которые могли бы рассказать про подростковый сектор, потому что графики посещения составлялись таким образом, что не давали возможности пересечься с подростками.
Саил вошел в огромный  парк, обогнув каштановую аллею, он прошел мимо фонтанов и оказался в самой сумрачной части парка, где и отыскал скамейку, на которой уже сидели Камал и Франц.
- А где Изумрит? – спросил Саил, глубоко вдыхая свежий, пахнущий молодой зеленью, воздух.
Мальчишки в ответ пожали плечами. Франц, светлый зеленоглазый мальчишка, чье лицо было усыпано веснушками – результат невмешательства науки в создание человека, из-за которого он очень переживал,  порылся в карманах и достал оттуда светящийся голубой шарик, который выпорхнул из его рук и завис в воздухе.
- Сыграем, пока нет Изумрита? – спросил Франц. – Быстрее время пройдет.
Мальчишки охотно согласились. Еще бы! Такой забавной игрушки больше ни у кого не было. Франц взял в руки шарик и стал нажимать кнопки, выбирая игру и задавая параметры. И вот уже лужайка вокруг преображена в игровое пространство, на мальчишках экипировка и вооружение, а посреди поляны горит свиток с первым заданием. Прелесть игрушки заключалась в том, что она адаптировала предлагаемые игры под любую местность. Можно было играть хоть в комнате, хоть на улочке. Но в парке играть было интереснее всего.
Франц был единственным из четверых, у кого была факультативная карточка, потому-то у него всегда были новые интересные игрушки, много сластей и книжек. Его родители хотели воспитывать его сами, но так и не смогли получить разрешение службы социального надзора и опеки. Франц был из тех редчайших детей, рожденных матерью, а не выращенных в пробирке в секторе младенчества. Беременной женщине пришлось таскаться по множеству инстанций. Сначала для того, чтобы получить разрешение на уже существующую беременность, затем для того, чтобы добиться права воспитывать собственного ребенка. Но все оказалось гораздо сложнее, чем она предполагала. Для начала пришлось добиться отмены направления на аборт. Ведь ее беременность была внеплановой, они с мужем не взяли предварительного разрешения на нее, что значительно все усложнило. Всего один документ, сделанный на пару месяце раньше, мог бы все изменить, но было уже поздно. Это и стало основной причиной отказа службы социального надзора и опеки. Теперь менять что-то было невозможно, но родители делали все возможное, чтобы как можно больше общаться с Францем, они часто разговаривали с ним, навещали его, платили факультативный налог по самому высокому тарифу, чтобы Франц ни в чем себе не отказывал, и приносили ему подарки. А еще они мечтали, чтобы Франц поскорее подрос и получил право выходить за пределы воспитательного центра. А значит, он мог бы бывать в гостях у своих родителей. Но Саил никогда не завидовал Францу. Несмотря на ту любовь и заботу, которую они стремились ему дать, отношения между Францем и родителями были наполнены болью и страданием от того, что они не могут быть вместе. А Саил был лишен этих страданий. Он никогда не задумывался над тем, кто его родители, является ли он личным заказом или же его создание было в государственном проекте, а генетический материал был взят случайно. Неведение было лучшим предохранением от переживаний. Даже мысли о родителях Саил всегда гнал прочь. Кроме того, он считал, раз уж они не платят факультативный налог и ни разу не были в воспитательном центре (все-таки, многие родители тут бывают хотя бы раз в несколько лет), то, возможно, или они не знают о его существовании, или им нет до него дела. Тогда даже лучше, что они отсутствуют в его жизни, а не делают фальшиво-заинтересованный вид, как многие.
Битва была в самом разгаре, когда появился Изумрит, высокий худенький мальчик с темными вьющимися волосами. Его имя подходило ему как нельзя лучше. Огромные темно-зеленые глаза, глубокие, словно два океана, в самом деле напоминали изумруды. Он отключил игру и теперь сидел один на скамейке, ожидая, пока ребята возвратятся к их излюбленной лавочке. Вот появился запыхавшийся Камал, утирающий пот со своего смуглого лица. Темно-карие, почти черные глаза еще горели огнем азарта и боевого запала. По его выражению можно было прочесть разочарование тем, что игру прервали.
- Если бы я не выключил вас, вы бы и до сигнала отбоя про меня не вспомнили, - в ответ на недовольство Камала ответил Изумрит.
- Ну конечно, - буркнул в ответ тот, - доиграли бы третий этап и пришли, там совсем немножко оставалось.
- Третий этап доиграли бы и пришли? – усмехнулся Изумрит. – Вы же просто про меня забыли со своей игрой. Я с начала второго этапа сижу тут и слежу за вами. Вот к концу третьего мне надоело.
К лавочке вышли из зарослей Саил, а за ним и Франц.
- Вот зачем именно в такой момент? – спросил Франц.
Было видно, что он недоволен не столько от того, что игру прервали, сколько от того, что шар трогал кто-то без его разрешения.
- Не ждать же мне отбоя, - пожал плечами Изумрит. – Кстати, ужин вы пропустили, с чем я вас и поздравляю.
- Тогда зайдем в кафе, я угощаю, - сказал Франц, который часто щедро делился с друзьями теми излишками, которых у остальных не было никогда в жизни.
- Отлично! – воскликнул Саил. – Может, тогда Изумрит присоединится к нам, и мы продолжим игру?
- Мне не хочется, - равнодушно ответил Изумрит.
- Почему? – удивился Камал. – Эта новая игра просто восхитительна, я уверен, что тебе она понравится. Кстати, ты где был?
Изумрит помолчал. Ему было неприятно вспоминать произошедшее.
- Ко мне приходили родители, - наконец выдавил он. – А потом этот Энж опять меня доставал. Когда-нибудь я точно не сдержусь.
Руки Изумрита непроизвольно сжались в кулаки.
- Нет, Изумрит, даже не думай об этом, это серьезное нарушение правил, за такое тебя тут же отправят в штрафной сектор, - на одном дыхании встревоженно выпалил Франц.
- Ну а что мне делать? – чуть ли не прокричал Изумрит. – Я не виноват, что у Энжа такие богатые родители, а мои родители нищие. Да, даже не бедные, аименно нищие. Они не могут позволить себе не то что факультативный налог, но даже самые простые игрушки. Но я все равно люблю их. Люблю не за игрушки или деньги, а за то, что они любят меня. Пусть они плохо одеты и приходят ко мне с пустыми руками, пусть они не могут позволить себе сётэ, но они постоянно ко мне приходят, они беспокоятся обо мне. Когда я вырасту, я обязательно сделаю так, чтобы они хорошо жили.
Франц стоял молча, разглядывая носки своей обуви. Ему было стыдно за состоятельность своих родителей в этот момент. Он понимал, что, будь родители Изумрита такими же богатыми, как его, Энж бы не позволил себе таких слов. Хотя, Энж, наверняка бы нашел другой способ выражать свою ненависть к Изумриту. Никто не знал, с чего началась их вражда, но, сколько мальчишки себя помнили, холодная война между этими двумя существовала.
- Почему у нас за драку сразу отправляют в штрафной сектор? – злобно шептал Изумрит, а его огромные глаза были полны слез отчаяния, готовых вот-вот покатиться по щекам крупными каплями. – Попади я в штрафной сектор, и моим родителям больше не на кого будет надеяться. Кто поможет им в старости?
- Жаль, что за оскорбления не отправляют в штрафной сектор, - подал голос Камал. – Энж уже бы попал туда раз двести.
- Жаль, - согласился Изумрит.
А Саил тем временем стоял в стороне. Его голову заняли мысли о том, что он никогда не видел, как выглядят взрослые люди. То есть те обычные взрослые люди, которые не являются сётэ. Конечно, все дети не были сётэ, но все они были еще здоровы и очень юны. А что же происходит со взрослыми? Он часто хотел задать вопрос Изумриту, ведь он единственный, кто видел таких взрослых. (Родители Франца уже давно отдали предпочтения сётэ). Но Саилу всегда даже мысль об этом вопросе казалась какой-то постыдной. Он знал, что Изумрит очень переживает из-за того, что его родители бедные. А спросить про сётэ означало еще раз напомнить другу о том, что у его родителей нет денег, ведь сётэ – дорогое удовольствие. Саилу не хотелось ранить друга, а потому любопытство он решил отложить до того времени, когда ему исполнится 12 лет и он все увидит сам, собственными глазами, когда их начнут выводить на экскурсии и прогулки за пределы воспитательного центра.