Это

За оконной рамой туман. В его плотной вязи еле слышно изливают наболевшее редкие птахи. Кроме этого почти ничего не слышно, лишь тихие шаги стрелок в часах и пушистые, едва заметные объятия негромко посапывающей последней мысли привычно нарушают знакомую тишину. Одеяло сумрака неторопливо вступает в свои права. Не может не вступить. Поздновечерняя прохлада не спеша заплывает в комнату через отсутствующее стекло, пока ты стоишь посреди двенадцатиметровой кухни и.. И ждешь. Какого-то условного сигнала, который велит действовать. Но его все нет, что, впрочем, не вызывает нетерпения или раздражения. Ты медленно оглядываешь туман и практически не заметную одежу местных кленов, не поворачивая головы, шевеля одними зрачками. Дома никого, кроме тебя, но вот что-то касается твоего рубашечного плеча. Тепло и властно. Вот то, чего ты ждал, этот условный знак зародился еще тогда, когда ты лежал в кровати и повторял стихотворение, которое учитель обязательно спросит у тебя, как у самого тихого, но лучшего ученика. Тогда-то и пришло Это, в легком ознакомлении пробежав пальцами по твоей груди. Сначала тебе представлялось, что это девушка в легком светло-голубом или белом платье без рукавов, всегда готовая выслушать и помочь. После (когда ты ходил по комнате среди плакатов спортсменов и ученых, продумывал свое энное по счету свидание) стало очевидно, что это такой же подросток, отличник, но мистер язвительность и своенравие. Это считал себя непонятым и обделенным, поэтому ты с Ним неплохо ладил. А года три назад, после получения первой зарплаты за несколько странноватых статей, после смерти родителей и первой в жизни операции, Это-подросток сменился Это-мужчиной. С легкой вуалью усталости но лице, в черном деловом костюме.
Это всегда выполняло одни функции. Лишь в разных обличьях чему-то уделялось больше внимания, чем другому. Это-девушка понимало и успокаивало, Это-подросток поддерживало и раззадоривало, а Это-мужчина... Это-мужчина был самым родным из всех, как тебе теперь кажется. Он давал советы и аргументированно доказывал свою точку зрения, его голос всегда звучал твердо, мягко и негромко. И сейчас он снова пришел, коснулся, так интимно и просто, зазывая в иную реальность, отрывая один за другим шаблоны, делая это так быстро, что, казалось, все границы, шаблоны и привычные днем понятия срываются одним махом, словно по куче всего этого совершен удар из тридцатимиллиметро⬬ого орудия. Ты вновь привычно подчинился, еще не зная точно, что ожидает тебя: экстаз, разочарование, спокойствие. Было очевидным, что свобода, эта капризная веселая дама вновь подчинится твоему разуму, отдастся тебе полностью, ничего не прося взамен за доставленную эйфорию. Ночью будет твоей, а утром упорхнет, меняя черные чулки на белые колготочки. Но впереди целая ночь. Ты идешь в спальню, расстегивая прохладными пальцами маленькие, неудобные пуговицы на слегка мятой рубашке. Ты идешь, а Это неслышно движется за тобой. Неслышно, но ощутимо, ощутимо спиной, затылком, разумом. Перешагнув порог своей комнаты, ты кладешь галстук на стол, чувствуя, как залежавшаяся последняя мысль без желания разжимает объятия и молча уползает в свет, становясь неинтересной и растворяясь в сырном кругляше света молча и без остатка. А ты - вот он. И ты садишься на старый диван в привычном предвкушении, накинутом на комнату паранжой причудливых форм. Это садится рядом, через пару секунд касается кончиками пальцев твоей скулы, потом обнимает, поглаживая тебя по внутренней стороне бедра. Ты закрываешь глаза и видишь все в ином свете, нежели днем: некоторые цвета становятся ярче, некоторые тускнеют, то, что должно пониматься сердцем, им и понимается, а разумом достигается то, что в его власти. И нет никаких преград, сознание открыто, ты летишь навстречу солено-сладким волнам воображения, летишь расслабленно, как с младенчества привыкшая к полету птица, а Это шепчет тебе в лицо что-то непонятное слуху, но все равно принимающее формы. Формы понятных видений и ранее обреченных, а теперь вновь воспрянутых мыслей и своих понятий. Ты спокоен и расслаблен, ты понимаешь то, что не понял днем, отложил в сторону, зная, что Это поможет тебе разобраться. Это не обманывает и не предает, Это всегда будет рядом. И не будет иметь ни малейшего значения, где ты: в своей квартире, у девушки или, предположим, в тюрьме. Вот кто никогда не предаст. Это вдохновляет, отрезвляет, помогает и дает надежду. Вот сейчас, прямо сейчас оно медленно перебирает твои пряди, раскладывая твои мысли по полочкам, давая Истину. А если оно коснется теплыми губами твоей шеи, то вновь напомнит о цели твоего рождения. Хотя тебе сегодня и не нужно, ты помнишь, знаешь. Ты же сегодня спас девочку, вытащив ее из-под колес бездушной машины. Поэтому Это обойдет шею, переходя к плечам, слегка оттягивая ворот рубашки, дабы открыть бархатную кожу. Поцелует и замрет, ожидая результата. А ты только что рухнул в море, оно освежило, ты вылетел навстречу не слишком яркому солнцу, не боясь повторить судьбу Икара, ведь у тебя нет крыльев. Ты летишь сам, тебя ведет Это, привычно ласкающее твое тело. В сознании нет границ, но ты понимаешь это с наступлением сумерек, с приходом Это. Это всемогуще, всесильно, оно дает тебе то, что никто и никогда не мог дать. Это высвобождает из ящика воображение, снимает все запреты и уводит тебя в сводящее с ума путешествие по собственному сознанию, которое, оказывается, безгранично! Это поласкало прохладными руками твой торс, встало, не глядя на часы. Это знает, когда надо уйти. Ты рухнул на подушку, оказавшись без поддержки, и уснул мертвым сном. А Это поправило галстук, успокоив дыхание, и шагнуло в окно через него.
Семь двадцать утра. Ты сел, обнаружив, что опять спал в одежде, встал и понял, что сможешь прожить еще один день.