Орфей спускается в ад. Теннесси Уильямс

23 ноября 2011 года, полупустой зал прославленного Театра Сатиры в Москве. Дают Теннесси Уильямса, прозванного "американским Чеховым". "Орфей спускается в ад". Правда, режиссёр спектакля возомнил себя тоже немножко автором пьесы, и, чтобы окончательно утвердиться в этой роли, решил... переименовать её название. Получилось неудачно. Прежнее название, предложенное знаменитым американским драматургом, хотя и отсылало нас к древним грекам, зато чётко обозначало трагедийную сущность происходящих событий. Новое же название - "Свет и тени" - вообще прошло мимо сущности пьесы. Наверное, режиссёр хотел удивить нас... новой пьесой классика, решив, что на старое название, в котором, к тому же, присутствовало неприятное слово "ад", народ не пойдёт. Например, театр Ермоловой недавно поставил "новую" пьесу Достоевского. Достоевский, конечно, по-прежнему жив, вот только новых произведений давно уже не пишет. Подлог раскрылся - "Мордасовскими страстями" оказался всем хорошо известный "Дядюшкин сон". Что уж греха таить - и в случае с Достоевским, и в случае с Теннесси нашим Уильямсом я был уверен, что иду смотреть спектакль по неизвестному мне произведению.

Оказалось, я уже смотрел эту пьесу - с блистательной Людмилой Касаткиной в главной роли. Но, конечно же, не пожалел ничуть о том, что пришёл в этот вечер в театр. Хотя такого ничтожного количества зрителей в академическом театре я, признаюсь, не видел. Даже на концерты малоизвестных бардов ходит подчас побольше публики. В чём тут дело, не знаю. Драматургия - гениальная, актёры - вполне профессионально озвучили замысел автора. Постановка - тоже не провальная. На мой взгляд, в нашем театре происходит нечто болезненное. Раньше любой столичный театр предлагал обширный репертуар как из классики, так и из современной драматургии. Пьесы Галина, Казанцева, Арро, Рощина, Арбузова, Радзинского, Розова, Малягина, Дударева и других современных драматургов ставились повсеместно и проходили с неизменными аншлагами. А сейчас... кроме Коляды и Гришковца и вспомнить некого среди современных драматургов! Получается, серьёзная драматургия никому не нужна? Зато антрепризные водевили с хэппи эндами растут как грибы после дождя! И это, на мой взгляд, неправильно. Четыре "Дяди Вани", поставленных почти одновременно разными театрами, - тоже, в какой-то степени, "кризисное" явление. Ну зачем так много сразу? Ещё и другие хорошие драматурги есть - Шекспир, например. Даже "попсового" Шиллера почему-то никто не ставит!

У пьес Тессесси Уильямса всегда была счастливая судьба в Советском Союзе. Наши партийные бонзы, видимо, считали, что Уильямс пишет методом соцреализма:) Но есть современное видение мира, и подчас оно одинаково и в России, и в Америке. Правда, везде периодически появляются свои Хармсы, Беккеты и Шепарды, которые не вписываются в общую стилистику своего времени. А Теннесси Уильямс в 80-е годы вообще был самым репертуарным автором Москвы! И, конечно, ничего из своей актуальности за это время не растерял. "Орфей спускается в ад" - на мой взгляд, страшная пьеса о торжестве насилия над человеческими идеалами и в этом качестве, к сожалению, обречена быть актуальной ещё долгие годы. Пьеса автобиографична - в образе Вэла легко угадывается сам Теннесси Уильямс, исколесивший в молодые годы в поисках себя пол-Америки. Пьеса родственна российскому зрителю ещё и постоянно мерцающими в ней аллюзиями из пьес Островского и Чехова "Без вины виноватые" и "Вишнёвый сад".

Почему же тёртым, искушённым, битым жизнью, но смелым, гордым и отчаянным людям, героям пьесы, так и не удаётся вкусить человеческого счастья, этой птицы без лап, обречённой вечно летать? Почему птихий провинциальный городок превращается в сущий ад для свободных, решительных, ищущих людей? Следуя метафоре Теннесси Уильямса, мы понимаем: оттого, что в провинции, насквозь прошпигованной "блюстителями" нравственной чистоты и просто ханжами, невозможно летать, невозможно быть сколько-нибудь свободным. Я думаю, что гомосексуалист Уильямс экстраполировал собственные переживания на сексуально более традиционные отношения, и это, безусловно, усилило пьесу. Если неудача слабого человека - не трагедия, а остракизм нетрадиционала - скорее правило, чем исключение, то трагичный финал в истории с сильными и разнополыми влюблёнными сильнее воздействует на зрителя.

До меня, наконец, дошло, почему среди людей искусства так много гомосексуалистов и лесбиянок. Потому что им больше приходится страдать и многое приходится скрывать, чтобы не быть опозоренными. Дамоклов меч ортодоксальной нравственности, который постоянно висит над этими людьми, и приводит их в искусство. Тайная жизнь делает их более тонкими, ранимыми натурами, а ведь именно это часто приносит успех в искусстве! То есть они в искусстве не случайно, а совершенно закономерно! Да, возможно, потом они уже объединяются в некую "мафию", которая помогает однополчанам, но вот эта данность - "не от мира сего" - первична, она-то и зовёт их в искусство. Великая сила искусства в том и заключается, что ему всё равно, кто кого любит. Значение имеет только истинность любви, даже если это любовь не к человеку, а, скажем... к дереву, как в знаменитом рассказе Анри де Ренье "Акация". И великий драматург Уильямс, конечно же, пишет о любви общечеловеческой.

Несмотря на то, что пьеса, если исходить из названия, об Орфее, главный герой, на мой взгляд, не он, а его Эвридика, Леди. Это - Раневская, которая настолько отважна, что решила не сдаваться заранее на милость победителям, а во что бы то ни стало отстоять свой "вишнёвый сад". Не получилось - надо его "реинкарнировать", воссоздать. Если у Чехова идёт конфликт разных поколений, и уходящее поколение идеалистов нам чисто по-человечески жалко, то у Уильямса свобода и достоинство сражаются с невежеством и мракобесием, и здесь наши симпатии единогласны. Мегаполисы давят людей равнодушием, стоячее болото провинции - преследованием инакомыслия, даже в самых "демократических" странах. Провинция - родина такого позорного явления в истории человечества, как "охота на ведьм". Конечно, если вы ничем не выделяетесь из сообщества себе подобных, вам ничего не грозит и в провинциальной глуши. Однако отличие от других может созреть в вашей душе внезапно, и тогда - берегитесь! Отпетое большинство вам этого не простит!