Здравствуйте! Я ваш сосед

        Соседей и родственников не выбирают, они посланы нам судьбой. Хочу добавить: мне кажется, что не мы выбираем дома и квартиры для жилья, а они выбирают нас. Не знаю, как это правильно сформулировать, но места нашего проживания не просто квадратные метры - дома это большие или маленькие одушевлённые пространства, которые позволяют, или не позволяют нам существовать в них. Я понимаю, кому-то сейчас покажется, что меня заждался психиатр, но я попробую убедить вас в обратном.      

        Двадцать лет назад, мои папенька и маменька отработав всю жизнь на благо родины и выстояв многолетнюю очередь на улучшение жилищных условий, получили под расширение (безвозмездно!) квартиру в новом доме. На семейном совете решили, что жить в ней буду я.

        Помню день, когда нам выдавали ключи, и мы первый раз увидели его, мой новый дом. Все новосёлы с нетерпением толпились у подъездов.  Мы с ожиданием всматривались в лица людей стоявших рядом: кто кому будет соседом? Как мы уживёмся в нашем новом доме? Напряженную обстановку разрядила одна колоритная особа, дама без возраста, в мешковатом платье и тапках на босу ногу. Сначала не было понятно: она не трезва или  несколько не здорова психически.

        Пришел какой-то  ответственный товарищ и осчастливил всех ключами. Пока открывали замок на двери подъезда, стало ясно, что Валюшка (как она сама представилась) и нетрезва, и не совсем адекватна.
- Что хочешь мне говори, но вот это твоя соседка – тихо сказала моя маменька.
Я хмыкнула, и через несколько минут убедилась в прозорливости моей родительницы.

        В тот момент мне было глубоко фиолетово: кто там будет жить за стенкой. Я вошла в СВОЙ дом, и он принял меня. Понравилось всё: и плохо закрывающиеся окна и двери; и комнаты, стены  и потолки которых были оклеены «веселенькими» белесыми обоями с коричневыми вензелями; и кухня,  выкрашенная  ароматно воняющей, болотного цвета краской. 
        В моём сознании проносились картинки  будущей жизни. Как я тут всё обставлю и обживу, со временем перекрашу и переклею. Дом слушал меня с удовольствием и иногда нашептывал: где и как будет лучше стоять стол, а где диван.

         Я села посреди гостиной на колченогую табуретку (забытую строителями)  и млела от счастья.  Мне было так хорошо и покойно, хотелось петь, что я и сделала. Этот сольный концерт не остался не замеченным соседями. На улице стоял май, все поспешили открыть окна. Что там новомодное караоке, наше хоровое пение в отдельно взятых квартирах доставило удовольствие и нам, поющим и слушателям, прохожим.
Это потом мы все перезнакомились. С кем-то дружили, а с кем-то просто здоровались. И вот что я заметила: не всех  принял дом. Осталась примерно половина от тех, кто томился ожиданием ключей той весной. Парадокс заключается в том, что одни уезжали, заселялись другие, но они мало чем отличались друг от друга.

Судите сами.
           В квартиру справа въехала та самая Валюшка.  Она была немого старше меня, ей стукнуло тридцать два. Выросла в детдоме, выучилась на маляра-штукатура, по пьяному делу забеременела, и став матерью одиночкой получила отдельную квартиру. Жила в своё удовольствие: двери не закрывала, курила «Беломор», пила всякую дрянь, иногда не доходя до квартиры, засыпала на улице. Сын рос сам по себе, как трава. Мы, соседи, жалели его и подкармливали. Здоровья Валюшки хватило на десять лет, и в сорок два, она умерла в своей захламленной квартире на куче тряпья от цирроза печени.  Максим (так звали её сына) прожил в ней ещё год. Потом появились разные типы бандитской наружности.  Желающих прибрать к рукам (хоть и убитую) но в хорошем районе квартирку хватало. Ходили и представители органов опеки, но и они всё больше свой интерес преследовали.

           В один нехороший осенний вечер  случился пожар на этой злополучной жилплощади. Мы всем миром кинулись тушить, переживали, что пацан там. Полночи тушили (у меня вся кухня через розетки закоптилась), пожарники две квартиры этажом ниже напрочь залили.  Но в доме (к счастью) никого не оказалось.  Максим блудил где-то, только через сутки объявился. Мы, собрали, у кого что было, чтобы он не замерз, за окном почти зима. Каким-то таинственным образом квартира в скором времени перешла к другим хозяевам. Куда Максим перебрался, не знаю. Он появлялся пару раз, друзей навещал, потом и вовсе  пропал, говорили, что по маминой дорожке пошел – пить начал….

          А что же новые  жильцы? С виду очень даже респектабельные люди: муж с женой и взрослый (лет двадцать пять) сын. Сделали евроремонт, мебель дорогую завезли. Живут тихо, но вот какая вещь: маменька их курит сигареты без фильтра, и  втихаря попивает горькую. Нет, она не маргиналка, на улице не валяется  и дебошей не устраивает. А только  дом опять такую же, как Валюшка выбрал.

Хотите ещё пример? Пожалуйста.
          Этажом выше  заселилась семья: мама, папа и маленькая дочка. У них вот какой режим был: с понедельника до пятницы – всё тихо-мирно. В субботу - гости, как на работу ходили. Пили, пели, танцевали. А в воскресенье по плану выяснение отношений с криками, матом и битьём посуды.  Видимо такой банкетно – скандальный  марафон слишком затратен был, вот пришлось им лет через пять съезжать – денег не хватало. Потом в этой квартире ещё три семьи по очереди проживали, и не поверите: все поскандалить любили. Меня это уже не удивляет, это дом себе таких жильцов выбирает.

Опять не убедила?  Слушайте дальше.
           Соседи слева первые пять лет просто подарком судьбы казались. Немолодые муж с женой и их дочка, любимый поздний ребёнок. Жили, душа в душу, практически родственники. А потом уж и не знаю, что там у них произошло, только стали они ругаться, на чём свет стоит. Девочке к тому времени лет десять было, и начал их обеих (и мать и дочь) папенька поколачивать. Чуть они его распоряжения не выполнят – наказание кулаками. Причём всё это происходило на трезвую голову. А встретишь хозяина в подъезде и не подумаешь, что он урод такой. Идёт на встречу: сахар в шоколаде, улыбка во всё лицо, елейным голосом приветы посылает – не мужчина, а облако в штанах. Но только дверь закрывается откуда, что берётся. Мне через стенку слышно, как он их гоняет, они кричат, не выдержу, в дверь стучать начинаю.  Он затихнет, но двери, ни за что не откроет. Я его Козлевичем называла (за глаза конечно), общаться мы перестали, иногда Нина  (жена его) заходила на свою судьбу пожаловаться. Я выслушивала, советовала, не спускать, бороться.
- Как бороться?- обречённо  вздыхала она, - Он грозится меня из дома выгнать и Светку отобрать.
Я кипятилась:
- Как это отобрать, что значит выгнать? Ты что, кошка что ли?
          Но наивной оказалась именно я. Козлевич выполнил свои угрозы, выгнал-таки Нинку, выяснилось: используя свои связи, прописал её в какой-то общаге. А раз нет регистрации – пошла вон. И она ушла, очень за Светку переживала. Но папенька так дочку запугал, что она вздохнуть боялась. Я  поначалу пыталась свои пять копеек вставить, со Светкой разговаривала. Но всё впустую, та на мои увещевания одно говорила:
- Мамка, дура. Не слушает, что ей папка велит – вот он её и наказывает.
- Свет, разве можно, так про маму говорить? – возмущалась я.
- Тёть, Лен, - начинала злиться девочка – вот вы своего папу любите?
- Да, - говорю.
- И я люблю, а он знает, как правильно надо жить.
- Свет, всё это хорошо, но мой папа никогда не бил, ни мою маму, ни меня.
- Значит, вы его слушались, вот он вас и не наказывал – уверенная в своей правоте отвечала мне десятилетняя девочка.
 Однажды Нинка, пришла вся в соплях и слезах:
- Лен, я не знаю, что мне делать. И терпеть это битьё  я не могу и уйти без Светки нельзя. А она не хочет уходить. Он так её обработал, что она говорит: «Ты умрёшь, а я на твоих костях плясать стану»
Я обалдела:
- Нин, это полный аут. Представляешь, какое у твоего ребёнка понятие о семье складывается? Она другой жизни не видела, и для неё вот такая модель и будет нормальной. Такого же козла себе найдёт и будет он над ней измываться, а она будет считать, что это нормально! Бери её силком, и беги.

       Соседка меня послушалась. Только через неделю Светка назад вернулась. В нормальной обстановке ей жить не понравилось.  Нинку я больше не видела.  Вскоре (лет через восемь), я посмотрела в окно и увидела Светку: её глубокую беременность скрыть уже было невозможно. Тут уж наши соседушки оторвались:
- Мужа никто не видел, она даже с ребятами не гуляла. Откуда живот-то? Её папаша на полметра от себя не отпускает, а тут вон что!
И поползли нехорошие слухи: «Уж не от папеньки ли ребёнок?» Я не хотела в это верить, он, конечно, полный урод, но  не до такой же степени.

        Оказалось, что муж всё-таки есть. Бдил, папенька, бдил, да не углядел. Имелся у них домик   в деревне, куда они каждое лето ездили. Вот там она с соседским  сыном и познакомилась. Ну, а когда плоды знакомства проявились, пришлось их поженить. И так этот деревенский паренёк их лихо в оборот взял, что к двадцати трём годам у Светки уже трое ребятишек на руках. Козлевич вышел на пенсию и перебрался жить в деревню, а новоявленный мой сосед любит выпить и погонять Светку. Теперь я слышу из-за стенки  его мат, и Светкин крик. Нет, она  не зовёт на помощь, она просто считает, что все так живут и по-другому не бывает.

         Как-то не радостно получается. Но есть же и другие соседи, с которыми мы живём вот уже двадцать лет. Искренне радуемся встрече, обсуждаем насущные проблемы, но в чужую жизнь стараемся не лезть. Мы вместе гуляли во дворе с подрастающими детьми, выгуливали собак и просто жили все эти годы рядом. Должна сказать, что мне повезло с соседями, я часто вспоминаю день заселения, и то как мы пели у открытых окон, не видя друг друга, но испытывая общую радость.
Напоследок я хочу признаться в любви своему дому. Очень люблю свою «норку», люблю возвращаться сюда, и верю, что дом тоже ждёт меня. Именно сюда я стремлюсь и в горе и в радости.  Спасибо ему любимому, что выбрал меня и моих соседей, потому что входя в подъезд и встречаясь с ними я не испытываю ни обиды, ни раздражения. Мне приятно их видеть и говорить: «Здравствуйте!»