Хроники мародеров

ХРОНИКИ МАРОДЕРОВ

Мародёры — грабители, похищающие на поле сражения вещи, находящиеся при убитых и раненых… (Толковый словарь)
1. Она
Она всегда хотела быть сильной… Дело даже не в развитой мускулатуре, хотя выносливостью в таскании тяжестей она отличалась. Она хотела стать непробиваемой морально. Но с детства, Она боялась всего, что происходит вокруг. С детства Она оставалась маленькой девочкой, там, внутри, и упорно не хотела взрослеть…. Или не могла повзрослеть. Случалось что-то страшное и раз за разом, та маленькая девочка внутри нее, пряталась за маску. И сжималась в комочек, когда маска начинала трещать, не выдерживая грубости действительности.… А её маленькое сердечко готово было взорваться изнутри, но его что-то упорно сдерживало. Упрямо повторяя – «Не в этот раз. Не сейчас!»
Так проходили годы. Пару раз Она становилась беспечной настолько, что убирала маску в чулан. И оба раза в ее сердце летели ножи, тушились окурки и что-то мелкое, на подобие, раскаленных иголок. Приходилось долгими зимними ночами брать скальпель и вырезать, брать нитки и пытаться соединить лоскутки еще живого. Оба раза Она говорила, что хватит. Оба раза начинала с белого листа, надеясь на что-то, глупо надеясь. В перерывах жизни тупая действительность сжирала ее, те два раза Она была на грани, те две жизни сменялись с завидной очередностью, как будто было потеряно что-то очень важное, вроде ключа от двери, и она слепо ходила кругами, не зная куда идти.
Непробиваемая маска, принесенная из детства, пришла в негодность. Она долго вертела ее, рассматривала трещинки, потрескавшуюся и отлетевшую по краям краску… В памяти всплывали воспоминания о каждом рубце. Вот здесь было особенно тяжело, а этот дался легче, чем ожидалось, хотя впоследствии спотыкалась об него ни раз и не два. Потом Она обратила внимание на ТО, что эта маска должна была защищать: нечто, лежало тихо и изредка сокращалось, чтобы погнать кровь дальше по венам, чтобы жизни хватило еще на один глоток кислорода. Желтый свет люстры освещал рубцы и шрамы, из которых состояло это нечто. Плавно переливаясь, отражались капли во впадинках и ямках, они пытались покинуть свои убежища при новом ударе, но им не хватало сил и они возвращались в свою импровизированную тюрьму-ямку снова. Удар. Еще удар. Похожее на месиво нечто не представляло из себя никакой ценности и вряд ли могло в себя что-то вобрать кроме, это бы и не пришло ей в голову. Похоже, старую маску можно выкинуть…. И не спасет она больше, нечего спасать…. И Она ее выкинула. Совсем. Посмотрев на нечто последний раз, Она развернулась к открытой двери и выключила свет, темнота плавно обступила нечто и оно утонуло в ней за закрытой дверью.
Медленно шагая по коридору, Она никак не могла решить: то ли ребенок внутри нее вырос, то ли шрамы от разочарований полностью покрыли душу тоже, но ее уже ничего не пугало. Отсутствие маски не ставило в тупик, а как будто даже стало легче дышать, расправились плечи и взгляд без опаски устремился куда-то за горизонт. Был некий цинизм к происходящему и граничащее с реальностью «все мы там будем». Но в ее мире не осталось и любви. Она с ней попрощалась в начале апреля. Попрощалась навсегда. Залив пол последними каплями крови. Прокричав что-то страшное на прощание. Похоронив без опознавательных знаков – все равно возвращаться и оплакивать некому. Уходила не оборачиваясь. Уходила, считая шаги. Оставив всё кроме пустоты на месте раздавленного сердца, безжалостно вырванного…
2. «Люблю и все…»
Проходили месяцы. Пустота. Тупая череда будней сжирала ее изнутри, посыпая пеплом на ночь. Лето не приносило ни тепла, ни успокоения. Маленькая девочка внутри нее сперва бежала ко всем навстречу с радостью в глазах, потом она погрустнела, потом оставались силы только заглядывать в лица, но все проходили мимо, грубые, чужие, молчаливые, кто-то не замечал ее, кто-то даже отталкивал, а кто-то останавливался и  недовольно качал головой – пора бы взрослеть. Неожиданно чья-то рука, слегка коснувшись волос, погладила ее по голове. Едва сдерживая слезы «девочка изнутри» схватила теплую руку, застыв в неловкой позе и боясь сжать руку сильнее, в то же время точно не находя в себе силы отпустить ее. В соседней комнате нечто забилось сильнее, пропуская больше кислорода, от которого темнело в глазах и становились ватными ноги.
Она почему-то сразу вспомнила, что маски больше нет, что та лежит на дне мусорного ведра, что нечто лежит в темной комнате без защиты.  «Ну и пусть»,- подумала Она.- «Пусть это будет понарошку, мне же все равно, значит и так можно. А руки у него теплые».
Прошло семь дней. «Девочка изнутри» смотрела на ее мир большими испуганными глазами, почему-то смотреть вот так из-за его плеча было интересно и немного страшно, потому что приходилось вставать на цыпочки и придерживать себя, облокачиваясь на его плечо кончиками пальчиков. Тепло росло. Нечто стучало мерно, кислорода хватало как раз от звонка до звонка, от его голоса до смс, от нежности рук до новой встречи. В ее тихом мире наконец-то появилась надежда на спокойствие, когда с экрана на нее посмотрели два заветных слова. Посмотрели неожиданно, оставив не вкус ванили, как должны были бы, а приторный вкус горького обмана, когда так хочется шоколада, а разворачивая обертку конфеты, обнаруживаешь пустоту. Тогда Она решилась спросить его, дня через два, без расставленных акцентов.
Она: «Я задам только один вопрос – почему?»
Он: «Люблю и все….»
Сладкое слово л ю б л ю. Горькое до одури. Приторное до боли. Так было бы великолепно снова окунуться в тебя. Забыв, что тебя нет.  Снова безоговорочно верить. Расправить твои крылья и взлететь на горячих потоках воздуха вверх… Слишком быстро, чтобы быть правдой и невероятно, чтобы стать дурой. Опять. …
Проходили дни.  Она была тоненьким прутиком счастья. Гордилась своей статью и роскошной гривой волос, растекающейся по ее обнаженной спине. «Быстро лезь под одеяло! Замерзнешь…» - звучало ей в ответ. Смех прекращался. «Девочка изнутри» наблюдала за ней в дверную скважину. Щелка оставляла желтую полоску на лице девочки, и в ее освещенном люстрой глазе отражался немой ужас. Смех прекратился. В момент, когда «девочка изнутри» покачнулась и хотела опереться на его плечо обеими детскими ручонками, она поняла, что его нет. Упав и поднявшись на ноги, она осознала, что в соседней комнате тихо, слишком тихо… Девочка испуганно заплакала и пошла по пустому коридору, шлепая босыми пятками. …
Она хотела к нему, а вместо этого курила ночами в открытое окно.  Дым и слезы душили ее, они не могли вырваться и только топили душу в соленой воде. В одиночестве Душа медленно умирала. «Девочка изнутри»  залезла на стул с ногами и обхватив коленки ручонками,  вопросительно смотрела.
И тут Она поняла, что этого всего просто не должно быть… ЕЕ шикарная грива волос, ее обнаженная спина и ее холодные руки просто не вписывались в маленькую комнату с диваном и аквариумом. «Девочка изнутри» с широкими от ужаса глазами, сидя на стуле, обхватывая ручонками детские коленки, наблюдала за ней. Так Она стала старше еще на один год. Его «люблю и все» были правдой двух последних слов. А нечто из темной комнаты на прощание не издавало ни звука….
3. Он
«....для этого талант надобен, так легко получить и так бездарно потерять... Вы, батенька, гений!.......» Автор

Насколько легко люди придумывают оправдание себе. Все случается только так как мы сами воспринимаем. То человек живет и радуется, но в какой-то момент он понимает, что смысла нет, и становится несчастен. В мире же ничего не поменялось, все вещи остались на своих местах, а счастье ушло. В мире ничего не изменилось… Счастье ушло, остались нелепые обвинения, нелепые угрозы, нелепые обиды.
Она много и долго думала. Думала о нем, думала о маленькой девочке у нее внутри, как та качается на стуле не боясь упасть, и весело хохочет, запрокидывая милую головку вверх. Думала о том, что поменялось и не находила ответов. Так может быть изменилась Она сама?
Детская прохладная ладошка коснулась ее щеки, возвращая из мыслей. «Не плачь!», - попросила девочка. В ее широко открытых глазах стояли слезы. «Не плачь, пожалуйста!», - повторила она. – «Я же с тобой». В соседней комнате нечто шевельнулось, тихо-тихо, мгновение, шевельнулось снова. «Обида пройдет. Обида уже прошла. Осталась темнота и пустота, но если в комнате темно можно включить свет», – И в ее детских глазках заплясали огоньки озорства.
«Девочка изнутри» сидела рядом и гладила ее по длинным волосам, утопая детскими ладошками в струящемся бархате. Она успокоилась и уснула. Она не слышала, как детские пятки прошлепали прочь из комнаты, прошлепали по темному коридору и растворились под мерное биение нечто.
Пробуждение было сладким. Вещи лежали на своих местах. Девочка мирно посапывала рядом и только на маленьких ладошках искрились на утреннем солнце крупинки крупной соли.
Начались пустые будни. Не отвеченные вызовы. Не заданные вопросы. Все рОвно.
Он молчал. Она должна была понимать, что нельзя оставаться равнодушным, если говоришь, что любишь.… Она должна была понимать, КАК надо ценить ЕЕ, ту, что по воле случая стала его,  ту, что решила стать его навсегда. Навсегда оказавшимся таким коротким. Но, если Она так сильно была нужна, зачем Он ее так легко отпустил?
Теперь в комнате с нечто всегда горела лампочка, маленькие детские пальчики включали ее, когда за окном темнело и, уходя, оставляли тоненькую щель, сквозь которую коридор делился пополам желтой полоской света.
А Она так и не узнала, что «девочка изнутри» уходила каждую ночь, шлепая босыми пятками по темному коридору. Уходила туда, где жил Он, в комнату с диваном и аквариумом, сжимая в детской ладошке горстку крупной соли, что она шептала ему о том, что нельзя обманывать тех, кто доверяет всем сердцем, что нельзя бросать тех, кто верит, что нельзя предавать тех, что пришли по собственной воле. Шептала и ссыпала соль на то, что Он прятал ото всех за непробиваемой маской, раз за разом втирая глубже крупные крупинки… Конечно, девочка не собиралась приходить к нему всегда.…  Однажды она просто забыла о нем. А Он, Он может никогда и не любил кого-то кроме себя, но с тех времен, каждую ночь Он вспоминал шелк ее волос разметавшихся по подушке и его шрам, оставленный детскими ладошками, начинал невыносимо болеть….
4. Незнакомец

Люди приходят в нашу жизнь и уходят из нее. Кто-то приходит тихо, кто-то врывается, не спрашивая, наводит свои порядки и исчезает, забыв сказать слова прощания. Кто-то оставляет после себя тепло, кто-то оставляет сквозняки незакрытой двери, оставляет куски памяти, которые невозможно выбросить в форточку… Но независимо от наших желаний, они приходят не просто так. Некоторые незаметно проносят с собой под одеждой ножи, и потом по полу за ними тянуться кровавые следы, точно указывая направление шагов. Кто-то напротив, проходит на цыпочках, неся цветы, которые в последствии все равно засыхают, бездушно срезанные… И после каждого приходится наводить порядок, мыть, ставить все на свои места, выкидывать мусор. Нас никогда не спрашивают, хотим мы, чтобы люди уходили или нет. Мы никогда не спрашиваем, уходя сами…

Неожиданно для нее появился Незнакомец…
Он вихрем ворвался в ее жизнь, принеся сладкий запах как казалось умиротворения и покоя. Незнакомец уверенно прошелся по всем комнатам без спроса. Он ходил и включал везде свет, открывал окна и читал стихи. А Она… Она стояла у парадной двери, стояла и улыбалась. И с каждой зажженной лампочкой в ее глазах разгорался огонь. Наконец Незнакомец подошел к ней, «Мне не нравится, когда у тебя глаза грустные», - сказал он. «Мои глаза согласны улыбаться только для тебя», - был ее ответ. Но Незнакомец смотрел куда-то за ее спину. «Это …» начала Она. «Не продолжай, я все знаю» - оборвал он и холодно ее отодвинув, ушел в ночь. А Она стояла на пороге и смотрела ему вслед, прижавшись к ней, стояла «Девочка изнутри» и плакала. Она и верила и не верила одновременно. Смирилась. Пустота…
Незнакомец ворвался в ее жизнь снова, снова неожиданно, но теперь что-то изменилось. Он принес «Девочке изнутри» шоколадку.
Теперь Она ждала Незнакомца каждый вечер. И все в НЕЙ замирало от его присутствия. Хотелось сладкого слова ВСЕГДА.  Они много разговаривали, много молчали, держались за руки и смеялись.  Свет теперь зажигался с его приходом и еще некоторое время после него оставался включенным…
Настал момент, когда она, взяв его за руку, повела по яркому коридору в самую дальнюю комнату. Открыла ключом дверь. В комнате нечто горела лампочка, освещая голые стены с рваными кусками обоев, до сих пор свисающими в углах, старый потолок и пыльное окно, выделяющееся мутным черным пятном на стене. Нечто лежало на полу и мерно отсчитывало отведенное ему время. Его покрывали старые шрамы, местами были видны куски белых ниток, где-то уже посеревших от времени…
Боясь дышать, Она смотрела на него, на его реакцию, на его руки. Руки его оставались в карманах. «зачем ты привела меня сюда?» - спросил Незнакомец, - «мне не обязательно знать об этом». Холодно отодвинул ее И ушел.
Потом «Девочка изнутри» заболела. Она больше не улыбалась, она не хотела шоколада. Свернувшись клубочком, лежала все время на кровати, иногда было слышно, как она всхлипывает…
В тот вечер свет было некому включать, ни  в комнатах, ни в коридоре, ни даже лампочку в комнате нечто. ЕЕ мир погрузился в плотный мрак, переходящий в черноту в углах комнат. Девочка спала, а Она лежала на полу и остановившимся глазами смотрела в черный потолок. Холод медленно сковывал обрывки сознания… «это не глупости что ты соскучилась», «мне важно»….
Сознание не отвечало. Приходилось заставлять себя сделать каждый новый вдох. Она лежала на полу, и ей не хотелось ничего. Пустота…


«Девочка изнутри» стояла в дверях с пакетом соли в руках и все еще медлила войти внутрь. Прошлепав босыми пятками, она присев на пол, высыпала содержимое пакета рядом -  миллионами алмазов рассыпались крупинки. Детские пальчики взяли несколько крупинок и стали медленно втирать в нечто.
Дергаясь в судорожных конвульсиях боли, нечто слабо пыталось противиться, но пальчики безжалостно надавливали сильнее: Это за то, что ты еще живое! за то, что веришь в людей! за то, что всегда пряталось и не воспринимало суровую действительность! На, жри ее, захлебывайся своей кровью!  Это за то, что прощало! за то, что оставалось, когда надо было уйти! За каждый шрам, который мог быть последним, но тебе упорно было мало!.....

Мы - так поступаем. Мы -  настоящие мародеры, обворовывающие истериками безобразные трупы после расставания. Подбирающие драные куски души, чтобы втереть в еще  теплую плоть пригоршню поваренной соли.  И насладиться тем, как корчится в болезненных конвульсиях то «нечто» оставшееся после нас. 
Маленькая девочка смотрела изнутри ее остановившимися глазами, держа в маленьких ладошках вторую горстку соли и на ее детских губах застыла полуулыбка… «Я никому не позволю обижать ЕЁ!»

10.10.11-13.10.2011