Всё о драконах

               

                Мальчик  шёл по аллее парка. Он возвращался домой из библиотеки, поэтому в руках у него была книга – фантастический роман в суперобложке, на которой  отважный воин с мечом и в кожаной  юбке на бедрах взмывал в небо, оседлав большого зелёного горбатого дракона.
Погода в этот день была не просто хорошая, а изумительная. Неяркий ласковый нежный солнечный свет золотил  осенние листья на деревьях, поблёскивал паутинками между ветвями, легкий тёплый ветерок прикасался к лицу...
                Мальчику нетерпелось узнать, куда летит воин, он присел на скамейку, открыл книгу и углубился в чтение. Надо сказать, что на этой скамейке уже сидела бабушка. Она была одета в длинный тёмно-синий плащ, а в руке её был зажат огромный старый чёрный зонтик-трость. Сидела она неестественно прямо, словно окаменев, величественно опираясь рукой на зонтик, воткнутый в опавшие осенние листья на дорожке. Взгляд её был устремлён куда-то вдаль, если бы не этот взгляд, задумчивый и как бы безмятежно-спокойный, можно было подумать, что бабушка дремлет.
                Мальчик так увлёкся чтением, что позабыл обо всём на свете. Он был уже рядом с отважным воином и совершал удивительные подвиги, сокрушая своих глупых и трусливых врагов. И всё бы было прекрасно, но в конце чтения   двадцать восьмой страницы мальчик не выдержал и громко торжествующе рассмеялся вслух. Бабушка вздрогнула, повернула к нему своё строгое суровое лицо и с негодованием разразилась бранью:
- Откуда взялся такой нахал! Мало того, что он сидит тут, так ещё и мешает мне отдыхать, наслаждаться последними  погожими деньками, поганец! Ишь, какая наглая рожа у тебя, взять бы да отделать её вот этим зонтиком, знал бы тогда, как должен вести себя порядочный человек!-
                Другой бы мальчишка подскочил от таких оскорбительных слов, словно ужаленный осой,  показал бабушке язык и крикнув: - Старая ворона, заткнись лучше! – помчался как можно быстрее прочь, но это был совсем не такой мальчик. В его, ещё можно сказать, короткой жизни, произошёл один случай, который научил мальчика кое-чему. У него, как и у многих других мальчиков, была своя родная бабушка, Алевтина  Кондратьевна. И он прекрасно помнил, как однажды, совсем недавно, огорчил её до глубины души, вбежав в квартиру со своим лучшим другом Артёмом, с громким смехом и криком, именно в ту минуту, когда его бабушка, Алевтина Кондратьевна находилась в состоянии глубокой  печали, вспоминая горячо любимого ею престарелого спаниеля Джима, умершего в прошлом году. Поэтому мальчик робко  встал со скамейки и, теребя в руках книгу, как можно вежливее извинился перед бабушкой, за причинённое ей беспокойство.
                Бабушка внимательно посмотрела на него и вдруг на лице её        мелькнуло что-то вроде улыбки.  Она покосилась на воина, летящего на драконе с обложки книги прямо на неё и ухмыльнулась:
- Что за  чушь читают теперь дети.-
Мальчик, боясь рассердить бабушку, молчал, а она продолжала говорить, и голос её становился всё раздражённее:
- Где это видано, чтобы люди летали на драконах? Да ещё вот такие, - ткнула она пальцем в воина с мечом, - Ха-ха, герой нашёлся, да дракон близко  бы к себе не подпустил такого! –
Тут мальчик сам не понимая как, открыл рот и спросил бабушку, словно самого главного специалиста по драконам:
- А что, драконы такие злые? Они разве не приручаются  людьми? –
                Бабушка посмотрела на мальчика, плотно сомкнув губы во взгляде её он увидел сомнение и нерешительность, наконец, она вздохнула и произнесла:
- Я могу рассказать тебе кое-что о драконах, ты вёл себя достойно и заслуживаешь этого. Так вот, - начала она, устремив свой проницательный взгляд куда-то вдаль, - Это произошло очень, очень давно, так давно, что вряд ли кто помнит об этом...-

                Люди рождаются на земле, трудятся на ней с утра до вечера, строят свои жилища, заводят детей, словно деревья  глубоко пускают в землю корни и крепко держатся за неё, чтобы питать свою жизнь, чтобы не унесло их бурей, не сломало, не стёрло с лица земли. Крепко держатся  за землю люди  и в этом их спасение. Но есть люди похожие на  птиц. Они рождаются в тот миг, когда всходит яркая звезда на востоке, и поэтому всю жизнь свою рвутся  в небо. Тела их живут на земле, а души  парят в небесах. Так поётся в старой песне.
                Таким и родился Калзан, высота с детства притягивала его и он уходил в горы. Там, только там, чувствовал себя Калзан счастливым, глядя с высоты на землю. И завидовал он птицам, следя за их полетом в вышине. Крылья у него были, да только у души, а не у тела.
Как и все люди жил Калзан в деревне, женился, родил двух дочерей, но не мог расстаться с горами, с высотой, рвалось сердце его, хотелось улететь на самую высокую вершину, объять взглядом с высоты весь мир и насладиться этим зрелищем. Трудны дороги в горах  через перевалы, опасны. Но Калзану не страшны они, каждая тропа известна ему, каждый камень, и поэтому стал он вскоре лучшим проводником. То торговцы просят провести их с товаром по горным селениям, то экспедиции с учёными людьми, то передать срочно какое-то известие, - за всё с охотой берётся Калзан, и кто бы ни обратился к нему, уверены - Калзан не подведёт, он в горах, словно дома.
Бывали в горных селениях и другие проводники, но Калзан отличался от них. Страсть беспредельная к хождению в горы, приводила людей в удивление, как бы отличала его от всех. Чувствовали люди – Калзан другой, душа у него другая, хочет жить иной жизнью, недоступной человеку. Но никто не смеялся над ним,  над его страстью, сжигающей душу. И только однажды шутливое прозвище приклеилось к Калзану. Стали в деревне называть его Калзан - наме. А случилось это так. Прибыла в деревню экспедиция и нужен был проводник в горы.  Конечно Калзан, кто же ещё сразу согласился, хотя путь предполагался долгий и трудный. И был среди этих людей самый главный, с большим учёным званием человек. Низенький, лысый, толстый, крикливый и суетливый очень. Подскочил он к Калзану, тыкает пальцем себе в грудь и кричит ему: - Пауль, Пауль! – а потом тычет в грудь Калзана с вопросом: - Наме? Наме?- С тех пор люди и стали звать Калзана – Калзан-наме.
                Судьба распорядилась так, что рано остался Калзан вдовцом, но дочерей своих вырастил, выдал замуж в другие деревни, разлетелись они за счастьем, долго жил один, а потом привёз откуда-то  мальчика, лет десяти, сироту, дальнего родственника, так он объяснил. Калзан звал мальчика сыном, а тот его – отцом, и это никого не удивляло. Пасан вырос сильным, умелым парнем, но приучил его Калзан ходить в горы, пропадали они там вместе подолгу, проводили в горах больше времени, чем дома, в деревне. Калзан постарел и теперь часто вместо него в горы проводником отправлялся сын Пасан, который также как отец полюбил горы, тосковал в деревне, не мог найти себе места без них. Но когда парню исполнилось двадцать пять лет, а он всё ещё не собирался обзаводиться семьёй, жители деревни стали вести осторожно разговор об этом с Калзаном:
- И у птиц есть гнёзда, хватит Пасану лазить по горам, пусть живёт как все люди – семьёй.-
Калзан не противился, кивал головой  и обещал, что подыщет невесту Пасану в скором времени. И все думали, что Пасан посватает красавицу Пумудаву.  Осенью Калзан справил свадьбу сыну, но невестой была выбрана другая девушка, дочь соседей, невысокая,  с чуть раскосыми глазами и длинными чёрными волосами  - Норбу. После свадьбы молодые построили домик, но Калзан не стал одинок, сын и сноха постоянно навещали его.

                *     *     *

                Время – оно как ветер, то ласково окружает тебя ароматом цветов и чистого свежего воздуха с горных вершин, опьяняет твою душу и укачивает её, как мать своего младенца, погружая в сладкий сказочный сон, то вихрем проносится, раздувая угли потухшего костра и вспыхивает пламенем вражды и ненависти, то тихой позёмкой медленно засыпает серым пеплом печали  неизлечимые раны на сердце и утихает саднящая и ноющая боль... Время как ветер уносит засохшие мёртвые листья вдаль, уносит человеческие души в иной мир  -  так поётся в старой песне.
                Норбу не замечала этого ветра времени. Она была счастлива. Каждый её день был светлым и радостным. Норбу ликовала, ловя на себе ласковый любящий взгляд мужа. И действительно Пасан не отходил от неё ни на шаг, выхватывая из её рук любую работу, за которую она бралась, оберегая от неловкого движения – ведь близился тот счастливый день, когда Норбу должна была подарить ему ребёнка, конечно сына.
                Норбу проснулась от яркого солнечного света и открыла глаза. Мужа дома не было. Он ранним утром отправился к своему отцу Калзану, который надолго уходил в горы и вернулся три дня назад, похудевший с потемневшим лицом и синими кругами под светящимися неистощимой энергией и решительностью глазами, от которых исходил удивительный свет, как бы не от мира сего, когда его взгляд обращался к горам. Всё бы ничего, люди привыкли к чудачествам Калзана, который частенько направлялся в сторону базальтовых скал неизвестно для чего, да только в этот раз вернулся он с сильно поврежденной рукой. Навещал отца Пасан несколько раз в день, заботливо ухаживал за ним и то ли от лекарства, то ли от  сыновней любви и заботы Калзану становилось всё лучше и лучше.
Осеннее утро было безветренным, но от тишины не веяло покоем и безмятежностью. Это была напряжённая тишина насторожившегося и затаившегося зверя, почуявшего опасность.  Норбу, выйдя во двор, увидела приближающуюся к деревне крытую повозку, которую неторопливо тащили яки, побрякивая своими многочисленными амулетами, болтающимися на их толстых шеях. Погонял их коротышка Экю из соседней деревни, нерасторопный неповоротливый, с глазами полузакрытыми  тяжёлыми веками, он производил впечатление всегда дремлющего человека. Мало ли по какому делу приспичило коротышке Экю заглянуть в их деревню, но почему, то тревожно заныло сердце Норбу и она вместе с другими жителями, увидевшими повозку, поспешила к ней навстречу. Повозка остановилась и, откинув циновку из неё легко выпрыгнул человек высокого роста, худощавый, стройный, одетый в лёгкий свободный костюм, напоминающий военное обмундирование. Ему было лет пятьдесят, но живые, умные, проницательные  серые глаза, стройная подтянутая фигура и лёгкая походка как бы молодили его. Это был европеец, но он отлично понимал местную речь и даже говорил сам, несколько коверкая некоторые слова. Его манеры поведения поразили жителей деревни. В нём сочетались и понимание своей значимости и гордая осанка, и вместе с тем на лице его светилось благородство и искреннее уважение к людям. В нём не было того, что называется тщеславием, когда человек ставит свою личность в центр и считает, что этот мир должен служить ему. Нет, этот человек чувствовал себя мельчайшим звеном огромной цепи созидания и понимал, что каждое её звено, каждый человек делает то, что предначертано ему судьбой и это его дело, чем бы он не занимался, имеет огромное значение и одинаково важно. От всех этих людей, и живущих в великолепных дворцах, и затерянных в горах хижинах, зависит продолжение жизни на земле. И поэтому человек говорил внимательно и дружелюбно глядя на жителей деревни не свысока, а как бы на равных, непринуждённо почтительно раскланивался с подошедшими стариками. Всё это говорило о том, что этот человек особенный, унаследовавший от своих предков лучшие качества души. Про таких людей  говорят в Европе: « В его жилах течёт голубая кровь...»
                Вторым человеком, вылезшим из повозки, был брюнет, крепко сложенный, сильный, невысокого роста, сорока с небольшим лет. Он был молчалив, серьёзен и сразу же принялся за  дело - стал вытаскивать и аккуратно расставлять вещи, упакованные в тюки. И он поразил жителей деревни, с интересом наблюдавшими за приезжими, своими точными, ловкими, быстрыми движениями. Таким сноровистым и умелым становится человек, которого жизнь не баловала и выжил он только потому, что полагался на себя – на свою смекалку и силу. Видно было, что приходилось ему частенько встречаться с опасностью и риском в жизни лицом к лицу наедине. Он был одет в толстый вязаный свитер и вытертые, облинявшие кожаные брюки. Помогал ему разгружать повозку совсем молодой парень, в странном грубом полотняном костюме с множеством карманов, петелек, крючков и застёжек.
                Тем временем приезжий, вылезший из повозки первым и видимо старший  среди них, уточнил, как называется деревня, отметил что-то на своей карте, стал расспрашивать о дорогах, близко лежащих деревнях, переходах через перевалы. Во время разговора он постоянно заглядывал в карту, делал пометки и снова вглядывался в окружающие деревню горы.          
- Нам нужен проводник в горы, очень опытный проводник, - сказал приезжий и вопросительно обвёл взглядом людей, - Мы много заплатим за работу, - добавил он.
                Все молчали. Наконец молчание прервал старик Бутидма:
-В деревне есть такой человек, для него горы – это дом родной, но сейчас он болен. Вы можете поговорить с ним и получить хороший совет, - и он указал на дом Калзана. Приезжие люди в доме Калзана пробыли недолго. Выйдя из дома, они быстро перетащили свои тюки с вещами во двор Калзана и, хотя уже темнело укладываться спать не собирались. В светящимся квадрате окна видны были тени людей, склонившихся вокруг стола над картой и оживлённо говорящих. Калзан то разглядывал карту, то поворачивался к приезжим и увлеченно объяснял, жестикулируя прохождение в горах особенно  сложных участков. Но самое страшное и тревожное чувство в это время испытывала Норбу, ведь её муж Пасан участвовал в этой беседе с приезжими людьми, и сердце подсказывало ей грядущую беду.
Эти люди провели в доме Калзана всю ночь. Пасан метался из дома в дом, то прибегал к жене, узнать о её самочувствии, то возвращался к отцу. К утру его невозможно было узнать. Спокойный рассудительный парень изменился за одну ночь. Его глаза  лихорадочно горели безумным пламенем. Он встал на колени перед лежащей в постели Норбу, обнял её и быстро возбужденно заговорил. Руки его гладили одеяло, сжимали пальцы  Норбу, а слова походили на бред больного. Он говорил, что согласился стать проводником приезжих людей, что он отведёт их в горы и вернётся к ней через пять дней. У них будет много денег, очень много,  большой красивый дом, он  купит ей дорогие украшения и платья, она ни в чём не будет нуждаться, их сын вырастит, выучится и станет таким же умным, как господин, которого он поведёт в горы. Пасан умолял жену не беспокоиться о нём, не загружать себя работой, подождать пять дней и их жизнь изменится, он уверен в этом. Норбу, проведшая всю ночь в тревоге и слезах слушала мужа как во сне. Она, молча сквозь слёзы смотрела, как он снял моток верёвки со стены, кинул на плечо, повернулся к ней, улыбнулся и скрылся за  дверью. И он ушёл, но только не на пять дней, как обещал, а навсегда.

                Время – оно как ветер унесло вдаль пять дней, потом неделю, потом две. Норбу, выйдя из дома устремляла каждое утро свой взгляд на базальтовые скалы. Тёмной стеной врезались они в небо, а над ними стоял туман. Сегодня над вершинами, под порывами ветра клубились тёмные тучи.
- К бури, - подумала Норбу. Ветер ворошил траву, скошенную Пасаном.
- Как бы не разнесло траву ветром, - забеспокоилась Норбу. Она вынесла полог, прикрыла траву и придавила полог по краям  тяжёлыми камнями. Большой живот мешал работе, но она не чувствовала тяжести камней, сердце её разрывалось от другой боли. Вот уже две недели прошло, а мужа всё нет. Измученная ожиданием она прислушивалась к каждому шороху, стуку, вскакивала ночью с постели, бросалась к окну, но напрасно. Страх заползал в её сердце холодной змеёй, но Норбу гнала мысль о том, что произошло несчастье и продолжала верить в возвращение Пасана.
                У ворот показался Калзан. Норбу с надеждой взглянула в его глаза, но увидела в них только печаль и растерянность. Шагнув навстречу она споткнулась о камень и неуклюже упала. Поднявшись с земли и сев на камень она горько заплакала и со слезами лилась из её глаз боль переполнявшая сердце. Не глядя на Калзана, Норбу, плача стала громко причитать, обвиняя его в том, что он приучил Пасана ходить в горы, он не остановил его, не отговорил от безумного поступка, что он виноват в том, что случилось. Рыдания душили Норбу, она, уткнув лицо в колени сотрясалась от них. Лицо Калзана было неподвижным, и только глубокие морщины прорезали его от невыносимой муки, которую он ощущал в эти минуты. Повернувшись, молча медленно, согнувшись, словно под тяжёлой ношей, он пошёл прочь.
- Если бы Пасан был Ваш родной сын, Вы бы не послали его в горы! – захлёбываясь от рыданий, отчаянно крикнула вслед ему Норбу.
                А через некоторое  время увидели люди, как Калзан вышел из дома и направился в сторону базальтовых скал, хотя было понятно, что скоро разразится страшная буря. Всю ночь бушевал ураган, валил деревья, срывал крыши с домов, проливной дождь хлестал в окна, вода мутными потоками катилась с гор, заливая долину.
К утру буря утихла. Все жители вышли из домов и занялись восстановлением разрушенного бурей хозяйства. Только Норбу лежала, не двигаясь в постели, смотря в потолок незрячим неподвижным взглядом.
Калзана нашли  в горах соседи, собиравшие своих разбежавшихся во время  бури коз. Он был сильно изувечен, но жив. Калзан выжил, но навсегда лишился возможности ходить. Ноги перестали повиноваться ему.
Буря прошла, исчезли её следы, деревня стала забывать о ней и только у двух человек она осталась в памяти на всю жизнь. У Калзана, который больше никогда не сможет пойти в горы, и Норбу, похоронившей надежду той ночью, в возвращение мужа.
                Вскоре у Норбу родился ребёнок. Это был действительно мальчик, крепкий, здоровый и похожий как две капли воды на отца. Глядя на ребёнка потускневший взгляд Норбу оживлялся и сквозь печаль робко светилась нежность и любовь. Женщины всей деревни навещали её каждый день, помогали по хозяйству, хвалили ребёнка, нянчились с ним, но заикнуться о том, что её муж ещё вернётся и они будут снова вместе, у них не поворачивался язык.
                По деревни начали расползаться слухи, что приезжие люди отправились к базальтовым скалам. Там, по их словам, в скале находится дворец и комнаты его из золота и серебра, горного хрусталя и драгоценных камней. И в этом дворце хранятся несметные сокровища. Вот этими разговорами и вскружили они голову несчастному Пасану, а старый Калзан не остановил его, потому что и сам верит всяким россказням о базальтовых скалах. Недаром вечно пропадал там, пока не случилось с ним несчастье.
                После горя, как после похмелья, приходит отрезвление. Так и у Норбу. Не стала она считаться кому больнее ей или Калзану и в чём его вина. Пришла она к нему с ребёнком на руках, положила свёрток на постель рядом с Калзаном. Калзан посмотрел на неё, на ребёнка, морщины на его лице разгладились, он улыбнулся, и Норбу увидела в глазах его слёзы, первый раз в жизни.
- Я пришла к Вам с просьбой, дайте имя моему сыну, это должен был сделать отец, но... – и Норбу замолчала.
Калзан осторожно придвинул ребёнка к себе поближе, внимательно посмотрел на него, вздохнул и тихо произнёс: - Пусть имя его будет Геле –
счастье.  Я верю, что он принесёт тебе счастье Норбу.

                Раны на теле Калзана зарубцевались, но не на сердце. Как ни скрывал Калзан свою душевную боль, не получалось. Его старые друзья изо всех сил старались помочь ему пережить страшную трагедию, и каждый вечер собирались у Калзана дома, кто приносил доски, кто проволоку или куски железа и весь вечер кипела работа, а через месяц Калзан выехал на улицу в удобной, прочной, лёгкой коляске и покатил по дороге. Он сдержанно улыбался,  стараясь управлять коляской так, чтобы она двигалась ровно. Калзан целый день катался по деревне уже всё уверенней и уверенней управляя своим транспортом, разговаривал со встречными людьми, даже шутил, и сам себе придумал прозвище Калзан-соте, имея ввиду свою проблему с ногами, которое, кстати, приклеилось к нему на всю  жизнь.
Это была первая победа Калзана над своей болезнью.
Вечером, вернувшись домой, он сидел задумавшись и глядя в окно на темнеющие в сумерках горы тяжело вздыхал. На столе  лежали ещё разбросанные инструменты, а в углу комнаты -  обрезки досок и щепки. Калзан взял в руки сосновый брусочек, повертел его, подумал и протянул руку к ножу. Вскоре на столе лежала выструганная из дерева забавная птичка с длинным хвостом – чтобы Геле ловчее её держать цепкими ручонками. С этого вечера Калзан-соте всерьёз занялся новым ремеслом. Он обзавёлся всякими инструментами по обработке дерева и стал сначала изготавливать детские игрушки, амулеты, потом кухонную утварь, посуду. Целый день Калзан проводил в работе. Вскоре он научился не только вырезать из дерева различные вещи, но и украшать: полировать, выжигать рисунок, делать резные, словно кружево, узоры. Норбу, придя помочь Калзану по хозяйству, смущенно улыбалась, принимая в подарок большую плоскую как поднос тарелку с узором по краю, то пять глубоких удобных чашек разной величины, сложенных одна в другую, и конечно игрушки, много разных красиво раскрашенных игрушек для Геле. Сначала Калзан обеспечивал только жителей деревни своими изделиями, а потом стал продавать на рынке и они пользовались большим спросом.
Так Калзан победил свою болезнь второй раз.
                Прошло десять лет. Геле подрос и конечно много времени проводил у Калзана-соте, который поседел, ссутулился, но имел бодрый вид. Особенно он был  всегда очень рад приходу Геле. Лицо его оживлялось, глаза улыбались и даже работа шла вдвоём у них быстрее и веселее. Норбу не боялась за Геле – теперь, когда у Калзана искалечены ноги, он не сможет увести   её сына в горы, как водил Пасана, Геле не будет туда ходить, хватит работы здесь, дома. И сама отправляла Геле помочь дедушке.
         
                Геле с большим кувшином молока появился на пороге дома дедушки Калзана. Он вежливо поздоровался, поставил молоко на стол и подсел к деду, который, как обычно, выстругивал что-то из куска дерева.
- Это дракон дедушка? – и Геле погладил ещё не законченную игрушку.
Калзан стряхнул стружку с колен, повертел игрушку, разглядывая со всех сторон и прикидывая, как продолжить работу, улыбнулся Геле и произнёс:
- Да, это дракон, я делаю его, чтобы подарить тебе, осталось ещё немного и он будет готов.
- Расскажи мне про  драконов, дедушка, ты так хорошо умеешь рассказывать обо всём, так много знаешь, - попросил Геле.
Калзан погладил Геле по голове и снова улыбнулся: - Что ж слушай, я буду говорить и работать, так и работа быстрей у меня пойдёт, и ты узнаешь кое что о драконах.-
   
                *        *         *

                Старый лекарь, кряхтя перебирался через большую россыпь камней. Они были занесены песком и сквозь трещины пробивались пыльные кустики травы. Пот стекал по лицу лекаря,  и он вытирал его время от времени рукавом или старой кожаной сумкой, в которую складывал аккуратно какие-то стебельки, корни, веточки растений, назначение которых было известно только ему одному. Это и был деревенский знаменитый лекарь – Цэрин.  Все жители деревни спешили к нему, случись с ними что-нибудь. А случалось частенько – то заболит живот, то распухнут и покраснеют глаза, то загноится порезанный палец, и с детьми просто беда, и зимой, и летом. Всем помогал лекарь Цэрин и был в большом почёте. Правда, последнее время стала подрывать его авторитет проклятая шишка на голове. Неизвестно откуда и с чего появилась она у него прямо на макушке и невзирая на все старания лекаря, на мази и настои, росла не по дням, а по часам. Как ни бился старый Цэрин, не удавалось ему избавиться от  неё. Часто стал замечать лекарь, что некоторые жители деревни, смотря на эту шишку  улыбались, словно хотели сказать: - Лечишь людей, а сам себе помочь не в силах, ну и  лекарь у нас! –
Тяжело переживал свою беду Цэрин, он даже стал носить шапочку на голове, чтобы прикрыть свой позор, но куда там: от людского любопытного взгляда разве утаишь что-нибудь.
                Несмотря на жару старый Цэрин забрался довольно высоко в горы, и не заметил  за сбором трав, как наступил вечер, солнце опустилось за перевал, подул свежий ветер. Лекарь облегченно вздохнул, завязал покрепче полную набитую травами сумку и, разогнув спину огляделся: - Надо спускаться вниз, скоро наступит темнота.-
Превозмогая усталость в ногах, он поплёлся по узкой тропинке. Внизу темнело ущелье, мелкие камушки с шорохом сыпались вниз и исчезали в его глубине. И надо же было старику  Цэрину взглянуть в небо, сам не зная зачем устремил он свой взгляд в сумрак и оцепенел - прямо на него то ли летело, то ли скользило словно тень, какое-то чудовище, длинное с поблёскивающими глазами. Лекарь в ужасе шарахнулся в сторону, забыв о том, что идёт по краю ущелья и полетел в пропасть, успев только вцепиться рукой в куст какой-то травы, растущей по краю ущелья, и вырвать его с корнем.
Чудовище быстро и ловко изогнувшись и открыв свою огромную пасть, бросилось на него сверху. В чёрной пасти чудовища, к удивлению лекаря не было зубов, а клубилось что-то словно дым или пар, и он очутился в одно мгновение прямо в ней. Ни страха, ни боли не почувствовал старый лекарь.
- Вот она, моя смерть, как просто, быстро и неожиданно, - успел подумать он. Тут тело  лекаря какая-то сила  начала растягивать как верёвку, потом скручивать в жгут, и он потерял сознание.
                Очнулся старик Цэрин утром. Ярко светило солнце. Он попытался пошевельнуться, но не мог, тело его одеревенело.  Внимательно  осмотревшись, лекарь понял, что лежит на небольшом плато намного ниже тропинки, с которой он свалился в пропасть. Многих усилий потребовалось ему, чтобы встать на ноги. Сначала старик смог только переворачивать своё тело, катаясь по плато, потом стал двигать руками и ногами и только к полдню тело обрело чувствительность и стало слушаться его. Странно, но вместо усталости и боли лекарь чувствовал лёгкость и бодрость. К его бесконечному удивлению старая кожаная сумка с травами лежала рядом с ним. В его руке так и остался крепко зажатым большой куст, вырванный перед падением в пропасть – это была обычная трава, произрастающая в горах. Сначала старик Цэрин хотел выбросить её, но опыт лекаря подсказал другое и он сунул куст в сумку.
                Легко, без всяких усилий спустился старик с плато и отправился домой. В деревне лекарь никому не обмолвился и словом, о том, что произошло с ним, боялся, что к насмешкам прибавится и уверенность в том, что он сошёл с ума, и тогда уж придётся навсегда ему проститься со своим лекарским делом. Но случилось наоборот, репутация лекаря вскоре после этого случая возросла. Дело в том, что после этого случая  шишка на голове старика Цэрина, причинявшая ему столько страданий, стала быстро уменьшаться и вскоре он, проведя рукой по голове не нашёл и следов от  неё. Он не знал, что и подумать по этому случаю, зато у людей исчезновение большой шишки с головы Цэрина, вызвало чувство глубокого уважения к лекарю.
- Надо же каков наш лекарь! Нашёл всё-таки средство  вылечить такую тяжёлую болезнь, - с почтением говорили они, и доверие к лекарским знаниям Цэрина возросло так, что из других деревень повалили к нему люди со своими проблемами. Но на этом для старого лекаря чудеса не закончились. Как опытный врачеватель старик Цэрин высушил куст травы, который был зажат в его руке и  побывал внутри дракона,  (а он не сомневался  в том, что был проглочен драконом) повертел его, подумал и стал прибавлять осторожно по одному листику этого куста в свои мази, настойки, натирания, отвары и понемногу пробовать их на себе. Восхищению его не было предела – эти снадобья помогали и после их даже однократного употребления излечивались исключительно все болезни. Тогда лекарь стал принимать свои удивительные лекарства не только сам, но и лечить ими своих пациентов. Конечно держал от всё  это в страшной тайне, никто не догадывался о том, как он открыл эти исцеляющие все болезни средства и кто ему в этом помог.
                Сам Цэрин прожил вместо одной три жизни, его сверстники, их дети и внуки уже умерли, а сила и бодрость не покидали старого лекаря. Но никто не удивлялся этому. Такой знаменитый умный лекарь, неужели не сможет сохранить своё здоровье!
      
                Уже темнело, когда Геле прибежал домой. Он подбежал к матери и протянул ей игрушку.
- А, вот ты где так долго был! И чем же вы занимались с дедушкой? – спросила Норбу, ставя на стол перед Геле ячменные лепёшки и топлёное молоко.
- Дедушка делал мне игрушку и рассказывал про дракона! – широко раскрыв глаза, таинственно-восхищённо выдохнул Геле.
- Да, он мастер рассказывать сказки, - вздохнула Норбу, - Ешь, сынок, да ложись спать, завтра у нас много работы.-  Но Геле уже забрался под одеяло.
- Нет, мама, это не сказка, это правда про дракона, - уверенно произнёс Геле, но матери показалось, что она услышала не голос сына, а чей-то другой, необычный, как бы далёкий и тихий, но в то же время сильный и властный и у неё дрогнуло от непонятного предчувствия сердце. Норбу с опаской поставила деревянного дракона на полку и поспешно погасила светильник.

                *       *        *

                Геле исполнилось шестнадцать лет. Норбу не могла нарадоваться, глядя на него. Он был спокойным, вежливым и заботливым с матерью и дедушкой и умелым и ловким в работе. Сделав   работу дома, он уходил к дедушке, который слабел день ото дня. Быстро выполнив  все  дела у Калзана, Геле садился с ним рядом, они смотрели на горы и Калзан рассказывал ему всё, что о них знал, а знал он очень много. Геле жадно смотрел на вершины и впитывал в себя каждое слово дедушки.
- Видишь, Геле, вон ту скалу со скошенной, как будто срезанной вершиной? Она безобидна издалека, но когда ты к ней подойдёшь, то убедишься, что эта скала неприступна, её надо обойти справа, там большие валуны, потом уступ, а оттуда тропа, по которой можно легко подняться наверх. А вон там темнеет огромный камень, как бы висит над пропастью, за ним есть уютная маленькая пещера, там у меня лежат топор, сухие дрова, спички. Я всегда коротал в ней время, если в горах заставала меня непогода или приходилось ночевать, - объяснял Калзан, смотря на Геле и радуясь, что он так внимательно, заинтересованно слушает его.
                Однажды, после долгого разговора Геле, уходя, сказал смущенно:
- Дедушка, мне кажется, что мы разговариваем с тобой не вдвоём, горы тоже слушают нас и радуются, что мы о них говорим и очень ждут нас, как своих друзей.-
                Когда Геле ушёл, Калзан-соте заплакал. Он плакал и улыбался, потому  как понял, что передал Геле не только  все знания о горах, но  и зажёг в его сердце любовь к ним.
               
                И это была третья победа Калзана-соте, и самая важная для него.


                *     *      *

                Калзан-соте умер ночью тихо и спокойно. Он, словно человек, сделавший очень трудную утомительную работу, прилёг отдохнуть после тяжёлого труда и уснул крепким сном.
Норбу, сидевшая рядом с мёртвым Калзаном-соте горько плакала, вытирая ладошками слёзы со щёк, как  ребёнок.
- Отец, простите меня, простите за несправедливые упрёки, в том, что Вы не любили Пасана, Вы очень любили его, как родного сына, пожалуйста, простите меня, за причинённую Вам боль, отец, простите меня... – шептала она и ей очень хотелось, чтобы Калзан-соте открыл глаза, улыбнулся и утешил её. Но он не мог открыть глаза, улыбнуться и сказать ей, что Пасан действительно был его родным сыном. Эту тайну Калзан-соте унёс с собой.
                После смерти Калзана-соте Норбу вся сникла, словно потеряла то, что давало ей силы жить. И это было правдой, которую знала только она. Когда был жив Калзан-соте, глядя на него, она чувствовала в нём неугасимую любовь к Пасану и это понимание согревало ей сердце. Только два человека на свете – она и Калзан-соте  помнили и хранили в своих сердцах Пасана и он был жив для них всегда. Теперь сердце Норбу  осиротело. Изменился и Геле. Он стал молчалив, замкнут, как бы повзрослел сразу. Когда однажды вечером Геле сказал  ей спокойно и тихо, как будто говорил о чём-то будничном и обычном, как например починка загона, повреждённого козами: - Мама, завтра утром я пойду в горы, - она не удивилась, не испугалась и приняла это как неотвратимую реальность, предназначенную ей судьбой. Геле и раньше ходил в горы, но недалеко, его посылал Калзан-соте, которому всегда нужна была древесина разных пород деревьев для своих изделий. Но сейчас Норбу почувствовала, что это совсем не то, горы зовут Геле, как звали Калзана-соте и Пасана и молча покорилась. Она боялась перечить Геле, думая, что это желание душ его отца и дедушки.
                Геле не было дома три дня. Норбу терпеливо ждала сына, и странно, она была уверена, что с сыном ничего плохого не случится и даже чувствовала благодарность и нежность, исходящие, при взгляде её на горы, от них. Геле вернулся и Норбу не узнала  своего сына. Он обрёл спокойствие, уверенность, тихую радость и удовлетворение, внутреннюю энергию необычную и в то же время такую знакомую Норбу.  И Норбу поняла: Геле стал очень похож на Пасана не только внешне, но и духовно. Горы открыли для него своё величие, красоту и любовь и он соединился с ними сердцем, как когда-то  Калзан-соте и  Пасан, и дали ему свою силу и твёрдость. Геле стал взрослым и это радовало и пугало Норбу.

                *      *       *

                В этот раз Геле поднялся довольно высоко, на большую базальтовую скалу со словно срезанной вершиной, с той стороны, как советовал ему дедушка. Он был у этой скалы уже два раза, и каждый раз охватывало его здесь странное чувство. Геле казалось, что рядом существует какая-то иная жизнь, невидимое движение неизвестной силы,  которая не старается управлять и властвовать им, а просто находится рядом. Создаётся такое впечатление, словно идёшь мимо чужого дома, не слышишь голосов, звуков, не видишь бликов огня от очага в окне, но чувствуешь душой эту чужую незнакомою жизнь, её радость, печаль, тревогу и смысл этих всех чувств, ритмичное целенаправленное их движение. Будто беззвучная песня вливалась в Геле, и эта мелодия волновала его сердце необычным улетающим в высоту чувством, которое он никогда и нигде больше в жизни не ощущал.
                Геле очень устал, его мучили жажда и голод. Здесь, на скале он решил отдохнуть и подкрепить свои силы  пищей, а потом спускаться к её подножью. Он уже приметил место для отдыха, как нога подвернулась и Геле, чтобы не упасть изо всей силы вцепился в кустик мха, росшего на камне. Хотя это задержало падение, но мох вырвался вместе с мелкими ка мешками и Геле упал на колени. Досадуя на ушиб, он рассеянно взглянул на то место, откуда  вырвал мох и удивился – там зияла пустота. Он поднялся и сунул руку в трещину, но рука не наткнулась на какую-либо твердь. Тогда Геле взял камушек и бросил его в щель, камень исчез, звука падения его не было слышно. Геле стал тщательно исследовать отверстие, обрывая куски мха по краям. Вскоре он очистил  его полностью и понял, что это не природная горная трещина, а длинное овальное отверстие с закруглёнными краями, подобное узкому окну, несомненно, созданное человеческими руками. Геле забыл про усталость, голод, жажду и боль в колене. Его уже не волновало ничто в мире, кроме желания, во что бы то ни стало попасть в скалу. Он был уверен – в ней находится тот самый дворец, о котором говорили в деревне, который отправился искать его отец с приезжими чужеземцами.
- Если это окно, значит есть и вход, он должен находиться значительно ниже, - размышлял  Геле, - Возможно и дверь заросла мхом и лишайниками.-
Геле спустился ниже, от цепкого, наблюдательного взгляда его не могло ускользнуть и мелочи. Он замечал всё, осматривая каждый камень, перебирая завалы, выворачивая валуны из их вековых гнёзд. Геле добрался до огромного плоского валуна, дальше зияла пропасть, а гладкая отвесная стена скалы, неприступно поднималась вверх. Пристально разглядывая скалу, стоя на валуне, он заметил вмятину на ней – это было странное углубление в виде отпечатка ладони на камне. Округлые вмятины абсолютно точно воспроизводили след от ладони и  именно на том уровне, с которого человек может оставить этот след без труда. Геле приложил к этому отпечатку свою ладонь, она вошла и  удобно легла во вмятины на камне. Тогда он решился и с силой надавил ладонью на стену. С шорохом посыпались камешки, куски мха и  большой камень сдвинулся с места, приоткрыв, темнеющий сумраком, вход в скалу. Геле на несколько мгновений застыл, не зная, что делать.
- Если бы рядом были отец и дедушка, - с горечью подумал Геле. Но в сознании его уже родилась другая мысль, которая осветила его, словно толчок прошла по нему, придала силу и решимость. Он ясно осознал в этот миг, свою значимость и неотвратимое, посланное ему свыше предназначение. И дедушка, и отец, и он – единое целое, их соединила одна неизвестная, но очень важная цель, к которой они стремились. И эта цель гораздо важнее, чем они предполагали. Дедушка и отец – это лишь продолжение долгого трудного пути, а он, Геле, завершение этого пути, его итог и от него зависит, каким будет этот итог. И он решительно шагнул в скалу.
Попав в просторный зал Геле огляделся. Зал был совершенно пуст, вырубленные грубо стены были голы, ни одного предмета, вещи, надписи. Ряд больших, уходящих в высоту колонн, соединенных у потолка полукруглыми арками отделяли этот зал от другого помещения. В следующем помещении было светло, свет проникал между колонн в зал и был необычайно красив – голубовато-серебристый, и из этого второго зала слышалась тихая, удивительно прекрасная музыка. Она сочетала в себе абсолютно все звуки: и пение, и разговор, и шелест листьев на ветру, и шум дождя, и щебет птиц, и какие-то другие незнакомые Геле звуки, но все они не мешали друг другу, а сливались в одну волшебную, чарующую мелодию. Пройдя между колоннами Геле очутился во втором зале и у него от увиденного захватило дух. Сверху по противоположной от  колонн стене по большим каменным ступеням в рост человека каждая ступень, стекала серебристая, светящаяся голубоватым светом, чистая, как хрусталь, вода и исчезала в  огромной медной воронке, которая торчала из последней ступени. По другой, торцовой стене зала к  вершине водопада вела каменная лестница, вырубленная в этой стене, и заканчивалась площадкой не доходя до потолка, где-то на середине водопада, уткнувшись в его каменные ступени. Над площадкой на стене Геле увидел  рельефную, тоже вырубленную  в камне, но  с  невиданным  мастерством, поражающем в первого взгляда, большую картину. Сюжет её как бы состоял из трёх частей. Справа на картине был изображён высокий трон и сидящий на нём неестественно прямо и величественно человек, похожий  по своему одеянию и окружающим его предметам, на египетского фараона. Он сливался со своим троном, и создавалось впечатление, что и фараон и его трон устремлены вверх. И это стремление и величие выражено было в картине очень искусстно. Слева – толпа полуодетых людей, которые лежали в ниц, головы их были склонены так, что лбы касались пола и взгляды направлены вниз. Художник-скульптор ясно выразил предназначение этих  людей: полнейшее повиновение, судьба быть вечно внизу, рядом с каменными плитами пола, под ногами владыки. А в центре – человек в длинной простой по виду одежде. Его фигура не стремилась вверх, но и не была принижена перед высоким троном, словно человек этот был наделён другой властью, которая не возвышает, не требует раболепия, но знает свою иную силу, которую таит в себе. Человек держит в руке  и протягивает фараону небольшой поднос, со стоящим на нём кубком.
                Геле, смотря на водопад, на картину успокоился. Сердце его перестало бешено колотиться в груди, а ноги дрожать. Его успокоила тихая музыка водопада, в звуках которой не слышалось враждебности и настороженности к незваному гостю, а только приветливая, доброжелательная мелодия, подбадривающая его и вселяющая уверенность в душу.
                Геле подошёл к водопаду. Ему очень хотелось пить, и он решился протянуть руки к воде. И стоило ему это сделать, как вода сама полилась в них, прикасаясь к ладоням, стекая с рук, с такой нежностью и лаской, будто мать гладила и целовала их. Геле осторожно умылся и напился воды. Это принесло ему огромное облегчение и в то же время дремоту. Его стало клонить в сон, отойдя к колонне, он сел на пол и задремал под изумительные, ни с чем несравнимые звуки водопада.
                Геле  открыл глаза и увидел, что он в том же зале, но в нём стало гораздо светлее. Заросшие мхом и лишайниками узкие окна были очищены и из них светлыми полосами ложился на пол и стены солнечный свет. Около торцевой стены, откуда поднимались к водопаду ступеньки на площадку стоял высокий старик в длинном сером одеянии. Он стоял спокойно, неподвижно, словно ожидая кого-то. Мимо Геле, не заметив его, прошли несколько человек в такой же одежде и остановились около старика, почтительно склонив головы.
- Вы что-то хотели сказать мне, - произнёс старик таким тоном, словно он уже знал, что именно хотят сказать ему эти люди и о чём они думают. Один из них робко начал говорить, но в голосе у него слышалась не только просьба, но и настойчивость.
- Учитель, - сказал он, подняв голову, - Много лет мы служили тебе, и ты не можешь упрекнуть нас ни в чём. Нашей искренности, преданности и любви к тебе, желанию постичь знания, трудолюбию и честности нет границ, и ты знаешь это. Мы решились спросить тебя, почему ты не хочешь открыть нам те знания, которые несёт священная вода, знания трёхсот мудрецов и истину мира? Неужели мы не заслужили этого? Мы чувствуем, что готовы к тому, чтобы принять этот дар. –
- Да, время пришло, вы можете постичь эти знания, но при условии, которое непременно при этом. Вы лишитесь тела и человеческого облика, вы станете другой, более совершенной формой, способной содержать то, что заполнит вас, ваше тело слишком малый и примитивный сосуд, для того, что вольётся в него. Согласны ли вы потерять своё тело навсегда и жить иной жизнью в этом мире? –
- Да, Учитель, мы согласны, если это необходимо. Слишком велика наша страсть к познанию, нас ничто не остановит на пути к истине, - решительно произнесли люди в сером и снова склонили головы перед Учителем.
- Идёмте, - коротко сказал Учитель и в голосе его прозвучала печаль.
Он стал подниматься по лестнице на площадку медленно, словно устало, и все последовали за ним. Они выстроились на площадке в ряд, Учитель подошёл к картине и взял кубок в руки. Кубок, оказывается, был не вырезан в стене в виде простого рельефа, а вставлен в нишу, выдолбленную в стене – половина кубка скрывалось в углублении, а другая выдавалась наружу и соединялась с подносом, таким образом  идеально создавая впечатление  ненастоящего кубка, а только рельефного изображения, как и вся картина.
Учитель, открыв крышку, молча подал кубок первому ученику, и тот взял его, очень волнуясь, поднёс к губам и то ли выпил, то ли вдохнул содержимое и передал кубок другому. Тот сделал тоже самое. Наконец кубок снова оказался в руках Учителя. Он закрыл его крышкой и поставил на место. Геле забыл обо всём на свете. Он не понимал сон это или видение, всё было настолько необычным, неожиданным, что можно было только смотреть и внимать происходящее. Ученики, стоявшие неподвижно, вдруг начали светиться, светились их тела, но не одежда. Одежда медленно стала спадывать с них и уже не тела, а просто светлые пятна с очертанием тел, поднялись в воздух и поплыли вверх  к  истоку водопада. Светлые пятна соединились с потоками воды, появился лёгкий пар и всё исчезло. Учитель, постояв на площадке, также медленно  не торопясь сошёл с неё и подошёл к большой медной воронке, в которую внизу стекала волшебная вода. И вот из воронки, один за другим стали выскальзывать тёмно-зелёные существа с длинными телами, которые заканчивались узкими хвостами. Тела эти были не тверды, но и не воздушны. Словно сгустки плотной энергии, которая переливалась, двигалась мощным потоком, мерцающее светясь зелёным светом. Солнечная полоса из окна легла на хвост одного из них, и тот освещенный участок хвоста исчез и только солнечный свет заиграл зелёными бликами. Существо поспешно убрало хвост из светлой полосы, и он снова стал виден.
- Вы довольны  или раскаиваетесь в том, что совершили? – спросил Учитель.
- Нет, Учитель, мы довольны, ибо получили много больше, чем имели, будучи людьми, и в нас нет раскаяния, а есть бесконечная благодарность к тебе и вопрос, который волновал нас всегда – почему ты, Учитель, не сделал то же самое, ни раньше, ни сейчас с нами вместе, что удерживает тебя, чтобы  последовать в свободный мир. Это не дерзость, Учитель, это наша любовь к тебе спрашивает тебя, если нужно мы пройдём любые испытания, чтобы ты смог быть рядом с нами.-
                Учитель благодарно посмотрел на учеников, окруживших его зелёным кольцом своих тел, и Геле показалось, что он улыбнулся.
- Когда-то давно я сочетался браком с женщиной в этом мире и эти узы разорвать уже невозможно. Священная вода не примет меня, я теперь не весь здесь. Моя сущность связана с потомками, продолжением моим на земле, эта связь уходит в мир и я не в силах отречься от  нее, и буду жить в своём теле, пока не уйдёт из мира последний  мой потомок, тогда исчезнет и связь, разорвутся узы, связующие меня и этот мир. Но не печальтесь, я своими силами познал  всё то, что хотел. Наступит время и мы будем вместе, потому что ваша любовь, преданность и вера в меня очень сильны.-
                Геле заметил, что существа не могли говорить  громко, они шептали, но слова их были ясны и разборчивы. Один из учеников обратился к Учителю со словами: - Учитель, люди в этом мире страдают, и терпят очень много горя, ведь есть возможность разрушить этот мир и освободить их, почему бы не сделать это.-
-  Жить в этом мире – выбор людей. Они сами, при желании могут покинуть его и разрушить, пресечь жизнь в нём, перестав давать потомство. Мы не в праве вмешиваться и против их воли предпринимать что-либо. Но единственно, что возможно, это помогать людям преодолевать трудности, только помогать...-

                Белая серебристая пелена окутала Геле. Когда она рассеялась, он увидел зал таким как в первый раз, полутёмным, без окон, пустым и одиноким. Никого рядом не было и Геле понял, что это сон, видение, но того, что происходило здесь много лет назад и действительно существовало. Он поднялся на площадку решительно, хотя сердце его гулко стучало в груди, а ноги подгибались, стал лицом к стене, на которой была изображена картина. Тут решимость покинула его и в душу начал проникать трепетный страх. Так случается всегда, когда в самый ответственный момент ты  один, и нет рядом никого кто бы приободрил, хотя словом или взглядом. Но Геле был не таким, чтобы сдаться и отступить, предать из-за трусости ту заветную цель, которая передавалась ему из поколений предыдущих и была назначена судьбой. В  этом он уже не сомневался. Он вдруг заметил кучку пепла на площадке и словно услышал в этот миг тихий голос внутри себя:
- Ты, Геле, последний из моего рода, который я оставил на земле, твой дедушка и отец уже рядом со мной и я зову тебя, пока ты в этом мире, мне нет покоя, иди к нам, Геле, иди, это твоя судьба. –
И Геле узнал этот голос.
                Рука Геле поднялась  и взяла высокий кубок с подноса. Он наклонился и посмотрел в кубок – там ничего, кроме темноты не было. С замиранием сердца, Геле  стал внимательно вглядываться в эту темноту и заметил, что на самом дне кубка что-то засветилось. Сдерживая дыхание, он смотрел не мигая, сжимая дрожащими руками кубок, на этот слабый свет, который словно уголёк мерцал во мраке. Геле показалось, что это мерцание идёт не со дна кубка, что дна у кубка как бы не стало, а свет этот, словно свет далёкой звезды, сквозь огромные расстояния и тысячелетия, приближается к нему. Постепенно светящийся уголёк начал слабо пульсировать. Геле, оцепенев, смотрел на него не отрываясь, а уголёк всё разрастался, становился ярче и ярче, наполняя кубок загадочным, притягивающим светом. Наконец уголёк исчез, растворился в общем прекрасном сиянии, заполнившем кубок. Словно величественный, торжествующий гимн зазвучал в душе Геле. Он чувствовал уже себя не мальчиком из деревни, а кем- то другим, и те, другие, ещё незнакомые ему, стали близки и желанны. Он жаждал их видеть, слышал их зов, и, поднеся кубок ко рту, выпил содержимое, чувствуя, как с лёгкостью оно проникает во всё его тело. Геле думал, что ему станет больно, свет обожжёт его, но этого не случилось. Голова закружилась, словно от вина, потом мягко закачалось тело, все частички которого вдруг пустились в плавный танец, и Геле сравнил это движение с хороводом снежинок, подхваченных ветром. Он посмотрел на своё тело – оно светилось, и потерял сознание. Последнее, что увидел Геле – очень близко серебряные струи водопада, а внизу на площадке свою одежду, которая не сгорела вместе с телом в таинственном волшебном огне.

                Была уже полночь, но Норбу не спала. В душу её не закрадывался страх и беспокойство, хотя Геле несколько дней назад ушёл в горы и ещё не вернулся. Её томило ожидание чего-то очень важного, неотвратимого, что должно скоро случиться и что изменит всю её жизнь. В темноте она расслышала шорох и звуки, похожие на дыхание.
- Геле, это ты? Зажги свет, - попросила Норбу, оставаясь в постели, предчувствуя, что это неизвестное, неизбежное для неё наступило.
В ответ она услышала шепот Геле – Мама, не надо зажигать свет, я выгляжу теперь иначе, но не сожалею об этом. Сейчас я расскажу тебе обо всём, а ты лежи и слушай меня внимательно, я верю, что ты поймёшь меня и поверишь в то, что я расскажу.-
Но Норбу хотелось убедиться, что рядом Геле и она протянула руку в сторону шёпота. Рука её погрузилась во что-то упругое, движущееся, словно в ручей с быстрым течением, и пальцы руки  начали неметь.
Геле поспешно отодвинулся.
 - Мама, - ласково упрекнул он, - Лежи тихо и слушай, я же попросил тебя.- 


                Геле закончил свой рассказ.
- Я иду туда, где нет горя и насилия, где торжествуют вечно любовь и счастье. Ты пойдёшь со мной, мама? – прошептал он.
Мать на секунду помедлила и с надеждой в голосе спросила: - Я действительно увижу там твоего отца? –
- Да, - ответил сын, - ты встретишься с ним и вы будете вместе всегда.-
- Я пойду с тобой, сынок, - сказала мать.


                *     *     *


                Бабушка повернула голову и посмотрела на мальчика. Во взгляде её была какая-то светлая торжественная печаль и только глаза ласково улыбнулись ему. Она  поднялась со скамейки, медленно пошла по аллее,  опираясь на зонтик-трость, и вскоре исчезла за деревьями. Мальчик посидел ещё на скамейке, потом встал и побрёл домой. Он не слышал, как кто-то кричал ему: - Димка, стой, Димка! –
Наконец его друг Артём догнал его и хлопнул по плечу:
- Привет! Кричу, кричу, а ты как глухой! Откуда идёшь? –
Мальчик молча глядя на Артёма протянул ему свою книгу.
- А, из библиотеки, ого! – и стёкла очков Артёма жадно блеснули, - Слушай, Димка, дай мне её, я сегодня прочитаю, а завтра принесу, а? -
Мальчик, также молча, отдал книгу Артёму, тот схватил её и крикнув:
- Мать за молоком послала в магазин, я побежал, завтра жди меня утром, давай! – помчался дальше.
                Дома была только бабушка, Алевтина Кондратьевна. Она подозрительно посмотрела на внука и спросила: -  А где это ты был, Дима? –
- В библиотеке, - каким-то странным голосом ответил внук.
- В библиотеке, а книг не принёс...- растерянно произнесла бабушка.
- Артёмке дал почитать до завтра, - ответил мальчик.
- Ну иди в кухню, чай будем пить с пирожками. Только, что испекла, - и бабушка прошла на кухню. Наливая чай она опять внимательно посмотрела на внука: - Ты какой-то не такой, Дима, голова болит что ли? И долго что-то ходил в библиотеку...-
- Нет, не болит, просто я думаю, а долго потому, что в парке сидел, книжку читал интересную, - сказал мальчик, задумчиво смотря в окно на светлое голубое безоблачное небо.
- Да, погодка удивительная, мне тоже следовало бы прогуляться, - вздохнула бабушка, - Скоро начнутся дожди, тогда не посидишь в парке, осень... Ну и что же ты там прочитал в книжке, опять фантастика наверно? –
- Нет, там написана, правда, про горы на востоке, я хочу поехать туда как можно скорее, - сказал мальчик.
Бабушка удивлённо раскрыла рот, но не откусила кусок пирога, как намеревалась, а  с тревогой в голосе произнесла: - Да, что с тобой сегодня, зачем тебе туда? Там, в горах одни камни, ты упадёшь в пропасть и разобьёшься, это очень опасно, лазать по горам! –
- Всё время ты мне твердишь: опасно, опасно... Опасно дорогу переходить, опасно поздно вечером на улице задерживаться, опасно купаться одному, что мне дома всю жизнь сидеть, что ли? – пробормотал мальчик, прожёвывая большой кусок пирога.
Бабушка растерянно замигала глазами: - Но ведь я говорю это, оттого, что боюсь за тебя, мне хочется, чтобы ты был здоров и невредим, чтобы никто не обидел тебя,  я хочу, чтобы ты был счастлив! –
- На земле нет счастья, бабушка, - сказал мальчик, строго взглянув на неё, - Счастье – там!- и он ткнул пальцем в ту сторону, где в проёме окна голубело светлое осеннее небо, встал, пошёл в свою комнату и лёг на кровать.
                Бабушка так и осталась сидеть в кухне застыв от неожиданного ответа. Потом с опаской взглянула на небо: - Там... и что это с ним случилось, Господи, этого ещё не хватало! Ему надо меньше читать фантастику... А может быть он разговаривал с кем-то из религиозной секты, что делается на свете!- и она пошла к телефону, чтобы поговорить на эту тему со своей давней подругой из соседнего дома.


                *     *     *

                Воскресное утро было пасмурным и холодным. Небо затянуло сизой пеленой, а низко над землёй неслись подгоняемые порывами резкого ветра обрывки тёмных дождевых облаков. Димка смотрел в окно и чувствовал себя словно в клетке, не потому что из-за плохой погоды он не мог выйти из дома и отправиться, например, к Артёму, а потому что он не знал КУДА идти и  ЗАЧЕМ, что ему  НУЖНО сделать. Он страдал оттого, что хотел заняться делом, но чтобы это дело было важным, значительным и весомым в глазах окружающих его людей.
                Димка заглянул в кухню. Там сидели мать и бабушка, на столе стоял большой таз с абрикосами.
- Будешь нам помогать варенье варить? – спросила бабушка.
- Нет, мне сочинение писать надо, - ответил Димка и снова отправился в свою комнату, оставив мать и бабушку продолжать выковыривать из абрикосов косточки.
- Варенье варить... – прошептал Димка, вытаскивая ненавистный учебник по литературе.
                Отец, обуваясь в коридоре, крикнул матери: - Я на работу, заказ хочу доделать сегодня, чтобы за этот месяц в оплату вошёл.-
- Да не ходил бы ты, отдохнул, и так почти все выходные на работе пропадаешь, - и мать вышла из кухни в коридор.
- Я до обеда только, ты же знаешь, к зиме надо Димке всё новое покупать, вон он как за год вытянулся!-
- Ну и ничего,  куртка у него ещё хорошая, если вот ботинки...- начала рассуждать мать.
- Я не допущу, чтобы мой сын одевался хуже других! – раздражённо оборвал её отец и вышел, хлопнув дверью.

                У Димки заныло что-то в левой стороне груди.
- Значит он, Димка, висит на шее отца тяжёлым грузом. Надо его накормить вареньем, одеть и обуть. Ничего, на следующее лето работать пойду на стройку к дяде Коле, сам деньги заработаю, не буду вам в тягость, - подумал Димка и раскрыл тетрадь.
Сочинение не получалось, мысли путались, не находились нужные слова.
- Надо с бабой посоветоваться, что ставить в плане вторым пунктом, - он от крыл дверь и услышал:
- Может собаку завести, с Джимом он так весело играл, - предложила бабушка.
- Нет, собаку не надо; во-первых, Дима не ребёнок уже, чтобы с собаками играть, а во-вторых, разве ты не помнишь, сколько шерсти всегда было и на креслах и на паласе, -  сказала мать.

                У Димки уже не ныло в левой стороне груди, а жгло. Он выскочил в  коридор, схватил куртку и бросился к дверям.
- Разве Джим виноват, что у него была шерсть? Всё это неправда, когда Джим линял, я щёткой всю шерсть вычёсывал и коврик его выхлапывал. Только о себе думают, как бы им было хорошо, как бы им не мешали, и я наверное мешаю, приходится по выходным работать из-за меня, - комок в горле начал душить Димку. Он вспомнил, как умирал старый добродушный спаниель Джим, любимец бабушки. Димка ухаживал за ним, однажды он поднёс чашечку с едой к коврику, на котором лежал Джим, поставил на пол и погладил, лежащего Джима по голове. Джим приподнял голову, посмотрел на Димку пронзительно-печальным взглядом, тихо вздохнул, лизнул ему руку, положил нос на лапы и закрыл глаза.
                Димка, сам не понимая почему, шёл в парк. Он остановился у скамьи, где не так ещё давно произошла удивительная встреча.
- Вот бабушка, она бы мне помогла, она всё знает, что делать, с чего начать, только она укажет мне путь, по которому надо идти, чтобы добиться успеха и славы. Пусть будет трудно, я не побоюсь никаких трудностей. Надо искать бабушку, - решил Димка, - Хватит мне быть нулём без палочки.-
Димка решил идти в том направлении, в котором исчезла бабушка в первую их встречу.

                Когда Димка вернулся, в кухне все пили чай с абрикосовым вареньем.
- Дим, ты, что к Артёму ходил? – спросил отец.
- Нет, гулял просто, сейчас Артёму не до меня, ему компьютер купили. Он за ним часами просиживает, - сказал Димка, опёршись о косяк кухонной двери.
- Мы то вообще хотели домашний кинотеатр купить, но если ты хочешь купим тебе компьютер, нет проблем, - бодро сказал отец и вопросительно посмотрел на Димку.
- Нет, не  надо мне компьютера, покупайте кинотеатр, - пробормотал Димка, - Ладно, пойду сочинение дописывать.-

                Разговор на кухне перешёл на шёпот.
- Семейный совет, - с досадой подумал Димка, - Как меня воспитывать: Дима делай это, делай то, иди туда, это можно, а это нельзя. А я сам знаю, что мне делать, сам знаю как мне жить, хватит командовать, сами- то какие...-
И Димка заплакал, от понимания, что в действительности он не знает, что ему делать и как жить, от стыда, что так плохо думает о родителях и от жалости к себе.

                *      *      *

                Всё небо заволокло низкими тёмно-синими облаками и было сумрачно,   хотя не было ещё и шести часов вечера. Моросил мелкий дождь. Димка забрёл во двор какого-то старого квартала, с большой каменной аркой, из которой поспешно то выходили, то заходили люди, торопясь побыстрее очутиться в своих удобных теплых квартирах. Они кутались в плащи, натягивали капюшоны, и раскрывали зонты. Вдруг мимо Димки промчалась машина «скорой помощи», блестя ярко-голубым сигналом. Димку словно что-то толкнуло, и он бросился во двор. Во дворе около небольшой скамейки  стояла кучка людей, машина остановилась возле них, быстро выскочили из неё два человека в белых халатах с носилками. Они наклонившись подняли кого-то и, положив на носилки, поспешили к машине. Захлопнулись дверцы «скорой помощи» и она резко развернувшись, проехала совсем рядом с Димкой. Люди, толпившиеся около скамейки быстро разошлись, двор опустел. Димка подошёл к скамейке и вдруг увидел около неё на земле тёмный  предмет. Это был большой чёрный зонтик-трость. Димка стоял в оцепенении, словно ждал, что сейчас что-то   произойдёт, кто-то подойдёт к нему, скажет что-то, поможет ему осознать случившееся. Но никто не подошёл, никто ничего не сказал, и только лежащий на земле зонтик-трость, как нельзя лучше дал ему понять, что Димка опоздал. И  из Димкиных глаз тёплыми дорожками потекли по щекам слёзы. Он наклонился, подобрал чёрный зонтик и закопал его в мокрую землю под кустом сирени около скамейки, и весь мокрый и продрогший медленно побрёл домой.
                Дверь открыла бабушка. Она, охнула, увидев мокрого, дрожащего с посиневшими губами Димку и бросилась за сухим тёплым свитером и махровым полотенцем. Димка, переодевшись, вышел из комнаты. Бабушка выглянула из кухни и крикнула: - Димочка, я чая согрела, попей с вареньем малиновым, как бы ты не простудился.-
- Спасибо,  баб, я не хочу, - вяло ответил Димка и зашёл в зал. Там стояли распечатанные коробки, отец и матерью держали в руках цветные буклеты, яркие в полоску книжечки-инструкции.
- Вот, кинотеатр купили, теперь будешь дома фильмы смотреть, какие только захочешь, - довольно сказал отец, посмотрев на сына.
Димка скользнул взглядом по комнате и молча кивнул в ответ.
Бабушка обняла Димку за плечи и повела в кухню.
- Родители то ждали, ждали тебя, да и съездили одни за покупкой, хотели сюрприз тебе сделать, - говорила она, сжимая рукав Димкиного свитера, словно боясь, что он убежит от неё. Димка поднял глаза и, посмотрев в лицо бабушки спокойно с горечью в голосе произнёс: - Тут люди умирают, а вы кинотеатры покупаете.-
 Он зашёл в свою комнату и тихо, но плотно закрыл за собой дверь.


                *       *        *

                Димка сидел на мокрой скамейке. Холодный, влажный ветер срывал с куста сирени последние листья и они падали вниз, устилая то место, где он похоронил зонтик. Вдруг перед  ним, как из-под земли вырос Артём.
- А я иду, смотрю, ты сидишь  или не ты, - шмыгнул покрасневшим от холода носом Артём и присел рядом. Димка  молчал. Артём наконец набрав воздух     и решившись выдохнул с воздухом всё, что накопилось в его душе.
- Димка, твои родители очень любят тебя, поверь мне, просто они тебя не понимают, что тебе нужно, чтобы ты снова стал таким как прежде. Они готовы ради тебя на всё, но не знают, как тебе помочь. Ты отталкиваешь их, их любовь и им очень больно. Пожалей их, Димка. Я вижу, что ты ищешь что-то и не можешь найти, но из-за этого нельзя мучить других, ты найдёшь то, что хочешь, я уверен, а сейчас ты должен найти в себе силы и прекратить страдания матери и отца, попытаться принять их такими, какие они  есть.-
Артем, выпалив всё, замолчал. Димка посмотрел на него долгим взглядом, словно осмысливая его речь, потом сказал: - Ты прав Артём, настоящие люди должны находить в себе силы, чтобы преодолевать любые трудности, даже такую о которой ты говорил – непонимание. Спасибо тебе, я всё понял, а теперь пойдём домой, а то дождь начинается.-
Артём не понял, что подразумевал Димка, сказав про людей «настоящие». Но Димка, который твёрдо считал, что «настоящие» люди были только там, где-то далеко на востоке, понял, что Артём, его друг,  нисколько не хуже их, он тоже настоящий друг. И это понимание словно соединило чем-то общим два мира Димки: внутренний, придуманный с отважными героями и настоящий с продрогшим и уставшим Артёмом, который искал его не один час, шнырял по улицам и дворам, вместо того, чтобы спокойно сидеть в уютной комнате, уставившись в светящийся экран компьютера.
И сам он, Димка, как тот мальчик, ставший могущественным драконом, не забыл свою мать и вернулся к ней, чтобы помочь ей обрести счастье, он тоже должен вернуться и помочь своим родным.

                В квартире стояла томительная тишина. Мать говорила о чём-то с отцом шёпотом, и Димка знал, что о нём. Он зашёл в зал, где сиротливо торчал на самом видном месте кинотеатр, и взял в руки видиокассеты:
- Мама, а это, что? – и он протянул ей одну из них с акулами на голубом фоне.   
- Это про подводный мир, Кусто, очень интересно, - встрепенулся отец, поднявшись поспешно с кресла, - Хочешь посмотреть? Я сейчас...-
- А мы как раз в школе это проходим, - улыбнулся Димка, - То, что надо. Бабушка, будешь с нами в подводном мире путешествовать? – крикнул он в коридор.
Отец уже суетился возле кинотеатра, мать прятала за спиной брошюры с огромными шприцами на обложке и большими чёрными буквами «Осторожно, наркотики», а бабушка вытирала слёзы кухонным полотенцем и счастливо улыбалась.

                *       *       *

                Димка не мог заснуть, на столе лежал, полученный аттестат об окончании   11-ти классов, дипломы, грамоты, красочные поздравительные открытки. Он устало смотрел в окно на звёзды в ночном небе и ни о чём не думал. Наконец глаза закрылись сами собой, и он вдруг услышал незнакомую до сих пор музыку и пение – хор голосов мужских и женских, поющих на непонятном ему языке. Потом увидел много людей  и понял по их лицам, счастливо улыбающимся, цветам, нарядной  одежде весёлому пению, что это  какой-то праздник или обряд. Вдали возвышались горы. Димка не понял - или он приблизился к этим  горам, отойдя от людей, или  горы, словно на экране телевизора подплыли к нему. У подножья он  заметил человека. Тот стоял и смотрел вдаль на вершины скал. Димка, молча, встал  около него. Человек был высок, строен, подтянут. В его облике чувствовались спокойствие, уверенность и решительность. Вот он повернул к Димке своё лицо, сухощавое с тонкими правильными чертами и серыми глазами, улыбнулся легко и просто и Димка узнал его. Сердце Димки забилось отчаянно в груди, он хотел что-то сказать, но слов не находилось, слишком неожиданной и непредсказуемой была эта встреча.
- Я ухожу туда, - с улыбкой сказал человек и посмотрел на вершины гор, - Это мой путь, мне надо закончить его достойно...-
Димка собрал все силы, чтобы оторвать прилипший к нёбу  свой непослушный язык и  наконец, смог   это сделать: - Можно я пойду с Вами? –
- Нет, - ласково и печально сказал человек, - Это невозможно. Твой путь другой и ты должен идти своим путём, но тоже к достойной цели, своей цели.-
- Где же мой путь, скажите! – отчаянно прошептал Димка, чуть не плача.
Человек показал взглядом на сияющую звезду: - Видишь звезду – это твой путь, твоя жизнь, и только ты один можешь идти по этому пути, прожить свою жизнь. Всегда помни это.-
- Как прожить мне свою жизнь? – не спросил, а растерянно подумал Димка.
Но человек, задумавшись на мгновение, сказал коротко, удивительным голосом, словно это не он сказал, а и горы, и люди вдалеке, и небо, и земля: – Интересно.-

                Дверь Димке открыла тётя Клава – Артёмкина мама.
- Артём дома? - спросил Димка.
- Дома, где же ещё! Сидит около своего компьютера круглые сутки, а ведь это вредно. Говорю, а ему хоть бы, что! – громко запричитала тётя Клава
- А дяде Коле не вредно газосварщиком работать? А Вам, тётя Клава всю смену краской и нитролаками дышать? – спросил Димка и, не дожидаясь ответа, прошёл мимо растерянно застывшей  Артёмкиной матерью, оставив её созерцать своё отражение в зеркале напротив.
                Димка зашёл в комнату. Артём сидел у компьютера, напряжённо вглядываясь в светящийся экран, теребя рукой «мышку». Он, взглянув на Димку, снова приковал свой взгляд к экрану, но успел сказать: - Дим, подожди одну минутку, пожалуйста, я сейчас...-
Димка не обиделся на Артёма. Он понимал, как трудно Артёму прервать своё любимое занятие. Наконец Артём встал из-за стола и сел на диван рядом с Димкой. Он, обняв друга за плечи  спросил: - Со мной всё решено, а ты как Димка, куда намерен поступать? –
- Я решил на факультет журналистики, Артём. Хочу объездить весь мир и написать книгу обо всём, что увижу и узнаю. У каждого свой путь, своя жизнь. И я знаю, как прожить её, Артём.-
- Артём внимательно посмотрел на Димку: - И как ты решил прожить жизнь? –            
             Интересно, - улыбнулся Димка. И эта улыбка была ясной, лёгкой, радостной и немного загадочной.
         

                *       *       *

                Дмитрий сидел в мягком кресле автобуса, который через два часа подвезёт его к отелю. Он ехал по незнакомому китайскому городу, но не смотрел, не отрываясь в окно, как другие экскурсанты, а делал вид, что дремлет, закрыв глаза. На самом деле он очень волновался, но сдерживал своё волнение. Совсем скоро он увидит Тибет, то, что будоражило давно его воображение, притягивало какой-то таинственной силой, призывало к себе, чтобы открыть свою тайну, заполнить его душу или уголок души, чем-то очень необходимым ему. И он понимал это, боялся верить, что случится что-то особенное, что он после долгого ожидания почувствует наконец благодать, как испытывающий нестерпимую жажду человек, подносящий к губам полную чашу чистой холодной воды и эта чистота и облегчение разольётся по его душе.

            
                Дмитрий работал в издательстве уже несколько лет, но  в эту туристическую поездку он отправился только сейчас,  хотя он давно и часто думал о ней. Отдел издательства, в котором работал Дмитрий, был малочисленный и дружный. По возрасту довольно «старый» - два работника предпенсионного возраста - Николай Иванович и Иван Николаевич и пенсионерка, бывшая журналистка, опытный профессионал, заведующая отделом, Нина Петровна. Под её руководством работа в отделе шла как  « по маслу», без всяких проблем и неувязок. Нина Петровна абсолютно легко решала все вопросы, имея огромный запас знаний, опыт работы, интуицию и коммуникабельность в общении с людьми. Доброжелательность, честность, бескорыстность и добросовестное отношение к своим обязанностям были основными чертами её характера. Вот поэтому и не хотелось уходить Дмитрию из отдела, несмотря на небольшую заработную плату.
                Его друг, Артём работал в фирме со странным названием «Доллакс» и получал  высокую заработную плату. Он всё-таки уговорил Дмитрия зайти к нему на работу: - Может подумаешь, Дим, я поговорю с боссом, он найдёт тебе дело в фирме, конечно не очень большие деньги, но гораздо больше будешь получать, чем в издательстве.-
                У входных стеклянных дверей стояли и курили два молодых парня. Они старались изо всех сил выглядеть деловыми, всезнающими и все могущими, перебрасываясь лениво такими фразами, как:
- Да, что они, я это дело скручу быстро, завтра в Питер отправляюсь на контакт.-
На Дмитрия они покосились снисходительно и  несколько надменно.
По коридору бегали девушки с бумагами в руках, одетые, словно топ-модели перед выходом на подиум, с прическами и макияжем от Голливудских звёзд. Они оживлённо щебетали друг с другом, успевая при этом кидать хищные взгляды на посетителей.
Навстречу Дмитрию выскочил Артём, схватил его за рукав и затащил в небольшой кабинет.
- Мой школьный товарищ, Дмитрий,- поспешно представил его Артём человеку средних лет с удивительно спокойным, словно застывшим, пристальным взглядом. Тот посмотрел на Дмитрия, кивнул чуть-чуть головой и улыбнулся одними губами.
- Мне нужно, Артём, чтобы это было готово к вечеру, - сказал человек, закрывая блокнот. И вот ещё, что: и он начал перечислять по пунктам – первое, второе, третье...
Артём бросился к компьютеру, и его пальцы лихорадочно забегали по клавиатуре: - Да, да, понятно, будет сделано...- бормотал Артем, подобострастно кивая головой и продолжая быстро печатать то, что монотонно диктовал человек.
Когда тот вышел из кабинета, Артём облегчённо вздохнул и проговорил:
- Босс наш сегодня не совсем в духе, хотя держится великолепно. Говорят  неприятности у него с утра какие-то и крупные.-
                Дмитрий чувствовал себя неуютно в этой чуждой ему напряжённой атмосфере, где каждый старается спрятать себя, создать имидж человека делового, умеющего « поймать момент», сделать деньги, карьеру, вырваться вперёд любыми даже нечестными способами.
Артём понял его состояние, опустил голову и, смотря не на Дмитрия, а куда-то в угол кабинета, произнёс: - Конечно, здесь работать нелегко, но понимаешь, хорошо платят...-

                С приходом в отдел Ирины Валентиновны жизнь Дмитрия круто изменилась. Это была худенькая, похожая на подростка, девушка, лет двадцати. Жила она с матерью и братом студентом, которому помогала учиться в университете, отдавая ему почти весь свой заработок. В отделе все поручения Нины Петровны исполняла отлично и быстро, кроме того старалась каждому помочь, вежливо разговаривала с коллегами. Она была несколько наивной,  простодушной и бесхитростной, в отличие от  своих сверстников, блиставших «умением жить по-новому».
Жизнь Дмитрия не изменилась бы, изменить её решила заведующая отделом Нина Петровна. Её первостепенной задачей стало одно - женить Дмитрия на Ирише. Ириша – так стала называть с первых же дней она Ирину Валентиновну.
                Задача эта решалась пошагово: из Ириши Нина Петровна стала делать сначала «заметную  фигуру». У Ириши появились блузки красивого покроя, но очень ярких экзотических расцветок, на тонких худеньких запястьях заблестели браслеты. И наконец, в один прекрасный день, когда вместо короткой стрижки из светло-русых волос Ириши появился на голове какой-то оранжевый хохолок, она стала похожа на тропическую птичку.
Но это было только начало. Нина Петровна была одинока и заполняла свою жизнь работой в издательстве и кулинарным искусством. Поэтому часто приносила свою выпечку в отдел, к чаю. Теперь она научила стряпать Иришу. И когда та, придя на работу, протягивала ей пакетик с печеньем, Нина Петровна громко говорила: - Ириша у нас, какая хозяйка, опять стряпала. Как повезёт тому, кто станет её мужем! -  и многозначительно поглядывала на Дмитрия.
А за чаем, откусив печенье или пирожное, принесённое Иришей , восклицала: - Какой аромат! Какая прелесть! Как же ты умудряешься так печь, Ириша?-
- Так я же пекла так как Вы мне говорили, - простодушно отвечала Ириша.
- Нет, - категорически протестовала Нина Петровна, - У меня получается хуже. Наверно ты подходишь к делу творчески.-
      
                У Дмитрия вызывали эти действия Нины Петровны раздражение и досаду, но он находил в себе силы скрыть их, и это у него хорошо получалось, потому, что он понимал, что Нина Петровна делает это не из корыстных целей или ханжества руководителя, а потому что видит, что наивной, верящей всем на слово Ирише трудно будет жить одной в этом мире без опоры. И ему тоже было жаль Иришу.
                Один раз он был у Ириши дома. Дверь открыла мать Ириши, Капитолина Алексеевна. Она поздоровалась с ним каким-то безразличным голосом и скользнула по нему рассеянно-усталым взглядом.
Квартира была большая, заставленная старой полированной мебелью: шкафами, «стенками» восьмидесятых годов. Ириша завела его в свою комнату, там всё было просто - диван, письменный стол, полки с книгами на стене, рядом большой красочный календарь с котятами.
                Выходя  в коридор, Дмитрий сказал матери Ириши: -
-У Вас просторная квартира.-
- Да, всем места хватит, - как-то протяжно невыразительным голосом ответила Капитолина Алексеевна, и как показалась Дмитрию, усмехнулась.
Но когда он подал Ирише её куртку, подержал сумочку, пока  она застёгивала сапожки,  открыл  дверь, пропустив Иришу вперёд и вежливо попрощался с Капитолиной Алексеевной, та смотрела на него  уже по-другому: удивлённо, внимательно и заинтересованно.

                *       *       *

                Их экскурсовод, Алексей, был такого же возраста, что и Дмитрий, лет двадцати шести. Невысокий блондин с вьющимися волосами,  серыми глазами,  весёлыми, живыми, и в то же время умными и внимательными. Одет он был в джинсовый костюм, из кармана которого очень часто бил барабанную дробь, вместо музыкального сигнала, мобильный телефон. Ему постоянно звонили девушки, и он подолгу разговаривал с ними увлечённо и жизнерадостно.
Кстати, экскурсовод он был отличный. Во время маршрута он без умолку говорил, сыпал цифрами, названиями, именами, событиями, сказаниями и историческими фактами, и казалось, что он знает этот край лучше, чем собственный  родной город. Особенно нравилось это двум не по возрасту бодрым старушкам, в широких цветных брюках и белых кружевных шляпах, которые задавали ему кучу вопросов, и Алексей блестяще отвечал на них, приводя старушек этим в крайнее восхищение.
- Я, как и вся наша туристическая  фирма, хотим одного – чтобы у наших дорогих туристов остались от поездки в памяти на всю жизнь только приятные воспоминания! – восклицал Алексей в ответ на комплементы старушек.
И вот последняя экскурсия  в Лхасу, а завтра - домой.  Дмитрий никак не мог отделаться от назойливой мысли, что та легенда, которую он слышал в детстве, где-то рядом, ждёт его, зовёт, как звала  в путь все эти годы. И он, увидев недалеко Алексея, решительно сделал к нему несколько шагов, надеясь на его помощь, но тут громко застучал барабан из кармана куртки и  полилась из телефона увлечённая болтовня и смех.
Мимо, остановившегося в растерянности Дмитрия, прошла девушка из их туристической группы. Она шла медленно, задумчиво смотря вокруг и наслаждаясь увиденным. Девушка была высокой, стройной с длинными белокурыми волосами. Тёмные, солнцезащитные очки, в блестящей оправе были подняты у неё высоко на лоб. Прищурившись, она, молча, окинула взглядом Дмитрия, словно товар в магазине, но никакого чувства не отразилось на её довольном застывшем лице. Таким же ленивым взглядом она скользнула по Алексею, и пошла по тропинке дальше, отломив на ходу веточку с пихты, понюхав её осторожно и бросив на тропинку. Дмитрий почему-то вспомнил Иришу и представил какой  уничтожающе-насмешливый  взгляд подарила бы ей эта девушка, и ему стало обидно за Иришу. Он вытащил телефон и набрал её номер.
- Дмитрий?! – удивлённо и радостно произнесла Ириша, - Ты уже приехал, что ли? –
- Нет, Ириша, я завтра выезжаю, хотел узнать, как вы там, как Нина Петровна? –
- У Нины Петровны всё хорошо, а вот Николай Иванович заболел, готовится к операции, так, что работы у нас прибавится теперь. А тебе как там понравилось, интересно?  Я тоже мечтаю съездить отдохнуть, но мне хочется на море...-
- А я тоже о море мечтаю, - поспешно сказал Дмитрий, - Вот и прекрасно, на следующий год вместе съездим к морю, договорились, Ириша? –
- Здорово! А куда? Так много прекрасных мест, и так хочется всё посмотреть! –
- Приеду, и обсудим всё, нам поможет Нина Петровна, она и в этом деле хорошо разбирается, передавай ей привет, до встречи Ириша, пока! – сказал Дмитрий и, сунув сотовый телефон в карман, подошёл к Алексею.
- С девушкой своей разговаривал? – спросил Алексей, - Как ты её красиво называешь – Ириша, придумал же! –
- Это не я придумал, я бы не догадался, - смущенно признался Дмитрий,
- Заведующая нашим отделом, Нина Петровна её так называет.-
- А, служебный роман! – улыбнулся Алексей, понимающе подмигнув Дмитрию, и уже серьёзно спросил: - Последнее время тебя что-то волнует, Дмитрий, может я могу тебе чем-нибудь помочь? –
- Да, я и хотел с тобой поговорить об этом, Алексей, - оживился Дмитрий, -
- Может быть тебе известна деревня: она расположена между гор в долине, похожей на чашу, на востоке высокие базальтовые скалы, но я не знаю названия этой деревни...-
- Таких деревень здесь множество,- присвистнул Алексей, но заметив расстроенный вид Дмитрия задумался: - Базальтовые скалы на востоке... Недалеко отсюда есть такая деревня, правда не знаю та о которой ты говоришь или нет, но вечером мы съездим в эту деревню,- и Алексей ободряюще хлопнул Дмитрия по плечу.
И тут снова в его кармане призывно застучал барабан. Алексей выхватил свой бьющий тревогу сотовый, и Дмитрий услышал, уходя восторженный возглас Алексея: - Анастасия!!! Ты в курсе того, что произошло на дне рождения у Натали!? –

                Ехали они всего чуть побольше часа. Это была действительно обычная для здешних мест деревня, небольшая, скученная у подножья гор.
На востоке возвышались базальтовые скалы, и при взгляде на них у Дмитрия почему-то дрогнуло сердце – ему показалось, что он уже видел их.
Алексей выскочил из машины, огляделся и направился к мальчишкам, играющим неподалеку, и стал о чём-то расспрашивать  их на местном наречии. Мальчишки затараторили каждый своё, но все как по команде, подняв правую руку тыкали пальцем в одном направлении. Туда- то и отправились Дмитрий и Алексей. Навстречу к ним вышел очень старый, худой, сгорбленный старик с палкой в руке. Алексей долго вежливо приветствовал его, старик кивал головой и внимательно рассматривал в то же время нежданных гостей.
- Не скажите ли Вы, в этой деревне жила когда-нибудь женщина с сыном?
Её муж, а также впоследствии и сын погибли в горах? – спросил Алексей.
Старик откашлялся и начал говорить: - Да, хотя таких женщин много, судьба связала людей с горами в наших местах, и несчастные случаи происходят часто. Но давно, много лет назад, жила здесь женщина, у которой погиб муж в горах. Он был проводником, а потом и сын тоже потерялся,  видимо, лишившись рассудка от горя она вскоре после потери сына исчезла из деревни, вероятно, пошла его искать в горы и тоже погибла. Её дом стоит у подножья базальтовых скал, недалеко отсюда, но в него все эти годы никто не заходит -  этот дом охраняют духи гор. Люди боятся тревожить их, можно навлечь на себя беду.-
Алексей перевёл речь старика и вопросительно посмотрел на Дмитрия.
- Можно увидеть этот дом? – спросил Дмитрий и, побледнев, напряжённо, пытаясь побороть волнение посмотрел на старика.
Старик помолчал, устремив свой взгляд на скалы, потом на Дмитрия и кивнув, молча пошёл, тяжело опираясь на палку, в сторону скал.
Они подошли к низенькому, сложенному из камней, домику, который был весь заросший травой. Трава росла даже на крыши дома.
- Дверь можно открыть, но переступать порог не надо, - предупредил Дмитрия старик.
                Дверь, скрипнув, отворилась легко, на удивление   Дмитрия. В полутёмном жилище он различил мутное окно, постель, темнел около двери очаг, с потолка и в углах в обилии висела паутина. Видимо от  лёгкого ветерка, который проник в жилище через открытую дверь, висящая над очагом детская игрушка или талисман  качнулся и раздался  тихий, едва слышный, нежный печальный звук. Прежде чем угаснуть, он  заполнил жилище, оживил его, словно кто-то приветствовал так в опустевшим давно доме Дмитрия.  И на Дмитрия нахлынула невидимая волна любви, тихой радости, смешанной с печалью. Он даже поверил, что увидит сейчас женщину, её глаза полные любви и слёз и услышит её голос: - Я пойду с тобой, сынок...-
 И её образ растает, унесётся туда, где торжествуют вечно любовь и счастье...
               
                Старик нетерпеливо кашлянул, Дмитрий, застывший на пороге вздрогнул, осторожно закрыл дверь и пришёл, как во сне, мимо старика и Алексея. Алексей, взглянув на Дмитрия, удивился выражению его лица.
- Что особенного можно увидеть в этом старом брошенном доме? – спросил он старика, кивнув недоуменно, на Дмитрия.
- Многое можно увидеть, - сказал старик, - Если смотреть сердцем.-
Он вытащил из-за пазухи большую старую полинявшую тряпку, вытер слезящиеся глаза, высморкался и заковылял прочь.