Амурная игра. 31 глава

Начало: http://www.proza.ru/2013/06/16/115



Неужели ты так далеко? Неужели вокруг азиатские горы? Не ужель самолётной сигары крыло тебя на Гиссарский хребет увело? И здесь говорят, что уехала ты, болтают – не скоро вернёшься, но я от сплетен наивных закрою глаза – и ты очнёшься, зайдёшь, улыбнёшься, обнимешь и выдохнешь: «Любый!..» Да как бы, да как бы, да как бы не так! Давно ты во мне растворилась! Да как бы, да как бы, да как бы не так! Такая любовь им не снилась! Невидимкой в мозгах, отпечатком в глазах, тенью при свете, огнями в ночах, соринкой в слезах и травинкой в зубах, соитьем во снах и живинкой в делах, ожогом любви – поцелуем в губах, в палатках, в кострах, в городах и в горах я – с тобой, ты – со мной, наяву и во снах, как наша память, как наша боль, скрежет зубовный, болячка, мозоль, никуда не сбежать, ни уехать нельзя, всюду догонят родные глаза!.. Пускай говорят, что уехала ты, болтают – не скоро вернёшься, и ты на мгновенье прикроешь глаза и сразу со мною очнёшься!


В прохладе чайханы было сумрачно, по-особому уютно. Местные аксакалы, вкруговую сидящие на низком помосте, безмолвно поглощали свежезаваренный кипяток из пузатых расписных чайничков. Словоохотливо болтать за достарханом, значит неуважительно отнестись к угощению хозяев. Ты никуда не торопишься, опорожнил, повторил. Проворный чайханщик в тюбетейке расторопно подменит чайник. Впрочем, тут все были в стёганых халатах, с покрытой головой. Снаружи палящее солнце Азии, жара за тридцать градусов. Недовольно косились на единственную русачку в шортах, затесавшуюся сюда. Ровская сидела за отдельным столиком, и не одна. Стоило лукаво взглянуть на сторону, как напарник выговорил строго: «Светлана, прекращай!..» Изменение обстановки не меняет повадки, она заинтересовалась национальными обычаями, побывала в таджикской семье. «Вы говорите по-русски? – Чут-чут». Радушный туземец изъяснялся с акцентом, он говорил: «Света, куда пошёл?.. Света, я пошёл переворачивать урюк!..» Высушенные плоды абрикоса с косточками, расхожий товарный продукт. После очередной порции зелёного чая выступила испарина каплями на кожу. Нашло приятное облегчение от зноя, словно божок по стану босыми ножками пробежал. Заботливый попечитель заново наполнил пиалы. Ровская подхватила гладкую чашку, неловко понесла ко рту. Ах, незадачливая торопливость, экая конфузия!.. Пиала выскользнула из потных пальцев и разбилась вдребезги о кафельный пол! Красивая девушка едет любоваться пейзажами и сама невольно становится зрелищем. Прервав благоговейное чаепитие, завсегдатаи заведения уставились на неё. «А-аа!.. Женьчина!» – презрительно изрёк дряхлый старец, и они продолжили вдумчивую церемонию.


Горы!.. Они пробуждают манящее желание достичь вершин. Когда после пыльных дорог, величавые и недоступные открылись взору, поневоле поверила, что некие могучие тектонические силы покуражились, сминая равнину в складчатые стенки. Но контраст не только в природе, он заключён и в человеке. Восторги сменила нудная выматывающая ходьба с рюкзаком в тридцать килограммов, и горная река, имеющая особенность пересекать маршрут. В черепашьем темпе нудно взбирались на перевал, долго сходили с него и брели дальше. Возникло коровье настроение. Принялась на память читать поэзы Шатрова, и стало чуточку легче. Словно, шагая в ногу, вместе декламировали: «Любовь наша птицей засажена в клетку…» Взамен отупения пришли мысли и время обдумать их. Ровская поняла причину произошедшего. Она не может быть привычно привинченной. Это приводит к ощущению коровьей тупости, которое охватило на перевале. Если снять этот давящий груз с лямками, норовящий опрокинуть тебя, появляется козья прыть, чувство свободы. Однако, всякие эмоции преходящи, неизменна только строгая недоступность заоблачных гор.


Попадая в рискованные ситуации, ты внутренне растёшь; впечатлений масса. Вчера был мучительный переход, в общей сложности километров двадцать, включая семь внеплановых по курумнику. Мощной каменной рекой, состоящей из глыб частью неустойчивых, лезли вверх. Выбилась из сил и больше не скакала горной козочкой, становясь отдыхать через каждые десять метров. Теперь бы Шатров не признал в ней писаную красавицу; глядясь в зеркальце, вздрагивала. Губы обветрели и потрескались, окрас лица багровый, сгорело и опухло. Черномазая образина! Вдобавок все обожглись дурной травой, нет ни одного здорового. Измучалась, поочерёдно бинтуя да перевязывая. Даже роса этой травы ядовитая; вся кожа в волдырях. На последней переправе содрала её, и нога начала гноиться. Реки остались далеко внизу, но грозный рокот их слышен на превышении сотен метров. Лагерем стали у озера с голубовато-зелёной водой; второй цвет ярко-сочный и преобладает. Полукольцо отвесных скал, взгляд упирается в заснеженные пики. Наверху ты метеозависимый нуль, за сутки сменяются четыре времени года.


«В разных местах я писала тебе: и у костра на камушке, и при свече в палатке. Вообще мало тебя вспоминаю, только на дневках, когда отдышусь, а так валюсь как загнанная лошадь. Соскучилась по тебе и детям, по шаловливым ручонкам. Неспокойно что-то на душе. Шли горными тропами, а в ушах неумолчно звучало «Отвороти беду!» Ничего там с тобой не приключилось? Свыклась с разлукой, терпеливее жду, и даже боюсь нашей встречи. Не решил ли ты прервать отношения? Взгляну в лицо и сразу пойму. В горах я много думала обо всём, они не надоумили меня. Набрала букет непохожих цветов, а ты не увидишь его. Встречных таджиков просила отправить тебе телеграмму. Чудес не бывает, неосуществимо, хотя в облако здесь можно зайти. Часто вспоминаю, как ты стоял у окна и курил. Больше люблю тебя праздного. Помню, как читал своё «Не спеши!» Многие не умеют преподнести стихи, а эти навечно в твоём исполнении. А как ты проникновенно пел, аккомпанируя себе на гитаре. Не устаю поражаться, столько умений и одному! Чётко запомнила, как ты ехал на велосипеде, не держась за руль, скандируя «Ла-да!..» Если будешь так дурно ездить, накажу тебя. В поздравительной открытке я много написала всего. Хочу добавить, что обязательно рожу тебе сына. Не знаю верно, когда, но так верится в лучшее. Жгучая, ледяная вода в этом озере. Упав поперёк, я запрудила ручей, что из него вытекает, и схлопотала выговор. Ну вот, уже зовут! Приёмы самозадержания, тренируемся на осыпи. Вчера вынудили прочесть вслух твоё стихотворение. Голос дрожал, срывался, настолько оно личное. Прости и не сердись, милый. Не скоро узнаешь это. Что изменилось? Поселилась успокоённость во мне, радость, что ты мой. Все они откровенничают, а я скрытничаю, не вправе сказать о тебе. Связь по взаимной любви не должна считаться аморальной и осуждаемой, ведь оборвать её нам слабо. Если любовь дана от Бога, значит, эта связь нравственна и свята. Изменяешь не с возлюбленным, а когда ложишься под нелюбого супруга. Неверность браку, но верность любви. О, боже! Как я изнемогаю по тебе! Молю бога, чтобы ты меня не забыл. Жажду видеть твои любящие глаза! Честное слово, я жутко боюсь потерять тебя и детей. Будем ли мы когда-нибудь все вместе? Смогу ли я любить тебя неворованной любовью? Всё так запутано, я не могу без тебя и без них. Безумно хочу в ладони твои. Говорят, что ночью плакала. Забыла, мне снилось нечто ужасное про нас. Загодя угнетает, что мы сойдёмся на час и снова в разлуку на полмесяца. Не могу я так больше! Больше так не могу!..»





Продолжение: http://www.proza.ru/2013/07/23/51