Proxima Estacion Esperansa

Предисловие

 Когда-то, уже давно, мне довелось прочесть два рассказа замечательного автора ~DiS~, повествующие об его пребывании в так называемом «Монаре» - реабилитационном центре для неблагополучных слоёв населения: наркоманов, алкоголиков, бомжей. Дело происходило в Польше. Описывал он быт, устройство и, вообще, людей с коими ему пришлось там столкнуться. Сразу хочу почтить память ~DiS(a)~, дело в том, если кто-то, вдруг, не знает, автор умер. Давно. Царство ему Небесное и светлая память. Талантливый был человек и весьма нелёгкой судьбы.

  Его Памяти, собственно, и посвящаю свой рассказ.

  У нас в России таких «Монаров» нет. Именно в том виде, который описывал ~DiS~, но зато есть огромное количество подобных Центров, более, так скажем, адаптированных к российским реалиям и российскому же менталитету. Их, как грибов в августе в лесу после дождя. Отличительной чертой всех этих Центров является глобальная завязка всего там на религии: Центры религиозные. В большинстве своём. И практически всегда полностью бесплатные, хотя есть и исключения. Евангелисты, Пятидесятники, Харизматы, Адвентисты Седьмого Дня, Баптисты – вот лишь малая часть всевозможных ответвлений христианской веры. И именно они и открывают по всей стране эти Центры. Попасть туда не сложно: нужно лишь желание. Желание завязать с прежней жизнью. Начать новую. Целиком и полностью отданную в руки Богу. Это, по-сути, и является главным условием и требованием в Центрах. Наряду с полным отказом от наркотиков, алкоголя и табака. Бранные слова – грех. Принимают всех. Абсолютно.

  Живут в Центрах все вместе: мужчины, женщины, дети. Запрет на любые интимные отношения (кроме тех случаев, когда это муж и жена официальные). Мужчины все – братья. Женщины – сёстры. Именно так друг к другу и обращаются. Изучение Библии, работа над собой, постоянные коллективные молитвы, работа (которой очень много) по Центру – вот, собственно, так и живут. Спасаются. Реально спасаются. Ибо в мирской жизни их ждёт неминуемая смерть. Поверьте, я не утрирую – люди, попадающие туда, дошли уже в своей жизни до грани. Грани, в которой одна нога уже занесена над пропастью. Дальнейший путь только один – кладбище. Возможен ещё вариант, как лишь остановка временная, - тюрьма. Но не всем выпадает удача на ней сойти. Чаще – прямиком на кладбище. Без остановок.

  И идут люди в Центр. Осознавая, что в противном случае просто сдохнут. Как собаки.

  Есть такая испанско-французская группа «Manu Chao» и есть у них альбом: «Proxima Estacion: Esperansa», что в переводе с испанского или португальского, или, вообще, с эсперанто – не важно (я не силён в языках), означает: «Следующая остановка: Надежда». Вот именно Надеждой и являются для людей Центры. Бесприкрас.

  Всё это было лирическим отступлением. Мой рассказ будет посвящён не такому Центру. Будет он посвящён секте «Преображение России». Лишь издалека имеющей отношение к Богу и, вообще, к спасению человека. Секте, в которой мне «посчастливилось» побывать. Впечатлениями, мыслями и просто объективной оценкой изнутри я и спешу с тобой, уважаемый читатель, поделиться. Встречайте.

  Хотя, справедливости ради, нужно признать – кто-то и там спасается. Потому как альтернативы нет. Кому-то и там «Proxima Estacion: Esperansa». Жизнь – штука сложная. И иногда в ней не остаётся выбора.

  * * *

                Всегда особыми подлецами считались те, кто наживался на чужой беде.

  Часть 1.

  Примерно в середине июля прошлого года я уволился с очередной шараги. Где работал, как, впрочем, и всегда почти, токарем. Получил достаточно неплохой расчёт плюс компенсацию за неиспользованный отпуск – вышло немало. Ну, и… запил. Тут же. Жил я тогда (не беря во внимание приходящих периодически ****ей) один. Пил по-чёрному. Через пару недель я дошёл до кондиции, деньги, как обычно, все кончились, а часть попросту - проебал. В одно «прекрасное» утро я поплёлся к брату – *** знает, зачем. Наверное, что бы просто не сидеть дома и, может быть, опохмелиться у него.

  И вот тут-то меня и подстерегала ***ня. Брат, как-то неожиданно радушно меня принял, проводил на кухню. Я посетовал на плохое самочувствие, попросил его денег «на выпить». Опять же, на моё удивление, он без лишних разговоров и вопросов-упрёков дал мне денег, сказав при этом: «Иди в магазин, но обязательно возвращайся. Есть разговор». Сходив, я вернулся к нему. Во-первых, мне было скучно одному дома пить. Во-вторых, с ним я мог поговорить. Ну, и, в-третьих, его «есть разговор» меня, признаться, заинтриговал. Эх, знал бы я, чем всё кончится – никогда бы в то утро не поплёлся к нему.

  Сидели на кухне. Я выпивал. Достаточно быстро захмелел. Братан, видя, что я уже готов для обработки, начал прямо: «Есть Центр. Для таких вот непутёвых и заблудших. Давай, Митяня, езжай туда. Я уже и договорился. Дело за малым – позвонить и они прямо сюда приедут и увезут тебя. Хули тебе терять? – Работы сейчас нет, живёшь один, пьёшь, как сволочь, и катишься в пропасть». Вобщем, спокойно, но достаточно настойчиво уговаривал меня ехать. Учитывая факт того, что я был уже навеселе (около полбутылки выпил и рассчитывал допить ещё остатки, да и взять напоследок ещё флян - разумеется), факт того, что про Центры я знал не понаслышке (сам бывал там, многие знакомые мои бывали), я согласился. Ведь я был уверен, что поеду именно в такой Центр. Один из тех, что я упоминал в предисловии. Справедливости ради должен заметить, что брат ни сном, ни духом и не подозревал, в какую секту меня сплавляет. Он так же был уверен, что это – тот самый Центр.

  Допив остатки водки, я уговорил брата, мотивируя это тем, что напоследок сам Бог велел, сбегать ещё за пузырём. Он сходил. Выпив ещё с полбутылки и плотно закусив, я сказал: «Поехали!». Позвонили. Буквально через полчаса приехала белая «Волга» с некто Алексеем и, как я понял впоследствии, его женой. Впопыхах и давясь, я выпил ещё немного. Запихал остатки водки за ремень, простился с братом, покурил в туалете и… пошёл с этим Алексеем. Уже в машине он мне сказал, что едем мы в Иркутск. А это, надо сказать, около пятидесяти километров от моего родного города Ангарска. Я сидел на заднем сидении, периодически прикладывался к бутылке, часто просил по дороге остановиться: покурить, поссать, купить мне воды. А примерно на середине пути я попросту вырубился (был ведь пьян уже, как фортепьян).

  Очнулся (а точнее – разбудили) уже в Иркутске, когда приехали в так называемый офис «Преображения России». Допив в машине остатки водки, я вылез. Уговорил Алексея позволить мне закурить напоследок сигарету (ведь в Центре курение – табу). Был я ещё пьян и перспективы, вобщем-то, казались мне радужными. «В конце концов!» - думал я, помня свой опыт пребывания в реабилитационном Центре от церкви «Благословение», - «не понравится – уйду в любой момент! Благо – до Ангарска не так далеко». Я очень заблуждался.

  «Офис» представлял собой трёхкомнатную квартиру в самом центре Иркутска. Сразу же поразило огромное количество народу, находившегося там. Во всех комнатах, на кухне сидели люди, громко разговаривали, спорили, что-то обсуждали. Носились, как угорелые. Помню, на что я сразу обратил внимание, и что бросилось в глаза: все разговоры (если их можно так назвать, скорее – крики и ругань) протекали в каком-то агрессивном ключе. Кто-то кого-то постоянно поучал, наставлял, унижал. Что, в корне расходилось с моими представлениями, надо сказать, основанными на личном опыте о Центрах. Где всегда миролюбивая, добрая обстановка и атмосфера. Я был пьян, и поэтому размышлять и анализировать просто не мог, а поспешил поскорее добраться до свободной кровати и упасть спать. Что, собственно, и сделал.

  Проспал до самого вечера, как убитый – всё-таки литр водки на старые дрожжи сделал своё дело. Проснулся с ещё более ужасного похмелья и всё от тех же криков и ругани. Кто-то кого-то в коридоре отчитывал за курение, а потом послышались хлёсткие удары по морде. Всё это настолько меня шокировало, что я тут же (ещё лёжа на кровати) начал подумывать о том, что хорошо бы свалить. И незамедлительно.

  Я сходил на кухню, попил воды. Аццке хотелось курить. Посидел за столом. Там крутилась девушка. Какое-то время я тупо смотрел на неё, пытаясь вспомнить. Потом осенило: с ней я лежал года за два до этого в Наркологии у нас в Ангарске. Корвалольщица. Есть, поверьте, и такие. К тому же она бывшая следовательница. Мусаришка, короче. Аня. Премерзкая и злая бабёнка, которую я запомнил благодаря одному случаю в курилке там, в Наркологии: она сидела с каким-то ***м. Курили. Одну на двоих. Зашёл я. Тоже закурил. Они беседовали. Разговор касался ВИЧ-инфецированных. Она заявляла своему приятелю: «Да нелюди они все! Сами виноваты. Ненавижу их. Срать бы рядом не села». Он, ещё пару раз затянулся, и передал сигарету ей. Подождал, пока она тоже затянется, и сказал: «Срать не села бы? ****ишь. Ты вот щас сидишь с вичёвым и ещё куришь после него». Эта дура подскочила, и начала реально блевать в ведро, использовавшееся, как пепельница. Он встал и врезал ей смачный подсрачник. Вышел. А мне вообще было поебать. Мне было плохо. 
  Аня эта, как позже выяснилось, жила в «офисе» и заведовала там кухней. Вообще, женщины в «Преображении» исключительно по кухне заняты. Ну, и по хозяйству.

  Я вышел из кухни. В коридоре стояла толпа. Подойдя к ним, сказал: «Я проспался. Пойду я, типа. Не нравится мне у вас».

  - Да ты ахуел что ли?! – какой-то тип мне ответил, - Ты теперь, дружок, никуда не пойдёшь – будешь жить тут. Иди в комнату и сиди тихо. Приедет Главный – решит, что с тобой делать и куда тебя направить.

  - Вы что, ребята? Не хочу я сидеть тут. Всё. Я пошёл домой.

  - Пошёл в комнату! – рявкнули уже хором несколько человек. И тут же я получил заебательский такой удар под дых, сложился пополам. Один из этих уродов схватил меня за руку и потащил в комнату. Отчего оторвал нахуй рукав на рубашке и все пуговицы.

  В комнате кроме меня были двое: спала баба, и сидел на кровати парень со стеклянными глазами. «Раскумаренный» - подумал я. Так и было.

  - Что, уйти хотел? – начал он. – Ага. Я вот тоже две недели назад ушёл. Поймали, скоты. И сюда отправили. Только что с вокзала.

  - Ты не местный разве?

  - Кемеровская область. А тебя, вероятно, туда отправят, – усмехнулся он.

  Хотя в глазах у него не было не иронии, не сарказма. А была лишь боль, пустота и безысходность.

  – Они всегда подальше увозят. Во-первых, чтоб не съебались, а, во-вторых, на чужбине проще манипулировать человеком и заставлять работать – деваться некуда, документов-денег нет. Куда ты тут попрёшься? Ты, братуха, ещё не понял, в какое болото попал. Добрый совет тебе: сиди тихо, присматривайся. Двенадцать дней у тебя есть. Отходи. Я вижу, ты с похмелья жуткого? – есть у меня одеколон в сумке. Будешь?

  - Буду. – Не раздумывая, ответил я. – Дима.

  - Женя.

  Пожали друг другу руки. Пока он рылся в своей большой дорожной сумке, я по-тихой грусти охуевал. М-да. Угораздило меня попасть в какую-то секту. Сомнений, что это именно секта уже не было.

  - На, Димас. – Женя протянул мне «Русский лес». – Жертвую, можно сказать. Гыыы! На твоё благо. Только, смотри, аккуратно. Не спались. А то оба щас ещё ****юлей выхватим. Меня, когда поймали там – так от****или! Яебу!

  Я сходил на кухню и попросил у Ани банку с водой, сказав, что сушняк. Она дала и предложила пожрать. Ссылаясь на отсутствие аппетита, я отказался. Поблагодарил её и вернулся в комнату. В кухне, посмотрев на часы, я узнал: время - семь часов вечера.

  Потихоньку отпивая одеколон, я разговаривал с Женей. Он рассказал мне о структуре секты, о том, чем она занимается, кто за всем этим стоит и прочие подробности. Через какое-то время зашла Аня и попросила меня снять рубашку: «Давай. Зашью пока». Женя тем временем достал из сумки футболку и дал мне.

  За всё время его рассказов я охуел ещё больше.

  Что я имел? Двенадцать дней меня никто не будет трогать (работа, доёбки и прочее) – это типа «золотой срок». За него к новому пассажиру присматриваются – на что он способен, на что сгодится и, если годится, куда его отправить. «За двенадцать-то дней я этим ***плётам пыль в глаза пущу. И съебусь. Или я – не я. И не из таких передряг выбирался». Есть замечательное правило: в сложных ситуациях, экстремальных «меньше говори, больше слушай», соглашайся со всем – тоже лучше молча. Постепенно, чувствуя доверие, проявляй инициативу. Это обеспечит тебе и относительно спокойную жизнь, и даст возможность выждать момент для каких-либо решительных действий. Какими они будут – зависит от конкретной ситуации. В данной ситуации моей задачей было – за двенадцать дней съебаться. Иначе – отправят к чёрту на кулички. Откуда убежать будет намного проблематичнее.

  Между тем на улице стемнело. Пришла Аня и принесла рубашку – как новая. Через какое-то время приехал Главный. Собрал всех в большой комнате, познакомился с новенькими. А нас, как оказалось, было человек семь таких. Пять парней и две девушки. Спросил меня:

  - Ну, что? Как самочувствие, как настроение?

  - Хреново очень. Но настроен решительно – спасаться буду. Хватит пить и мозги ****ь. Только вот боюсь - белка бы меня не хватанула – сна нет, похмелье жуткое. – Решил я гнуть ранее намеченный план. – Мне бы снотворных и дней семь-десять в себя прийти.

  - Будут тебе, Дима, снотворные. Отлёживайся и приходи в себя.

  - А теперь все вновь прибывшие, за исключением тебя, - он указал пальцем на Женю, - собирайтесь – поедем в «Коттедж». Будете там жить.

  - А как же я? – спросил Женя. – Тут останусь жить?

  - Тебя завтра отвезём. Ты щас устряпанный. Не стоит там людей на шкуроход ставить. Сам понимаешь.

  - Да, конечно, я понимаю.

 Часть 2.

  В машину Главного набилось человек десять. Друг на друге. Были там помимо новеньких ещё и люди, которых он забрал вечером с работы. Поехали в «коттедж».

  Он представлял собою, действительно, коттедж. Двухэтажный кирпичный. Причём, весьма добротный. Внутри евроремонт. Находился он на окраине Иркутска в частном секторе в районе Аэропорта. Дорогу, в силу того, что было темно, я не запоминал. Когда приехали на место, в темноте я успел лишь заметить, что помимо коттеджа на территории имеются какие-то сараи, строения, гараж и весьма немаленьких размеров огород – соток пятнадцать-двадцать. Вся эта хрень была окружена высоким забором. У входа лаяла цепная собака. Над головой то и дело оглушающее ревели самолёты, заходившие на посадку.

  В доме большая прихожая, налево из неё вход в мужскую спальню, куда меня и остальных мужиков направили, прямо – туалет, душевая и спуск в подвал, а направо – огромных размеров кухня-столовая. Из неё, собственно, лестница на второй этаж, где находились спальни сестёр и детей и спальня старших по «коттеджу». Вместе с нами, вновь прибывшими, оказалось человек двадцать мужиков. По всему периметру стояли диваны, а у одной стены стол, шкаф, большой камин, телевизор с дивиди-плеером и музыкальный центр. Я поздоровался и присел на краешек одного из диванов, ожидая дальнейших событий, и просто пялился по сторонам. Публика была, мягко скажем, разношёрстная. Единственное, в чём я ни секунды не сомневался, процентов девяносто были наркоманы. К тому же, было видно – прожжённые и отбывавшие. Как и в «офисе» царила атмосфера какого-то постоянного напряжения. Все спорили, посылали друг друга нахуй (что меня вообще шокировало по началу, ведь, как я в предисловии говорил – в Центрах маты под запретом).

  Через некоторое время в комнату зашёл «Региональный» и ещё пара человек. Все сразу заткнулись, расселись по местам. Он поздоровался, вкратце поинтересовался о том, как прошёл день. Представил новеньких. Отчитал, причём, очень строго провинившегося мужика (он на работе днём спалился с куревом). Пожелал всем спокойной ночи. Дал старшему по «коттеджу» снотворные (мне чтоб выдавал) и уехал. Обратившись ко всем и указав на меня, сказал: «За ним следите. Паренёк не в себе и может съебаться».

  Я молчал.
  Время было уже примерно час ночи. Жил он сам в «офисе».

  Немного остановимся на личности «Регионального».

  Имя его Александр. Около сорока лет. Семнадцать из которых он провёл по лагерям. Пользовался безоговорочным авторитетом и уважением. Все его распоряжения, приказы выполнялись беспрекословно и не обсуждались. И, надо отдать ему должное, такого отношения к себе он добился сам. Таких тонких психологов редко встретишь. Речь правильная, громкая. Взгляд пронзительный и острый. Очень был подкован в Библии, постоянно цитировал её и приводил примеры. В Кемерово, откуда он родом (как, впрочем, основная масса находившихся в «коттедже»), прошёл обучение в библейской школе. Ростом он был под два метра. Худощавый. Года два он являлся «Региональным» по Иркутской области. Короче, эдакий ставленник и управляющий от высшего руководства секты, базирующегося в Кемеровской области. Наверное, если бы я всё же остался в «Преображении», то смог бы найти с ним общий язык. Но этого не случилось по причине простой: мне было чуждо их общество, их методы, они, практически все, сами. Но об этом ниже.

  Стали укладываться спать. Те, кому не хватало диванов, спали на полу. На улице в сарае были матрасы. В первый вечер мне принесли и матрас, и бельё. Сами же и постелили. Сочувственно говорили: «Крепись, брат. Отоспишься, отлежишься – будешь, как новенький!» Старший по «коттеджу» Миша (парень, немного младше меня и единственный, наверное, не наркоман в этом обществе) дал мне таблетку. Посмотрев на неё, я понял – аминазин. Незамедлительно выпил её. Легли. Я, подозревая, что сна один чёрт не будет, лёг у самого выхода из комнаты. Чтобы ночью никого не тревожить, ходя в туалет.

  Уже лёжа на матрасе, в темноте, я толкнул в бок соседа:

  - Какое сегодня число?

  - Тридцать первое июля. Воскресенье.

  - ****ая жизнь.

  - Вообще-то, брат, здесь нельзя материться.

  - Ага. Знаю.

  - Спокойной ночи. Нам завтра в шесть утра на работу, блять. Заебался я.

  - Отдыхай. Брат.

  Сна, разумеется, не было. Не помогал и аминазин. Из подвала постоянно шумел насос, качающий из скважины воду, а прямо над домом постоянно пролетали самолёты. Порой казалось, что самолёт падает прямо на наш коттедж. Настолько низко они проходили. Рёв был оглушительный. «Какой придурок додумался построить коттедж рядом с аэродромом?!», «Завтра осмотрюсь днём», «Нужно срочно отсюда валить!», «****ый конь! Сдал меня в секту какую-то!», «Ну, спасибо, братец!», «Заебали эти самолёты!»

  С этими мыслями я и пролежал до рассвета. Периодически отвлекаясь на походы в туалет, попить, поблевать. Сна не было вообще.

  Около шести утра все резко начали просыпаться. Началась движуха: мужики одевались, сворачивали свои матрасы, прибирали диваны, умывались. Мне сказали, что теперь я могу перебраться на свободный диван и спать там. Потом быстренько все пожрали (сёстры уже приготовили к тому времени завтрак), приехала одна машина, затем ещё и ещё и всех практически развезли на работы. В коттедже остались лишь сёстры, дети, четверо новеньких мужиков и Миша. Он на работы не ездил. Его обязанность была следить за делами и за людьми на месте.

  Состояние у меня было препаскуднейшее: мутило жутко, а от аминазина вообще тормозил. Бегал периодически в кухню попить и в туалет – поблевать. И обратно до дивана. Поэтому, когда в половине девятого утра ко мне подошла сестра и позвала завтракать, я отказался. Еду мне даже противно представить было, не говоря уже о том, что бы её есть.

  Попросил найти мне большую пластиковую бутылку и налить в неё горячий сладкий и, главное, не крепкий чай, т.к. реально заебался бегать и пить воду из-под крана. Просьбу она мою выполнила. Правда, чай этот закончился уже часа через полтора. И снова пришлось бегать к крану. Разумеется, ни о каком побеге тогда я и не помышлял. Было очень хреново, и попросту никуда не в состоянии был убежать. Меня спрашивали: «Сколько ты пил?» Я отвечал: «Дней двенадцать-четырнадцать». Не верили. Мужики говорили, что выгляжу я, словно поливал около года беспробудно. Честно говоря, я и сам поражался. Уж что-то, действительно, плохо мне было. Ещё этот проклятый аминазин вообще рубил. Но, тем не менее, спать я не мог. А лишь лежал.

  К тому же в нашей комнате был телевизор. И все ****ые дети и сестры собрались у нас и смотрели очень громко какие-то тупые фильмы. Один за другим. Громко потому что дети, плюс ко всему, припёрли целый мешок игрушек – вывалили его на ковёр и, играя, орали, плакали, дрались, мирились. Их там было примерно штук шесть или семь. От практически грудных – ребятишек сестёр, до тринадцатилетней дочери Александра. Кто в теме – поймёт меня. С похмелья и так раздражительный, а в подобной ситуации, вообще, аж с ума сходишь. На улицу мне было запрещено выходить. Поэтому лежал я в комнате. Так, собственно, и прошёл день. Обед и ужин я так же пропустил, ибо не мог и видеть еду.

  Только часам к десяти вечера начали подъезжать парни и мужики с работы. Уставшие, злые, грязные, как черти. По-быстренькому умывались, жрали и ложились спать. В это же время подъехал Александр с несколькими парнями и привёз из «офиса» Женю. Выглядел тот не лучше меня. Если вчера он был раскумаренный, то сегодня у него был первый день на сухую. Ломало его нешуточно. Зрак, как пятаки. Сопли из носу, глаза слезятся. Понос и рвота. Вобщем, обычный такой, нормальный кумар. Кстати, надо заметить, что утром, когда на работу мужиков увозили, увезли на вокзал человек восемь примерно. Часть из них, как я понял из разговоров днём, отправились в Читу, часть в Биробиджан, а часть в Кемерово и Новосибирск. Они, как выяснилось, были все местные (Иркутск, Ангарск, Усолье-Сибирское) и их сплавляли, как и говорил мне вчера Женя, подальше. Что бы там они не съебались, а пахали, как папы Карло. Короче, благодаря чуток разрядившейся в плане простора ситуации я переехал на один из освободившихся диванов. То есть, на полу в проходе мне больше спать не пришлось. А точнее – не спать, а коротать ночи.

  Как все улеглись, Александр позвал меня в кухню переговорить. Так же там присутствовал Миша (он, вообще, там жил: спал на тахте, когда выдавалась минута) и ещё какой-то *** из «офиса» с ноутбуком. Задавал разные вопросы. От «где родился-крестился?» до «что умеешь делать?». Собственно, к ним я готов был и шибко не хвалился. Говорил больше, что мне ***во, сна нет. Разрисовывал мне о больших возможностях Организации: типа, «Если хочешь, хоть в Сочи отправим, хоть в Москву. Захочешь – учиться на юриста пойдёшь в лучший ВУЗ. Захочешь – на компьютерщика. Главное, давай, типа с нами! Ты – парень неглупый. Нам такие нужны». Ну, и всё в этом духе. «Хочешь, прямо сейчас поедем в офис? Будешь там жить. Работать (в смысле физически) тебе не нужно будет. У нас работают так те, у кого головы нет на плечах». Я всё гнул свою линию: «Мне очень щас плохо. Ничего не могу по существу ответить. Дайте мне ещё дней десять и спокойствие. После – разберёмся». Разумеется, всячески давал понять им, что настроен, в принципе, быть с ними. «Только вот – отоспаться мне и в себя прийти».

  На том и порешили. «Золотой» срок я живу в «коттедже», а там - разберёмся. На этот раз таблетку он дал мне лично. Мише поручил не напрягать меня днём в плане хозяйственных работ и, разумеется, следить за мной – белка там или сердце, вдруг, прихватит. Допили чай с конфетами, и они уехали. Я поговорил ещё малость с Мишей и ушёл лежать и слушать самолёты и насос проклятый очередную ночь. Теперь уже было первое августа.

  Аминазин я, разумеется, выпил тут же. Хотя очень мечтал о сибазоне или, на худой конец, феназепаме. Похмельная бессонница – страшная мука. Чреватая, особенно в подобных экстремальных ситуациях, белой горячкой.

  Следующая ночь прошла по сценарию первой. С той лишь разницей, что лежал я на удобном диване, блевать бегал реже и уже стал больше обдумывать план действий. Рабочая секта, суровые порядки, из дома не выпускают, все друг на друга стучат. Из окон, разумеется, с решётками, видно: весь огород обнесён высоким бетонным забором, через который и придётся уходить. Так как через центральный вход с калиткой отпадает. Там собака. И прямо под окнами. В любом случае, нужно будет непременно выбираться на днях на улицу. Осмотреться, наметить пути и, вообще, прежде всего, нужно сориентироваться в какой стороне я нахожусь, где Аэропорт, где дорога на город, куда бежать, короче. Всё это, я был уверен, решу. Миша вроде добродушный, раскручу его завтра-послезавтра вывести меня на свежий воздух – там и осмотримся. О своих планах, решено было совершенно никому не говорить. Даже Жене.

  В шесть утра, как обычно, все резко начали подниматься, умываться. Быстро пожрали и всех развезли по работам. В комнате на этот раз остались только я и Женя. Меня не трогали, а Женю – смысла не имело – на кумаре. Он так же, как и я, не спал всю ночь. Стонал, матерился негромко, шмыгал носом, ходил в туалет.

  Не знаю, что страшнее: кумар или похмелье. На кумаре свои минусы, с похмелья – свои. Сравнивать их глупо. Вещи противоположенные. Но одинаково, по личному опыту, страшные. Обоим состояниям присущи физическая и психологическая стороны. Если на кумаре физическая боль выходит на первый план, затмевая собою психологический аспект (хотя и он очень сильно довлеет), то с похмелья картина наоборот – ТДС (тревожно-депрессивный синдром) так тебя гнёт, что про физическую боль ты не особо вспоминаешь. А если и вспоминаешь, то она не кажется тебе такой уж невыносимой. Ты раздавлен морально, всё мрачно и страшно. Мысль натыкается на мысль и мыслью погоняет. А следом ещё мысли, мысли, мысли. Каша. Причём, мрачная и безысходная такая каша из мрачных, безысходных мыслей. Ну, и, конечно же, вечный спутник обоих состояний – бессонница, вонючий липкий пот, кошмарные бредовые видения (вроде и не спишь, а сны видишь). Стоит лишь глаза закрыть.

  В это утро я решил сходить на завтрак. Увидев в столовой огромную миску с овсянкой, я убежал в туалет и долго там рыгал. Потом умылся, вернулся в кухню и попросил сестёр налить мне чаю с сахаром. На этом мой завтрак и закончился. Как, впрочем, и последующие обед и ужин. На еду смотреть не мог вообще.

  Женя тоже ничего не ел, а сидел на диване и смотрел какой-то фильм (правильнее будет сказать: не смотрел, а отвлекался от своей проблемы). Я сел рядом с ним и тоже тупо пялился в экран, не понимая совершенно про что там. Да и не хотел я ничего там понимать.

  - Женя, а где они все работают? Чем занимаются? Почему их увозят ни свет, ни заря, а привозят уже к полуночи? – спросил я его. Признаться, этот вопрос меня очень интриговал.

  - Ты что, Димас, с луны свалился? – протянул мне визитку (которые в огромном количестве валялись по всему коттеджу), - вот сюда и возят. Вон – слышишь, Мишка на кухне постоянно по телефону про заявки говорит? Ага. Оно самое, ёпти.

  - «Всегда трезвые грузчики» - прочитал я вслух. – Вон оно что. Да, хули, Жень, я вообще щас ничего не понимаю.

  - Вот так вот, Димас. С утра до ночи разгружают вагоны, бывают заявки и другие: ремонт, мебель, переезд. Ну, тоже таскать что-нибудь. Или, например, рыть траншеи, могилы… – Каким-то обречённым голосом произнёс он.

  Телевизор он уже не смотрел, а глядел в пол.

  - От этого я и сбежал в Кемерово. Поймали. Да я сам дурак. Вместо того, что бы попытаться уехать в Челябинск – я оттуда родом, пошёл колоться. Я в тот день получил расчёт за дней пять работы. Прилично было. Ну, и понесло.

  - Хули тут скажешь, брат. Понимаю.

  - Димас, не говори ты - «брат». По крайней мере, мне лично. Очень тебя прошу. Ты сам видишь, какие тут братья. Ну, его нахуй такое обращение.

  - Понятно. Самого тошнит от всего.

  - Осматривайся. И при возможности вставай на хода. Моих ошибок только не повторяй. У тебя ещё десять дней. Не дурак – уйдёшь. А если дурак – судьба, значит такая. Здесь, Димарик, мы все – рабы.

  Где-то после обеда я уговорил Мишу вывести меня на улицу. Он сетовал, что не положено, но повёл. Справа от коттеджа располагалась баня. Возле неё мы и сели на стоящие рядом пластмассовые стулья. «С какого-то летнего кафе с****или, не иначе», - подумал я. Потому что в придачу к стульям, стоял такой же столик с зонтиком посередине от солнца и большой надписью «Сибирская Корона». Какое-то время сидели молча. Я глядел по сторонам, Миша писал что-то в тетрадь, с которой, наверное, и спал постоянно и периодически разговаривал по телефону.

  За баней были теплицы, и грядки с насаждениями. В конце огорода виднелся у самого забора деревянный туалет. «С окон это место не просматривается, а туалет мне поможет вскарабкаться на забор». Плюс ко всему, я примерно сориентировался где Аэропорт, и, соответственно, куда мне двигать придётся.

  - Ну, как ты? – спросил Миша.

  - Плохо, Миха. Сна совсем нет. Боюсь, как бы белка не началась. Сегодня, считай, вторую уже ночь не спал. Завтра может ****уть.

  - Не матерись, Димас.

  - Да брось ты. Все матерятся, как сапожники. На ***х друг друга таскают. Стучат. Унижают. Бьют. Странный у вас какой-то Центр, - выпалил, неподумавши я, но тут же спохватился и поправился, - Но мне у вас нравится. Жить можно.

  - Пойми, Дим, тут по-другому нельзя с ними. Сам видишь, какой контингент.

  - Вижу. Чего уж. – По Мише чувствовалось, что он открыт к диалогу. И что именно с его помощью я и уйду отсюда. – Вот я на тебя смотрю, Миша, ты – не наркоман. Как ты-то тут оказался?

  - Придёт время – узнаешь. Тебе, поверь, очень многое ещё придётся узнать.

  «Ну, вас нахуй!» - подумал я, а вслух сказал: - Чего это Саня меня хочет в «офис» забрать? Мне и тут вроде понравилось.

  - Э, брат! Считай, тебе повезло. У Садыка (Александра, прим. автора) на тебя виды. Здесь живут рабочие. Быдло. А в офисе те, кто занят интеллектуальным трудом. Компьютерщики, адвокаты, риелторы. Он очень хорошо разбирается в людях. Вчера, сказал, что тебя нужно отправить учиться. Так что… - тут у него зазвонил телефон, и он отвлёкся.

  Все эти «виды на меня», честно говоря, радовали не особо, если не сказать, пугали. Но зато придавали больше желания съебаться, не давали расслабиться. Что и было необходимо в моей ситуации.

  - Так что… тебе повезло, Димас. – продолжил недосказанное Миша. – Сегодня, кстати, второе августа – День ВДВ. Ты не служил в армии?

  - Я в тюрьме сидел. Меня не взяли в армию. Хотя и хотел, как освободился.

  - Понятно. Я тоже не служил.

  - И нехуй там делать, считаю. Хеех.

  - Верно!

  Мы расхохотались. В этот момент из дома выглянула одна из сестёр и позвала нас ужинать.

  В тот день вечером, как и обычно, приехал Садык. Привёз ноутбук и, как и вчера, после отбоя позвал меня снова на кухню. Объяснил, что нужно установить систему.

  - Сможешь? Кроме того, нужно диски разбить на нужный объём.

  - Диск нужен установочный и программы.

  - Посмотри, - протянул мне штук десять дисков. – ХР, пакет Офис и прочее.

  - Вполне.

  - Давай. Попробуй.

  Минут через пятнадцать, когда уже шёл процесс установки, он вытащил диск из привода, выключил ноутбук и сказал:

  - Молодец. Приходи в себя, Димас. Ты где учился?

  - Если честно, Саня, неполных семь классов образования.

  - Это ничего. Между нами, у меня лишь пять. А учиться никогда не поздно.

  - Это точно. Потом, считаю, лучшая учёба – жизнь.

  - Ха-ха-ха… Далеко пойдёшь. Ладно, я поехал. Достал из барсетки таблетку, отдал мне.

  - Счастливо.

  - Поправляйся.


  * * *


  В тот же вечер, незадолго до разговора с Садыком, я стал свидетелем того, как наказывают провинившихся. Обычно, каждый вечер, приехав с работы, мужики на кухне отчитываются перед Мишей: что делали, сколько заработали и, разумеется, сдают ему полностью все деньги. Один парняга вроде всё отдал, объяснил и уже намеревался идти в комнату, как Миша его тормознул:

  - Стой-ка, погоди. Давай-ка, я сам щас ещё раз проверю тебя.

  - Ты что, Миха?! Мне не доверяешь?

  - Доверяй, но проверяй. Так ведь? Ха-ха-ха. Иди сюда.

  При более тщательном осмотре в носке у него Миха нашёл заныканные сто пятьдесят рублей. Стас – так звали парня, лишь молчал. Да его никто ничего и не спрашивал. Подошли ещё парочка типов из нашей комнаты и начали его бить. Били молча, но сурово. Потом заставили раздеться до трусов и отвели на улицу в сарай. Ночевать. Я по-тихой охуевал. Несмотря на начало августа, на улице в трусах ночевать было явно не комфортно. Тем более погода была пасмурная, начинался дождь. И утром, когда, как обычно, все собирались на работы-заявки, я посмотрел на градусник: плюс десять градусов. Стас просидел в сарае на таком холоде в трусах. Сарай, нужно обратить внимание, не тот, где хранились матрасы. Рядом стоит ещё один. Как впоследствии я узнал, туда сажают провинившихся, садят на цепь склонных к побегу. Короче, карцер на свежем воздухе такой.

Часть 3.

  Следующие дни – третье, четвёртое августа прошли практически в том же ключе: днём я оставался один (Женю стали забирать на работу), заёбывали дети, постоянно по вечерам были разборки, крики, о****юливание кого-либо за всякие мелочи. Сна, как не было, так и не было. Но, наверное, благодаря аминазину не было и белки. Состояние моё становилось близким к сумасшествию: спать хотелось неимоверно, я уже моментами плохо понимал, где сон, а где реальность. Правда, я начал понемногу есть. А относительно побега (именно в эту сторону) мысли стали направленными, наблюдательность и анализ ситуации, несмотря на бессонницу, лишь улучшились. Сейчас я связываю это всё-таки с экстремальной ситуацией и постоянным адреналином в крови. Ведь я чётко понимал, что нужно срочно валить. В противном случае – меня отправят, как и всех местных, в какие-нибудь ****я. Пускай даже не в ****я, пускай хоть в Москву, но я никуда не собирался ехать и, самое главное, я не собирался быть в этой секте. Где главным является ругань, унижения, эксплуатация людей и всё решается угрозами, побоями и… Вобщем, «ну, их нахрен» - думал я, и ждал момента. И момент случился. Примерно после обеда четвёртого августа привезли её. Привёз её не Садык, а тот самый Алексей, который доставлял и меня из Ангарска.

  Девчонка лет двадцати пяти. Очень красивая: высокая, стройная голубоглазая блондинка. Всё это я заметил так, вскользь. Мне, признаться, было не до красивых девушек с голубыми глазами – не спал я уже четыре ночи, мутило адски, мысли постоянно были заняты предстоящим побегом, а точнее – поисками способа. Ведь дни идут, а идей нет.

  В тот день я стирал свои штаны и рубашку, исчюханенные ещё в Ангарске в запое. И, наконец-то, решился сходить в душ. Давление и сердце вроде бы уже не беспокоили. Именно из-за них я и не ходил мыться первые дни: мало ли, ещё в этом душе и упадёшь к чёртовой матери.

  Миша дал мне сменную одежду – рваные трико и старенькую футболку. После стирки и душа я вернулся в комнату. Дети, как обычно играли-орали, сёстры смотрели маразматические сериалы, фильмы, покрикивали на детей и, попутно, друг на друга. Она подсела ко мне на диван:

  - Привет. Нифига, какой тут бедлам. Куда я попала? Ты давно тут? Меня Ольга звать, – протянула по-мужски руку.

  - Дима. – Пожал ей руку. – Четвёртые сутки, а бедлама ты ещё, Оля, не видела. Он тут вечером будет. Да такой, что охуеешь. Сейчас тишина и покой, можно сказать. Ты как тут очутилась? Откуда сама будешь?

  - С Ангарска я. – Мне аж тепло как-то на душе стало – землячка. – Вот, сестра родная сдала, сучка. У нас мать умерла недавно, и она, походу, избавиться от меня хочет.

  - Колешься?

  - Ну, так. Не сказать, что плотно сижу, но есть такое дело.

  - Ясно, хуле. А я по синьке. Кстати, я тоже с Ангарска. И меня тоже родственник сдал – брат.

  - Да ты что? Дела-а-а, – протянула Ольга и замолчала, как будто что-то обдумывая. Затем посмотрела на меня и решительно произнесла: – Я уйти хочу, Дима. Прямо сейчас.

  - Не советую. Не отпустят. Отсюда не уходить нужно, а съёбываться. – Не знаю почему, но в ней я сразу видел человека. Человека, которому можно доверять и с которым, как говорится, на дело можно идти.

  - Как это так – не отпустят? Мы что тут – каторжные? Вот возьму сейчас и уйду!

  - Не ори! – прикрикнул я. – Тебя сейчас на цепь посадят. И ****ы дадут.

  - Да ну нахуй.

  С этими словами она встала и пошла на кухню. Там сидели – Миша, Алексей, какие-то *** с «офиса». Одна из сестёр готовила ужин. Уже оттуда я слышал сперва разговор, потом он перерос в крики. Когда стало ясно, что сейчас будет очередное избиение и посадка в сарай, я поспешил туда. Ольгу в этот момент уже лупили по щекам. Причём, пощёчины наносила одна из сестёр. Старшая самая.

  - Раздевайся, сучка!

  - Вы что делаете?! Не имеете права! – орала Ольга сквозь слёзы.

  Но в этот момент с неё уже стягивали одежду, повалив на пол. Сопровождая процесс ругательствами и ударами по голове. Миша лишь как наблюдатель стоял. Молча. Не проронив не слова. Били и раздевали Олю сёстры и парни с «офиса». Когда она осталась совершенно голая, кто-то принёс простынь и кинул ей.

  - В сарай её отведите. Воды поставьте. – Как-то по дежурному и отрешенно сказал Миша, при этом глядя в сторону.

  - Ключи дай от цепи, – спросила его старшая сестра.

  - Не нужно. Не убежит голая. Так пусть сидит.

  - Ну, да. Логично.

  Всю эту картину наблюдал я, стоя в дверном проёме. Она укуталась в простынь, поднялась с пола. Когда старшая сестра и Алексей повели её мимо меня на улицу, в её глазах я увидел мольбу. Едва заметно я ей подмигнул, давая понять, что с ней. А Мише, когда Ольгу увели, сказал:

  - Пусть, конечно, посидит. Остынет малость. А то чо-то шибко буйная.

  - Она тебе говорила что-нибудь? Откуда ты знаешь? – насторожился Миша.

  - Говорила, что уйти хочет. Не нравится ей тут. Дура. – играл я свою роль.

  - Ха-ха-ха… Тебе, помнится, тоже не нравилось сперва?

  - Это сперва. Я не в себе был. Нас жду великие дела, – и, подмигнув ему, добавил: – Так ведь?

  - Вот это правильно, Димас. Это правильно. – Похлопал меня по плечу Миша. – Сейчас ужинать будем скоро, а пока мне тут нужно дела поделать. Кстати, завтра утром приедут два парня с биробиджанского отделения. Чего-то их сюда переводят. В семь утра поезд придёт. Так что.… А, ладно, завтра разберёмся.

  Я лёг на свой диван. Не слышал мерзких детей и громко орущего телевизора, лежал на спине и смотрел в потолок. «Завтра же я должен уйти отсюда. Я больше не могу находиться в этом аду. Лишь бы белка сегодня ночью не началась. Или… началась бы? А?! А что если.… Нет! Нет, сука, нет! В больницу эти уроды меня всё равно не отпустят и даже скорую не вызовут. Просто вломят ****ы и закроют в сарай. Там же Оля... Ну, куда-нибудь точно закроют. Нет, нет! Это отпадает. Как хочется спать. Господи, помоги мне, пожалуйста». Так и кубатурил мысли. Усложняло всё ещё и тот момент, что теперь (обязан просто после этого взгляда) я должен забрать каким-то образом с собой Ольгу. «Каким-то образом… Легко сказать. Я сам-то не могу выбраться, а тут ещё она на мою голову свалилась. К тому же, дура, сидит теперь в сарае и без одежды. Благо – на цепь не посадили. Говорил же: «сиди тихо», так нет! Дура, блять! Ладно… Утро вечера мудренее. Её - один хер – не брошу».

  Примерно в этом ключе прошёл и вечер. Правда, мысли мои были разбавлены ставшими уже обычными криками, руганью, разборами полётов и прочей ***той, которая творилась каждый вечер, когда приезжали с работ-заявок все мужики. Мужиков тоже было жаль, но им помочь я ничем не мог. А Ольга была ангарская. И ещё этот взгляд. «Лучше бы я не ходил днём на кухню, не видел её глаз и её унижений. Теперь уже совесть не позволит её бросить тут. Ну, никак».

  Ночью я так же не спал и думал свои мысли. Ходил на кухню, пил чай с Мишей. Снова ложился. Снова шёл на кухню. Так и дождался утра пятого августа. И момент. Видимо, Бог услышал мои молитвы, потому как лучшего и не придумаешь.

  * * *

  В шесть утра все проснулись, собрались и разъехались. Потом ко мне подошёл Миша и сказал:

  - Я поехал на вокзал встречать парней с Биробиджана. Буду примерно через час-полтора. Вас всех закрываю. Сидите тихо.

  - А Ольга до сих пор в сарае? Выпусти уже её – замёрзла же, Миша.

  - Не могу, Димас, – начал оправдываться Миша, – Садык приедет и будет решать. Пусть пока сидит. Завтрак ей отнесли.

  Приехал, действительно, быстро. Зашли в дом, кинули вещи, пошли пить чай в кухню.

  Из рассказа парней я понял, что там у них вышли какие-то неувязки с руководством местного отделения, они сами связались с Садыком и попросились к нему. Так же я понял, что они – не простые рабы. Один из них был там старший по Центру (по примеру нашего Миши), а второй заведовал хозяйственными вопросами. По харям обоих было видно, что отсидели не меньше десяти лет каждый и что кололись примерно столько же.

  - Так что там с баней, Миша? – поинтересовались они. – Организуете? А то мы грязные, как черти, да и после трёх суток поезда хорошо бы.

  - Без вопросов. Дима, - обратился он ко мне, - выручай! Мужики с дороги, уставшие. У меня дел тут куча просто – сам знаешь. Нарубишь дров и затопи баню? Сможешь? Как ты себя чувствуешь?

  - Разумеется, - я ликовал, но для вида говорил без особого энтузиазма, - ты мне только объясни там всё и покажи.

  - Да, конечно. Сейчас пойдем, я тебе всё объясню. А вы, ребята, пока ложитесь и отдыхайте. Как натопим – разбужу вас.

  - Вот спасибо, Миша. А то, действительно, устали как собаки.

  Моей задачей было: накачать воды в баки с помощью насоса, нарубить дров и затопить печь. Ну, и, собственно, сидеть и топить её. Правда, вместо топора был в наличии только огромный колун. «Ну, да и в рот его ****ь! И колуном нахуярю. Мне – лишь вид создать и на хода отсюда».

  Было часов девять утра. Погода, на удивление, наладилась: если ещё вчера шёл дождь, то сейчас светило солнце и день обещал быть тёплым. Миша, показав мне всё, поспешил в дом, объясняя по ходу дела, что у него очень много дел с бумагами, заявками, телефонными звонками и прочим. Над нами в этот момент пролетел самолёт, заходя на посадку. Проводив его взглядом и радуясь мысленно выпавшему так удачно шансу, я сказал:

  - Да, конечно, Миша. Не беспокойся ты! Делай дела. Что я, баню что ли не смогу истопить?! Всё будет нормально.

  - Ну, спасибо, Димка. Видишь, оно как. Замучился я уже. Ничего не успеваю. А с меня тут спрос, как… Вобщем, сам знаешь уже – за всё отвечаю и один. Сплю три часа в сутки.

  - Пойдём сейчас вместе в дом. Я чаю налью и в туалет хочу.

  - Кстати, Дим, - Миша отвёл меня чуть в сторону от бани, где открывался вид на лежащий за ней огород, - вон, видишь, - он указал рукой на деревянный туалет в самом конце участка, - туда ходить можешь если что.

  - Ага. Ну, всё равно, пойдём в дом. Я чаю хочу. Сейчас начну дрова рубить.

  В доме Миша тут же засел за свои бумаги. Надо заметить, что он, действительно, постоянно был занят какими-то журналами, отчётами, звонками, переговорами. Спал реально на кухне и урывками, так как там был телефон и звонил он практически круглосуточно:

  «Алло. Здравствуйте. Общественная благотворительная организация «Преображение России». Слушаю вас».

  Звонили по-разному. И наркоманы, и их родители, и бездомные (объявления, баннеры, плакаты висели на каждом углу и везде). Также звонили те, кому требовались «Всегда трезвые грузчики – работаем без перекуров, перерывов». Объявления этого говна так же висели повсюду. В обоих видах объявлений телефоны были одинаковые: «золотые» мегафоновские номера, объединённые по стране в корпоративную сеть с внутренним безлимитом. Как я узнал, находясь там, в России на тот момент было триста восемьдесят филиалов «Преображения». От Калининграда до Петропавловска-Камчатского. Со строгой иерархией, жестокими законами и, видимо, имеющие покровительство во властных и силовых структурах. Ибо невозможно без оных добиться таких результатов в плане манипулирования людьми и тем же лёгким перемещением людей по всей стране. Ведь у многих просто-напросто не было никаких документов. Головной офис этой секты находился в Кемерово. Оттуда и росли ноги у этой гидры. Они, судя по всему, и по сей день растут. Причём, успешно.

  Приехавшие спали, как убитые. Сёстры и дети, как обычно, смотрели телевизор. Я, налив чай, пошёл топить баню.

  - Дима, на спички, – протянул мне коробок Миша, - и это, топи хорошо: дров не жалей. Пусть до обеда примерно. А вообще, – он возвёл глаза кверху, как бы что-то рассчитывая, – дров наруби, чтоб и на вечер хватило. Раз уж затопили сегодня, то вечером устроим всем банный день.

  - Хорошо, Миша. Сам уже в баню хочу очень. Хули этот душ вчера – грязь лишь размазал.

  - Конечно. Мы сегодня с обеда и пойдём.

  «Ты, может, и пойдёшь. А у меня, Миша, другие планы. Извини уж».

  Рубить дрова колуном это – ****ец, скажу я вам. Ещё когда дрова – всякий хлам строительный, ящики, доски. Но потихоньку дело шло. От бани хорошо был виден сарай, где сидела Ольга. Проблема была в том, что его дверь выходила прямо на дверь и окна кухни коттеджа, что делало даже общение с ней проблемой. Зато тыльная сторона сарая совсем не просматривалась из дома. И проход мой туда от бани был, в принципе, не обозрим. Затопив печку и убедившись, что дрова схватились, я направился туда. Помню, как я дико хотел курить в тот момент. И так-то пять суток хотелось, а тут ещё от волнения аж слюни потекли и голова кружилась.

  - Ольга. Ольга! Это я, Дима. Подойди сюда. – Стуча в заднюю стену сарая, позвал я её.

  - Да. Дима. Я тут! – она, как будто ждала меня возле этой стены.

  - Слушай меня внимательно, Оля. И обещай делать всё, что я скажу. Я выведу тебя отсюда. Обещаю. Сейчас я рублю дрова и топлю баню. Сиди здесь и тихо. Я попробую там найти какой-нибудь инструмент, чтоб выломать доски. Тут вроде трухля какая-то, так что, думаю, проблем не возникнет. Сиди пока тихо. Я скоро подойду.

  - Дима, не бросай меня только, пожалуйста. Я тебя умоляю. У меня дома деньги есть. Придём – я тебе дам, хочешь? Спаси меня только, пожалуйста. – Она плакала.

  - Пошла ты. Дура, блин! Сиди, короче. – Мандраж был не детский. - В течение часа-двух вернусь. Нужно ещё тебе какие-то вещи найти. Попробую в доме с****ить, но… это лишнее палево, блять. Посмотрим. Если что, то пойдёшь так прямо. Рубаху я тебе дам, а там – с Божьей помощью прорвёмся. Всё поняла?

  - Да, Дима. Забери меня отсюда. Здесь крысы пища-я-ат… - снова заревела Оля.

  - Ой, блять. Сиди. Мне нужно ещё придумать, как мы с тобой забор перелезем. Он метра два с половиной высотой, зараза.

  Ещё около часа я усиленно рубил дрова и подкидывал в печь. Между делом накачал воды в бочку и баки. Выходил Миша, смотрел, как продвигаются дела. Сходил в деревянный сортир и ушёл обратно. «Вот хорошо!» – думал я. – «Не хватало еще, чтоб он обосрался в тот момент, когда мы будем именно там перелезать через забор». Кстати, для этих целей я отнёс туда два больших деревянных ящика: – «Вполне должно хватить, чтоб перелезть. Главное, чтоб Ольга мозги ****ь не начала». Всё утро в голове вертелась фраза Данилы Багрова: «Русские на войне своих не бросают».

  Зайдя в дом, я обнаружил всё так же занятого бумагами Мишу, всё так же спящих мертвецким сном парней и всё так же сидящих у телевизора сестёр. Наливая чай, сказал Михе:

  - Вроде уже почти два часа топится, а толком и жара нет.

  - Рано ещё. Ты что, Димас, – отрываясь от бумаг, ответил Миха, – её топить полдня, как минимум нужно. Топи потихоньку, дрова руби не напрягаясь. Спасибо, кстати, тебе. Я, действительно, тут запариваюсь совсем. Только это, Дим, – он призадумался, как бы выискивая нужные слова, – ты Садыку не говори, что дрова рубил и баню топил, лады? Он велел тебя вообще не беспокоить. Но… сам видишь. – Миша обвёл рукой всю гору бумаг, лежащих на столе.

  - Какой базар, Миш. Всё нормально, – я казался образцом всепонимания и учтивости – делай дела свои. Мне, наоборот, полезно сейчас поработать малость. Совсем затёк за пять дней уже.

  Ещё раз убедившись, что вновь прибывшие крепко спят, а сёстры заняты сериалом, я прошёл в туалет и душевую в надежде с****ить там какие-нибудь портки для Ольги. Мне повезло: висели мои вчерашние трикушки, пара чьих-то футболок. Сняв рубашку, я обмотался и триками, и футболкой. Уже на выходе в коридоре запихал за ремень чьи-то сланцы. Правда, «размер примерно сорок семь – может, мне уйти совсем?»

  - Дима! – послышался из кухни голос Миши, видимо, услышавшего, как я выхожу. – Дрова не жалей. Топи конкретно там.

  - Да, Миша! – крикнул и я в ответ. – Чего их там жалеть. Пойду, а то печка щас погаснет.

  - Давай.

  Это были последние слова, которыми я обменялся с Мишей. Часы на стене показывали одиннадцать часов двадцать минут.

  На улице действовал решительно и быстро: подойдя к бане, взял колун и в обход направился к тыльной стороне сарая.

  - Оля!

  - Да, Дима.

  - Где там у тебя возле стены свободно? Где мне лучше выломать доски?

  - Везде практически. Но лучше вот тут. – Она надавила с той стороны на доску, так что я увидел снаружи.

  - Хорошо, Оль. Отойди теперь оттуда. Сейчас ёбну.

  Размахнувшись, я уебал так, что вместе с колуном сам влетел в сарай, выломав при этом собственным телом кучу досок, оказавшихся, скорее – гнилым обзолом.

  - Как это раньше никто не расхуярил этот чёртов сарай?! – сказал я, вставая и отряхиваясь. – Странно даже, столько народу тут сидело. Хотя… со стороны, действительно, выглядит крепким. А на деле – трухля. На вот. Одевайся скорее. Что уж есть. Скажи спасибо: не голая пойдёшь, – вытащил и протянул Ольге трико, футболку и тапки.

  Взяв вещи, она начала быстро одеваться. Я учтиво отвернулся и смотрел на образовавшуюся дыру в стене. Думал. Если б, вдруг, в тот момент появился Миша или хоть кто-нибудь, я, не задумываясь, проломил бы и им всем колуном головы. Точно так же, как этот бедный сарай. Жаль, конечно. Но у меня не оставалось бы альтернативы. За такой дерзкий побег я даже и не знаю, что со мной сделали бы.

  - Ольга. Сейчас идём через весь огород до сортира. Там я приготовил ящики – должно хватить, чтоб перелезть забор. Понимаешь меня? Ничего не бойся. Слушай меня. Всё будет хорошо. Обещаю тебе. Только, главное, слушай меня во всём.

  - Да, Дима. Конечно. Спасибо тебе. Спасибо.

  - Благодарить рано пока. Нужно ещё выбраться отсюда. И до Ангарска добраться без денег. Ну, готова? – Оглядев Ольгу, я невольно рассмеялся: выглядела она нелепо. Но, нужно отдать должное, это одеяние делало её ещё более красивой. - С Богом!

  - Дима…

  - Что ещё, Оль?

  - Спасибо. Ты - хороший человек.

  - Не нужно, Оль, - я невольно смутился, - ты меня ещё плохо знаешь просто. Пойдём. Наговоримся ещё, даст Бог.

  - Ты – хороший человек…

  Подойдя к ней и взяв за руки, я пристально посмотрел в её глаза. После перенесённого кошмара в виде побоев и ночи в холодном сарае, выглядела она неважно, а я был для неё царь и бог. Её всю знобило, и я не знал: от холода ли то или от адреналина, который, вне всякого сомнения, зашкаливал в нас обоих. Мало сказать, что мы боялись. Только сейчас, по прошествии времени, я понимаю: могли просто убить к чёртовой матери. Если бы нас поймали. Мы и тогда это понимали, вероятно. Но старались не думать, и, скорее, просто некогда тогда было об этом думать. Я обнял её и сказал негромко:

  - Всё будет хорошо, Оля. Всё будет хорошо. Не бойся. Я выведу тебя отсюда. Обещаю.

  Вновь посмотрел в глаза и добавил:
  - Ты мне веришь?

  - Спасибо… - слёзы текли у неё по щекам.

  - Пора! С Богом, Оля. Всё получится.

  Взявшись за руки, мы вылезли из сарая, и пошли через огород к туалету. Ящики очень помогли и на забор мы взобрались без проблем. Проблема была спрыгнуть на ту сторону: сверху высота там казалась ещё более огромной, нежели со стороны участка. Сидя с Ольгой на заборе, я в последний раз посмотрел на ненавистный коттедж, затем на Олю, улыбнулся ей и сказал:

  - Ну, что, подруга?

  - Почему ты мне помог, Дима? Одному ведь легче уйти.

  - Русские на войне своих не бросают! Домой?!

  - Домой!!!

  - Айда!


  * * *

  Послесловие.

  Рассказывать в подробностях о том, как мы добирались до Ангарска, думаю, не имеет смысла. Рассказ, вобщем-то, не об этом. Скажу лишь, что хоть и без особых приключений, но всё же трудно и долго. Потом, глядя по электронной карте, я подсчитал расстояние, которое нам пришлось пройти ногами. Вышло около шестидесяти километров. Если у меня когда-нибудь ****ецки воняли носки (а они, несомненно, воняли), то самая ****ецовая вонь была тогда, когда я, наконец-таки, попал уже ночью домой и снимал кроссовки. С Ольгой мы расстались возле моего дома – она пошла дальше (ей нужно было пройти ещё одну остановку). Обещали друг другу обязательно завтра встретиться. Но, вот уже более года прошло, её я не видел ни разу, хотя и живём практически рядом и, честно говоря, не горю желанием увидеть. Пусть она останется в моей памяти той высокой голубоглазой красавицей; в рваных трикушках, серой футболке и шлёпанцах, что на десять размеров больше её ноги, которую я спас из плена и которую так и не поцеловал даже на прощанье. Пусть. Счастья ей и удачи.

  «Преображение России» – не Центр. «Преображение» – секта. Как ни крути – секта. В начале своего повествования я обращал внимание на тот факт, что в Центры берут всех. И кривых, и горбатых. Немощных и беспомощных. В Центрах главное – Служение Богу и Помощь близкому. Даже в ущерб себе. И это, действительно, не пустые слова. Центры – «Proxima Estacion: Esperansa». В «Преображении» нет инвалидов. Они там попросту не нужны и отдачи с них никакой. Там нужны физически крепкие и выносливые рабы. И те, кто способен работать головой. Наличие там женщин и детей объясняется просто: во-первых; для отвода глаз и получения от властьимущих структур помощи, во-вторых; и это тоже немаловажный фактор, для разбавления, так скажем, внутренних напрягов. А их там, как ты, дорогой читатель мог заметить, предостаточно. Ведь в любом случае – женщина есть женщина. Опять же, кухня и хозяйство на них.

  P.S.

  Верховный Суд РФ в июне 2011г официально запретил деятельность ОБОО «Преображение России», отклонив кассацию Организации о восстановлении и подтвердив решения судов нижестоящих инстанций. Кроме того, в конце июля был арестован идейный вдохновитель, гуру, идеолог и попросту высший руководитель секты Чарушников Андрей Леонидович (многократно судимый). Предъявлено обвинение по ст. 111 ч.4 (нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть). Убил он одного из «реабилитантов».


  Все описанные события происходили 31.07.-05.08.2010г., имена и персонажи не вымышлены. Благодарю прочитавших.
  ____________________


  Подробная информация о секте с множеством фотографий здесь:

  http://iriney.ru/sects/50/news171.htm