Мореходы. Конфуз на комсомольском собрании

   

     В этот рейс с нами вышли несколько молодых моряков, что усилило
   ряды комсомольской организации экипажа.

     Впервые в рейс вышли:
    -молодая девушка Тося, недавняя школьница закончившая училище поваров
     где-то на Украине, назначенная на должность пекаря;
    -молодой парень по имени Петя, недавно демибилизованный и прошедший
     ШМО(школа морского обучения), на должность матроса. Он первым делом
     украсил свою каюту фотографиями со своим изображением на фоне подводных
     лодок и коллегам рассказывал байки моряков-подводников.

     Одной из задач комсомольцев был контроль за порядком на судне. И вот,
   после очередного рейда, "Комсомольский прожектор" высветил непорядок.
   В запасных пустующих каютах - большой беспорядок - склад ломаной
   мебели и прочего хлама.
 
     Среди молодых моряков давно проскальзывала инициатива
   оборудовать там спорт-каюту, но дальше разговоров дело не шло.
     Но теперь этот вопрос был включен в повестку очередного комсомольского
   собрания экипажа.

     На собрание, в помещение столовой, явились все разновозрастные
   комсомольцы судна.
   Как полагалось, первым делом избрали председателя и секретаря собрания.
     Председателем - стал комсорг, а секретарем - пекарь Тося.

     После кратких докладов и обсуждений политически-важных вопросов, наступила
   очередь вопроса о каюте.

     Информация о переоборудовании каюты воодушевила не всех. Комсомольцам
   постарше хотелось саботировать эти работы.
   И по этому вопросу возникла дискуссия.
 
     А так-как в характеристике на комсомольца имелся пункт, где отмечалось
   его "выступление на собраниях", то каждый пожелал сказать слово для протокола.
     Секретарь собрания кропотливо писала протокол, старалась не пропустить
   ни одной реплики.
     Суть реплик старших комсомольцев сводилась к слову: - А зачем?
   Те кто помоложе - были "за".

     Кто-то, как бы шутя, произнес:
    - зачем, мол, убирать каюты, давайте лучше там оборудуем свинарник,
      заведем хрюшку, откормим и отпразднуем шашлыками.

    - Другой - предлагал оборудовать курятник. Всегда будут свежие яйца.

    - Третий - завести индюков и будет вкусное диетическое мясо.

    - Четвертый наперебой предлагал завести кроликов...

     Но вот в шумном диспуте послышался и голос матроса Пети, увлеченного
   всеобщим  гомоном, его тоже потянуло на участие в дискуссии.
 
     После его первых фраз все затихли.
   А сказал он так:
    - А я предлагаю завести там козу. У нас всегда будет вкусное целебное молоко.
   И доить её просто.
   Если кто очень захочет... то ноги в сапоги... хвост под ремень и ...
 
     И тут запнулся на полуслове.
   Его смутила, вдруг возникшая, мертвецкая тишина. Тридцать три глаза
   собравшихся уставились на него. Все ждали,... что же нужно  делать после "и".
   Петино лицо стало багровым от прилива крови. Он готов был провалиться сквозь
   железную палубу, понимая двусмысленность сказанных им слов.

      Но вот в тишине раздался тонкий, с украинским акцентом и детской
   наивностью, голос секретаря Тоси:

    - Ну... Её ноги в сапоги...хвост под ремень...
    - А шо дальше писать?...

     И вдруг, как взрыв, раздался громовой, раскатистый мужской хохот,
   в котором растворился голосок Тоси.
   Некоторые моряки чуть не валились со стульев от смеха.
     Собрание было окончательно сорвано.
   Понимая, что его превратно поняли, Петя пытался прояснить сказанное,
   но его уже никто не слушал.

    Разбежавшись по курилкам, моряки с хохотом домысливали слова Пети.

     Когда в столовой осталось несколько человек,
   Петя попытался реабилитироваться, говоря, что его не до конца выслушали.
   И чтоб ему поверили, поведал правду о своей службе на флоте.

     Служил он, действительно, на базе подводных лодок, но только
   в хозяйственном взводе. "Подводниками" их называли только за то, что
   в хозяйстве у них было транспортное средство - лошадь(подвода).
   На ней они возили различные грузы и корма для подсобного
   хозяйства (свиньи, козы, куры).

     Это в базе моряки подразделялись на плавсостав и береговых, а после
   дембеля все они были подводники в прямом смысле слова.

     А на собрании он хотел процитировать слова их командира-мичмана.
   Тот, когда встречал матроса из увольнения, спрашивал:
   - Ну что, девушку поимел?
     И если слышал "нет", то, шутя, брутально приказывал:
   - иди на хоздвор к козе...ноги ее в сапоги...хвост под ремень...и доИ.
   При этом он заливался хохотом от собственной вульгарной шутки.

     Бывает, что фамилия человека определяет его судьбу. Но бывает и
   наоборот, когда судьба издевается над ним из-за фамилии.

     Когда еще, тот мичман, призывался на флотскую службу с нормальной
   фамилией Гречушкин, он и не подозревал об иронии в его судьбе.
 
     Началось все в день приема военной присяги на плацу морской базы.
   Офицер, вызывавший матроса из строя, вероятно поперхнувшись, "сломал"
   корень в его фамилии. Он произнес фамилию как бы по частям: "Гре" - тихо,
   а часть "чушкин" - громко. То есть так, что всем слышалась его
   фамилия - "Чушкин"(поросенок). С этим прозвищем он и отслужил три года.
   А местом службы новонареченного, вместо подлодки, стало подсобное
   хозяйство базы флота.

     Неизвестно, но можно догадываться, как с ним там обращался и "наставлял"
   мичман - его командир.

     После срочной службы Гречушкин остался на сверхсрочную в той же части,
   в том же месте, сменив своего командира. Но кличка "Чушкин", с ним осталась
   и при его новой должности.

    И вот к нему в подчинение попал новобранец с необычной фамилией КОрмач.
   Парень хотел стать моряком-подводником, всем говорил, что у него морская
   фамилия, означающая: "кормщик - рулевой судна". Но какой-то штабной
   шутник прочитал его фамилию с другим ударением - КормАч, а значит и
   задача его - кормить животных.

     И пришлось Пете три года служить в подчинении ...Чушкина, переносить его
   унижения и "наставления". Однако, мысль вернуть свою гордую фамилию,  не
   покинула его голову.
     Если не удалось выйти в море и "рулить" военным кораблем, то с управлением
   судна гражданского флота он уже неплохо справлялся.

     "Вбитая" в голову Пети "Чушкинская чушь" постепенно забывалась, но иногда,
   как на этом собрании, давала знать о себе.

      Сильный духом человек, попав в "навоз скотного двора", хоть и со временем,
   выберется оттуда и "отмоется", а слабый - воспримет "двор", как должное и
   останется там навсегда.   
 
     Петина исповедь быстро распространилась в экипаже. Его поняли и конфуз
   восприняли, как отголосок тяжелой службы.
   
     А то, что Петя предлагал на собрании, из протокола исключили.