И вот он город в устье каменных гор

(Автобиографическая повесть.Часть 2: "Мой Казахстан: 45 лет печалей и радостей"(2002)

Самолет приземлился в Семипалатинске (в Усть-Каменогорске аэропорта еще не было) и  до места добирались на каком-то подобии летательного аппарата целых сорок минут (200 км.), отбив все бока о жесткие сидения.
 Настроение испортилось: « ой-бо ёй! Как же я теперь буду летать к друзьям и родителям в Алма-Ату»!?
 Однако, как это часто бывает, в молодости  проблемы как-то быстро решаются, и уже через несколько лет мы прекрасно летали со своего аэродрома в Алма-Ату за 22 рэ и в Москву за 62.
 Я, так бывала в Москве по два раза в году – на зимних и летних каникулах.
 Вот где была благодать: все театры, музеи, картинные галереи и, конечно, Большой зал Московской консерватории! Уж не говорю про прогулки по Красной площади, Кремлю.
 А  ГУМ!?
Ну как же без него!
Вспомнился смешной случай в ГУМе:
Искала тёплую шерстяную кофточку. Ничего…Нигде…
Вдруг в конце одного из пролётов увидела на ступеньках двух женщин, в руках которых мелькнуло что-то, мне подходящее. Подхожу…
Мнутся, трутся (конечно, продажа «из-под полы»), но на несведущих провинциалок у них, видно, глаз намётан, именно на них и рассчитан их «бизьнесь».
 У меня на их кофту не хватает наличных. Договорились идти в соседнюю сберкассу, где я обналичу свой аккредитив.
 Пошли, всё сделали, совершили куплю-продажу, и тут нас очень вежливо «заловил» милиционер. В отделении милиции после всех формальностей, мне объяснили, какое я сделала «приобретение» - дрянную вигоневую (вместо плотной шерстяной) кофточку, которая так тянулась, что в неё можно было закутать три таких, как я, и что я вольна отказаться от покупки, что я и сделала.
В полном восторге от чистой и аккуратной работы милиционера, я высказала это вслух, прибавив «моя милиция меня бережёт».
Так что к музеям, театрам, концертным залам прибавилась ещё и московская (гумовская) милиция.
А что!? Неплохой опыт!

Надо отдать должное пригласившему меня директору -  все свои обещания он постепенно выполнил, и главные среди них – интересная работа и жилье, Сначала это был малюсенький класс на двоих приглашённых, а к концу учебного года – двухкомнатная квартирка-хрущёвка, которую, однако, вспоминаю с очень теплым чувством.  Об этом  чуть  позже. Сейчас же вернёмся к первому выходу «в свет», то бишь, на уроки. Помня, что «встречают по одёжке», я попыталась придать себе тот же облик, что и в Алма-Ате, тем более, что там он нравился:  та же скромная прическа, лицо, чтоб не блестело, чуть тронуто пудрой, едва обозначены неяркой помадой губы. В одежде со времен Томска старалась  придерживаться  моды, но не ультра-крайних её течений. Умела считаться с особенностями роста и фигуры (156, 44-46 размер). И всё же, всё же…Что-то  в моем облике было не так; педагогини оглядывали меня критически, а впоследствии, осмелев, с иронией делали замечания по поводу тех или иных деталей моего туалета. В общем, то, что для Томска и Алма-Аты было нормой, здесь оказалось непривычным. К счастью, такой взгляд разделяли не все. В процессе 36-летнего служения в Музыкальном училище четко обозначились все «патии» и антипатии.  На протяжении долгих лет совместной работы менялись взгляды; оценки определялись уже совсем иными параметрами…
Нагрузили меня изрядно. Завуч Валентин Георгиевич Макшаев  - отличный музыкант, которого, к сожалению, уже  нет с нами, но о котором я успела ещё при его жизни написать несколько добрых статей, говорил мне: «сначала будете уставать, но не унывайте – привыкнете».
 Не имел он представления, какие нагрузки мне приходилось выдерживать в ссылочное время, да и в  периоды учебы, всегда совмещённые с работой! Предложили мне, кроме спецкласса, вести три лекционных спецкурса, от коих все отказывались то ли в силу нежелания, то ли – неумения: «Хороведение», «Методика детского музыкального воспитания» и «Хоровая литература». Это было очень ответственно, ибо все дисциплины выносились на госэкзамен в качестве единственного «разговорного» предмета. Очень затрудняло экзамен ещё и  то обстоятельство, что практики работы с детским хором  не велось. А ещё меня попросили, и я не отказалась вести «Музыкальную литературу».
 В консерватории я прослушала по этой дисциплине спецкурс, и теперь мне хотелось уяснить для себя, как всё получится на практике.  Немного поработав и освоившись, убедилась, что петь играть и дирижировать в рамках требований музучилищ студенты умеют, а вот грамотно изложить свои мысли, даже если они у них есть, ох какая проблема! Элементарно не хватало интеллекта, начитанности, эрудиции, общей культуры. Эта проблема, колеблясь в зависимости от качества набора в ту или иную сторону, остается актуальной и сегодня, (сегодня, как раз острее, чем когда- либо раньше!) и не только для музыкальных училищ. В этом плане показательным является ЕНТ, которое, возможно, в какой-то мере снижает факт коррумпированности (хотя -  ???), но уж точно не учит выпускника - абитуриента думать и  грамотно излагать свои мысли.
 Об этом  много и упорно  размышляет в прессе профессура, особенно гуманитарных вузов. Оно и понятно. С появлением кино, телевидения и  компьютера многие знания стали приобретаться не через слово, а через картинку. Выработался даже довольно точный термин этого явления: «клиповое сознание». Посмотрел картинку – и думать не надо.
 Так человечество теряет величайшее своё приобретение – ЯЗЫК, как средство общения.
 Уже сегодня все языки мира так замусорены и изуродованы, что напоминают некий дворовый сленг потомков «Эллочки-людоедки». Отсюда «подвиг» - прочтение, скажем, «Войны и мира» Л.Толстого по плечу далеко не каждому. Даже студенты-филологи не чураются «сжатого» электронного варианта подобных «толстых» книг.
 Грустно.
Вернёмся в 1962 год, в мою малюсенькую комнатушку при училище. Четыре новых неначитанных курса -  четыре новых еженедельных подготовки, не считая спецкласса!
 Устаю.
 Отдохнуть – не моги думать!
 Сутками всё здание гудит, играет и поёт. Учащиеся тогда по большей части были бедны, инструмента дома не имели и по вечерам, а иногда и ночами, занимались в аудиториях. В этой связи вспоминается один любопытный случай.
Как-то вечером заходит ко мне студентка с каким-то вопросом. Взрослая девушка лет 18-ти. (Кстати, поскольку я не  принимала участия в приёмных экзаменах,  мой спецкласс  сформировался по принципу: «на тебе, Боже, что нам не гоже»; все взрослые: колхозник, катодчик, повар и т.д. из самодеятельности, абсолютно без музыкальной подготовки и с музыкальными данными весьма средними).
 Слово за слово – разговорились. Не зная пока её интересов, предлагаю ей журнал мод.
Полистала, полистала, вижу, без особого интереса: »Мне бы стаканчик чая и кусочек хлеба». Естественно, накормила и сделала выводы: иметь чем накормить страждущих.
 Так  начались «Вечерние студенческие чаепития» в моей каморке, продолжавшиеся  до конца учебного года, пока мне не дали квартиру (пользовались огромным спросом и популярностью)!
 А уж насчет консультаций -  и слов нет – её получали все вопрошающие.
Молодые в большинстве своём расточительно относятся к своему здоровью. Я не была исключением. К лекциям готовилась в основном ночью (в более  поздние годы это аукнется хронической бессонницей), в другое время это просто не было возможным: слишком уж было шумно.  А тут как раз один уставший от самодеятельности педагог настойчиво и многократно просит перенять у него студию ансамблевого и сольного пения.
Уступила. Пошла.
 А там – ОН.   
  Пели, пели, так и спелись.
 Вот так и «поем» 51-ый год!
(Продолжение следует).