Глоток свободы

           Я сошла на автобусной остановке, где дорога с тракта поворачивает  на просёлочную и  зашагала вдоль колхозных полей. Пшеница,  засеянная по обе стороны от дороги, колышется тёплой густой волной. Клонится  в разные стороны от налетающего ветерка.  Создаёт иллюзию морского волнения.  Колоски уже налились тугим молодым зерном и стебли сгибаются под их тяжестью. То тут, то там виднеются синие макушки васильков. Мне  12 лет и я впервые  еду самостоятельно к бабушке в деревню. Прежде   она  всегда приезжала встречать меня на вокзал, теперь же я стала большой и вполне могу осилить дорогу сама.  В руках небольшой детский чемоданчик и  авоська с остатками еды.


            С семи лет езжу на каникулы в деревню одна. Родители сажают на поезд, просят пассажиров моего купе присмотреть за мной и 36 часов я почти независима и свободна. Как  взрослая.  Самое любимое время. Поезд легонько покачивает на стыках, я с книжкой в руках  либо лежу на верхней полке, либо сижу за столиком и читаю, читаю, читаю, пока глаза не начинают слипаться.   Люблю на стоянках смотреть сквозь окно на вокзальную суету, на старушек, продающих горячую отварную картошку посыпанную укропом, у них же можно купить малосольные огурцы и разные пирожки-булочки. После таких стоянок по вагону разносятся вкуснющие  запахи. Сразу хочется есть, но я стесняюсь соседей, стесняюсь  достать свою еду. Взрослые, однако, настоятельно приглашают меня к столику и я робко извлекаю из авоськи кулёчки с варёными яйцами, курицей, помидорами и моей любимой варёной  колбасой.  Проводница любезно предлагает всем горячий чай  и я, вместе с соседями по купе,  пью его из стеклянного стакана в ажурном  серебристом подстаканнике, размешав два кубика сахара маленькой ложечкой.  Мне всё нравится, я всем довольна и абсолютно счастлива.


        Оставшиеся 5 километров от тракта до села,  одолеваю совершенно одна. Нет попутчиков, нет встречных, нет машин, нет повозок и телег. Одна.  Иду совсем близко к полю и, протянув руку, глажу шёлковую поверхность пшеницы. Она такая ласковая, так вкусно пахнет после утренней росы. Останавливаюсь, прилаживаю на тропинке  чемодан с накинутой на его ручку авоськой так, чтобы он не упал и срываю колосок. Усики у него шершавые в мелких зазубринках, отрываю их и достаю зёрнышки. Они ещё мягкие и зелёные.  Распотрошив весь колосок и запихнув в рот его содержимое, начинаю разжевывать. Во рту получается клейкая с крахмальным привкусом   зелёная масса, она невкусная и я всё выплёвываю. 


        Солнце поднялось уже высоко, от земли тянет душным запахом разнотравья, бабочки кружат над полями, воздух гудит звуками стрекоз, кузнечиков и прочих букашек. Уже слегка притомилась. Становится  жарко и от солнца и от ходьбы. Снимаю тёплую кофту.   Присаживаюсь на корточки и открываю чемодан, аккуратно кладу в него кофту. Теперь мне не так жарко, но чемодан стал тяжелее.   Вижу конец полей и первые избушки. Устала.  Если бы не этот чемодан. Я его еле волочу, он стукает по икрам ног,  мешает идти.  Замаячили первые люди. Это те, кто не трудится на колхозных полях и фермах, в основном пенсионеры и ребятишки. Сердечко застучало чаще, скоро увижу бабушку, козу Машку, желтых беспокойных цыплят, которых бабушка держит некоторое время после появления на свет в картонной коробке.  Иду. Навстречу летит лохматая собачонка, разливаясь высоким задорным лаем. Собак я не боюсь, правда и они меня тоже.  Наконец доплелась до улицы, по которой в неровный  ряд выстроились деревенские  избы.  Посредине этого ряда бабушкин  дом. Как мне надоел этот чемодан, прямо выбросить хочется. 


         Вдыхаю любимые деревенские запахи. Мне, рождённой и живущей в городе, они кружат голову. Это атомная смесь из ароматов скошенной травы, навоза, парного молока, недавно прошедшего стада.   Я просто дурею от них, от невыразимой теплоты этих запахов, они обволакивают, отгораживая от городской суеты, затягивают в другой мир.  Неспешный, рассудительный, добротный.   


          Вижу бабушку, которая сошла с крыльца и села на завалинку.   Организм напрягся для решающего броска. Ускоряю шаг. Получается неуклюже. Как-будто вприпрыжку, словно хромая курица. Бабушка уже меня увидела и поднялась навстречу. Охи, ахи, причитания. В избе прохладно и чисто. Сплетённые из разноцветных тряпок дорожки, белые с ажурной каймой занавески, обои на стенах пришпилены кнопками. Кровать с высоко взбитыми подушками, иконки с лампадой в красном углу. Большое овальное зеркало с частично утраченной амальгамой висит под углом к полу. Ходики, с цилиндрической гирькой на конце длинной железной цепи, тихонько и приветливо тикают. Приглашают.   Падаю поперёк  кровати, раскидав руки в стороны. Отдыхаю.


           Бабушка суетится, накрывает на стол.  Срываюсь с кровати и бегу в хлев к Машке. Забыла, что она на пастбище. По хлеву только курицы шатаются, да петух вальяжно передвигает лапы. Несусь в огород.  Срываю зелёные перья лука и откусываю. Вкусно! Проверяю кусты со смородиной и малиной.  Заглядываю в низкую, увитую хмелем баньку. Пахнет берёзовыми вениками.  Бабушка зовёт кушать.  Лечу к прибитому к доске умывальнику и, сложив ладошки лодочкой, давлю вверх на стерженёк. Вода тонкой струёй  поливает руки. Вытираю о висящее на гвоздике полотенце. Теперь  к столу. Суп из русской печи это сказка. Волшебная сказка. Описать  невозможно, никаких слов не хватит.  Любые невиданные деликатесы по сравнению с ним – тьфу.   Наелась. Сдобные плюшки уже не влезают. Потом съем. Хочется спать.  Лезу по приставной лестнице на сеновал. Проверяю,  нет ли в соломе куриных яиц.  Нахожу два, кладу рядышком с собой.  Утрамбовываю место поровней и ложусь.  Вот оно счастье!  Засыпаю быстро. Ничто не нарушает сна. Даже взлетевшая на сеновал курица не способна сейчас меня разбудить. 


        Наконец проснулась. Слышу мычание коров, суетливое блеяние овец. Это стадо возвращается с пастбища  в село. Голоса хозяев зазывают своих кормильцев по домам. Изредка разрезает воздух звук хлыста. Пастух направляет стадо в нужном направлении. Значит Машка скоро будет дома.   Предвкушаю встречу. Слезаю с сеновала и выхожу на крыльцо. Бабушка уже там. Ждём Машку.  Вот она. Красавица. Белая, с широкой лентой на шее. Вымя раздулось от молока.  Идёт нарасшарашку. Бестолковая. Может запросто пройти мимо дома. Бабушка перехватывает за ленту и Машка останавливается. Я обнимаю её за шею и зажмуриваю от восторга глаза. Она шёлковая, тёплая, родная. Целую комолую макушку. Хочется её тискать, но знаю, что нельзя.  Бабушка тянет козу в хлев, я их провожаю. Скоро будем доить.   


      Чистый подойник, полотенце, баночка с вазелином. Машка опускает голову в ведро с едой и начинает бесшумно есть. Бабушка садится на низкий стульчик, кладёт на колени полотенце. Кручусь рядом. Мне дозволяется доить, но сегодня нельзя. Я ещё пахну городом. Смазывает вазелином соски вымени, чтобы Машке было не больно. Начинает тянуть молоко. Сначала очень гулкий звук тугих струй о дно подойника потихоньку слабеет. Машка покорно стоит. Не дёргается. Всё. Бабушка вытирает руки о козьи бока и поднимается.  Я не пью Машкино молоко. Оно немножко сладкое. Непривычное.
    

        Выхожу на улицу. Мимо движется стая соседских гусей. Они между собой общаются. Не знаю, за что они на меня сердятся. Я стою почти не шевелясь. Однако гусак вытянув шею начинает шипеть и бежать ко мне. Страшно. Запрыгиваю на верхнюю ступеньку крыльца. Ругаю его. Такой дурак. 


         Вечером, вместе с бабушкой пойдём к соседям. Буду слушать их взрослые разговоры. Может будем играть в карты. В дурака. Или грызть семечки на завалинке. Они крупные, высушены на противне в печи и посыпаны солью. Люблю их есть тёплыми. Скорлупки можно сплёвывать прямо на землю. Удобно.

        В середине августа  за мной прибудет отец. Поедем  в Москву. В Детский мир. За куклой.
 
P.S.  Как много я готова отдать сейчас, чтобы снова попасть в этот рай…               
Через 8 лет та кукла сопровождала меня на капоте машины в ЗАГС.  Немецкая, с закрывающимися глазами,  каштановыми волосами и белоснежной сеточкой для них. Красивая.

Фото из интернета, автор - Atachenka