Глупая исповедь утра

                Глупая исповедь утра
Удивление и задумчивость сменялось на его лице. «Бычок» уже давно покоился в зелёной травке, а он всё не уходил. Василий взглянул на часы, и лицо его сморщилось. Он шагнул, было в сторону, но через секунду раздумав, отступил и обратно приложил ухо к стенке школы.
– Я никогда  не думал, что такое произойдёт…Странно, но ты у меня первая. Почему-то за всё время у меня не то что не было, но как-то не получалось найти девчонку. До армии, меня сломала моя великая любовь и первое поражение. Я потерпел жесточайшее поражение в свои пятнадцать с половиной лет. Что мне было делать? Я выбрал путь, я ушёл из жизни. Я ходил, жил, думал один. Разговаривал с вымышленными или реальными людьми в своём воображении. Особенно с девчонками. Мечтал. Я смотрел на мир. Мне было хорошо. Конечно, я встречал девчонок. Многие из них мне нравились, но…Однажды у нас в училище устроили встречу, парней и девчат. Так тоже….Разных девчонок повстречал, познакомился…Все они такие разные и интересные. Весь вечер мы с ними гуляли. Здорово было. Весело было. Сердце лишь усталость …в сердце пустота. Потом на заводе с одной познакомился с одной. Нас было трое, она одна. Нет, мы не любили её. Она была так, девчонка для убийства времени. Но мы с ней гуляли. Особенно на берег реки. Купаться, правда, было там невозможно, с завода сливали всякую дрянь, множество деталей выкидывали. Так прожил до армии. В армии тоже было много девчонок, но они меня не то, что сторонились – обходили. Я для них был просто маленький неумелый солдатик. И всё. После я так и не…
Тут Василий увидел Толстого с Катькой, Наташей и Сергеем. Они неторопливо приближались к нему. Слегка покачиваясь на ходу. Он быстро встал и поспешил к ним на встречу. Сблизились. Он приложил палец к губам.
– Али-баба, ты чего?– слегка озадаченно произнёс Толстый. Его озадаченность сразу же проявилась в чесательной способности задней части затылка.
– Тихо я тебе сказал! – бросил шипящим голосом Али-баба, – ты чего      развесёлый такой?
 – А чего мне таким не быть? – ответил на вопросом на вопрос, слегка          сердито Толстый.
  – Если я говорю, заткнись, так заткнись! – жёстко и категорично бросил
 Али-баба, – ещё не просох после последней пьянки поросёнок Толстый?
Девчонка засмеялась, но тут вмешался в разговор третий. Его... знал плохо.
Пару раз видел, даже перекинулся парой – десяткой слов, но что он за «гусь»
понятия не имел. Знал лишь, что зовут его Егором, кличка Боксёр.
– Шалавы ротики свои прикройте, а то я потом смеяться буду, – веско, бросил
он,– а ты, обращаясь к Петьке,– чего в залупу лезешь? Давно в челюсть
получал? Чего моего кореша обижаешь? Мы тоже можем обидеться…
Али-баба на секунду застыл в раздумье. Наконец встряхнувшись, произнёс:
– Если будете вести себя тихо, я вам кое-что хочу показать. Только ведите себя
 тихо. А вы…– бросил он девчонкам, – можете мотать домой. Ваше присутствие
необязательно.
 – Вы сегодня уже поработали,– по-хамски самодовольно ухмыляясь  грубовато
добавил Толстый, – хотя зачем ты их отпускаешь, Али?  Может, они ещё
пригодятся.  Или ты в девственники записался?
 – Или новых нашёл?! – вставил своё слово боксёр.
– Ну, ты и хам, Толстый, – сердито сказала одна из девчонок, – совсем страх потерял. Следующий раз, когда чего-нибудь захочешь, будешь кобелиные танцы языком перед…гы-гы… мне в два раза больше выплясывать! Понял?!
   Толстый, недовольно поморщился:
– Нашла, чем пугать! Вас таковых пруд пруди. Сегодня я с одной, а завтра с другой. Чё, мало вас ходит?
 – Была бы водка! – добавил Боксёр, – а бабы найдутся!
 Девчонки обиженно замолкли. Али-баба взглянул на них, криво усмехнулся и
сказал:
 – Ну, если вам так хочется, можете идти. Однако ничего интересного вы
услышите. Вам…вы не доросли, чтобы такое слушать. Вы всё равно не поймете.
Умишком не вышли. Ваше дело служить подушкой парней с хорошей
мускулатурой.
– А чаво в том плохого?!– возмутилась одна из подружек.
 Я же говорил, что такие материи для вас недоступны! Так я что для вас это будет не интересно. Да может там и ничего не будет вовсе.
 – Я пойду с вами, – неожиданно с решимостью заявила Катерина ничуть не
обидевшись, или не подав виду, что обиделась на «проповедь» обычно
культурного Василия. Она выжидательно взглянула на Наталью, и а согласно
кивнула головой.
– Можете идти, но предупреждаю, если кто-то начнёт громко обсуждать
услышанное, без предупреждения бью в харю. Всё поняли? – оценивающе
оглядев товарищей, бросил Василий и, развернувшись, двинулся к зданию
школы. Подошёл, приложил ухо к стене и….
Понеслось.
…Когда нас сюда поселили, было как-то неудобно, говорил неторопливо и задумчиво девичий голос, а потом вроде стало и нормально.
Теперь в общежитии ремонт уже сделали, но мы так и живем здесь. Привыкли. Ты знаешь, иногда мы с Верой слышим, как тут, за стеной кто-то встречается, назначает свидания. Это сейчас тихо,  потому что осенние каникулы, а весной начинается…паломничество во влюбленность и любовь. Ты знаешь, однажды мы слышали, как парень в любви к девушке признавался. Такой голос юный-юный, ломающийся, чем-то, кстати, похожий на твой. И вообще, здесь очень хорошая слышимость.
 – Ух, какие вы славные девчата, я и подумать то не мог что вы такие
замечательные. Так славные или замечательные?
  – Два в одном, но особенно ты. Ты такая, такая…Ну, я даже не знаю какая, но
очень, очень хорошая.  Сегодня мы так много с тобой говорили…Ты такая
славная. Выучила подружку, которая должна была встретить мать. Как это она
тебя нашла?
– Да я сама позвонила, а тут… Она ведь тоже заменяла подругу. Они
договорились, одна одни выходные дежурит в больнице, другая другие. Что б
домой съездить. А тут одна из её знакомых приносит телеграмму от родителей
Мол, де приезжаем на выходные вечером. Она туда-сюда, ничего не может
сделать. А тут я…Подвернулась. Я думала она, уже утром придёт мы там…но
видишь, какая она. Пришла в два часа. Это её мама погнала. У неё мама строгая.
Может быть, это и к лучшему. Я ей говорю, зря, но что поделаешь, у неё мама
такая. Всё равно нна будет спать там до семи. Пока подъёма не будет. Да и мне
хорошо. Она целое дежурство за меня потом будет дежурить. А тут…видишь ты
попоался.
– Да-а-а…Поговорили здорово. Я тобой так удивлён. Для меня это тоже было потрясение. Ты понимаешь, приходишь к подружке в гости, застаёшь её одну. Начинают тут, ну сама понимаешь, разные мысли. Вертятся, а она…уходит. Что-то такое, понимаешь, подтолкнуло с тобой пойти. Хотелось поговорить и… Если честно, то у меня была такая мысль…С тобой… ну, ты понимаешь, да? ведь у меня было столько за мою жизнь надежд и… Ни одной девушки. Это так стыдно и…Глупо. Ты понимаешь, я так мечтал, я так хотел. И вообще… В юности девушка мне казалась большим таким, хорошим, объёмным и очень… Ты знаешь, я хочу растопить твоё сердце…Я хочу! Я хочу, чтобы ты меня запомнила, – отчаянно, со смесью нежности заговорил он – ведь ты живое, юное, хорошее, чудесное, прекрасное существо…Ты…Ты не отталкивай меня, я глупый, ну и пусть…ну и…ну и что, если глупый, но я хочу, чтобы был твой остров, на который бы ты могла прийти. Запомнила, что есть такое я. Запомнила, что есть такой я…Такое созданьице…Такое маленькое, глупое и нежное…Не опытное, может быть, но…Но…Ты растай. Не будь кусочком льда. Ты будь горячей и хорошей и всё…и… и грудь, и всё, всё, всё, что у тебя есть, будет на один всего лишь миг моё. Тогда я тебя запомню на всю…ну я не знаю, может не на всю…ну я не знаю, может не на всю, но надолго в своей жизни. Ведь ты…я глупо говорю, да?
– Ты прелесть!
– Ох, ты...  – выдохнули за стеной. Давай ещё раз, – пробился шепот девчонки
– Это?– тихо, едва слышно произнёс он.
– Это, – выдохнула она
– Но у меня я не знаю…я…Ты…я не уверен что… – растерянно зашелестел его
голос.
– Ми-и- илый, чудо ты моё, – с неизгладимой нежностью прошептала девушка,–
давай…
– Первая моя, любимая моя, славная,- зашелестел он. Потом скрипнула кровать
и…
– Ах, – послышался её облегчённый  вздох, ещё…ещё…звучал в ушах
блаженный шёпот девушки, и вдруг…
– Во, трахает, даже я бы не выдержал, услышал под левым ухом Василий и
обернушись увидел довольную рожтицу Толстого. Тот  продолжил,– столько
палок поставить это…
Васька раскрыл рот но…
Уже три глотки зашипели на Толстого, и его красноречие иссякло. Через секунду
все снова приникли ушами к стене.
…Родная моя, глупая преглупая … ты всё же чудное, крохотное, милое, мне
существо. Такое доверчивое и…Родное.
– Не плачь, проговорил почти до неузнаваемости изменившийся голос девчушки.
– Я и не плачу, я просто…
Васька отнял голову от стены.
Все его товарищи напряжённо слушали. «Любите вы мелодрамы, сволочи», с
неожиданно даже для самого себя злобой подумал он «счас, как крикну, так вы
все тут»… Ему было муторно на душе, он не понимал от чего и это ещё более
раздражало. Он ещё раз оглядел своих сослушателей, и ему показалось, что слёзы потекли из его глаз. Он тронул глаза рукой. Глаза были сухие. Тогда он встал и потянулся так, что косточки его хрустнули.
– Они кончают, – бросила озабоченно - задумчивый взгляд на него Катя.
Он прильнул к стенке.
– Будем жить ак, вдохновленного говорил юношеский голос, как никто никогда
не жил. Как я мечтал. Мы будем любить друг друга и…и небеса упадут от
зависти. Но мы….мы должны расстаться.
– Да, да, – тихо пролепетал девичий голос, но ты…ты будешь помнить обо мне?
Ты не забудешь обо мне? Мы не должны расставаться – мы можем быть
счастливы!
¬– Милая моя, хорошая. Ты не знаешь, что всё мираж. Мираж все ценности нашей жизни. Всё ложь. И всё в нашей жизни утопия. Лишь только миг не утопия. Самый высокий миг. Миг безумия. Миг счастья! И я сохраню этот миг. И ты не сердись на меня. Я не верю в долгое счастье, но я буду помнить этот миг. Да разве его забудешь? Разве можно его забыть? Ведь мне дала…кусочек своей души. Своего я. Ты мне дала лучший миг. Ты мне дала счастье. Спасибо тебе! Спасибо! И…Прости…Ты ведь…Ты ведь позже будешь помнить обо мне? Чтобы сохранить меня и миг?
За стеной послышалось рыдание и Василий
ощутил, как на  его плечо опустилась рука. От неожиданности он вздрогнул.
– Я пойду, – тихо прошептала Катя, и Василий с удивлением увидел, что всё её
лицо в слезах.
– Иди, – прошептал он и подумал, что только пьяными мы можем
прочувствовать, когда не такие…нормальные, как всегда и посмотрел тихо
уходившей девушке вслед.
Она, медленно утираясь рукавом, двинулась в сторону своего дома. Но не успела
она отойти несколько шагов, как это заметил боксёр и оглянувшись на
Василия побежал за ней. Он догнал девчонку, и что-то тихо сказал. Она
кивнула головой. Потом он нежно обнял её, и она, прижавшись к нему,
медленно двинулась вглубь улиц. Он что-то говорил ей на ушко. И вдруг Васёк
понял…с такой огромной могучей силой понял, что они не выдержали чужого
счастья. Не выдержали, потому что никогда не знали его... по-настоящему. Не
понимали, какое оно есть. И им стало тяжело от собственных недавних
«радостей». От недавнего счастья на траве или в грязном подъезде. С
ошарашенным от изумления видом Васёк осмотрел оставшихся и жадно, как и
они приник к стене. Говорила она.
…Ты не прав. Счастье в радости и страдании. В вечном. А ты не понял этого
Счастье заключается  хотя бы в том, что  мы живём! И нам хорошо. И ты
должен это понять. Должен. Должен!
– Я, я…Мне странно и муторно. Будто  всю жизнь прожил, а не два часа.
Странно и непонятно и необъяснимо. Чудовищно велико…это….Это
не…Господи! Боже что со мной? –  маячил за стеной поллупропадая голос
парня.
– Спи мой маленький. Ты просто влюбился. И …И не хочешь этого признать.
Спи дитятко. Спи. Вот так. Ведь рядом я. И я тебя, кажется, тоже…Тоже люблю.
Как и ты. Спи…Ты ведь такой…Ты ещё дитё. Ну чего сопишь так? Спи…Ты
будешь спать или нет?
– Ты меня измучала….
– Ты просто счастлив и поэтому тебе тяжело. Но завтра…То есть сегодня ты
проснёшься свежий и юный. Ты вспомнишь нашу с тобой….Нашу с тобой ночь.
И ты станешь младенцем. Младенцем, готовым для новой, более замечательной
чем раннее жизни! Но сейчас спи. Мы очень с тобой много пережили. Спи. Ты
очегнь будешь счастлив всю свою жизнь.
Василёк встал. Ему было как то тоскливо. Тоска, и какая-то вялость размывала
все силы. Почему-то в голове стоял дурман, хотя он чувствовал, что протрезвел.
Он чувствовал, что этот дурман, эта тяжесть в голове будет мучать его очень
долго и даже выпивка не сметёт её так просто. Ему было плохо. Что-то
непонятное и незримое, но очень важное в нём сломалось. Он чувствовал, что
что-то безвозвратно потерял. За своиммии мыслями он не заметил, как встала
Наташа. И быстро не прощаясь, по-кошачьи, двинулась в сторону от них. И он
каким-то двадцатым чувством, почувствовал, что она так быстро бежит, потому
что боится потерять. И он обрдовался.
Какая-то неведомая сила заставила его простоять ещё несколько минут, а потом
он побежал за ней. Она бросилась от него в сторону, но он был лочее и нагнал
беглянку. Остановил, и посмотрел в глаза. Его чувства, напряжённые до предела
даже не увидели, но он, скорее всего ощёутил как от неё идёт отвращение к
нему.
«Это же надо же, запульсировала в его голове мысль, – шлюха, баба, самка,
которая ещё несколько часов назад с ним занималась сексом…и теперь даже
она…Она…Она к нему чувствует это…За его же…подвиги. Она,
обнимавшая и не только обнимавшая в пьяном угаре трёх мужиков и не только
обнимавшая она…даже она чувствует ко мне отвращение». Он захлопал
ресницами, изумленно глядя на неё. Он где-то внутри  души чувствовал, она права,
но одновременно, параллельно с этим изнутри стала подыматься дикая,
неудержимая ненависть, заполняя всё существо. Глаза его сузились и…
– Ну что развратники, опять снюхались! Ну и наглецы же вы! Не по
товарищески это. Сами трахаться собрались, а друга забыли. Ах вы…козлы!
Василий вместе с Натальей не ожидавшие такого поворота обалдело
посмотрели на Толстого. А тот продолжил.
 – Может, я тоже хочу пару палок… не будьте же эгоистами!
Толстый запыхавшийся от бега пыхтел. Васёк озверел. Его глаза сузились,
мышцы напряглись, ладони самопроизвольно сжались в кулаки.
Толстый невольно попятился.
– Ну что вы…что…я ведь просто хотел…потрахаться….как прошлый раз.
ну…пытаясь сохранить дружелюбную улыбку, бросил толстый,– у меня
бутылочка беленькой, как раз для этого случая сохранилась! Бабахнем?!
Толстый самодовольно вытащил бутылку водки. В голове у Василия помутилось.
– Ну, ты-ы-ы…, сжатыми губами и блестя глазами, прошипел Василий. Толстый,
попятился. Теперь в его глазах стоял только страх. Однако через секунду он
оправился от испуга.
– Ну, ладно. Не хотите как хотите. Мне больше будет. Гы-гы. Я же хотел как лучше а
вы…с этими словами он сорвал с горлышка бутылки пробку и сделал
небольшой глоток. Потом он испытывающе посмотрел на Ваську и Наталью
бросил, протягивая бутылку:
– Классное пойло! Я всегда уважал «Столичную»!
Васька закипел. Он поднял кулак, но толстый с неожиданным проворством
отскочил в сторону и, покрутив пальцем у виска, бросил:
– Ну и черт с вами! Жадюги вы!!! Я же хотел как лучше!
–  Ты что-то сказал?!!! – бросил Василий.
– Б-кее-ебе-бе-бэ! –  высунул язык, кривляясь Толстый, – больно нужно!
 И
побежал в сторону от них.
Васёк взглянул на Наталью. Наталья всё ещё с ненавистью смотрела в сторону
убегавшего во дворы Толстого. Василий улыбнулся и тут же почувствовал, как
его силы уходят в землю. Он отчаянно пытался из «забрать» но ничего не
получилось. В голове поселился дурман. Он почувствовал, как сосуд полный
какой-то  жидкости, разлился по телу, затуманивая разум.
– Пойдём, – сказала достаточно дружелюбно девчонка. Он ступил шаг и гоосва
у него закружилась. В глазах потемнело.
– Обожди, – мне плохо,– пробормотал он. Ему действительно было очень плохо.
Что-то с силой сжало лёгкие. Не хватало воздуха, и он становился ртом хватая
воздух. Как будто из другого мира он увидел удивлённые глаза девчонки
смотревшие на него. Но ему было не до неё. «Что со мной?» отчаянно пытаясь
выбраться из темнебющего пространства сверкнула отчаянная мысль, и он
понял, что счас упадёт.
– Давай я тебя поддержу,– предложила девчонка и быстро закинула его руку на
своё плечо. И время, он уже почти падал. В глазах его потемнело. И тут он
услышал песню Толстого:
– Ты спала, и не со мною, ну и что ведь, а другой, получил всю сладость ту же,
что когда-то я с тобой!!!!
Василию показалось, что что-то новое и непонятное входит в него, вновь
наполняя силой. Странной силой. Он понял, что уже никогда не станет
прежним. Он посмотрел на эту землю, на деревья, а в глаза, внимательно, и с
испугом смотревшей на его девчонки, и сказал:
– С добрым утром, милая!
Николай Василевский.