Мишка бригадир

В начале девяностых годов в проектном институте, где работал Жора Пятаков, перестали платить деньги и народ стал разбегаться кто куда. Пятаков устроился плотником в бригаду, которая занималась внутренними отделками. Стучал молотком, пилил, стру¬гал и долбил кирпичные стены.
В обеденный перерыв бригада играла в домино. Ровно один час обеденного времени бригада расписала следующим образом: десять минут - обед, остальное - играем в домино. Однако вся бригада, будто сговорившись, нарушала этот установленный ими же режим. Они ели и играли одновременно весь отпущенный час. Как только садились за стол, выставляли сумки с обедом, вынимали термоса, кастрюли, свертки и, среди всего прочего, высыпали костяшки до¬мино. За время, что они играли, Мишка-бригадир начинал и закан¬чивал потрясающий обеденный подвиг.
Почти все содержимое увесистой черной сумки он выкладывал на стол с правой стороны, чтобы было удобней брать свободной рукой. Обед Мишка начинал с сыра. Грамм четыреста-пятьсот сыра он разрезал на семь-восемь равных прямоугольников. Такой кусок можно втолкнуть в пасть и пусть она работает, а сам он будет играть в домино. В несколько приемов с сыром покончено. Челю¬сти еще не разделались с сыром, глаза и мозг считают варианты продолжения игры, а правая рука уже вынула из сумки следующий сверток и разворачивает наощупь. Там копченое сало, тоже при¬мерно четыреста-пятьсот граммов. Несколькими движениями ножа он разрезает сало на семь-восемь кусков с рваными краями и от¬правляет в рот с куском хлеба и пучком зеленого лука. Торчащий изо рта пучок холит влево-вправо, постепенно укорачиваясь и ис¬чезает. Сало приказало долго жить.
Теперь наступает черед круга колбасы, тоже около пятисот граммов. Колбасу не обязательно разрезать, она с треском исче¬зает в топке в четыре-пять приемов и все это время Мишка ни на секунду не теряет нити игры и не заставляет партнеров ждать. Но вот настал сложный момент в игре, нужно напрячься и поме¬шать масло в голове, чтобы точно рассчитать ход, а рука в это время пододвигает небольшую двухлитровую кастрюлю с супом. Там тоже куски мяса нарезаны так, чтобы уместились во рту. Из нес¬кольких кусков мяса один оставляется на конец обеда, а бульон опрокидывается через край кастрюли в раскрытую пасть в два при¬ема. Теперь наступил черед яйцам, сваренным вкрутую. Их точь-в-точь двенадцать. Тут Мишка увидел, что Жора Пятаков что-то пишет и спрашивает:
- Жора, а что ты там все пишешь, пишешь7
- Да вот, Миша, от восторга твоим подвигом, я решил записать, что ты сегодня смолотил за обедом. А то ведь я могу что-нибудь забыть и все-равно мне не поверят. Потом я попрошу всех, кто сидел за столом, расписаться, что я ничего не придумал, ничего не убавил и не прибавил.
Мишка добродушно усмехнулся, звучно рыгнул и, кажется, за¬был об этом и снова навалился на игру и на яйца. Затем, бабах¬нув костяшкой по столу, он опять обратился к Пятакову: "Если ты написал, что я съел двенадцать яиц, то это будет не совсем правильно. Просто в холодильнике оказалось столько и я их сва¬рил. Но обычно я беру на обед четырнадцать штук, свою обычную норму. А так как день на день не приходится, то все написанное тобой будет враньем, извини за грубость. Поясню, почему. То, что сегодня я взял с собой на два яйца меньше, это исключитель¬ный случай. Так бывает два или три раза в год. В остальных трех¬стах случаях в сумке у меня по четырнадцать яиц. То есть, моя обычная норма. Сечешь?
- Миша, я напишу то, что вижу, чтобы совесть моя была чиста, а поверят мне или нет, это не в моей власти, хотя я припишу твои слова.
Пока они говорили, яйца кончились. По-прежнему, не отрыва¬ясь от костяшек домино, Мишка вынул из сумки и поставил на стол литровую стеклянную банку, аккуратно обернутую фольгой и несколькими слоями газеты. Держа ладонь на крышке, большим па¬льцем ловко открыл ее, вынул складной нож, так как ложек и ви¬лок он не признает и, накалывая им еще горячую картошку с лу¬ком и укропом, стал отправлять в рот.
- Да-а-а, Мишенгауз! - Я в восторге. - Тихо бормочет Жора. Отодвинув пустую банку, Мишка вынул из сумки нечто, завер¬нутое в бумагу и напоминавшее батон. Оказалось, это большой ру¬лет с маком. Глядя на костяшки домино, он открывает одной ру¬кой наощупь термос и наливает чай. С последним куском рулета заканчивается обед. Мужики убирают со стола, вешают пустые сум¬ки на гвозди и разбирают рабочие рукавицы.
На следующий день Пятаков прихватил из дому ручной безмен и, с разрешения Мишки взвесил его сумку перед обедом. Она по¬тянула на семь килограммов восемьсот граммов. Конечно, там... Вес термоса, кастрюли, оберточной бумаги.
После этого Пятаков попросил расписаться всех, кто сидел за столом, расписался и Мишка. После каждого росчерка Жора пи¬сал фамилию полностью.
- Мишка, а ты можешь съесть больше? - Спрашивает Жора.
_ Вообще-то могу, но это никчему. Чтобы я насытился, вполне хватает того, что я беру с собой. Это я съедаю столько потому,
что играю в домино. А так я ем меньше. Пятаков, на кой черт те¬бе понадобилось, сколько и чего я съедаю за обедом? Мы все едим примерно одинаково! Эка невидаль!

В этот день бригада работала в помещении банка. Жора в па¬ре с Савинцевым лепили перегородку. Савинцев рассказывает:
- Мишка раньше не ел столько. Это началось после того, как ему сломало ногу.
- Как это случилось?
- Мы устанавливали леса для ремонта цеха. В тот день бригада укрепляла стойки лесов у стены на уровне третьего этажа. Высота этажа там четыре с половиной метра. Каждый день после начала работы к нам присылали ребят-пэтэушников. Они проходили у нас практику. Кроме нас шестерых из нашей бригады, полезли на леса еще человек пятнадцать практикантов. В это время по какой-то неустановленной причине стойки лесов закачались. Пэтэушники бы¬стро сориентировались и прыгнули на стену и стали падать по ней. Я тоже прыгнул. Видишь, на моих пальцах все ногти изуродованы? Это я старался зацепиться за швы кирпичной кладки, пока летел вниз. Там стоял сплошной грохот, скрип и вопль изувеченных. Ко¬гда я пришел в себя, сверху еще продолжали падать детали лесов. Одним словом, в живых осталась половина пэтэушников и мы с Миш¬кой. Торцом стального настила Мишке раздробило ногу, в больнице кусок кости выкинули, а то, что осталось, срастили. Поэтому он хромает. И с той поры у него появился неуемный аппетит.
Во время перекура подошел мужик из другого цеха.
- Николай, ты когда вернешь мне шнек? - Спрашивает Мишка. - В субботу, с первой электричкой, я поеду в Отрадное.
- Извини, Мишка, завтра утром я прихвачу на работу.
- Жора, если у тебя есть желание, можешь поехать с нами. Удо¬чки для зимнего лова и все остальное для тебя я возьму. Запом¬ни, электричка на Кузнечное уходит с Финляндского вокзала в семь двадцать утра. Рыбки наловишь. Жратвы мы прихватим на всех. Так что можешь ехать налегке.
- Нет, зачем же? Я возьму все, что нужно. Только с удочками у меня не очень. Может быть, я успею приобрести в магазине?
- То, что в магазине - говно. Удочки надо лепить самому. Ну. ладно, значит, поедешь?
- Да.
- Вот и хорошо. Покурили, теперь пошли строить "развитую социализьму".
Мишка работает, как ест, остальным приходится напрягаться