Измерители безвременного

Мощеная камнями дорога, которой не касались размытые смертью ноги. Легкое чувство опьянения, быстро сменяющееся ясностью духа. Абсанс и единственное желание двигаться вперед. И любопытство. Простое, податливое любопытство.
По левую сторону высилась ярко-красная кирпичная стена длиной примерно в несколько километров. В ее тонкие щелочки мало что можно было разглядеть, но одно было несомненно – пейзаж по ту сторону стены создавал вопиющий контраст с броским оттенком кирпича.
Камни на дороге больше напоминали гальку, нежели неотесанные бруски кремня или мягкий кремовый тон мрамора... Многие почему-то полагают найти здесь и напускную, грубую величавость гранита, хотя местные дороги вообще присутствуют за ненадобностью, а учитывая, что находятся постояльцы уже не на Земле, глупо удивляться, что тут минералы и предметы естественного происхождения не имеют почти никакой схожести с привычными им. Гости, попадающие сюда, мгновенно превращаются в жителей.
Адьювит замечал робкую зелень вдоль темных обочин дороги слева и справа. Внезапно его взгляд, томно блуждающий по кирпичам стены, слепленным какой-то вязкой субстанцией, засек темное арочное углубление. Оно маняще призывало его, и он, движимый чувством жаркого любопытства, проплыл к нему.
Зияющим углублением оказался тоннель, запруженный густой тьмой, в конце которого просвечивался силуэт неподвижно навалившегося на миниатюрный выступ человека. Его голова была грузно опущена на грудь, руки скрещены на животе. Резвые порывы ветра игриво подхватывали края его увесистого кожаного плаща, выделывая с ним причудливые виражи.
Адьювит плавно стал перемещаться в сторону черной фигуры. У него вызвал немалое изумление тот аспект, что из-под его шагов не вылетало ни единого звука, однако, как бы то ни было, господин в конце тоннеля должен был почувствовать присутствие неведомой ранее души. Но его голова, на которую глубоко была нахлобучена шляпа-котелок, невозмутимо осталась зафиксированной.
Когда Адьювит оказался практически на одной линии с незнакомцем, то в глаза сходу бросилось его приспущенное лицо: оно наполовину было покрыто посеребренным железом, начинаясь у правого виска и закруглением описывая бровь над глазом, охватывая нос и всю левую часть лица, завершаясь змеевидным изгибом у подбородка, при этом не тронув губ.
- У Вас прозрачная кожа, - сдавленно пролепетал Адьювит, вперив взор на кисти рук незнакомца, сквозь которые просматривалось его мрачное одеяние.
- Вы находите это странным? – человек с котелком на голове приподнял за тулью свою шляпу так, что в Адьювита ударило аквамариновым свечением его глаз. – А как же Вы? Мне удивительно слышать замечания такого рода от себе подобного.
Взгляд Адьювита упал на собственные пальцы. Через них виднелась дымчато-серая дорога, и лишь светлые очертания напоминали ему о том, что перед ним утратившие насыщенность цвета фаланги.
- Будет, однако, мне занятие, - голос человека с железным лицом отравлял сознание, хотя ничего ядовитого он не говорил, по крайней мере, напрямую. - Среди множества обелисков найти твой. Ликуй, ибо это твой памятник. Там, где ты жил, надгробия считали излишним напоминанием об усопшем. Здесь это его награда. И она возводится почти моментально, как только душа прибывает сюда.
Адьювит вопросительно взглянул на своего собеседника.
- Да-да. Тут смешиваются в одну конструкцию и обелиск, и надгробие, которое поставили тебе на родной Земле. Этакий экстраординарный гибрид, - накренил голову тот.
- А моя плоть? - встревоженно пролепетал юноша.
- Ваша плоть? – язвительно переспросил незнакомец. – А Вы разве чувствуете ее на себе? У меня ее нет вот уже почти семь с половиной месяцев, а у Вас... могу полагать, Вам удалось лишиться ее не далее, чем полчаса назад, раз у Вас от моих слов глаза лезут из орбит.
Честно говоря, этот господин был не до конца прав. К скорченной под жабу гримасе у Адьювита примешались напрочь перекрытое дыхание и искусно закрученный морским узлом желудок. Он обернулся в левую сторону и узрел уползающее во мглу продолжение дороги, которая постепенно сужалась и уменьшалась с расстоянием. Она размывалась и таяла, по ее обочинам тянулся вслед за нею аккуратно подстриженный газон, густо покрывающий землю. Он держал на себе тяжелые бетонные кресты, причем иногда в отдалении взор вылавливал парочку сатанинских, шестерки которых безмятежно пламенели, подсвечивая лакированную поверхность каркаса.
Адьювит в состоянии крайнего ужаса только спустя некоторое время почувствовал, как сильно он трясется.
- Рановато ты, парень, мандражировать начал, - вклинился незнакомец. – Видимо, психика твоя слабовата. Но это абсолютно не страшно, ибо здесь тебе ее натренируют в кратчайшие сроки. Кстати, бьюсь об заклад, что ты помутишься рассудком, если посмотришь наверх.
Превозмогая собственные силы, потрясенный юноша ринулся в обратную сторону. Призрак с железным лицом остался позади, тоннель отошел на приличную дистанцию, и перед ошарашенным новичком вновь высилась кирпичная стена. Но Адьювит все же осмелился воздеть голову к небу.
В пятидесяти метрах над ним витали туда-сюда другие прозрачнокожие наподобие незнакомца из тоннеля, только без железных лиц, наподобие самого Адьювита. Они образовывали своеобразное двустороннее движение и напоминали городскую автомагистраль. Справа можно было лицезреть колоссальных размеров кладбище, сплошь усеянное надгробиями и могильными плитами.
Молодой призрак взвился в воздух и застыл на уровне того шоссе, по которому сновали духи. Однако месту вечного упокоения, казалось, не было предела. Оно прочно вцепилось в черту горизонта и упорно не желало выпускать ее из своих мертвых когтищ, словно это и составляло мир, куда тебя безоговорочно заносит после мозолящей глаза человеческой жизни.
Отчаянные вопли и истошные возгласы разбежались галопом по округе. Призраки прекратили движение и целенаправленно тронулись в сторону источника верещавых, пронзительных звуков, которые их, видимо, не на шутку волновали.
Адьювит не успел заметить, как его сцепили кольцом эти прозрачнокожие существа и начали кружить над ним, указывая на свое недовольство, как будто будоражить воздух в здешних просторах – дело крамольное.
Все последующие события протекли стремительно, но без должной четкости, потому что Адьювиту от чрезмерно пристальных взоров и бесцветного хоровода ударил в голову туман. Что-то словно выдернуло его из разъяренной толпы призраков и мощно катапультировало за десятки миль от кирпичной стены, стоящего в потемках тоннеля и незнакомца с железным лицом.
Едва не растерзанный душами других покойников, Адьювит пришел в сознание на бархатном ковролине, стелющемся от порога старой ветхой трехэтажной таверны вплоть до порфирового резного узорчатого моста.
С верхнего этажа таверны слышались истомные вздохи девушек и сладострастные говоры мужских баритонов. Видимо, те помещения предназначались для свершения интимных оргий. Посередине властвовала нерушимая тишина, но время от времени по ней порхало придушенное, тональное посвистывание. Второй этаж наверняка был определен под спальни, а самый нижний, первый, являл собой миниатюрный трактир, из которого снопом вылетали полупьяный смех, звон стеклянных стаканов, экзальтационные и пылкие хмельные дискуссии на целый ряд многообразных тем.
Адьювит разумно рассудил, что не стоит очертя голову кидаться в людную обстановку, пока он недостаточно хорошо освоился на местности и понятия не имеет, каким образом налаживать контакт с аборигенами.
Юноша обратил взгляд на распростершийся мост, на котором, опершись на красиво выделанные, витиеватые перила, стоял мальчик лет 12-14, в клетчатых брюках, начищенных до ровного, почти идеального блеска туфлях, рубашке-безрукавке кислотно-желтого цвета, ядовито-зеленом галстуке и сливовом берете.
Призрак, помявшись и пораскинув умом, в сомнениях двинулся по направлению к мосту. Это был его единственный путь, потому что продолжать обследование нового мира возможно было пойдя либо взад, либо вперед, а Адьювит, как мы помним, в походе в таверну себе отказал.
Он недоверчиво подошел к мальчику и замер. Мальчик не переставал изучать разверзшуюся под его ногами бездонную пропасть, в которой мелькали контуры каменного рельефа и надломанных корней, искореженных в причудливые формы.
- Добрый день, - вонзился в слух Адьювита мягкий, размеренный, слегка таинственный дискант.
- Здравствуйте, - поклонилась в ответ новоиспеченная душа.
- Вы один? – поинтересовался вновь мальчик.
- К сожалению, да, - печально произнес юный мертвец.
- Оно и к лучшему. Мне давно не доводилось общаться с кем бы то ни было тет-а-тет. Как долго Вы здесь?
- Не могу сказать точно. Не помню... Но, кажется, около 5-6 часов. Утверждать, конечно, не берусь. А Вы?
Тут Адьювит скользнул глазами по рукам, шее и лицу мальчика. Его кожа!
- Хм... Впрочем, ваша кожа не носит на себе оттенок прозрачности. Почему? – в изумлении сбивчиво процедил дух-новичок.
- Потому что я отличаюсь от местного населения. Я не призрак. Да, эта земля носит на своем хребте не только вас. Но не суть. Я так редко слышу человеческие истории смерти. По моему мнению, трагический конец – лучший конец. Он не оставляет надежд на продолжение, в нем сразу ясно, что занавес опускается. И никто не возьмется додумывать дальнейший сюжет, потому что главный герой всей пьесы уже мертв. Ты прибыл сюда так недавно, значит, историю своей смерти ты должен помнить во всех подробностях, так?
- Конечно. Я помню ее почти досконально.
- Великолепно! Такие, как ты, в этом месте словно свежий номер давнишней газеты. Из тебя есть, что вынуть. Не то, что эти... – мальчик многозначно кивнул в сторону таверны. – Завсегдатаи того унылого заведеньица уже практически ничего не помнят из своей земной жизни. Наверное, в скором времени они вообще начнут яро отрицать, что были когда-то людьми. Они стали напоминать прошлогодние журналы, в которых каждую строчку знаешь наизусть. Впрочем, довольно философии. Будем надеяться, что Вы в такое нечто не превратитесь, что бы и как бы с Вами не случилось.
- Я постараюсь, - почтительно пообещал Адьювит. Впрочем, он не мог давать себе гарантии, что правильно осознал смысл только что сказанного.
- Ну что же? – мальчик взгромоздился на перила, зажал сомкнутые ладони между ног и с плотоядным любопытством воззрился на новоприбывшего призрака усопшего. – Поведай мне о том, как ты умер. Только без излишних предисловий и занудных, усыпляющих тирад, пожалуйста. Вся эта пустая трата слов меня жутко утомляет. Итак?
- Итак... – Адьювит бережно коснулся ладонями изящно изогнутых кромок моста и взялся судорожно вспоминать. – За неделю до моей смерти я ехал на скутере к своей девушке, которая ждала меня на тротуаре в назначенном месте. В тот самый момент, когда ее силуэт показался в поле моего зрения, мне удалось разглядеть неподалеку от нее знакомую физиономию. Как сейчас помню, она принадлежала Пелленту. Тот еще прохвост, бывший вор-карманник, любитель баловать себя легкими наркотиками. Чаще всего агрессивен, но его агрессию временами притупляют лживое лицемерие, приторная фальшь, напускная любезность и безмерная хитрость.
- Вам он противен?
- Я ненавидел его.
- Ненавидели?
- Да.
- А сейчас нет?
- А какой мне смысл? Я умер. Пожалуй, мертвому недолюбливать живых глупо и смешно. К тому же перед смертью я всех простил.
- Вы правы. Продолжайте, я внимательно слушаю.
- Пеллент, по всей видимости, был слегка опьянен обаятельной внешностью моей девушки. Признаться, я и сам в свое время обезумел от ее сокрушительной красоты. Она была само совершенство: нежная, заботливая, искренняя, ее помощь и советы не имели цены. Но больше прочего покоряли глаза. Ее волшебные глаза. Моя любимая с рождения жила с гетерохромией, поэтому один глаз у нее был небесно-лазурный, а другой – песчано-золотой. Некоторых эта особенность отторгала, но я лично как увидел их, то влюбился без памяти.
- Я начинаю скучать, - намекнул мальчик, подперев голову рукой.
- Ах да, простите, я замечтался. Наверное, любовь к ней у меня все еще не иссякла.
Мальчик молча осклабился и с интересом посмотрел на Адьювита.
- Видимо, Пеллент решил попытать счастья и устремился к Маргарите (так ее имя). Но слово за слово – и она одарила назойливого негодяя парочкой затрещин. Пеллент так просто не мог оставить свою мишень в покое – не в его темпераменте сдаваться без боя. Он в свою очередь насильно приобнял ее, заломив ей руки за спину, и оставил маленький порез на предплечье девушки. Ему нравился вид женской крови. Именно вид. На вкус он ее никогда не пробовал. По крайней мере, при мне.
- И Вы все это рассмотрели? В таких мельчайших деталях?
- У меня превосходное зрение, никаким воздействием внешних факторов не попорченное.
В общем, заметив алую краску на теле любимой, я поспешил на всех парусах преодолеть разделяющее нас расстояние. Именно тогда, когда между нами пролегало каких-то 10-15 метров, из-за угла вылетела легковушка. Меня откинуло в сторону, а байк покатил дальше. Сквозь набежавшую колкую, дерущую с ног до головы боль, лишающую возможности видеть происходящее, но не отключающую организм совсем, я успел поймать то мгновение, когда мой скутер навалился всей массой на мимо проходящего мужчину.
Адьювит умолк. Он закрыл лицо руками, забыв, что оно просвечивается через его прозрачные кисти.
- Вам неприятно вспоминать об этой случайной жертве? – обратился к нему мальчик с нотками соболезнования в голосе.
- Честно скажу: из всего прочего я больше жалею именно о мужчине, который погиб под моим скутером. Здесь виновата не легковушка с полоумным водителем за рулем, а именно я и мой мотоцикл. Даже если не я направлял транспорт, загнавший в гроб случайного прохожего. Мужчина ничем не помешал ни мне, ни моему скутеру, однако сила инерции сыграла злую шутку с нами обоими. Подобные случайности приравниваются к убийству. В этом я твердо уверен, как уверен в том, что нет мне за этот проступок прощения.
- Вы помните то, что затем с Вами случилось?
- А дальше все по стандартной схеме: «Скорая Помощь», вой сирены и больничная койка. Хочу сказать, я еще легко отделался – после тех воздушных пируэтов, которые я совершил после вылета из седла моего железного коня, перелом шеи был мне просто гарантирован. Ан-нет! Уж повезло так повезло. Видимо, Фортуна распорядилась, что не мне умирать в муках и страданиях. Смерть забрала меня спустя 6 дней спокойно и мирно. Как уснул. В течение этих шести дней ко мне каждодневно приходила Маргарита, приносила фрукты, клялась, что все закончится благополучно, меня выпишут, и тогда мы обязательно съездим на экскурсию в другой город. Только на поезде, - призрак горько усмехнулся. – Она то заходилась рыданиями над моей постелью, то безудержно смеялась. Ну и, конечно, мама. Она же только кротко улыбалась, когда навещала меня. Хотя я прекрасно видел ее опухшие от слез глаза.
- Последнее. Что ты чувствовал перед смертью? Каково было твое состояние?
- Ну, за несколько часов до того в моей голове словно колотили в гигантский гонг, само тело будто повисло в невесомости, кости ходили ходуном, внутри все скрутило жгутом до такой боли, точно мне делали харакири, силы отлили от меня, моих рефлексов едва хватало на поддержку дыхания. Мой организм словно предчувствовал близость отхода. И он не солгал. Спустя примерно полтора часа мне послышались звуки извне. Тревожные такие звуки. Они и утопили меня в забытьи, которое перенесло меня на следующий день в гроб и в могилу.
Застывшее молчание продлилось недолго. Мальчик достал из кармана брюк аспидно-фиолетовую записную книжку, проштудировал ее и продекламировал:
- Твое имя – Адьювит Инфеликиорес?
Призрак встрепенулся:
- Да, это я.
- А как же иначе? – воскликнул мальчик, лихо соскользнув с перил обратно на мост. – Свеженьких тут не так-то много, их, бывает, днем с огнем не сыщешь, как же я сразу не догадался? Замотался совсем. Стоило мне лишь составить отчет о твоей смерти, как ты уже собственной персоной стоишь передо мной!
- Да кто же ты, наконец? – вопросил с жаром Адьювит.
- Нуте-с... – не обращая внимания, продолжал вещать мальчик. – Удивительная, удивительная история смерти. Давненько у нас ничего подобного не рассказывали. Эх, как хорошо, что я тебя встретил, а точнее, ты меня нашел. Шел-шел и наткнулся, ха-ха! Невероятно. Определенно, мир не лишен красивых и трогательных концов, которые бы пресловутой «Ромео и Джульетте» дали фору! Какое счастье!
- Счастье? Вы называете мою участь счастьем?
- Нет-нет, конечно же, это великое горе с точки зрения социальной, и оно есть не что иное, как глубокая драма для близких и родных. Ваших близких и Ваших родных. Фильм, снятый по мотивам вашей смерти, любому зрителю разорвал бы душу в клочья. Однако если рассматривать такую трагедию с позиции художественного произведения, то его вполне можно признать шедевром современного искусства, и помимо того вполне заслуженно дать Оскар.
- Мне кажется, Вы переоцениваете мою смерть!
- Вовсе нет! Впрочем, это Ваше мнение. Мое Вы узнали пять секунд назад. – Мальчик вновь принял на себя маску серьезной невозмутимости, воткнул палец в середину блокнота и прочитал: - Значит, это ты умер благодаря совершенной над тобой эвтаназии в то время, как твоим родственникам была сообщена другая причина, а именно – болевой шок. Умертвили тебя вследствие подкупа со стороны Пеллента Виолинса врачей, проводивших операцию. Подобные преступные мысли были внушены ему его матерью, жаждавшей мести за мужа. Твои родители сейчас поглощают спиртовые настойки, а Маргарита надрывно захлебывается в слезах над твоей могилой.
Мальчик звучно захлопнул записную книжку на последнем слове.
Адьювит едва не пустился в полет в черную пучину, зияющую под ним. Рассудок пошатнулся, сердце сдавили стальные тиски. Казалось, он готов умереть еще раз.
- Так, - выжал из себя Инфеликиорес, взяв свое состояние под контроль. – Это был отец Пеллента? Тот мужчина, которого убил мой скутер?
- Да, это был он. А сам Пеллент не просто прицепился к Маргарите. Его долгое время изводило страстное влечение к этой особе. Он по натуре собственник, так что, кроме желания владеть и властвовать, у него относительно Маргариты других намерений не возникало. Единственное его достоинство заключалось, пожалуй, в том, что он не был сексуально извращен. Лишь когда твоя девушка его бескомпромиссно отвергла, он возжелал ее крови. Насладиться видом, как ты утверждаешь.
- Да, именно так все и было. Действительно, нет моему греху прощения...
Адьювит прижал костяшки пальцев ко лбу и плотно зажмурился. Мальчик понимал, что он приходит в себя и не норовил мешать ему.
- А... позволь тебя спросить, - снова заговорил призрак. – Поскольку отец Пеллента умер... Он, ведь, умер, верно?
- Да, он погиб практически на месте. Кто-то пытался помочь ему, однако спасти его не было ровно никаких шансов. Чуть металл коснулся его плоти, накрыв собой, он заранее был обречен. Его похоронили через восемь могил от тебя. Влево. Если стоять лицом к твоему надгробию.
- У тебя все как в армии, - заметил дух.
- Иначе нельзя.
- Хм... Ну так, раз он скончался, значит, он должен находиться где-то здесь?
- И находится. И гораздо ближе, чем ты думаешь, - мальчик кивнул в сторону трехэтажной таверны.
- Он там? – изумился Инфеликиорес.
- Уже неделю. Я не стал его расспрашивать о том, каким образом он сюда попал. Только посмотрел на него – и сразу отказался от этой затеи. Отвратительный призрак. Зуб даю, что воспоминания выскочили у него из головы в первые же часы пребывания здесь. Группка, прилетевшая с ним, состояла из душ куда более солидного сорта и лучшей чистоты, они хотя бы подавали надежды. А этот... На него, не задумываясь, можно сходу махнуть рукой.
- Вот как? – вздохнул молодой призрак и ощутил частичное облегчение.
- Не переживай. Ты недолго будешь себя костерить. Все забывается – забудется и это. Не удивлюсь, если вскоре, ну скажем, месяца через три-четыре, увижу тебя выпивающим вместе с ним на пару и поглощенным радушной беседой. А он при этом будет отвечать тебе взаимностью.
- Да разве такое может быть?
- Парень, ты здесь чуть больше шести часов. Я же – многие тысячелетия. Ты почти ничего не знаешь о месте, куда тебя занесло. А мне тут уже ничто не в новинку. Здесь до сумасшествия все однообразно. Ты поймешь, если пробудешь в этом мире хотя бы лет пятьдесят. Тут все замкнуто. Только поначалу кажется, что здесь существование занимательнее и атмосфера своеобразнее, а присмотришься – один черт. Но в отличие от Земли, в здешних просторах время действительно лечит. И чем больше его здесь утекает, тем чище становится душа. Чем дольше она здесь, тем эффект от этой процедуры сильнее.
- А что с ней происходит?
- Память. Все дело в памяти. Душа ее начисто лишается по прошествии около пятисот лет. А вместе с памятью уходят и все мучительные, горькие воспоминания, которые держатся на ней прочно вонзенными ножами, все внутренние инквизиторские пытки. А если не будет памяти, но и воспоминаний тоже. И как следствие, нейтрализуется боль. Душа обретет вечный покой в забвении. И если бы это был по-прежнему человек, то он бы сравнялся с ангелом. Пожалуй. Я не измеритель внутреннего содержания духов, этим делом занимается Мефистофель...
Мальчик с минуту копался в собственных мыслях.
- Если тебе от этого станет легче, то знай, что Пеллент через полгода тоже явится сюда. У него уникальная душа, такие души редко встречаются. Думаю, тебе стоит стать с ним поближе. Только не подходи к нему первое столетие, а потом можешь смело дерзать.
- От чего он умрет?
- Либо попадет в групповую драку и погибнет от множественных увечий, либо прожжет себе желудок кислотой, спутанной со спиртом. Впрочем, есть еще несколько вариантов финального события в его жизни.
- Тебе неизвестны точные сведения?
- Это еще не предречено. Через 90 дней приходи. Тогда узнаешь точно. Я на самом-то деле не любитель сверлить взглядом будущее. Оно уже не столь привлекательно, как было когда-то. Впрочем, у людей этих по природной наивности своей еще хранятся слепые надежды. Хотя там, где проходит их жизнь, все зависит прямиком от них самих, а они все ждут какого волшебника, который прилетит на голубом вертолете и обратит их будущее в нечто безоблачное, незапятнанное дурным, наполненное вечно немеркнущим светом. Им пора, наконец, осознать, что волшебник давно приземлился и рассеялся в каждом, но такой магией следует обучаться собственноручно.
- «У них», говоришь... – тяжко вздохнул Адьювит.
- Уже «у них». Привыкай к тому, что ты им больше не принадлежишь. Ты – тень. Тенью живешь в умах тех, кто помнит.
Мимо просвистела жемчужная комета с драконьим пушистым хвостом и козырнула в недра темного омута. Надкусанное пятнышко в форме цилиндра-шляпы взмыло над тонкой границей, делящей загробную землю и загробное небо.
- Ну, вот я и рассказал все, что тебе необходимо было знать. Все истины перед тобой. Распоряжайся ими. Все равно ты их забудешь через пять столетий.
- Тогда зачем ты мне их открыл?
- А на всякий случай, - небрежно отмахнулся мальчик. – Мало ли что. Но 500 лет – срок немалый. И достаточный для того, чтобы все осмыслить-переосмыслить.
- Но все же кто ты?
- Эх, - обреченно вздохнул тот. – Ладно, ведь, ты и это забудешь. Я – камердинер местного владыки. У него гораздо больше имен, чем ты можешь себе вообразить. Не стоит, однако, судить его, исходя из человеческих предрассудков. Может быть, когда-нибудь я устрою вам аудиенцию. Не скрою, ты произвел на меня впечатление, и я готов сделать для тебя то, чего не делал для других никогда. Когда ты немного пообщаешься с повелителем, уверяю тебя, ты пересмотришь свои взгляды на установившийся на Земле его негативный образ. Тебе многое откроется, ты начнешь иначе строить цепочку своих рассуждений. Наверное, ты даже перестанешь относить его к темноте вообще... Его тяжело понять, да. Но с первого раза стена не прошибается. У тебя будет возможность видеться с ним чаще. Ему нравится говорить с новоприбывшими. Но и их он отбирает тщательнейшим образом. Пропускает через сито, так сказать. Он бездонен. Ты сможешь попробовать копнуть максимально глубоко. Он не скрывает. Он просто позволяет себя изучать, но без намеков, подсказок и какой-либо подмоги с его стороны. Все - силой всемогущего ума. А ум - величайшее чудо, непобедимое оружие, не познанный до конца дар. Ничего более загадочного, наделенного безграничным потенциалом нет на вашей Земле. Важно просто научиться им пользоваться, испробовать как можно больше того, что в нем дремлет. Прими напоследок совет: никогда не доверяй опыту чужого ума. Тренируй свой. Так что я приглашу тебя в гости в ближайшее время. Используй разум и внимательность, чтобы видеть все так, как оно есть... 
- Каков же твой возраст?
- Мне 13. Всегда и вечно 13, Адьювит. Я передам господину, что ты прибыл...