Элегия. Дилан Томас

Для смерти слишком горд, он умер сломлен, слеп.
Во тьме идти — но не свернуть с пути
Старый добряк, в гордыне был так смел

Тем страшным днем. Пусть вечно он
Покоится с миром под последним холмом,
Под мягкой травой, и в любви, растет

Молодым среди тучных стад, и не будет стар
Иль потерян все дни бесконечные смерти своей,
Хоть желал он груди материнской всего сильней

То есть праха, покоя, и в объятьях земли
Мрачный смерти сон, слеп, и не благословлен
Пусть не знает покоя, но будет найден, спасен -

Я на коленях молился у постели слепой,
В доме немом, за минуты до
Полдня, и света, и тьмы, темноты пелены,

В венах, я руку худую держал, и видел
Глазами слепыми коренья морей
(Измученный старец, почти что слепой),

Я не горжусь, рыдая, что Он и он,
Останутся в мыслях навеки со мной.
Все кости ныли, лишь болью богат,

Боялся он, что умирает ныне,
И ненавидит бога своего — но кто он был, понятно -
Старый добряк в пылающей гордыне.

Домишко деревянный был его. И книги.
Даже мальчишкой, он не плакал никогда.
Вот и сейчас — разве что тайной ране.

Тут блеск его глаза покинул навсегда.
Под солнцем нависающих небес,
Старик всегда со мной — во весь мой век

Во взгляде сына своего воскрес -
Тот, на кого страданий выпал снег.
Он плакал, умирая, и боялся сфер

Последнего движенья, круговерти.
Чтоб плакать - слишком горд, чтобы не плакать - слаб,
И заперт между двух ночей — меж слепотой и смертью.

О как мне больно то, что умер он
Тем мрачным днем. Он был настолько горд,
Что не скатилась с глаз его слеза.

(Пока я жив, со мною он всегда.)

- Дилан Томас.