Не так сидим - канкан абсурда

               

               
                "Не так сидим" - сказал Ельцын нижесидящим, полагая, что уж он-то сам, 
                сидящий выше, сидит ТАК.   


Поезд постукивает, потряхивает. Хорошо, спокойно. Карабин спрятан надежно. Никаких забот, только умиротворенное ожидание конца пути. Но вот залязгали вагонные двери, какой-то шум в коридоре, и вдруг в купе хозяйски входят двое. Сразу видно: кэгэбэшники.
- Такой-то?
- Да.
- Документы.
- Пожалуйста.
- Что везете?
- Личные вещи.
- А недозволенное есть?
- Нет.
- Проверим.

И начался обыск. Похоже, они знали, что искать - карабин. Уж и так и этак пронюхали все, прощупали, простукали - не нашли. И со злобным недоумением отчалили. А я натерпелся страху, и по их уходе не сразу пришел в себя.
Недолго, однако, пребывал в расслабленном состояниии - опять лязгнула дверь, и в купе новые "гости". На этот раз из самых высоких чинов, но каким-то образом знакомые мне .Чуть ли не приятели. С сердечным вниманием и сочвуствием (мол, мы свои люди, что уж нам-то скрывать друг от друга!) говорят:
- Ну, ты покажи, где спрятал-то карабин. Нехорошо  так с друзьями поступать. сам понимаешь - служба!
- Да вы что, ребята, за кого вы меня принимаете!? Какой карабин, при чём здесь карабин?
- Ну, ну, ладно, нечего темнить, показывай, где он.
- Что-то вы путаете, мужики. Кончайте.
- Черт с тобой! Раз так, пусть будет по-твоему. Давай-ка в честь этого выпьем за Сталина.

И тут все вокруг преображается, вместо вагонного купе - какая-то безстенная комната, посреди которой стоит большой аскетический стол с гранеными  стопками налитой водки и какой-то худой закуской. Вокруг стола незнакомые люди с энтузиазмом на лицах. Они с восторгом принимают предложение выпить, хватают рюмки и радостно подносят их ко рту. Каждый к своему. И эти мои псевдознакомые чины торжественно провозглашают:
- За Сталина!
Но выпить никто не успевает, потому что как бы раздвигаются невидимые шторы и в комнату входит сам Сталин. Предстал он перед нами в своем "бесконечно родном" облике, не  в костюме генералиссимуса, а своих неизменных полувоенном кителе и брюках, заправленных в высокие под колено сапоги, и с неизменной трубкой, слегка дымящейся при его попыхивании. Но вот какая странность. Если вся остальная как бы безликая публика была все же восомо материальной, вещественной, то вождь наш представлялся несколько призрачным, вроде как бестелесным, чуть ли не слегка просвечивющим и слегка как бы колеблемым, как мираж. И еще вся его фигура и лик казались едва-едва заметно припорошенными пылью. Не вульгарной дорожной или комнатной пылью, а пылью веков.  И тем не менее его явление произвело эффект более потрясающий, чем явление какого-нибудь приведения, оно было отягщено ощущением жуткой реальности живого Сталина.

- За Сталина пьете без Сталина - нехорошо! - сказал он зловеще-ласково и, подойдя к столу, взял одну из наполненных стопок. - Давайте выпьем вместе. За Сталина!
И тут вместо невидимых штор и отсутствующих стен открывается далекая перспектива, в которой я вижу шествующие толпы, нет, скорее, необычайно многолюдные колонны очень разношерстных людей времен царской России, октябрьского периода, 20-х, 30-х, 40-х и прочих годов прошлого столетия Советского Союза и вполне современного вида, шествующих под красными знаменами и транспарантами с лозунгами всех этих времен. А впереди ликующего и негодующего в зависимости от характера несомого лозунга многолюдства шествует Владимир Ильич Ленин. Он в черном пальтишке, и смятую кепочку держит  в правой руке, цепко зажав ее в крепко сжатом кулаке. Левая же рука призывно устремлена, вернее, выброшена вперед и вверх. Рот напряженно распахнут в яростном крике. Судя по выражению исковеркованного гримасой лица он призыват народ на борьбу и одновременно зовет в светлое будущее. Несколько мгновений спустя, когда толпа с вождем приблизилась, мы вдруг с недоумением обнаруживаем, что это вовсе не Ленин, а Лаврентий Павлович Берия, вдруг почему-то оказавшийся с бородкой и усиками.
- Хм, - послышалось со стороны Сталина.- Это следовало понимать, что такое превращение во главе колонны вызвало некоторое не то удивление, не то неодобрение, не то смятение,  и у него.  Не то просто заметку для дальнейшего принятия мер, что более всего вероятно.
И тут последовал комментарий, как бы безавтороно звучавший во мне самом и иллюстрируемый сумбурными видениями.

Вся наша история предстала  примером неудачного сидения и пересадок, как у тех бестолковых крыловских музыкантов. Все сидели не там, где им следовало по их рождению,  по способностям, по духовным качествам, по нравственности. И пересаживались с места на место тоже не по заслугам, впрочем иногда для некоторых в самых трагических обстоятельствах - вполне по заслугам, хоть и по лживым наветам и по чьей-то злой воле. Так случайно или закономерно получалось. Ну, действительно, зачем бедный дворянский сыночек  принялся мстить социальным классам, сословиям и в конечном итоге всему народу за то, что царь-батюшка вполне справедливо казнил его брата-террориста? Не лучше ли ему и всем нам было бы, если бы он мирно  занимался своей адвокатской практикой и остался бы никому неизвестным Владимиром Ильичом Ульяновым, вместо претенциозного "дедушки" Ленина, руки и совесть которого отягчены миллионами безвинных смертей!
 
Какая замечательная судьба ждала будущего миллионера Лейбу Бронштейна, не включись он в революционные авантюры, не затей чудовищных надругательств над бесконечно далекими от него крестьянами, казаками и  всем русским народом. Зачем он затеял бессмысленную и безнадежную для него борьбу с мудрым грузином, чтобы постыдно и скверно окончить свою нелепую жизнь от длинных рук этого грузина, увенчанных дурацким ледорубом. Зачем он назвался Львом Давидовичем Троцким и предал надежное дело обогащения своего более умного папы?
А этот грузин! Умная мама его сказала: - Лучше бы ты был священником! - Не захотел. Не понравилось. А такой неистовый ортодоксальный ум его, такая приверженность одному делу и неуклонное служение ему - это как раз то, что и нужно для священника. Оставаясь в рамках религии, проникнувшись ее высочайшей нравственностью, он, может быть, и не стал бы, этот странный мальчик Сосо Джугашвили, таким чудовищным злодеем без всяких признаков совести, гуманности, признания людей подобными себе. И олицетворил себя с железякой под "красивой" ее модификацией - Сталин. И навсегда у человечества от этого имени останется содрагание ужаса - Бррр!

Ну, зачем, зачем Нижегородскому фармацевту Гершелю Иягуде понадобилось лезть в эту грязь заплечных дел!? В 1917 вступил в партию, в 1920  - в ВЧК, а в 1934 уже и возглавил все эти мерзости по линии ОГПУ. Что только ни творил этот бывший формацевт с людьми в своих застенках и лагерях. Все немыслимое. На его совести (впрочем, откуда она у него!) уничтожение цвета русской культуры , своих политических соратников и кашмар "трудового перевоспитания" заключенных в лагерях. А в 1937 году он признается в том, что был польским и немецким шпионом, виновен в убийстве Кирова, Горького, Куйбышева, за что и был расстрелян. Вот такую судьбу, не ведая о том, выбрал себе фармацевт Гершель Иягуда, ставший для этого Генрихом Ягодой. Мало того, что губил иноверцев, ведь втянул еще в этот  пир сумасшедших своих братьев по крови. При нем из 20 высших руководителей карающих органов 16 были евреями и 95 % начальников лагерей тоже принадлежали этой национальности.
Вообще зачем и почему этот милый народ, вдруг будто сойдя с ума, ринулся из своих местечек в ужас начавшейся революции и буквально захлестнул, заполонил все высоты революционной власти, верша в ней немыслимые злодеяния по линии "красного террора", расказачивания, "комиссаров в пыльных шлемах"  и прочих носителей новой счастливой жизни. В Совнаркоме их было 18 из 24, в военном комиссариате 34 из 35, в наркомате финансов 26 из 30, а в наркомате внутренних дел вообще - все. Что это, как не массовое помешательство, и можно ли было долго сидеть не на своем месте в стране с подавляющим русским населением? Оказывается можно. Еще в 1936 году в Совнаркоме было 97 евреев из 115, в ЦК ВКП(б) 61 из 85, в Госплане 12 из 15, а во всех 12 центральных газетах и журналах руководителями были евреи. Бедные люди, как им за это пришлось пострадать! Почти все они стали жертвами репрессий. Не лучше ли было бы им сидеть в своих местечках или миролюбиво расселиться по другим местам и витать среди облаков-фантазий, как герои М.Шагала и Шолом-Алейхема!

А русские, как же русские вели себя в это время? Ничуть не лучше! Многим из них тоже не сиделось на подобающим им месте, их тоже странный болезненный зуд заставлял занимать не свои места. Имена? Да вот они: Костриков(Киров), Сергеев(Артем), Скрябин(Молотов) и тьма других. Еще больше среди них ,не менявших свое имя, но менявших по своей и чужой воле место своего сидения: Ежов, Бухарин, Ворошилов ,Вышинский,  Дыбенко, Егоров, Жданов, Калинин, Маленков, Рыков, Тухачевский - случайная выборка из тех, имя кому легион. Это они вместе с многомиллионным русским народом и другими народами России пытались путем пересадок, а некоторые и всяческих неблаговидных дел сделать из России земной рай. Увы!

Между тем в видении всенародного шествия произошли дальнейшие изменения. Сначала оно стало размываться, терять четкие очертания, распадаться на части, пока вовсе не исчезло. И я подумал, что это следствие бесконечных пересадок, в разное время носивших разные названия: красный террор, частые и бурные пленумы ЦК ВКП(б), партийные чистки, великий перелом, ликвидация кулачестве как класса, пятилетки, план ГОЭЛРО, борьба с космополитизмом, вейсманизмом и безыдейностью в литературе и искусстве, дело врачей, кукурузный апофеоз, ежегодная борьба за урожай, водохранилища и гидроэлектростанции, повороты рек и прочая, и прочая, и прочая. В конце концов, когда были осознаны бесмысленность и вред пересадок, наступило сидение на одном месте без толку и без движения (так называемый застой или стагнация!), пока не явился Главный Прораб перестройки, то есть, как ему казалось, самой большой и наконец-то самой спасительной пересадки.И всё наконец-то рухнуло.  И тут мы снова услышали Сталина:

- Это правда, ми многих пересадили, но только на пользу нашему делу. А ваша перестройка-пересадка , которую ви назвали вместо контрреволюции революцией, чистого вида троцкизм и происки мирового империализма. Меньшевика Р.Абрамовича ми выдворили из Советского Союза, а ви сделали его олигархом. Троцкиста и агента империализма Дерибаса, пробравшегося в ВЧК и ОГПУ, ми расстреляли, и ви сделали Дерибаско олигархом. Врага народа Драбкина, скрывавшегося под именем Гусева, которого я уничтожил, ви превратили в Гусинского и сделали его олигархом. Ви сами стали прислужниками и рабами олигархического капитала. Это прямая измена марксизму-ленинизму-сталинизму. Ви сами-то понимаете, по какому пути ви пошли!? Такого пути не должно быть. Это политическая ошибка.- И обращаясь ко мне, он сказал: - А спрятанный карабин отдайте нашим людям. Они знают, как с ним обращаться.