Дитя природы

Попав под очередное сокращение армии, Валера не оставил своей мечты. Хоть и были попусту потрачены четыре года в военном лётном училище, и ещё год ушёл на обивание порогов министерства гражданской авиации и переучивание, что было строжайше запрещено различными  инструкциями и циркулярами, но он летает! И не где-нибудь, а на Севере! И не важно, что отдельная эскадрилья стоит в богом забытом райцентре…

Село Усть-Цильма находится так далеко от цивилизации, что о развитом социализме напоминают здесь только яркие плакаты да кирпичное здание райкома. Местные жители, пращуры которых были выходцами  из  Великого Новгорода и в большинстве своём староверы, живут по законам первобытного коммунизма. Замков на дверях домов нет, да и на ночь никто не запирается. Если хозяин уходит, то просто ставит у дверей палочку: нету, мол, меня дома, не заходите пока.

Если чемоданы, поставленные для эксперимента в Москве и в Чикаго, простояли без «хозяина» соответственно десять и семь минут, то тут обаул мог бы стоять годами – пока не сгниёт. Мотоцикл, брошенный хозяином по случаю «загула» в кювете, лежит неделю, а то и больше, пока у мужика не кончится «бзик» и он сам не найдёт его. А уж лодки-моторки, которые здесь есть у каждого, и вовсе стоят, голубушки, на берегу в полной оснастке, хорошо, если привязаны к какому-нибудь бревну. Бывает, унесёт лодку волной от теплохода. Но вниз по реке такие же «коммунистические» деревни, и мужики тамошние не только поймают, но и доставят лодку хозяину. Заодно и пообщаются «за рюмкой чая».

Спирт и водку зовут в селе «вином» и пьют все, кроме соблюдающих устои старой веры, но вытрезвителей за ненадобностью нет, так как народ всё больше основательный и меру знает. Ну и уж, конечно, раз коммунизм, бери в магазинах что угодно и сколько угодно, а деньги с получки отдашь. Мужики пользуются этим и посему всегда чисто выбриты и нос в табаке…

Я попал в этот райский уголок после окончания лётного училища. Вначале всему удивлялся, потом перестал, так как жизнь здесь текла, в общем-то, степенная, лёгкая, полностью исключающая стрессы. Валера был командиром моего экипажа. Красивый, беззаботный, форменная одежда сидит на нём как влитая. Да к тому же летает как бог. Девушки с «метео» не оставляют  этого без внимания, и прогнозы первыми оказываются у нас.

Валера  влюблён в полёты, поэтому летаем допоздна, выполняя даже те малые по времени рейсы, от которых отказываются другие. Летаем в праздники и выходные, не считаясь с КЗоТом, который тогда был понятием во многом условным. Но вот подходит «час икс», и лицо у Валеры начинает принимать всё более пунцовую окраску. В кабине самолёта командир сидит, задумавшись и прищурив глаза. Нос у него начинает шелушиться, а глаза наливаются кровью. Всё! Я уже знал: у Валеры, усвоившего за годы работы здесь местные привычки, не сегодня-завтра начнётся загул, дня на четыре, не меньше. Значит, и мне надо переходить на «цивильный» образ жизни: читать книги, ходить на рыбалку, париться через день в бане…. Словом, всячески убивать время. По окончании очередного «взбрыкивания» Валера сам зайдёт вечером ко мне и скажет, что утром «выходим».

«Отгулы» у Валеры проходили весело, с приключениями, но никогда не переходили грани закона. Все его эскапады перебирались (с добавлениями и уточнениями) потом за преферансом во время нелётной погоды и сопровождались дружным смехом. Бывало, что эти истории рассказывал сам Валера, вистуя или играя между делом мизер. Кое-что (в основном то, что по известным причинам выпало из памяти  рассказчика) добавляли свидетели.

«Начало» было почти всегда одинаковым. Прямо после заруливания самолёта на стоянку он бежал в буфет аэропорта к тёте Шуре, выпивал там стаканчик вина и, уже улыбаясь, шёл в комнату отдыха играть на бильярде. Там вокруг него собиралась компания техников, мотористов, грузчиков. В общем, было кому «сбегать». А Валера в этот вечер угощал всех. Когда же он запевал: «На речке, на речке, на том бережо-очке…» - окружающие понимали: «созрел». Попытки потихоньку вытащить у него из кармана ключи от машины и уложить его спать в пилотской гостинице, как правило, ни к чему не приводили. Тогда применяли вовсе уж примитивное, старое как мир, средство: под колёса автомобиля подкладывали крупные поленья…

У Валеры, конечно, были права, хотя здесь они были совсем не обязательны, так как дорога кончалась у околиц села и была длинной всего километров семь. Только устоявшейся зимой можно было проехать по проложенному зимнику в Ухту и в пару ближайших посёлков. Да и то, если не побоишься безлюдной лесной двухсоткилометровой трассы…

Получить права в селе было легко, сдав экзамен, вождение и заплатив какую-то сумму в сберкассу. Валера же пошёл другим путём. Он пришёл в кабинет гаишника Вени, единственного на весь район, с бутылкой коньяка. А так как подходящей посуды не было, пили из ковшика для воды, закусывая конфетами. И через неделю-две «корочки» были у Валеры в кармане. Труднее было с вождением. Кто-то из знакомых профессионалов несколько дней пытался научить его методом показа. Ничего из этого не вышло, и учитель, плюнув, показал Валере, как включать вторую скорость. На ней, мол, можно и с места тронуться, и вроде бы как с ветерком по улице проехать. Валера скорость и не выключал, а пользовался только сцеплением и газом. Правда, когда он проносился по прямому участку дороги, по силе звука было ясно, что за рулём – пилот…

Вот и сегодня, выйдя из бильярдной, Валера подходит к своему «зверю». Первая попытка тронуться заканчивается неудачей – «колодки» держат, но… Яростно взревел двигатель, и автомобиль, подпрыгнув, перемахивает препятствие. Впереди, метрах в пяти, волейбольный столб. Объехать его не составляет труда, но водитель уверен, что это очередные козни недоброжелателей, и останавливается в метре от него. Попытки раскачать и выдернуть новое препятствие заканчиваются ничем. Несколько человек подходят к машине и, объяснив, как можно проехать, заносят зад москвича в сторону. Наконец, «именинник» уезжает, и все расходятся. Валера катит домой, зная, что встретит любимая и любящая его таким, какой он есть, жена, которая побурчит только для порядка. Ещё с порога он затянет свою любимую песню о Марусе, упадёт в ноги жене, пустит скупую мужскую слезу и скажет дежурный комплимент: «Моя Надюшка лучше всех!». Пару раз ещё попробует запеть и угомонится, провалившись в крепкий наркотический сон. У Нади детей нет, поэтому Валера для неё всё. Она накроет мужа тёплым пледом и притулится рядышком с ним на кровати...

Лето в том году было жаркое. Круглые сутки палит незаходящее солнце, раскалённый до тридцати градусов воздух не остывает и в ночные часы. Часов в шесть утра раздаётся стук в мою дверь. На пороге стоит Валера, улыбающийся, выбритый и благоухающий одеколоном.
- Вставай, поехали на пляж. Посмотри, денек какой! – говорит он, по-хозяйски проходя на кухню.
- До пляжа пять минут ходьбы, да и рано ещё, - пытаюсь, не до конца проснувшись, возражать. – А машина-то твоя где?
- Вон она, голубушка, на школьном дворе стоит. Только как я туда заехал, и сам не пойму! Пойдём, вместе посмотрим, - говорит он, показывая в окно.

У Валеры гаража нет, поэтому он, особенно если «под мухой», ставит машину там, где выходит из неё. На этот раз она оказалась во дворе школы, куда никаких проходов и проездов, кроме узенькой калитки-вертушки не было. Решили идти от обратного: по еле заметным следам нашли плохо закреплённый пролёт забора. Всё стало понятно. Подъехав вчера к школе, Валера почувствовал, что он где-то около дома. Напрягаться и думать, а тем более искать его на машине он не стал – пошёл по пути наименьшего сопротивления: пролёт забора - не волейбольный столб и поддался первому же нажиму. Поставив «зверя» во двор, Валера успокоился и зашагал домой…

Ехать на пляж так рано мне не хотелось и, вызволив машину и пообещав быть там часам к девяти, я пошёл досыпать. Надо сказать, что пляж в этом селе – понятие растяжимое. И растягивается оно километров на пять чистейшего песка вдоль всего населённого пункта. На всём этом пространстве стоят лишь несколько десятков рыбацких будочек и лежат брёвна, выловленные мужиками по весне для своих нужд.

Где искать своего командира, я знал почти наверняка и спустился к реке рядом с «крепёжным» магазином. И действительно, его машина ярким пятном выделялась на белёсом песке пляжа. Валера, уже «ободрившийся», сидел на боне и ловил удочкой рыбу. Из автомобильного приёмника раздавалась тягучая восточная мелодия, а на мелководье поблескивала и охлаждалась приличная батарея бутылок «сухача». С напарником, как-никак, всегда веселее, и мы приступили…

День пролетел, как час. Ловили рыбу, загорали, полёживая на чистейшем песке, беседовали с приплывающими и уплывающими рыбаками, не забывая угощать их сухим вином, которое они пили только из уважения: «Квасок!» Угощали и они нас – своим, покрепче.

Летняя ночь на северной реке тоже полна жизни: приплывают припозднившиеся рыбаки и ягодники, снуют катера, идут большегрузные баржи. Солнце светит так же ярко, как и днём, только прозрачнее становится воздух. Уже в начале следующего дня мы прилегли в машине. Валера философствовал:
- Вот мы сейчас с тобой как дети природы. Согласен? Что человеку надо? Да ничего ему не надо! Вот ходим мы с тобой почти без ничего и ни о чём не думаем. Правильно я говорю? А ведь все болезни от нервов, да и лечебное голодание – тоже наука. Я бы всю жизнь вот так жил. А то работа, работа, ра…

Он уснул, не закончив фразы. Я последовал его примеру. Проснулись мы ближе к обеду. Желудки интенсивно выделяли сок, но побаловать их было нечем. Оставалось лишь приличное количество сухого вина. Несколько глотков притупили чувство голода, но ненадолго. И всё же…. Весь день снова был посвящён праздному шатанию по берегу, купанию, беседам с редкими отдыхающими. Ближе к вечеру неподалеку от нашей стоянки причалил катер со знакомыми геологами, как и мы, заполняющими вакуум свободного времени. Они были где-то на «нашей волне», и мы быстро нашли общий язык. Застолье вот-вот должно было разгореться с новой силой на борту катера, но мои-то силы подошли к концу. Молодой организм не мог тягаться с такими «зубрами» – хотелось только одного: лечь в прохладную постель и спать, спать, спать…

К моему удивлению, компания отпустила меня без возражения, не было даже традиционного в таких случаях вопроса: «Ты что, нас не уважаешь?!» Только Валера попросил отогнать его машину к дому: он боялся забыть её здесь, на пляже, как уже не раз забывал в самых неожиданных местах. Валера переложил свою одежду в одну из рыбацких будочек, и я уехал. Через полчаса я уже лежал под прохладной простыней. Всё тело горело от почти двухсуточного пребывания на солнце, но усталость была сильнее…

На берегу же события развивались по законам мирской суеты. Покончив со спиртным, решили покататься на катере. Катались недолго и причалили не совсем там, где стояли раньше. Геологи поплыли на свою базу, а Валера остался на берегу с целью добавить, что у него и получилось с хозяином одной из будок.

Песчаное пространство у реки всё более пустело. «Дитя природы», помыкавшись в одиночестве, решил идти домой, хотя это и было ему не по нраву. Заглянув в несколько будок и не найдя своей одежды, Валера не особенно расстроился. «При коммунизме и не так ходить будут», - решил он и направился в сторону села. Путь его проходил мимо коммунальной бани. «А почему бы ни смыть пыль веков с усталого тела?» - подумал Валера и, как к себе домой, зашёл в раздевалку, минуя окошечко кассы. На то, что он прошёл в одних плавках, никто не обратил внимания, так как было уже поздно и посетителей мало. А потом, мало ли: вышел мужик после парилки охлануть в речке и опять прибежал. Тем более, что по цвету кожи Валера мог дать фору любому заядлому парильщику.

О скором закрытии приветливого заведения напомнил Валере банщик дядя Миша, принесший клиенту чистую простыню. Валера прошёлся по шкафчикам, но смог отыскать только знакомые плавки. А так как его ещё больше разморило в жаркой парилке, и он начисто забыл о том, откуда и в чём пришёл, Валера, несмотря на долгие разъяснения дяди Миши, начал требовать  свою одежду. «По закону будете отвечать! – кричал он. – Законы мы знаем!» На шум прибежали буфетчица и банщица женского отделения. Втроём они кое-как уговорили клиента. Он успокоился, но категорически отказался надеть кем-то забытое старое трико и вышел из бани в «пляжном» виде. Было около девяти вечера, солнце хоть и низко, но светило отменно. Перед Валерой стояла дилемма: идти снова на пляж или потихоньку двигаться к родному очагу. Он выбрал второй вариант и вдоль ручья, по окраинам огородов стал пробираться к дому. Центральную улицу он перебежал, имитируя стайера – высоко поднимая колени и изо всех сил работая руками. «Маскировка» всё же не помогла: кто-то из редких прохожих, чтящих старообрядческие традиции, все-таки позвонил в милицию и сообщил, что в селе объявился маньяк, бегающий почти голым по улицам и развращающий молодёжь. Дежурный сержант долго уточнял, какая же всё-таки  фамилия у нарушителя спокойствия – «Маньяк, или Коньяк?» А затем посчитал, что до утреннего рейсового теплохода этому «зверю невиданному» все равно деваться некуда…

Валера же тем временем приближался к жилищу – где по-пластунски вдоль забора знакомых, а где и быстрыми перебежками, как учили в военном училище. Наконец добрался: вот и его двухэтажный восьмиквартирный дом! Во дворе, кроме соседки и двух ребятишек, никого. Переждать бы, да долго в крапиве не усидишь. Да и сколько она у сарая ещё прокопошится? Валера вывернул из-за угла и медленным прогулочным шагом направился к своему подъезду. Соседка не преминула спросить, откуда, мол, он такой, и, покраснев, застыдилась своего вопроса. «Да вот, к Витьке ходил, в шахматы играли», - спокойно ответил Валера, удивившись своей находчивости.

Он юркнул в подъезд и…. Жена, воспринимавшая Валеру всяким, на этот раз захлопнула перед ним дверь, едва приоткрыв её – таким он ещё не приходил!
- Убирайся туда, откуда пришел! - проскандировала она общепризнанный лозунг женщин всего мира. Если бы муж был в стельку пьян или явился с ватагой приятелей, она, немного поворчав, пустила бы его. Но сейчас Валера стоял почти трезвый от испуга и переживаний, с красными, широко открытыми глазами и…раздетый! Грабежей и разбоя в селе не было испокон веков, и хозяйка заподозрила неладное в долгом отсутствии мужа, увидев его голый торс.
-Ни в жисть ни пущу! – громко, даже с каким-то злобным присвистом прошептала она после очередной слабой попытки Валеры постучаться в дверь.

В любом другом случае Валера барабанил бы в дверь, требовал открыть, призывал соседей быть свидетелями вероломства жены, а теперь.… Теперь он стоял тихонько, мучительно размышляя о своем положении. «Двери машины наверняка заперты, не переночуешь. Можно полем добежать до аэропорта: там, в пилотской гостинице или в общежитии всегда найдутся и койка, и одежда. Можно поискать свою одежонку в будках на пляже – кому она нужна, там и лежит». В конце концов, он остановился на третьем варианте, гарантировавшем в случае успеха чистую постель и вкусную еду. О еде он, было, забыл из-за своих треволнений, а теперь понял, как голоден. Кроме двух-трёх кусочков солёной рыбы и ломтя хлеба, у него во рту двое суток ничего не было.
- Хоть покорми, - прошептал он в дверь, теряя последнюю надежду.
- Убирайся, кому сказала! – свирепо шипела в ответ жена…
- Пойду ещё поиграю, - ответил на вопросительный взгляд соседки Валера, выходя из подъезда.

Путь к речке был уже знаком. Если бы он прошёл по нему ещё раза два-три, никакой самый опытный пограничник не засёк бы Валеру. Да и сейчас мало кто видел его на обратном пути. Используя тень, подсветку солнца, складки местности, он остался почти незамеченным. На пляже - другое дело: мало ли кому из приезжих взбредёт в голову искупаться, на ночь глядя! А в будки, все подряд, заглядывает из природного любопытства. «Свою» будку он отыскал по кучке пробок от сухого вина, пройдя по берегу с километр. На радостях искупался и отправился домой, всё ещё не веря своему счастью. Правда, был момент, когда он, заметив знакомого, подсознательно ринулся  за изгородь. Но, вспомнив, что одет, быстро вышел оттуда и даже поздоровался с приятелем.

«Дитя природы» возвращался к людям, к родному очагу, к жене. Она открыла дверь, едва заметив его – одетого и улыбающегося.

Но весёлая и разгульная жизнь ещё не закончена, не подошёл ещё «час игрек». И Валеру ещё увидят идущим в полной форме на разбор полётов в восемь часов вечера, благо, солнце светит круглые сутки. Будет он и сдавать в КПЗ своего собутыльника-милиционера, выпившего больше него, и очень расстроится, когда того не примут. Да мало ли ещё что будет …

Но вот Валера, стройный и подтянутый, заходит ко мне и велит быстренько собираться.  Значит, начинается работа. Тоже, в общем-то, интересная и немного опасная. За оставшиеся шестнадцать дней месяца план экипаж выполнит. А тут у меня и отпуск начинается…

Лето в том году в средней полосе было хмурым и дождливым. Родные и знакомые неизбежно начинали разговор вопросом: «Ты где так загорел? На юге был?»
- Нет, за Полярным кругом. Мы там как дети природы живём. Только на работу в форме ходим, а так - без ничего. Зря, наверное, северные добавки получаем, - улыбался я, вспоминая своего командира…         
 
Года через два Валера оформил пенсию по выслуге, и с Надюшкой они уехали в Москву, где, говорят, усыновили ребёнка и жили счастливо. Я помогал ему загружать контейнер. Мешки с книгами и ковёр, - это всё, что увез москвич из села. Книги, особенно исторические, он читал взахлёб и покупал все приходящие в магазин. Автомобиль «Москвич», уже изрядно потрёпанный (включил таки заднюю скорость и наехал на брёвна), Валера не стал вывозить по реке на барже до железной дороги, а просто оставил за сараем, у дома…