Всё - по Фрейду?

     Не дань моде. Необходимость. Доктор, что-то творится с моей душой. Там засело беспокойство. Нет. Не точно. Не так. Что-то  выедает меня изнутри. Не русская хандра, подобная английскому сплину. Нет. Что-то, что не даёт мне видеть мир в солнце и красках. Помогите, доктор!

     Доктор влезла в душу по Фрейду. А что там было в детстве?  Кто девочку обидел? Да кто мог такую оторву обидеть! Ах, как Вы не правы, доктор! Никто. У меня было лучезарное детство. Мама, папа, ёлка под Новый год. И большая тайна: как там её нарядят без меня? Родители думали: дети спят и не знают, что в дом внесли ёлку, расправившую ветви в тепле. Ах, эти коробочки, похожие на книжки! На обложке надпись: «Сказки Пушкина». А внутри - конфета или пряник, или даже мандарин. Рыжий и новогодний. И дивные стеклянные игрушки: космонавт, кукуруза, голова негра и самовар с тоненьким стеклянным краником. Флажки с картинками. Бусы: две длинные стеклянные трубочки – две круглые  разноцветные бусины;  потом опять – трубочки,  бусины, трубочки, бусины. И пятиконечная  красная звезда. На самом верху. Озаряет наше счастливое детство.

     Но всё же: покопайтесь там, в тайниках своей памяти, может,   что-нибудь этакое было? Покопалась. Было. Я сожрала три блина. Дело было так. Меня послали за молоком к тёте Фросе. Идти  далеко - через две улицы на третью. Ждать долго. Тётя Фрося кряхтя спустилась в подпол, подняла на верхнюю ступень трёхлитровую банку с молоком. И там же торжественно её открыла, откуда-то сбоку взяла маленькую банку, в которую  сняла жирные жёлтые сливки. Вероятно, заботилась о нашем здоровье, предвосхищая веяния грядущего времени и уменьшая жирность молока. Маленькую банку спрятала  в тот же боковой тайник, большую подняла наверх, ложку со сливками облизала,  и в мой бидон перелилось «снятое», как тогда говорили, молоко.

     В этот день тётя Фрося пекла блины. И мне досталось три: для меня и двух моих сестёр. С пылу с жару блины. С маслом. Даже завёрнутые в бумагу, они были горячими и жгли, так что часто приходилось останавливаться, ставить бидон на землю и перекладывать блины в другую руку. А идти через две улицу на третью! А блины … Нет, не блины – запах! Остановившись в очередной раз, я подумала: «Один блин мой». И съела, растягивая удовольствие:  выкусила середину. Развернула. Полюбовалась через дыру на солнышко. Оборвала  края тонкой ленточкой. Съела ленточку. Вторую - покороче. И третью – маленькую. Остался кружочек с дыркой, который тут же исчез в недрах моего желудка. Через что теперь смотреть на солнышко?

     О чём думает пятилетний ребёнок с трёхлитровым бидоном в одной руке и двумя блинами в другой? Всё правильно. Угадали. Было ещё две остановки, и не осталось ни одного блина - ни для старшей сестры,  ни для средней. Осталась всего одна улица и пронзительная  по-взрослому мысль: «Что делать?»  Я была советским ребёнком. И уже в пять лет умела молчать. Так я скрывала свою страшную тайну,  как  Мальчиш-Кибальчиш. Хотя никто не допытывался о ней. Но блины жгли мою совесть. Сначала сильно. Потом не очень. Потом превратились в житейские воспоминания.

     Нет, доктор, я была счастливым ребёнком. Потому что застала полёт Юрия Гагарина в космос. И ликование. Большое. Яркое. Всенародное. И  оттиск в памяти: день был солнечным. Небо голубым. Я была в льняном пыльнике и панамке. Деревянный настил радостно стучал от каждого моего шага. И кругом было счастье. Огромное-преогромное. Такое, когда все друг друга любят и все друг другу родня. 

     Я не понимаю, как выдавливается радость из души?  Такая…  Как описать? Ну вот такая, когда стоишь в берёзовой роще, а сквозь ветки – солнце. И  всё вокруг полно шелестом листьев, стрекотанием в траве, птичьими разговорами там, в высокой вышине неба…
     Или вот ещё счастье: июль, жара, клубничная поляна. Солнце печёт. Кузнечики надрываются. Запах лета, где смешано всё: аромат вызревшей лесной клубники, горькие оттенки разомлевшей на солнце полыни и ещё что-то тонкое, неуловимое, родное… В общем, доктор, вы меня понимаете. Я с Урала. Там  красота необыкновенная. И не только в моей детской памяти, которая минует города, а бродит по лесным просёлкам, по башкирским деревням, по русским околицам…   Она и сейчас живёт во мне, эта красота. Зовёт, манит. Туда, где тысячи озёр, где горы осели и рассыпались валунами, где по горным хребтам взбираются ели.

     Может быть, доктор, ваш Фрейд не прав? Может, есть ещё светила, которые  могут объяснить беспокойство, поселившееся в моей душе?

     Ещё покопаться? Отчего нет? Вот недавнее. Как в русской сказке. Нужно трижды съездить туда, не знаю куда. Я там была, доктор. Это всего в ста восьмидесяти километрах от нашего города. Была осенью, когда россыпь золотых листьев скрывает уродство дорог. Крутишь по сторонам головой и видишь: вот речушка, взгорки, вот серебряный купол приземистой белой церкви. И –ах - как открытие: курганы! На ровном месте: один, второй, третий…  Знаю: люди здесь ещё три тысячи лет назад селились. А вот еду, кручу головой и удивляюсь.
     Потом была ещё раз: серое небо, серые тучи, дождь, срывающийся ни с того ни сего…   О! Что это за остов? Это бумажная фабрика. В девятьсот третьем году построили, в начале прошлого столетия. А отчего труба дымит? Фабрика работает. Даёт стране бумагу. А может, и не стране. Но даёт. Бумагу и работу. Как в девятьсот третьем: «В соседнем доме окна жёлты, по вечерам, по вечерам гремят задумчивые болты. Подходят люди к воротам…»

     Я и в третий раз там  была. Дня два назад. Что такое ноябрь – стоит ли объяснять природоведам! А этот ноябрь особенный. Ещё серее и дождливее. Что поделаешь – в мочевом пузыре России живём. И тогда я увидела деревню. Чёрные дома с покосившимися заборами. Кривоколенные улицы, Четырёхэтажка советского времени среди архитектурного сумбура. И гордость округи – Дом культуры. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе – мне всё равно. А тут – дети. Девчонки-красавицы пляшут и дробушки бьют. Господи! Да за что ты дал им такую красоту в  забытом тобою месте? Мордахи детские – светлые, ясные… А на первом этаже – дуют в трубы мальчишечки –  духовой оркестр репетирует. И странно всё это среди облупившихся стен. И думается: а как они дальше?

     А утром, доктор, включила телевизор. Закон об образовании обсуждается. Чтобы всё платно, а что-нибудь бесплатно. Значит им, вот этим, со светлыми рожицами и ясными глазами – что-нибудь?
 
      Что, лучше обо мне, доктор? Что там ещё в моём далёком детстве? Библиотека и моя первая книга про муравья Ферду. Эту книгу я не прочитала, но честно продержала дома неделю. А  библиотекарше соврала, что всё понравилось. И взяла ещё книгу. И продержала неделю. И снова сдала.  Важны составляющие процесса: снять книгу  с полки, посмотреть, полистать, поставить. Взять другую. Третью… Десятую. Подойти к столу. Смотреть, как записывают в формуляр. Подержать дома. И сдать. Умная библиотекарша не ловила меня на вранье. И я полюбила чтение.  Нет, доктор, моё детство было прекрасным. Там были свои тайны. Вместо музыкальной школы я убегала в кукольный театр. И свои открытия. Оказывается, если зимой попытаться лизнуть большую медную ручку школьной двери, язык примёрзнет. А счастье  в том, чтобы успеть «отдышать» язык до звонка, когда галдящая толпа ринется вон из школы. Так что это большое везение: эксперимент мой прошёл почти безболезненно.

      Что же мучает меня – в общем, нормального и даже успешного человека, доктор? Если в детстве всё было хорошо, копайтесь в юности. Вот уж нет ничего светлее и радостнее. Несмотря на первую несчастную любовь и троекратный провал в институт. Ведь было же потом счастье: ты видишь свою фамилию в списках зачисленных. А металлолом?  Сколько его собрано и сдано. Металлолом – не макулатура.  Сдача металлолома – педагогическая поэма! Вот идёт по городу трамвай «Кировец», названный в честь  дружины, сдавшей пионерский металл! А этой дружиной командуешь ты, старшая пионерская вожатая весом в сорок  девять килограмм!  Нет, доктор, моя комсомольская юность полна здорового задора и энтузиазма.
 
     И то, что было дальше – полно любви и счастья, романтики дальних дорог. Мне дорого даже воспоминание о дальневосточном таракане, который при сорокаградусном морозе бежал из одного дома в другой. И то, что в гарнизоне, где мы жили, вода в квартирах была только летом – такая ерунда. Зимой мы приносили её на четвёртый этаж и устраивали круговорот воды: выкупать ребёнка - постирать пелёнки - слить в ведро - помыть пол – оставить до нужного момента, чтобы слить в унитаз. Нет. Мне не за что обижаться на своё прошлое, доктор.

     Ответьте: что разъедает мою душу, подтачивает её изнутри? Ещё копаться? Да сколько можно! У меня нет причин обижаться на жизнь. Тогда просто поговорить? Давайте.  О чём? Что мучает? Да и сама не знаю, доктор. Это неуловимое что-то. Понять не могу, что именно: то ли злит, что к дому вечером долго по грязи идти, а тротуара нет и фонарей тоже. Приходится дорогу с машинами делить. То ли напрягают ошибки в русском языке. Сплошь и рядом. А, может, всё разом: газоны, где трава смешана с грязью, потому что опять их разрыли, чтобы трубы поменять. Путь к истоку Волги. Исток есть, а дороги нет.

    Деревни, которые вчера ещё были, а сегодня исчезли. Смерть сельской  учительницы: она трудилась, трудилась, да и не вытрудилась. Школу закрыли. Должность сократили. Пошла  она в одно место  работу просить – не дали. В другое – не дали. Поехала  домой в тряском сельском автобусе. Да в нём же и умерла. А ведь гранты для своей школы получала. Научной работой занималась. Экологическую тропу с детьми проложила. Иностранцев по ней водила. Нет учительницы. Нет тропы. Нет школы.
     А может, зря я? И всё хорошо. У меня-то точно. Да и время наше с вами, доктор, вышло. Сколько с меня за визит?

                24 ноября 2012.


Рецензии
Светло. Радостно. На Урале. "Комсомольская юность полна здорового задора и энтузиазма". "Путь к истоку". Грусть. "Деревни, которые были ещё вчера, а сегодня исчезли". Боль. Вот и прожила с Вами эту историю от начала до конца. Только другая сельская учительница, которая научной работой занималась, экологическую тропу прокладывала уехала, чтобы не умереть от этой боли за село, за школу. И свою историю я написала в своём романе, приглашаю Вас почитать. Добра, творческих успехов! С уважением, Дана.

Дана Гельдэ   11.03.2017 12:46     Заявить о нарушении
Спасибо, Дана. Прочитаю обязательно.

Ольга Неручева   11.03.2017 15:45   Заявить о нарушении