Лес

        Мне потребовалось немало времени и усилий, чтобы разжечь костёр. Спички почти закончились, бумага отсутствовала вовсе, и каждое дуновение ветра тушило едва зародившийся огонёк. Но, в конечном итоге, собрав в кучку сухие листья и укрывая их от ветра, я добился своего. Облегчение было невероятное. За последние несколько дней я испытал хоть какую-то радость: усилия принесли плоды.
Едва я успел отогреть руки, как подбежал Он и затушил ногами все мои труды вместе с надеждой отогреться.
 - Ты что, идиот!?
 - Мне холодно. – дрожащим голосом сказал я.
 - Потерпишь.
 - По-моему, я уже достаточно терпел.
 - Дело не в этом. Ты только что едва не погубил все наши старания.
 - Это ты погубил все мои старания согреться. А если я заболею?
 - Думаешь, всё просто так, да? Думаешь, мы тут в игрушки играем? В сказку, что ли, попал? - я пропустил его слова мимо ушей. - Всё очень серьёзно. Сейчас нельзя расслабляться. Я делаю это для твоего же блага. Забочусь о тебе.
 - Это нельзя, то нельзя, туда не ходи, сюда не суйся, теперь греться не разрешаешь... Может, ещё и одежду отнимешь?
 - Отниму, если того потребует твоя безопасность
 Я ухмыльнулся и посмотрел в сторону. Опять пробирал озноб.
 Нарисовав на лице лёгкую улыбку, Он присел рядом со мной. Забрал оставшиеся спички и произнёс:
 - Когда-нибудь ты скажешь мне «спасибо».
 - Скажу прямо сегодня, если увижу огонь.
 Он никак не прокомментировал мою реплику, встал и пошёл к палатке. Я остался наедине с собой и со своим холодом.

        Несколько дней назад, когда мы днём брели по лесу, мне нужно было отойти по нужде. Только я зашёл за ближайшее дерево, как наткнулся на волка. Может быть, это была волчица - не знаю. Я замер и не мог пошевелиться. Волк, в свою очередь, не двигаясь, смотрел на меня, не издавая ни звука. Я боялся сделать неверное движение - думал, зверь тут же накинется; и никаких шансов на побег, а тем более на победу в схватке, та ситуация не оставляла.
Раньше, таких, как этот, мне видеть не приходилось. Большой, даже огромный, но слегка исхудалый. Зелёные умные глаза смотрели прямо в душу. Черная, будто ухоженная шерсть, отдавала серебром. Как я не заметил его сразу во всей этой зелени?
Когда я был маленький, дедушка то и дело водил меня на охоту, не смотря на строгий бабушкин запрет. Мы уславливались ничего ей не рассказывать, и я охотно выполнял своё обещание. Дедушка издалека показывал мне волчьи стаи, рассказывал о повадках, говорил, что не любит ставить капканы, что, мол, как-то не по-людски это. В отстреле зверей из ружья он ничего дурного не видел. Говорил, после его выстрелов животные совсем не мучаются.
Иногда, кого-то убив, он показывал мне трупы, в том числе и волчьи. Мне всех было очень жалко, порой даже слёзы выступали на глаза, но дедушка говорил, что так должно быть. Так распорядилась жизнь: чтобы его пуля отыскала чьё-то сердце. Говорил, что прицеливается не он, а судьба. Потом всегда тащил добычу домой и не позволял мне помогать. Говорил, что это его ноша, и что я здесь ни при чём. Объяснял, что он берёт только необходимое для выживания: ради забавы не стреляет.
Сколько помню дедушку, он всегда хромал на правую ногу. Совсем давно, когда только мой отец появился на свет, дедушка утром отправился в лес без оружия собрать перепелиных яиц и попался в чей-то капкан. Родные не знали, куда дед конкретно пошёл, поэтому нашли его только на следующий день поздно вечером. Всё это время дедушка провёл в лесу, не в силах ничего сделать. Прополз несколько сот метров, но быстро ослаб и сдался. Ночью к нему объявились волки: полдюжины. Они пришли на запах крови, и дедушка думал, что наступает конец. Дед с ранних лет был охотником и посчитал, что таким образом звери расплачиваются с ним. Он совсем не боялся, было только жалко, что больше никогда не увидит сына.
Один из волков подошёл к дедушке совсем близко и зарычал. Дед закрыл глаза и приготовился к смерти, но та не пришла за ним. Он почувствовал на своём лице дыхание зверя, но разомкнуть веки не смел. После он потерял сознание. В конечном итоге, его, чуть живого, нашли родные. Местный старик утверждал, что в моего деда  вселился дух волка, который и не дал ему умереть. Сам дедушка никогда в это не верил. Говорил, что хищники были  просто галлюцинацией или бредовым сном. Уже когда подрос, я спрашивал, почему он не оставил охоту после этого случая. Дедушка отвечал, что не ему это решать. На вопрос: «А кому?», он всегда молчал. Бабушка шутила, что дед просто больше ничего не умеет делать, но я знал, что это не так. И был уверен, что звери были настоящие; знал, что дедушка тоже не сомневался.
Стоя один на один перед волком, я ощутил себя своим дедом. Я приготовился умереть, но глаза не закрывал. Зверь смотрел на меня целую вечность, сделал нерешительный шаг вперёд, но тут же развернулся и убежал прочь. Через мгновение появился мой спутник с ножом в руке. Он потом сказал, что волк услышал его шаги и испугался. Может и так.
 - Ну что, наполнил штаны? - мой «спаситель» рассмеялся.
 - Ты когда-нибудь ставил капканы? - не обращая внимания на подколку, спросил я.
 - Что? Капканы?.. Да, приходилось.
 - И как?
 - Что «как»?
 - Не важно...
 - Да ты, судя по всему, спятил с перепугу, дружок! - снова пошути он.
        Я без слов пошёл вслед за убежавшим волком к другому дереву.

Каждую ночь мне снился один и тот же сон.
Я видел, как шагаю по городу, в котором никогда не был. Вокруг проходили люди и улыбались, но мне почему-то становилось страшно. В конце концов, на одном из светофоров я не выдерживал и бежал. Прямо на красный свет. На меня едва не наезжал грузовик, но всё обходилось. Я бежал и бежал, не чувствуя усталости. Нужно было убраться прочь. Как можно дальше. Люди оборачивались и с тревогой смотрели мне вслед. Казалось, что все они обречены... и я обречён, если останусь с ними. Я бежал всё быстрее, улицы были похожи друг на друга как две капли воды. Но вот, наконец, я видел одноэтажный частный дом. Он так нелепо выглядел среди всех этих новостроек и супермаркетов. Но я знал, что этот дом - моя цель. Страх мешал остановиться, поэтому дверь я просто высаживал и оказывался в кромешной тьме. Хотелось выйти обратно на солнечную улицу к счастливым людям, которые совсем недавно так пугали, но дверной проём за спиной куда-то пропадал. Пропало вообще всё: пол, потолок, стены. Ничего не было, только темнота. Мои ноги стояли на тьме, глаза видели тьму и дышал я тоже ею.
Я брёл в произвольном направлении в надежде наткнуться на кого-то или что-то. Всё без толку. Я останавливался покурить, хотя этой вредной привычкой никогда не страдал. Вместо зажигалки в кармане оказалась фотография, которую я хорошо различал. На ней дедушка с беззаботным лицом держал какого-то хохочущего карапуза с вскинутыми руками. Этим ребёнком был я. Тьма вокруг переставала что-то значить.
Я плакал и молил бога, в которого не верую, вернуть меня в те дни. Чтобы слушать дедушкины истории, гулять с ним по лесу, ни о чём не волноваться. Бог не слышал, а я рыдал, закрыв лицо ладонями. Убрав руки, я обнаруживал, что стою в лесу. Лесу, который весь срубили, оставив лишь нелепые полусухие пеньки, до самого горизонта. От этого зрелища мне становилось ещё хуже, но вдруг я слышал за спиной дедушкин голос:
 - Всё не должно было так закончиться.
  Я резко  разворачивался, но никого не видел. Голос продолжал звучать за спиной, но я понимал, что дедушки рядом нет.
 - Прости меня. Я не смог помочь.
  О чём он говорит?
 - Ты не виноват! - вскрикивал я.
 - Нет, это ты не виноват...
  Потом я просыпался. Его слова заставляли меня очнуться. Я понятия не имел, что всё это значит, а сон снова возвращался в следующую ночь. И каждый раз я вскакивал, как от удара плетью. Мой спутник расспрашивал меня, но я ничего не рассказывал.
  Дедушка никогда не причинял никому вреда, не считая зверей, но то он не называл злом, да и я постепенно перестал считать это таковым. На меня он руку не поднимал тем более. Я не знал, за что дед просил прощения, ведь из нас двоих именно я всегда доставлял неприятности.
  Да, в вещие сны я не верил, но этот был какой-то особенный. Прямо как тот волк. А может, я всё придумываю, нагоняя лишнюю тоску.
  Сегодня, свернувшись из-за холода комочком в палатке, подвергавшейся яростной атаке ливня, я не желал засыпать. Не было настроения видеть уже наизусть выученные сцены. Не оставалось сил слышать дедушкин голос.
  Когда я был маленький, я часто плакал из-за ссадин или синяков, и бабушка говорила, что мужчины не должны лить слёзы. Но теперь это было нечто большее, чем царапина, эта рана никак не хотела затягиваться.
Я хотел пролежать без сна всю ночь. Ни о чём не думать: ни о прошлом, ни о странном туманном будущем, ни о мерзком настоящем, которое бежит всё быстрее, становясь прошлым. Это новое прошлое примешивает к старому гниль и боль. Скоро это разрастётся и затмит собою вообще всё. Станет темно. Совсем как в том доме.
Я обнаружил, что иду по незнакомой улице, люди вокруг улыбались, но мне было страшно, и с каждой улыбкой этот страх усиливался...

 - Сколько нам еще идти?
 - Столько, сколько потребуется.
 - А почему ТЫ вечно командуешь?!
 - Потому что ты, видимо, не способен.
 - Да у меня даже возможности не было!
 - И не будет, пока не прекратишь ныть по каждому поводу.
 Какое-то время мы шагали не разговаривая.
 - А что будет, когда у нас кончаться припасы? Что мы будем есть? - я опять нарочно начал действовать на нервы.
 - Мы же в лесу. Найдём что-нибудь. Вокруг полным полно всего, - невозмутимо ответил он.
 - И как мы будем это «всё» готовить? Огонь-то нельзя разводить. А одними ягодами не наешься.
 Мой спутник молчал. Ему было лень что-то говорить.
 - А давай я посмотрю, как мы далеко зашли?
 - Чего?! В смысле? - он остановился.
 - Залезу на высокое дерево и осмотрюсь. Думаю, это нам поможет. - внезапно я понял, что идея и правда не такая уж плохая.
 Но он был другого мнения:
 - Исключено. Тебя заметят.
 - Да кто меня там заметит? Можно подумать, все верхушки деревьев под надзором.
 - Всё равно существует риск. А ещё ты наверняка навернёшься с какой-нибудь ветки и проломишь себе башку.
- Так, хватит! Ультиматум: либо я сейчас забираюсь вот на это дерево, либо сажусь и сижу прямо здесь до тех пор, пока не позволишь мне залезть! Можешь меня вырубить, связать или ещё что. А потом потащишь на себе вместе со всем грузом. Но я думаю, будет проще, если я всё же слазаю на чёртово дерево.
        Мой спутник молчал и сверлил меня взглядом, потом, наконец, лёг на траву, подложил ладонь под голову и сказал:
 - Можешь лезть. У тебя тридцать минут. Если не успеешь, будут большие проблемы - лучше оставайся не дереве.
 Я, довольный собой, скинул рюкзак, куртку и начал забираться по стволу, хватаясь за ветки.
        Пару раз под моими ногами раздавался треск, иногда из-за обилия листвы было сложно, но я справлялся с задачей. Сказался огромный опыт детства.
Мы с двоюродным братом часто лазали вверх наперегонки. «Трассы» выбирались для каждого разные и произвольно. Соответственно и победители всегда были разные. Но никто ничего не оспаривал и срочного реванша ни требовал. Порой случались падения, к счастью с небольшой высоты и без серьёзных ушибов, но однажды мой кузен сломал руку. После этого родители строго-настрого запретили ему ходить в лес; меня он не сдал. И мы почти год не соревновались с того печального случая, даже когда рука пришла в норму. Поэтому я лазал один. Моим новым критерием была уже не скорость подъёма, теперь очень важной стала высота дерева. На некоторые верхушки я поднимался по часу, ища всё более удобный путь и заранее просчитывая маршрут спуска. Я считал обязательным забраться на каждое выбранное мною дерево. Достигнув цели, я делал наверху зарубки складным ножом, подаренным дедушкой. Иногда о своих достижениях я рассказывал кузену, стараясь снова вовлечь его в соревнования, но тому было как будто неинтересно. Однажды я пообещал ему залезть на Эверест - так мы называли самое высокое дерево в известной нам округе. Дедушка говорил, что этот дуб - древнейший в лесу. Его возраст меня не особенно волновал, а вот высота впечатляла. Да и сам подъём был чрезвычайно сложен. Десятки неудобных сухих веток, слишком широкий ствол, а ещё, если подует ветер, и ты будешь наверху, то вряд ли удержишься. Мы с кузеном специально раньше никогда не пытались покорить Эверест: ждали, пока достигнем пика своего профессионализма.
 Услышав моё обещание, кузен не подал вида, но было ясно, что он попался на крючок. С того дня он втайне от меня и своих родителей снова стал ходить в лес, забирался на верхушки и рядом с моими зарубками оставлял свои. Брат решил быть на вершине Эвереста быстрее меня. Я опередил его слишком во многом, но на величественном дубе первой станет его отметка - так он думал.
 Одним летним днём я заболел, как это ни глупо, и на целую неделю слёг с температурой. Было ужасно обидно, но роковым образом это сказалось не на моей жизни, и за это я не мог простить себя до сих пор.
Воспользовавшись ситуаций, мой кузен, наконец, решился. Три дня он ходил к Эвересту. Делал какие-то рисунки в блокноте, что-то писал, рассчитал погоду и время суток. Наконец вечером он пришёл ко мне и сказал, что завтра покорит дуб, показал, какой вырезанный знак оставит на верху.
  Я ничего не мог поделать. Рассказать об этом решении взрослым мне не хватало совести. Всю ночь я не мог заснуть. Температура поднялась ещё сильнее, и на следующий день я ждал кузена с новостями. Почему-то не было сомнений, что у него всё получится. Но брат не пришёл. Ни через день, ни через два. А потом дедушка мне сказал, что кузен погиб. Упал с большой высоты - с Эвереста. Удар о землю был смертельным.
  С тех пор я больше никогда ни лазал по деревьям, только при большой необходимости. Был уверен, что во всём виноват именно я. Своим хвастовством заставил брата рисковать жизнью. Через несколько лет я рассказал всё дедушке. Он утешал меня и говорил, что великий дуб выбрал кузена, а не меня. Я не мог понять, как дерево может кого-то выбрать и зачем вообще выбирать. Но дедушка, как обычно, ничего не объяснял. Только сказал, что теперь он всё понял. Я был очень зол на деда, но ещё больше на себя. Я так и не узнал, успел ли мой кузен перед смертью оставить зарубку...
  На верхушке мне открылся один самых прекрасных видимых мной пейзажей.
  Зелень, зелень. Повсюду сплошная зелень, уходившая в бесконечную даль. Видимо мне посчастливилось найти самое высокое дерево на этой территории. Я видел и другие: они высились, словно смотровые башни.  Раньше я не полагал, что лес такой огромный. Мы шли уже очень долго, а края всё не было видно.
Всё пережитое нахлынули вновь: про кузена, про Эверест, про всё то время. Прошло много лет, но я так и не понял, что имел в виду дедушка. Может, это было и не так важно. Погиб бы я, если б первым полез на Эверест? Погиб бы вообще кто-то из нас, если б рядом с деревней не рос лес? Не знаю. И никто не знает. Даже тот дуб. Люди порой уходят самым глупым и нелепым образом. И справедливость здесь не при чём. Все, нас окружающее, - это жизнь. Мы сами её сделали. Будущее нельзя увидеть. Можно попытаться его слегка изменить. К сожалению, не всегда получается, и не все зависит только от человека. Многие и прошлое-то не особенно видят. Одна треснувшая ветка или сильное дуновение ветра могут все испортить. И случится то, что нет нужды предсказывать, что невозможно изменить. Может, будучи ребёнком, я и совершил что-то плохое. Но я всегда буду стараться не повторить ошибок. Буду с достоинством нести свой груз.
Предстоит ещё весьма продолжительная дорога, и я не зал, готов ли к ней, но был намерен идти, во что бы то ни стало.
  Перед тем как спускаться, я достал нож, и поставил зарубку: ту, которую  оставлял мой двоюродный брат. Если на Эвересте ничего не было, то здесь точно будет.
Теперь я, как и мой дед, знал, по крайней мере, надеялся, что ни в чём не виноват. Пока слезал, я плакал, но был счастлив. Казалось, я совершил что-то важное. Всё, что накопилось, вырвалось наружу, и я очистился. Дерево очистило меня.
  На земле я ничего не сказал моему спутнику, а он ничего не спросил. В тишине мы продолжили путь.
Я шёл первым.

В данном путешествии, если "это" можно так назвать, моими спутниками, помимо Него, были воспоминания. И хорошие, и плохие, но все они заставляли меня держаться.
Дедушка часто говорил: «Помни, кто ты есть, потому что другие забудут и всё перепутают». Но сейчас я уже не знал, кто я такой. А вот дед нашёл бы что сказать. У него всегда был ответ, хоть и туманный. Его загадки в детстве добавляли шарма. Сегодня я не знаю, как к этому относиться.
Когда мне было четырнадцать, нездоровый интерес вдруг вызвала тема смерти. Наверное, стал взрослеть и бояться серьёзных вещей, а может гибель двоюродного брата так повлияла. Неважно; в любом случае моим первым советчиком всегда был дед.
 - Смерть, - говорил он, - это то, что находится очень близко. Так близко, что можешь дотянуться. Ты же, наоборот, должен не дать ЕЙ дотянуться до тебя.
 - Но ведь все когда-то умрут, нельзя вечно от неё бегать.
 - Бегают от чего-то только трусы, ну, или глупцы; если ты сам создал себе проблемы буквально из ничего и потом бежишь от них, ты не трус, но глупец. Нужно смотреть смерти прямо в глаза, только расстояние соблюдай, - дедушка улыбнулся. - И ни в коем случае не поворачивайся спиной. Подойдёшь слишком близко - конец, побежишь - догонит. Отвернёшься и перестанешь обращать внимание... тут и говорить нечего.
 - Почему тогда люди умирают? - я задавал до ужаса глупые вопросы, но ведь все их когда-то задают.
 - Про первую причину я уже сказал: не следуют правилам. Однако если человек всё соблюдает, то уходит просто потому, что уже сделал все, что от него требовалось или не сделал вообще ничего. Больше ни те, ни другие в этом мире не нужны.
 - А ты всё сделал? – спросил я и сразу испугался.
 - Думаю, недостаточно.
 - Почему люди не бессмертие? – талант задавать много вопросов остался со мной и по сей день.
 - Представляешь, какими ленивыми они были бы в этом случае?
 - Я бы не был.
 - Это уж точно! - дедушка рассмеялся
Все эти правила и условия казались такими простыми. Но я никогда не задумывался, выполняю ли я их. Как и у всех, у меня были неверные решения... много. Постепенно они привели туда, где я есть сейчас.
Вторых шансов не даётся никому. Оступился и былого не вернуть. Так и не заметишь, как повернулся спиной.
Прямо передо мной шагал мой спутник и вёл меня в какие-то дебри, по которым мы блуждали уже итак слишком долго. У него в рюкзаке было кое-что важное. Что-то, что поможет понять, всё ли я сделал. Он повернулся ко мне спиной, Он не знал правил моего деда.
Я замедлил шаг, дав Ему оторваться, потом разбежался и со всей силы влетел в него сзади, сбив с ног. Он, упав, обо что-то ударился головой и негромко вскрикнул. Я быстро снял с него рюкзак и всё вытряхнул на землю. Я разгребал кучу важных вещей, которые сейчас для меня были просто мусором, чтобы найти то, что нужно.
Вот он: револьвер. Чтобы это добро не вышло из строя из-за влаги или ещё чего, он хранился в крепком, водонепроницаемом чёрном футляре, вместе с шестью патронами. За всё время огнестрельное оружие нам не понадобилось. Но теперь оно сгодится.
Я заметил, что Он уже пришёл в себя и встал. Всё лицо было в крови, тёкшей из рассечённого лба. В глазах читались страх и злость. Он собирался мне помешать.
Я схватил пистолет, зарядил один патрон и побежал, что есть мочи, скинув по дороге свою поклажу на спине. Мой преследователь не отставал. Я знал, что долго не выдержу, потому что был очень уставший и голодный. Нужно было срочно что-то делать. И я сделал: резко остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и приставил ствол к виску. Мой спутник замер в пяти метрах от меня и протянул руки в остерегающем жесте. Кровь всё текла и  капала с его подбородка. Я едва стоял на ногах из-за сильной одышки.
Одного патрона для моей задумки хватит.
 - Три шага назад.
 - Ни делай глупостей.
 - Сделай три сраных шага назад!!! - заорал я.
Он подчинился. Я тоже отступил и, крутанув барабан, снова поднёс пистолет к голове, возведя курок.
 - Мы выберемся, вот увидишь.
Я молчал. Он опустил руки, затем протёр окровавленное лицо рукавом.
Пусть смерть сама решит, всё ли я сделал, нужен ли здесь ещё. Дедушка бы сказал, что я глупец и что подошёл слишком близко. Главное сейчас, что Он - мой спутник и преследователь - был в данный момент достаточно далеко.
 - Послушай... - начал он.
 - Заткнись! Хватит с меня.
Я взвёл курок.
 - Прости меня. Я не смог помочь.
Я уже слышал эти слова. На глазах навернулись слёзы. Но Он не должен их видеть, нет.
 - Ты не виноват! - ответил я.
 - Нет, это ты не виноват...
Я надавил на спусковой крючок…
Но не выстрелил.
Разве этому учил меня дед? Разве к этому я шел все время? К росписи в капитуляции перед самим собой, к полному поражению?
Да плевать где там в барабане этот патрон. Я отвел пистолет и уронил его на землю. Никому не буду помогать в собственной смерти, себе тоже. Может, целится судьба, но стреляю я. Не сегодня. Не так.
Я вернулся к месту, где отнял у Него рюкзак и стал укладывать все вещи обратно.
Мой спутник подошел через пару минут. Какое-то время молча смотрел, приложив кусок ткани ко лбу. Наконец, произнес:
 - Давай костер разведём.
 - Нас заметят. – удивился я.
 - Может, и нет. Мы уже неделю почти не оставляем следов... К тому же, тебя не так легко убить. Ты даже сам не смог.
По его лицу было неясно, пошутил Он или нет, но агрессивного настроя я не ощущал.
 - Знаешь что? Сам собирай свой рюкзак. А я дров лучше поищу. – и демонстративно повернулся к нему спиной.