раскажи бродяга

ЭХ, РАССКАЖИ,  РАССКАЖИ БРОДЯГА, ЧЕЙ ТЫ РОДОМ, ОТКУДА ТЫ?

 При крепостном праве дороги чаще свободными от люда были. Иными они стали с отменой «крепости». Люду на них стало много. Заполняли их ищущие лучшей жизни, бредущие по дорогам босиком. Без копейки денег в кармане, с котомкой за плечами или без нее колесили по России они, то, подрабатывая по пути, то, занимаясь воровством. Опасались их люди степенные, оседлые, называя всех, без разбора, «босяками».
Волей бредили в России
Потому, что воли нет.
У царя ее просили
Несказанно, много лет.

В ход пускали косы, вилы,
И дома, усадьбы жгли,
Их плетьми нещадно били,
Шеи гнули до земли.

Наконец свободу дали -
Без земли и без гроша,-
И опять дома пылали,
Слишком воля хороша!

Бродят люди по России,
Воля есть, а счастья нет!
Подаяния просили
Создавая много бед.
Советская власть, как ее сейчас не охаивают, с бро-дяжничеством таки расправилась. Не стало его. Ну, а сча-стье, где оно?  Крестьянское счастье так и не откликну-лось. Из села да в город перебраться стало делом затруд-нительным. Путь был перекрыт паспортной системой. Паспорта в селе не имеют, а без паспорта жить в городе не дадут!
Отбунтовалося село -
С помещиком за землю билось!
Свободы солнце не взошло,
И счастье ждали…  не явилось.

Все общим стало на селе:
и труд, и поле,
Всю жизнь копаются в земле,
Но нет, как прежде, воли!
Убили советскую власть, используя  тягу народную к воле те, кто клялся в верности народу, кого называли «Ум, Честь и Совесть эпохи». И снова бродяг и бездомных стало много, значительно больше, чем их было при царе-батюшке. Нет, они не бродят по земле в поисках счастья, отлично понимая, что его нигде не найти. Роются в отбро-сах, ютятся, где придется, поскольку крыши над головой у них нет. И зовут их теперь «бомжами»
Летом хорошо еще, тепло
И асфальт приятно тело греет.
Только время лета истекло,
И листва желтеет, пламенеет.

Поутру холодная роса,
Да и камень стал совсем холодным.
Шлет теперь проклятья небесам,
Когда день окажется голодным.

А зимой оставит пальцы рук
Да и ног для дедушки мороза.
А без них неисчислимо мук.
Это – не поэзия, а проза!
Вопрос заголовка этого кусочка творения моего представлял начало цыганского романса. И ответ на него можно с уверенностью сказать сохранился в неизменности своей:
«Эх, да я – не помню!  Эх, да я – не знаю!