Дорогое приобретение


...и Бог воззовет прошедшее

1
Как всегда на Троицу, я приехала в родной город, чтобы побывать на кладбище и привести в порядок родительские могилы.
День был знойный. Наработавшись, как говаривала мама, в уматинушку, выдирая из земли поднявшуюся в человеческий рост траву, на обратной дороге я решила зайти к дальней родственнице, жившей неподалёку.
Увидав меня и обрадовавшись, она бросилась накрывать стол:
– Что ж ты не позвонила, я бы приготовилась! Ну, ничего, есть у меня в запасе и бутылочка доброго вина, и закусить чем найду. Сама-то я уж не пью – годы, здоровье никакое, а тебе можно, ты ещё молодая.
Пока я умывалась, расторопная хозяйка выудила из шкафчика бутылочку «Мерло», поставила на стол тарелку с ломтиками холодной свинины и блюдце с нарезанным хлебом. Достала из буфета хрустальный фужер и, немного поколебавшись, второй.
– Пожалуй, плесну и себе грамульку, помяну твою маму, уж больно я её уважала: такая весёлая была и бесхитростная!
Душевно расположившись за столом, мы выпили по «грамульке», съели по ломтику мяса, после чего сродница долго и подробно расспрашивала меня о моей семье. Потом я вызнавала у неё обо всех родственниках, с которыми не виделась уже много лет. Перебрав всех живых, снова стали вспоминать тех, кого уже нет.
– А кто из нашей родни жил в землянке? – невзначай спросила я.
– Никто, – не задумываясь, ответила свойственница.
– Как никто? Я помню ту землянку. Правда, как-то странно помню: как будто видела её во сне. В ней был земляной пол и глинобитная, небелёная печка. Да! Ещё окошечко было, такое крошечное, мутное, непрозрачное...
Родственница с удивлением посмотрела на меня:
– Да, верно! Вспомнила: моя бабушка, а твоя прабабушка, жила в землянке. Но ты-то не можешь этого помнить! Тебе всего три месяца было!
Настал мой черёд удивиться:
– Как три?.. Но я знаю и что было дальше! Потом у прабабушки был деревянный дом. Маленький такой домик, из одной комнатёнки. Помню, посадит она меня на печку, чтоб не мешала, а сама полы моет...
И опять родственница поражается, глядя с любопытством:
– Точно! Жила бабушка в доме на улице Крылова. Твоя мама после декрета вышла на работу, а за тобой догляд ещё нужен был, вот тебя и оставляли у бабули на день. Только не понимаю, как ты можешь это помнить? Тебе и года тогда не было! Хотя... ты была особенной девочкой: в три годика уже читала, папка твой тебя научил. В пять лет «Конька-горбунка» и «Царя Салтана» назубок знала. А ещё любила сочинять всякие небылицы. Выдумала как-то, что видела в детсаду бабу Ягу и Кощея, да так правдоподобно расписывала! Умора!
– Умора? Мне совсем не смешно было... – передёрнула я плечами, вспомнив уродцев, которые напугали меня в детстве. – Они были отвратительные!
– Ты хочешь сказать, что это была правда?! – с недоверцей прищурилась собеседница.
– Я их запомнила на всю жизнь! Воспитательница Нелли Петровна, очень строгая, даже злая, которую мы все в группе боялись, велела принести мне из кладовки веник. Я бросилась выполнять поручение, выбежала в коридор и только хотела открыть стеклянную дверь кладовки, как в ужасе застыла. За дверью стояли два существа – маленькая старушенция в тёмном платье и в красной косынке, завязанной наперёд концами, с огромными, как блюдца, жёлтыми без зрачков глазами; и второй... высокий и тощий, с голым черепом и носом, похожим на крючок... Бр-р-р! – брезгливо поморщилась я, так и увидев ту ужасную парочку.
– Бедная девочка... А мы тебе не поверили. Вот же не зря говорят: «Невидальщина – не небывальщина», – запоздало посочувствовала сродница и, подумав, добавила: – Да... ты была очень странная...
– Почему – странная? – улыбнулась я, отстраняясь от кошмарных воспоминаний.
– Ну... не знаю, стоит ли говорить... Лунатиком ты с рождения была. Мамка твоя, хоть и верующая была, в церковь ходила, но так жалко ей тебя было, что взяла грех на душу. По каким только бабкам тебя не волочила! Вообще хватило родителям с тобой. Здоровьишко твоё ненадёжное было, как весенний лёд: чуть хлебнёшь холодной воды – заболела, чуть сквозняк – воспаление, вечно всё к тебе цеплялось. И, кроме того: то испугаешься чего – задыхаться начнёшь, а то раз под машину чуть не попала. Ты, наверное, этого не помнишь, крохой совсем была...
– Почему же… Помню... – помолчав, ответила.
И снова воспоминания перенесли меня в раннее детство. Привиделся грузовик-полуторка с деревянным кузовом, на котором работал отец и каждое утро отвозил меня в сад, а в конце рабочего дня забирал домой. Тот морозный вечер был не исключением.
Папа надел на меня белую цигейковую шубку до пят, а сверху обвязал платком. Пошутив, что я стала похожа на луноход, взял меня на руки и понёс к машине. Усадив на сиденье, захлопнул за мной дверь, а сам, обежав кабину, сел за руль. Было уже темно, фонари на улице не горели, фары грузовика еле светили, и дороги почти не было видно. Машина ехала неровно, её то и дело заносило. Папа, следя за дорогой, прильнул к лобовому стеклу, а я тихонько сидела рядом, держась за дверную ручку. Вдруг машину тряхнуло, и не успела я испугаться, как выпала через открывшуюся дверь на проезжую часть. Мягко приземлившись на снег, не в силах самостоятельно подняться, я осталась лежать на дороге, ожидая папу. Вдруг в глаза мне ударил яркий свет, и я зажмурилась. В это время что-то прогрохотало надо мной, залепив лицо снежными комьями. Сразу после этого прибежал папа...
Когда мы с ним целые и невредимые ввалились в дом, и он скинул шапку, мама вскрикнула:
– Лёнька! Что с тобой?
И было чему испугаться: папа стал седым!
Три дня он не разговаривал. Когда мама подступала с вопросами, он начинал... плакать.
Только через несколько дней, придя в себя от потрясения, он рассказал, что произошло.
Хватившись, что меня нет в кабине, а дверь открыта, он съехал на обочину, выскочил из машины и бросился бежать по дороге. Меня он нашёл не сразу: белую шубу на белом снегу в темноте рассмотреть было трудно. И тут... о, ужас! – он увидел летящий навстречу МАЗ, и в ярком свете его фар – меня, лежащую на дороге... Сколько было сил, папа рванул ко мне, но было поздно: громада на колёсах промчалась надо мной, засыпав меня снегом...
– Просто чудо, что я осталась жива, – тихо сказала я после того, как перед моими глазами пронеслось это ужасное воспоминание. – Папа подхватил меня, похожую на снеговика, и чуть не раздавил, прижав к себе…
Собеседница поёжилась, как от холода:
– Да, страшно подумать, что перенёс твой отец, – сочувственно покачала она головой. – Хороший он был. Так тебя любил! Давай его помянем. Царство ему небесное.
Перекрестившись, мы задумчиво замолчали.
– А вот интересно, зачем людям память? Всю жизнь человек что-то учит, запоминает... Для чего? – первой нарушила тишину сродница.
– А для чего человек вообще живёт? – ответила я вопросом на вопрос. – Для вечности. Всё для вечности. И память для того и дана, чтобы за каждую минуту жизни своей отчитаться перед Отцом Небесным.
Родственница заинтересованно посмотрела на меня:
– А если я не помню, что было давным-давно?
Я понимающе кивнула:
– Это ты сейчас не помнишь, а когда на Страшном Суде Бог воззовёт прошедшее, и распахнут ангелы Книгу жизни, а в ней каждый шаг твой записан – всё вспомнишь. Я сама на горьком опыте убедилась, что из памяти ничего не пропадает, и что можно восстановить, казалось бы, навек забытое.
– А что произошло? – вновь оживилась собеседница.
– Не люблю, правда, об этом вспоминать, – поморщилась я. – Но ладно, расскажу, если тебе интересно.
Случилось это, когда мы с однокурсниками праздновали окончание института: пили вино, пели под гитару, танцевали. В помещении было душно, накурено, и я решила выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, но только открыла дверь, как кто-то по глупой шутке сильно толкнул её ногой.
От удара дверью по голове я потеряла сознание. Вокруг меня, рухнувшей на пол, собрались вчерашние студенты. Они трясли меня за руки, обмахивали полотенцем, брызгали водой на лицо…
Невозможно описать то состояние, которое я испытала, очнувшись. Я смотрела на людей, окружавших меня, и… никого не узнавала.
– Тебе плохо? Может, скорую вызвать? – посыпались вопросы.
«Что случилось?» – думала я, пытаясь вспомнить... своё имя!
Меня охватила паника. Мне показалось, что я умерла...
...Даже не хочется вспоминать, что было потом... Память вернулась, но не сразу и всего лишь малая её часть. Часто я попадала в нелепые ситуации, когда не могла вспомнить элементарных вещей из прошлого и забывала многое из настоящего, происходящего сейчас, в данную минуту, не успев запомнить...
Была, однако, и положительная сторона в этой моей забывчивости: из памяти стёрлись не только цифры, даты, события, но и все обиды. Я стала легко сходиться с людьми и, самое главное, у меня исчезли недруги!
А потом заболела мама... Это было так неожиданно... Всё возможное я делала для того, чтобы её спасти, но болезнь не отступала, и, отчаявшись, я обратилась за помощью к Богу. Я без конца повторяла молитвы, и они ложились на душу так легко, что в короткий срок я выучила их несколько десятков. Это и было тем лекарством, которое так ждала моя изболевшаяся душа...
Память пробудилась. Конечно, сейчас я не прочитаю наизусть «Царя Салтана», но главное не это. Главное – я научилась хранить состояние непамятозлобия – и это самое дорогое из всех моих приобретений...

Апрель 2013 г.





Рецензии