Наследие фашизма

В конце зарубежной командировки на оставшиеся деньги купил я три газовых баллончика на случай, если рукам отдохнуть надо будет по тому смутному времени. 

Был у нас домик в деревне почти у третьей области, форменно как за тридевять земель. На ближе не заработали.  Деревенька тихая, народу мало и  люди хорошие.  Добирались  туда, когда на машине, когда на перекладных электричках, да поездах,  а от станции верст пять пешком. Эту дорогу в ненастье на машине не преодолеешь, да и на тракторе  с приключениями.

Путь от дома до дома не близкий. Народ по дороге разный  и опасный тоже, но как-то все обходилось.
Но  баллончики свои я всё же потратил.


Первый баллончик

Как–то с весны объявился у меня приблудный пёс. Не дикий, а был под хозяином, знал собачью науку, зря куда не лез, имел воспитание. Прожил у меня какое-то время. А тут засобирался я домой не надолго. Оставил псу еды, запер дом, закинул рюкзак за спину и к станции. Пес за мной. Шугал я его, шугал -  бесполезно.

Преодолели мы спокойно полпути. Идем, недалече стадо пасется.
Там-то она опасность и таилась.
Мой пёс шел впереди, а тут навострил уши и поджал хвост. Вдруг вижу летит на него из-за бугра свора собак. Эта свора встрепенула быка и бык галопом от собак,  да в мою сторону. Быками-то я в жизни тренированный, крутили мы в детстве и юности, из озорства,  хвосты быкам - производителям.  Но все одно, боязно.
Прежняя наука по быкам промелькнула в сознании, пока скидывал рюкзак. Изготовился  к встрече, вспомнил и о своей химической защите.
Вот он супротивник, набегает. Вроде, как и мимо, но бес со страхом уже в руку засели и управляют ею. Прыснул я химии быку в нос, да попал точно, как бежал он галопом-боком, так и пошел по кругу, мычит, что орет - трубно. Выходит опять на меня, я ему снова в пасть. Тут он припал на передок и мордой траву скребет. Я к собакам, испрыскал остаток, собакам не понравилось, разбежались. Освободил этим своего пса, но ему тоже химии досталось. Вернулся к рюкзаку и быку.

Это рассказывать, писать да сочинять долго, а все быстро.

Пробрало и меня: глаза -  жмурки, слезы льются, в носу и горле свербит. А тут пастух верховой подлетает.
- С тобой что? Что слезами омочился? Аль бык ударил? – беспокоится.
А лошадь его от меня морду воротит, чует неладное.
- Да вроде ничего, Сопли у быка едучие.
- А ты его чем?
- Да кулаком, вот боюсь, не сильно ли.
 - А, сейчас проверим, -  и хрясть быка по откляченному заду  кнутом.
Тот подпрыгнул и пошел, довольно резво, крутя мордой со стороны на сторону.
- Кулаком?... Ну,.. ты силен!...
- Ну, пока - говорю, а то к электричке не успею.
- Ну давай, сейчас я собак разгоню.
Какое там. Собаки от меня шарахаются и остервенело лают издаля.

Дошел до первой колонки и тщательно обмылся. Но так и жмурился и покашливал всю первую электричку, пока на станции не умылся снова.

Как-то после, принимаю с утра водные процедуры голый по пояс, а сосед облокотился на штакетник и смотрит, не уходит.
- Вот гляжу я на тебя, вроде и не шибко фигуристый, а быка завалил. Надо же!

Так и прослыл я на деревне и в окрестностях Геркулесом, Ильей Муромцем.


Второй баллончик

Копаюсь в огороде. Слышу по деревне трактор туда прошел, обратно вернулся. Тут и соседка.
- Что-то, - спрашиваю, - трактор разъездился?
- Да, на ферме мужики квёлого телка разделали, да дачнику в Соколовке запузырили,  теперь,  поди,  упьются.
И точна была предсказательница. Прибегает снова.
- Там, у тебя на задах Колю бьют. И куда-то бабы подевались, разнять некому. Ты бы сходил, а я пока баб кликну.
- Сколько их?
- Да пять человек.

Серьезное дело, прихватил баллончик, хотя слышал, что против пьяных не идет.
Подбегаю, смотрю мужики озверели. Видать сильное было противоречие, что ногами лежачего бьют.
Слова никак не действуют. Растолкал я их,  как мог деликатнее.  Сильно-то уродовать нельзя. На них ферма и скотина живая, других-то работников  нет. Потом тракторист может потребоваться целый, а парень здоровый, косая сажень в плечах.

Только над Колей нагнулся, получил пинка в зад, аж в ухе зазвенело. Похоже, миром не кончится. Ну, смотрите, гады, сами напросились. Прошелся я японским танцем между ними, прыскаю незаметно. Немецкая химия против нашей водки, сработает ли?

Наконец-то смотрю кулаки к глазам потянуло, да и прикашливают. Ну, думаю, сейчас проберет, не до меня будет. И правда, так-то мужики на ногах держались поскольку в раж вошли, а тут поспотыкались все в траву.

Тракторист  же вдруг падает на колени:
- Дяденька не убивай,  дяденька не убивай. Я ничего не делал, я разнимал.
Ладно, одной заботой меньше. Да как потом понял, одной заботой меньше, так другой добавилось.

Перевернули  Колю со стонами с бока на спину. Лицо в крови, губа разбита, челюсть повреждена, глаз синяком заплыл. Беспокоила меня грудь, ребра. Вскрикивает, но откровенных переломов вроде нет. Руки и ноги побиты. Сам не идет. Довезти до медпункта попробуем. Медпомощи  здесь и в вёдро не дождешься, помрешь, а тут после хороших дождей.
Ну и звери, черт побери, когда упьются.

Переложили потерпевшего на его плащ, тут женщины подоспели, погрузили в трактор.
Доехали до центральной усадьбы, фельдшерицу пришлось искать по всем огородам, страда. Вызвала скорую из района. Помог ей по первой помощи. А два ребра, похоже треснули. Опасен был переезд на тракторе, но обошлось.

Возвращаюсь назад пешком, по дороге идти тяжело, земля ещё не провяла, а трава кругом не кошенная - не лучше.
Дошел, заглянул к соседу. Тут уж  женщины сердобольные позаботились.  Посапывают  голубчики тихие на крылечке. Под головы ступеньки будто подложили, навоевались.

Только я в огород, глядь по нашей грязи газон милицейский мотором завывает и ко мне, аж трое и один с автоматом.
- Вы здесь дачник? Ваши документы!
- Что так сразу и круто, товарищи народная милиция?
- Нам сообщили, что Вы тут людей поубивали.
- Ну, дает тракторист, пьяному померещилось, а вы и горазды.
Значит так. Трупы под девичьим виноградом, там на крылечке уложены, отдыхают в тенёчке.
Я увидел пострадавшего, оказал первую помощь, организовал доставку в медпункт. Здесь есть, что-нибудь противозаконное? 
А как человек пострадал, не мое дело. Пройдитесь по дворам, вам бабки все доложат. Разбирайтесь со своими сами, а я здесь дачник.“

Спасибо, не заарестовали. Обратился к огороду. Местные исподволь все по огороду делают, а дачнику надо то же самое сделать за день, два.
Какая ж после всей суматохи  работа. Так и сорвался у меня  рабочий день.

Газ тот немецкий качественен и силен, технология фашистами на людях отрабатывалась. Задел тот военный до сих пор немцам прибыль приносит, несмотря на черное прошлое.
Мы же вместо дела сами с собой воюем, сами себе и своим вредим как в пьянстве, так и, часто не сознавая того, в трезвости. Ибо какой пьяный в буйстве, такой он и трезвый в тихости своей.


Третий баллончик

Ну а третий баллончик все сроки теперь вылежал, а я его храню, как память о той командировке и нашей жизни в деревне.

Времени и не так много прошло, а фермы той уже нет, да и деревня на нет сошла. Заросли земли пахотные, с которых народ русский веками кормился, сначала бурьяном, а затем подлеском. И на что надеемся? Видать духом святым сыты будем.  А жители и дачники, кто помер, кого дети забрали, а кто и сам съехал из-за запустения окрестностей и иных невозможностей  проживания.

Жили ведь люди на этих землях и при царе, и при атеистах-коммунистах. Во времена гонений на церковь и иконы в домах были, да не дешевенькие бумажные по крутым ценам, как теперь, а дорогие, маслом писанные, по цене доступной народу.
Гражданскую войну деревня пережила и отстроилась, фашистскую оккупацию пережила и опять отстроилась, а вот возрождение демократии и духовности церковной оказались для неё погибельными. И не восстановишь теперь, без народа-то

Церкви строим, а земля пустеет и это-то отдельных людей, русских бы вроде, радует. Напоить бы их до буйства, тогда и прознали бы мы, кто они в трезвой тихости своей.
Возрождение Церкви это одно, а духовное возрождение народа это, несколько иное.  И  судить о том по возрастанию доходов Церкви могут только те,  у которых вместо сердца и души калькуляторы вставлены.