Двухсерийный клип-роман с погружением в ноосферу

 
ПЕРВАЯ СЕРИЯ
Он был советником Президента и доверенным его лицом. Они были довольно близки. Но все-таки это была не его страна, и Президент был не его. Хотя уже почти не было никаких оснований считать, что та далекая Земля и те бесконечно давнишние отношения его с некогда очень близкими людьми оставались по-прежнему его Землей и его людьми. Но Родиной-то она все же оставалась, какой бы далекой и лишенной  с ним непосредственных  связей ни была. И родные и близкие люди его на этой Земле, наверное, были еще живы, а если и умерли, то все равно лежали в ней, в той самой его родной земле, и какой бы там режим не установился, все равно она оставалась его Родиной, потому что там покоился прах его родителей и всех его немыслимо далеких предков.

И потому, когда он почувствовал и узнал, что здесь готовится против его Родины что-то нехорошее, он тотчас понял, что у него нет иного выхода, как служить ей. То есть передать туда все, что он знал об этих неверных планах. То есть стать, попросту говоря, шпионом. И без всякой тени сомнений и угрызений совести он им стал. Хотя Родина его об этом не просила, ничего ему не поручала, не требовала и не обещала никаких вознаграждений и наград. Более того, он готов был даже организовать покушение на Президента этой страны, доверенным лицом и советником которого он был. Вот такая мораль и такая коллизия! Отношения со страной, приютившей и даже вознесшей на приличные высоты, принципиально изменились, и мораль вынужденно расслоилась, став двойной – ведь надо было сохранять хорошую мину при однозначно плохой игре.

И все это было, конечно, плохо. Лучше бы Президент и его приспешники не затевали никаких козней против покинутой когда-то им страны. Но они сами сделали свой выбор и тем самым определили и его выбор, в котором он теперь не был волен. Родина не просила, но эти далеко уже теперь не новые его друзья и сограждане фактически мобилизовали его в чужую им армию для войны против  себя. Так он стал шпионом. Слово, конечно, противное, как, впрочем, и сама ситуация, но – воленс-ноленс!

Он знал, что сегодня Президент, обманывая осточертевшую ему охрану, и в нарушение всех правил возьмет с собой  секретные документы на прогулку, затеянную втайне от всех и доверившись только ему и нескольким своим сподвижникам. Это был тот случай, который он не мог пропустить. Судьба секретных планов агрессии против его Родины была решена, но судьба самого Президента все-таки вызывала у него колебания. Убийство - это так грубо, вульгарно и жестоко! Оставшееся до события время он посвятил размышлениям, перемешанным с душевными терзаниями и попытками переступить через впитанную с материнской кровью и молоком заповедью: «не убий».

Имеет ли он право осуществить правосудие, если даже эта акция действительно таковой является? И правомерно ли применение к верховным властителям норм общечеловеческой морали? Разве сами они в своих властительных акциях не выходят за ее пределы? И вообще, не находятся ли они вне ее постоянно по своей изуверской  логике, якобы соответствующей высшим стратегическим целям? Даже исключив древних тиранов и средневековых вершителей человеческих судеб, можно ли современных президентов, канцлеров, премьеров и генеральных секретарей отнести к нормальным  людям, исповедующим нормальную человеческую мораль?! Стоит ли далеко ходить за примерами? Что, например,  представляет собой вот этот сексуальный шалун, обрушивший на головы мирных, ни в чем не повинных людей Югославии смертоносные бомбы! Или другой из этой же компании по заведомо лживым  мотивам затеявший губительный кошмар в Ираке, стоивший тысячам и тысячам мужчин, женщин и детей Богом данных им жизней! Или этот новоявленный лидер оголтелых албанских националистов, основывающий свою кровавую карьеру на убийстве и продаже внутренних органов несчастных сербов, их жен и детей! Или этот маразматический алкоголик, ежегодно губивший около миллиона граждан свей страны своими изуверскими реформами!

 Все эти монстры одеты в приличные человеческие одежды, у них самих есть жены и дети, и даже были, а может и есть, вероятно, вполне приличные родители, они читают приличные книги и наслаждаются искусством, но что в них человеческого, кроме всей этой внешней атрибутики? И другие президенты, канцлеры и премьеры пожимают им руки, называют их друзьями, награждают человеческими эпитетами, сидят с ними за одним столом и предаются «высоким» беседам. Значит, они сами такие же, хоть некоторые из них еще не убили сотни, тысячи или миллионы нормальных людей с человеческой моралью. Неужто, они тоже готовы совершить кровавые злодеяния под прикрытием самых гуманных, самых демократических целей и идеалов?

На встречу с Президентом он пошел,  так и не приняв окончательного решения. Из ослепительно белой и роскошной резиденции, стоящей на высоком холме,  потайной дверью они вышли в парк..  По пустынной дорожке среди вековых деревьев и в обрамлении цветущих яркими праздничными цветами кустарников спустились к пруду, где Президент, усевшись в шезлонг, принялся изучать документы.

Советник усыпил его и снял копию с бумаг. Глядя на темя  спящего Президента, он с содроганием вспомнил и представил сцену справедливой расправы с мерзавцем  Троцким. Ему стало дурно, и он понял, что совершить свое правосудие он не в состоянии не только на этой встрече. А как же его жена, дети, подумал он. И вообще, на дворе ведь уже третье тысячелетие! Сколько можно решать проблемы таким чудовищным способом. Они ведь так ни к какому достойному результату так и не привели нас.

На следующий день после этого, когда обнаружился факт выноса из резиденции секретных документов, поступок Президента вызвал огромный общественный скандал, в результате которого последовал импичмент. Советник Президента расценил это как вмешательство высших сил, таким образом ответивших ему на его мольбу помочь  решить эту проблему без крови.

ВТОРАЯ СЕРИЯ
Он видит себя вернувшимся на свою Родину. В этом доме, стоящем посередине огромного пустынного и заснеженного поля, он едва узнал свой родной дом. Впрочем, скорее не узнал, а просто догадался, настолько мало он походил на то, что оставалось у него в памяти. Просто внутренний голос тихо прошептал ему, что это его дом и что потому следует относиться к  нему со священным уважением, и нисколько не показывать своего разочарования.

Дом был немал, но очень ветх и запущен. А свое отношение к нему или чему бы то ни было, собственно говоря, и показывать-то было некому. Вокруг было пусто.  Лишь где-то обок мелькнула какая-то серая личность, по-видимому, относящаяся к кому-то из его прежних знакомых. Так – что-то отдаленное и невнятное. Но личность, безрадостно мелькнув, все же успела  промолвить что-то скорее укоризненное, чем приветливое, и в том духе, что ты, мол, слишком долго отсутствовал, наслаждаясь где-то красивой жизнью, а у нас тут всякое бывало.

При этом стертая личность без всякой благодарности и с абсолютной индифферентностью   приняла от него пакет с очередной секретной информацией из той «красивой» жизни и, похоже, навсегда исчезла. И он остался один, разглядывая пустые стены, пыльные в трещинах и сколах стекла голых окон, паутину сумеречных углов и осыпавшуюся штукатурку на холодной печи. Он вышел из дома в серый морозный день на белый снег, не запятнанный ничьими  следами. Далеко, далеко, почти на линии горизонта виднелись спичечные палочки телеграфных  столбов, вдоль которых по невидимой дороге проносились редкие игрушечные автомашины, запомнившиеся ему из убогого игрушечного мира его аскетического детства. Низкий облачный покров придавливал землю и всю нерадостность ее пустынности. Лишь вблизи из-под снега кое-где высовывались желтоватые пучки обглоданных трав, трепещущих тонкими стебельками  под ледяным ветром.

Почему они так ненавидят нас, подумал он. Какими мы только ни были: смиренными и дерзкими, ленивыми и деловитыми, самостоятельными и пытающимися подражать им, феодальными и социалистическими, жалкими и величественными, монархическими и капиталистическими, имперскими и почти колониальными – ну решительно всякими, каковыми были и они сами. И все равно – только неприязнь, только глумление, только высокомерие и всегдашнее неприятие, даже тогда, когда сами униженно валялись у наших ног. А ведь – сволочи, обязанные нам неоднократным спасением от нашествий и уничтожения. Вот и сейчас. Обессилены реформами, проделываемыми по их прописям, внедряем демократию, питаем их энергией, ведем крайне робкую политику даже при жалких потугах защитить свои интересы, миролюбивы и дружественны – все равно мы говно, а они безупречны! Что же еще надо нам сделать, чтобы нас нет, не полюбили, а хотя бы приняли как равных Похоже, что ничего не поможет, и напрасны старания. У нас такой имидж, такая печать. Все равно будут не любить и отрицать либо от презрения, либо от страха, либо от зависти.

А впрочем, кто там кого любит? Все, как пауки в банке. И все абсолютно разные, более или менее. И при этом совершенно неважно или почти неважно, какова у вас социально-экономическая и политическая система. Могут прекрасно уживаться любые системы, лишь бы были приемлемы духовно-нравственные, поведенческие и, главное, этнические свойства народов. Вот в них-то корень международных отношений  и сокрыт! Капитализм господствует во всем мире, а сколь различен он в разных странах! И социализм побывал и доныне пребывает  в них в принципиально разных обличиях. И прорастают через все смены социально-экономических систем, через все виды государственного устройства только целостные и великие этносы. Они-то и есть гвоздь программы в человеческой комедии. Японцы, китайцы, индусы, арабы, персы, греки, испанцы, англосаксы, русские, то есть великороссы, малороссы и белорусы. А смена формаций, марксова картина мира, конечно, имеют место. Но грош ей цена. Не там надо искать закономерности и смысл нашего существования.

Наше этническое разделение это способ совершенствования вида Homo sapiens путем конкуренции. Грех доводить ее до абсурда взаимного уничтожения. А гадость свою искореняйте сами, не дожидаясь, когда другие народы возненавидят вас за нее. Совершенствуйтесь внутри этносов, соревнуйтесь, предлагайте всем остальным лучшее из ваших достижений, не забывая, что все  вы необходимые части целого – человечества. Ведь в области культуры это уже получается, она уже становится достоянием всех людей мира .Можно не любить друг друга, но ненавидеть, презирать – величайший грех, от которого до убийства один совсем небольшой шаг.

Он, как домашний зверь, кошка или собака, потоптавшись в поисках удобного места, присел на корточки и оставил в снегу  погадку, будто  застолбил  свою территорию. А может, просто  освободился от принесенной с собой оттуда скверны перед началом новой жизни.
Распрямившись и снова обведя задумчивым и просветленным взглядом окоем, он подумал о странной судьбе своей удивительной страны и понял или скорее ощутил, что последнее слово в истории людей ею еще не сказано, что, путаясь в пороках и медля в лености  и, как всегда, долго запрягая, она потом понесется вперед, и этому грядущему ее броску и поверят, и последуют  ему другие народы.

Ему очень хотелось, чтобы все было именно так. Иначе зачем же он вернулся сюда с секретным пакетом, который та невнятная личность (очень может быть!) выбросит в помойку, проходя мимо нее.