Законнорожденные и незаконнорожденные

Рожденье – называют  даром,
От Бога ли оно, иль нет?
Небесной оказалось  карой?
Или оставит добрый след,

И «дар» не ведает о том,
Начав все с чистого листа,
Жизнь «бесконечна» и проста,
Что будет с ним, окажется
Потом!

И отойдет он в мир теней,
Как до него – канули в Лету,
Чтоб жизнь понять, не хватит
Жизни всей,
Как изучить поверхность
всей планеты!
Зачатие и рождение происходит по единому биоло-гическому плану, свойственному млекопитающим. Ис-ключение составляют ехидна и утконос, в наших краях не проживающие, которые, подобно птицам откладывают яйца. Комментарии требуются тогда, когда женщина не может родить обычным путем, и для этого приходится производить кесарево сечение. В планы мои не входит описание этого процесса. Меня интересуют вопросы пра-вового характера, ставящие новорожденного в положение полуизгоя, только потому, что родители его не оформили  брачных отношений, кстати, не всегда по своей вине. Возьмем, к примеру, Ирландию, где разводы жестко запрещены католической религией. Что остается делать тем, кто изначально сделал ошибку, избрав не того, или не ту? Всю жизнь маяться с нелюбимым человеком? Естественно они нарушают закон, не позволяющий им любить, и вынуждены многие годы жить в любви, но «вне закона». А каково приходится их детям? Они рождаются так, как и положено по законам природы. Но почему тогда их называют «незаконнорожденными»? В чем вина детей? Какой закон они нарушили? Почему невиновные, уже по самому факту появления на свет, являются «незаконнорожденными». Только вдумайтесь в звучание этого слова, и попробуйте найти объяснение в ссылках на Ветхий Завет Библии?
Без беса тут не обошлось,-
Мне песенка его знакома, -
И жаль становится до слез
Детей, что вне закона.

Коснусь библейских, давних лет,
Израилева дома
В них указаний просто нет
О детях вне закона.

Понять пытаюсь, чья вина?
Кто грешен, кто не грешен?
Да, поработал Сатана,
В закон, подбросив бреши!..
Главный герой моего повествования появился в се-мье, где тоже не все было чисто в правовом отношении с религиозной точки зрения, хотя гражданский брак был скреплен печатью светской власти. Просто родители не венчались в церкви. И это было первым явлением такого рода на селе!
Соберутся бабы у колодца,
Разговоры дельные ведут:
Как с молодоженами бороться,-
На венчанье в церковь не идут.

Что ни говори, позорный случай,
Что-то нужно срочно предпринять?
Может быть, от церкви их отлучат,
Анафемой будут поминать?..

Время шло, и говорить устали;
На село пришел «нечистый дух»,
Церковь без священника оставил…
Ну, о том не говорили вслух.
Никто не выяснял причины такого религиозного непослушания со стороны жениха и невесты, а оно было примитивно простым - у вступающих в брак не хватало средств, чтобы удовлетворить желания сребролюбивого священника. Тот полагал, что имеет дело с состоятельны-ми прихожанами, хотя время и революция основательно потрусили их Богатством (земля, лес) после Октябрьской революции они не имели права распоряжаться. Да и кто бы их купил?  «Богатеи» концы с концами свести не мог-ли, ведь на выданье в семье еще оставалось три незамуж-ние девушки. Что касается того, кому служил священник, то об этом я ничего не могу сказать? То, что оно было не в пользу молодоженов, по-мирски говоря, на совести свя-щенника лежит! Молодая женщина стала рожать задолго до положенного срока – это ли не наказание?.. Но было ли оно просто биологическим испытанием, или наказанием небес, мне не ведомо?
Сроку вступления в брак и прежде, и сейчас уделя-лось внимание. В Древней Греции время вступления де-вушки в брачный возраст определялось Советом Старей-шин. Для этого раз в году, старейшины собирались на ста-дион и перед ними шеренгою выстраивали юных, претен-дующих на звание - «взрослая».
Для мужчины крайний возраст для того, чтобы же-ниться, был равен двадцати четырем годам. Уклоняющие-ся от этого могли быть побиты женщинами в день празд-нования богини «Артемиды»
Но, были случаи, когда мужчины оставались убеж-денными холостяками, вступая в старость. К примеру,
Когда величайший мудрец Фалес был молод, и мать убеждала его жениться, он отвечал ей, что еще не пришло время, а когда стал значительно старше, говорил, что оно ушло. Когда в старости друзья спрашивали Фалеса, почему он не женился, он отвечал: «Я не хотел плодить детей».
В описываемом времени самым благоприятным возрастом для рождения ребенка у женщины считался от 17 до 23-х
Каждый думает конкретно –
Что тут делать, как тут быть?
На селе семьи бездетной
Никогда не должно быть

Это повод для развода…
Не бывает сам развод.
Стать посмешищем народа
Не желал крестьянский род.

Если девочки родятся,
То винят, конечно, баб
Баба с мужиком бранятся,
А сосед чему-то рад?..
 Рассмотрим конкретно случай с моим героем. Отцом его должен был стать мужчина 30-летнего возраста, матерью – женщина 25-ти лет. А это означало по крестьянским поня-тиям, что им следовало здорово спешить. Но забыли при этом пословицу русскую: «Поспешишь, людей – насме-шишь!»
Кто из двух, вступивших в брак, поспешил – не из-вестно. Скорее всего, спешил тот, кому предстояло ро-диться.
Плод должен  был по подсчетам старух, опытных в вопросах деторождения, появиться в средине апреля, когда красавица весна рассыплет по земле цветы разные, взгляд человеческий радующий, и наполнится эфир песнями птиц. А приближался только февраль. Село в снегах утопало глубоких, в большинстве мест никем нетронутых.  Ели из-под снеговых шапок смотрели насуплено и подозрительно, сосны высокие, напротив, легко стряхивали с себя снега и зеленью выделялись среди других серых, скинувших одежду, деревьев. Ни время, определяемое старухами, ни состояние женщины, находящейся «в .положении», не говорили о том, что должен был на свет появиться ребенок, тем более, что он не докучал беременной даже шевелением своим. Затаился, словно к прыжку готовился. Утром, 31 января, по новому стилю, 1930 года ярко светило солнце, слепя отраженными лучами своими глаза прохожих. К вечеру  ветерок свежий подул. Не прошло и получаса, как буран вовсю разгулялся по всему селу, заглядывая в самые укромные уголочки и выметая из них  все, слабо закрепленное или прицепившееся. Наступал февраль, прежде называемый «Лютым». Так, что поведение природы имело свое обоснование. А вот  у молодой женщины, совершенно не обоснованно «схватки» по-явились, а затем к ним, к схваткам, присоединились и по-туги. Потом уже в руках у бабки-повитухи оказался плод, размерами с варежку,  ничем не проявляющий признаков жизни. Повитуха долго оглядывала существо в своих ру-ках и, наконец, произнесла: «Мальчик!»  Полагаю, что за-труднения в определении пола у нее были  совсем случай-ные, объясняемые недостаточностью освещения..
Затем, сумрачно глядя на затянутое морозными узорами окно, да, прислушиваясь к завываниям метели, заговорила, обращаясь к той старухе, что всегда ее сопро-вождала:
«Да, это не к добру, -
(Знахарка сельская сказала)
Свечу апостолу Петру
Поставить, вроде б, не мешало!

Чтоб в рай пустил, ведь не крещен,
Да за грехи отцов в ответе,
Пусть пред престолом Бога он
Предстанет ликом светел!»
К говорившей присоединилась и вторая, по имени Лукерья, покачивающая в знак согласия головой:
«Меланья, как же ты права,-
Метель недаром разгулялась,
Гласит народная молва –
«Где тонко, там всегда и рвалось!

В грехе зачат, - знать виноват,-
Мать не венчалась в Божьем храме…
Малютка телом слабоват,
Смерть от такого не отстанет!»
Монолог Лукерьи внезапно был прерван Меланьей, в голосе которой звучало изумление с примесью испуга:
«Лукерья, глянь на образа –
Какое чудо проявилось:
Из глаз прозрачная слеза
У Богоматери скатилась…

Да, глянь скорей, еще одна!
Гляди, гляди!.. Икона плачет!..
И Богородица сама
Младенцу не сулит удачи!»
Разговор в таком духе некоторое время велся между бабкой- повитухой и добровольной ее помощницей, то ли приживалкой повитухи, то ли ее далекой родственницей, приехавшей погостить, но так и задержавшейся на долгое время в селе.
Появившийся на Белый Свет ребенок, если такое название еще было применимо к красновато-синюшному существу с небольшим телом и огромной головой, не только не прислушивался к говорившим, но всем своим безразличным поведением давал понять, что сие к нему никак не относится. Он упорно молчал, не позволив себе даже вскрикнуть, в то время, когда обычно большинство новорожденных заливистым криком возвещают миру о своем появлении. Скорее всего, молчание было вызвано необходимостью сохранения энергии для самого простого акта, такого необходимого и одновременно самого важно-го, - выживания. О том, что он жив еще, бабка-повитуха убеждалась, всякий раз прикладывая к отверстию его рта небольшое зеркальце. «Запотело – значит жив!» 
А что же смерть делала, в то время, когда жизнь по сути своей бездействовала, предоставляя право «костля-вой» приступить к исполнению желаний?  Смерть стояла в качестве простой наблюдательницы снаружи дома, при-близив оголенное от кожи и мышц лицо свое к замерзше-му окну. Наверное, пустым провалам глазниц трудно было что-то рассмотреть, и смерть задумала переместиться внутрь дома. Неслышимо и невидимо она прошла мимо живых людей, устроилась у самого изголовья постели и стояла, в упор, рассматривая то, что по ее мнению уже давным-давно принадлежало ей. Она уже протянула было к нему костлявые руки свои, но была внезапно остановле-на беззвучным, но грозным приказом, ослушаться которо-му не смела::
«Не тронь! Он – не твой!»
Так же неслышимо, как вошла, смерть вышла наружу и была захвачена объятиями властвующей там ме-тели. Долго вместе теперь они носились по пустынным, словно вымершим улицам села, потом, убедившись, что поиски живого беспочвенны,  обе помчались в поле, пытаясь разыскать какого-нибудь бедолагу, сбившегося с пути и падающего от усталости.
Эк, разгулялася метель,
Рождением довольна!
Зачем ей снежная постель,
Когда безумно вольна!

Ей нужен ветер, да простор,
А к ним побольше снега!
Что ей село, да голый бор,
В снегу не видно неба!

А с нею «смерть» пустилась в пляс,
Ей мир деревни тесен.
Косу, оставив, понеслась,
Поз звуки, стоны песен!

Добыча есть то там, то там,
И «смерть» не унывала,
Метель, гуляя по полям,
Замерзших укрывала.
В избе некогда было  прислушиваться к постукива-нию задвижки в печной трубе, похлопыванию дере-вянных  ворот при порывах ветра, доносящемуся со двора. Уставшая от родов мать уснула. На лавках расположились на ночлег и те, кто помогал роженице. Мужчин на этот период удалили из дома. Вернуться домой им мешала метель. А сам виновник переполоха, завернутый в кусок чистой фланели, утепленной слоями мягкой ваты,  да еще в конверте из пухового платка, помещен был на лежанку русской печи, долго хранящей такое важное для его жизни тепло.
Естественно, после ухода бабки повитухи и ее по-мощницы, срочно был собран семейный совет, по распо-ложению в горнице напоминающий «Совет в Филях», правда, выступающие были не в мундирах с орденами, а в сарафанах и душегрейках. Все смотрели на красное, страшное в своей незаконченности личико младенца, по-качивали головой в знак огорчения, и через охи и ахи да-вали лаконичные, но завершенные по сути своей заключе-ния: «Жить не будет!» И все же решено было испробовать маленький, но значимый лучик надежды: крестить мла-денца, пусть он обретет себе защитника на небесах, кото-рый избавит его от пребывания в чистилище». Тут же бы-ли определены крестные отец и мать из лиц едва достиг-ших совершеннолетия, а потому еще не успевших здорово нагрешить. К утру метель улеглась, уставши от ночной пляски. Выглянуло солнце, осветив наметенные белые сугробы снега и горизонт такой же белый. Мороз, как ни странно, после метели усилился. Процессия близких и родных младенца, сопровождаемая взглядами жителей се-ла, прилипших лбами и носами к стеклам окон, направи-лась по протоптанной тропинке в сторону сельского хра-ма. Самого виновника несли завернутого в пуховый жен-ский платок и завернутого в овчинную шубу. В храме все было приготовлено для крещения. Оставалось выбрать имя новокрещенному. Как назло, все имена в святцах на этот день были странными, очень далекими от русского языка. Отец и мать отрицательно мотали головами. Не найдя «достойного» имени, решено было назвать младенца в честь апостола Петра, первого ученика Иисуса Христа.
Защитник нужен для младенца,
Чтоб охранял от Сатаны,
Без ангела, куда же деться?
Печати смерти так видны…

Перебирали: «Михаил,
Георгий, Яков, Иоанн…
Покоя каждый не сулил.
Хоть и святой, душой – упрям».

И на Петре остановились,
Апостол первый у Христа…
И Богу истово молились:
Пусть будет душенька чиста…»
Возвращались домой с просветленными лицами. Дело было сделано. У младенца появился надежный за-щитник!
А что мог бы думать по этому поводу сам Апостол Петр, когда его приглашали простые селяне к такому, явно не апостольскому действу? Следовало бы, наверно, выразить это словами:
«Петру в чистилище не быть,
Защитник есть – апостол!
Не даст безвинного убить,
Хоть в жизни так непросто!