Новочеркасск - нач. штаба тд 1976 - 1977 годы

      Мы  на тренировках разрабатывали такие планы, но здесь нас предупредили, что разработать его надо для реального выдвижения дивизии, необходимо было учесть все мелочи. Разработанный план был вручен командиру танковой дивизии (тд), располагавшейся в городе Новочеркасске. Меня вызвал начальник штаба и объявил, что я назначен начальником штаба кадра  14 танковой дивизии, которая будет сформирована на базе убывающей 4 тд. Я, до прибытия командира дивизии, выполняю его обязанности, и должен укомплектовать прибывающими из других частей офицерами и солдатами штат дивизии, и принять военные городки со всеми зданиями и сооружениями, а также техникой, остающейся в парках. Пока  дивизия грузилась в эшелоны и убывала в Забайкальский военный округ в г. Ирга, мы, с офицерами, прибывшими в мое распоряжение, принимали военные городки и остающееся имущество, чтоб его не разграбили и не испортили отъезжающие. Военных городков было много, штаб дивизии располагался, в небольшом городке, якобы до революции принадлежащему кафедральному собору, стоящему рядом на площади в центре Новочеркасска. По  своим размерам этот собор немного уступает Исаакиевскому собору в городе Санкт-Петербург. Второй городок под названием «Красные казармы», где мы устроились на жилье, располагался почти на окраине города, со стороны г. Ростова, здесь стоял танковый полк, который убыл в полном составе в Забайкалье. Третий городок, где размещалось два танковых полка, стоял недалеко от города, на его противоположной окраине,  слева от дороги, ведущей в город Шахты. Через эту дорогу от него, находилась территория учебного центра (УЦ), где располагались три участка для стрельбы из танков, и три танкодрома, по одному на каждый полк, а также стрелковое стрельбище для мсп. В городе Каменск-Шахтинский, в 120 км от Новочеркасска, размещался военный городок, где стояли мотострелковый полк (мсп),  реактивный и артиллерийский дивизионы. Кроме военных городков нам пришлось принимать танки двух танковых полков, убывающей дивизии. Эта  дивизия должна получить новые танки на заводах и частях в Забайкалье, чтобы обновить свой боевой парк, а не везти их отсюда. Приезжавшие потом, по каким либо причинам офицеры той дивизии рассказывали, что когда они приехали в Иргу, мест для их размещения не было. Рядом с городом, среди степи поставили кол и от него разметили места, где расположить парк для боевой техники, где поставить казармы для личного состава, а пока, людей поместили в палатках, благо  было лето, а технику поставили на открытой площадке. Из-за того, что семьи офицеров убывшей дивизии остались жить в Новочеркасске, для прибывших офицеров и прапорщиков возникла проблема, жилья для  их семей. Офицерам и прапорщикам частей и подразделений разрешили разместиться в казармах, а вот для семей условий для проживания в казармах не было, тем, кто привез семьи, пришлось подыскивать частные квартиры. В управление дивизии прибыли заместители командира дивизии из разных городов СКВО. Замполит, фамилию не помню, двуличный, как все политработники, офицер, мог говорить одно, а делать другое. Однажды, когда уже прибыл командир дивизии, поздно вечером, когда военторговская, офицерская столовая уже закрылась, мы все замы после затянувшегося совещания решили поужинать в ресторане, и взяли на всех четверых бутылку водки. Так этот замполит наутро доложил командиру, что мы выпивали в ресторане, хотя был с нами и пил водку, как и мы. Заместитель командира по тылу Юрий Кикин, самый порядочный человек, которого я, когда либо, встречал, такой же, как и мои Урюпинские друзья, мы, сразу подружились с ним. Зампотех, подполковник  Анатолий Гончаров, самый пожилой среди нас офицер, тоже порядочный офицер, ему оставалось до пенсии, чуть больше года. Вот таким составом мы начали создавать новую воинскую часть. Мы, с заместителями командира дивизии, тоже устроились в казарме военного городка, который располагался в «Красных казармах». Наши семьи жили пока в своих городах, откуда мы прибыли, но мне было легче, я имел возможность, иногда проведывать своих, Ростов был в 40 км от Новочеркасска. В нашей дивизии кадра, солдат было еще меньше, чем в дивизиях сокращенного состава, в батальонах танковых полков, были только механики-водители, в остальных частях и подразделениях дивизии числились только водители автомобилей и бронетранспортеров. Таким мизерным количеством личного состава содержать пустующие казармы, обслуживать технику, находящуюся на хранении в парках, использовать огромный учебный центр с его оборудованием, учебными полями, охранять все эти объекты караульной и внутренней службой, и, кроме этого, заниматься боевой подготовкой, было очень сложно. Пришлось часть казарм закрыть на замки, на учебном центре из трех участков стрельбы оставить один, один танкодром и одно стрельбище для стрельбы из стрелкового оружия вместо трех. Оставшиеся огневые городки, танкодромы, тактические поля несколько раз в месяц осматривались начальником УЦ. Когда на всех полях УЦ едва поднялась зеленая травка, ко мне подъехал председатель колхоза с секретарем колхозной парторганизации с просьбой  разрешить, на наших пустующих учебных полях, попасти колхозный скот на зеленой траве, так, как корма на исходе и возможен падеж скота. Я, даже не думая, сразу согласился им помочь, без каких либо условий. Мы поехали на полигон, посмотреть, где есть такие места, и дать команду начальнику УЦ, чтобы допустил скот на выпас. Я ехал на своем УАЗике, а они на  «Волге» Газ-21. На УЦ, забрав  начальника, мы с ним определили участки, где можно пасти скот, не мешая нашим занятиям и стрельбам, и отвезли его обратно  на центральную вышку, где располагалась  полигонная команда, а сами поехали по направлению к дому. Отъехав подальше от полигонной команды, «Волга», которая ехала впереди, свернула в ложбинку с дороги и встала, проехав метров 50. Председатель с секретарем вышли из машины и махнули мне, как бы говоря: «вылазь». Водитель «Волги» постелил на капоте бумагу и достал из багажника свежие огурцы, помидоры, зеленый лук вареных цыплят, домашние колбасы и спиртное. Свежих овощей еще в продаже не было, только начался май месяц, поэтому я с удовольствием закусывал помидорами и овощами. Перекусив, мои новые знакомые сами пообещали мне помогать продуктами, когда это будет необходимо. Начальник УЦ потом рассказывал, что коров завозили на машинах, некоторые от голодной слабости не могли стоять, их сгружали подъемным краном, подсунув под живот широкие лямки, и опускали на траву, они тут же, лежа принимались, есть траву. Я потом познакомил с председателем нашего  зампотылу, моего друга Ю. Кикина. Он частенько потом наведывался в колхоз, привозя овощи и мясные продукты. Однажды с  КПП позвонил дежурный и сказал, что со мной хочет встретиться какой-то гражданский, и говорит, что он военный пенсионер. Я приказал провести его ко мне, каково же было мое удивление, когда дверь открылась и в кабинет, со словами: «Где тут мой разведчик?»,- вошел Владимир Ильич Лелюшенко, мой бывший командир полка в Германии.  Он был такой же крепкий, но немного постаревший, его слова «мой разведчик» звучали так же, как и тогда, в Германии, по-особому тепло и доброжелательно. Я вскочил, мы обнялись, и потом стали вспоминать наших сослуживцев Никитина В.И., Плуталова В.И. и многие случаи из нашей службы. Я узнал, что Владимир Ильич, уезжая от нас, получил назначение сюда в Новочеркасск, на должность заместителя командира дивизии. Здесь его застала пенсия, и он уволился, на гражданке не работает, ездит на рыбалку. У него ко мне просьба помочь ему заменить его старый танковый, теплый комбинезон, который уже поизносился. Я заверил его, что выполним его просьбу, и пригласил в кабинет Ю. Кикина, нашего зампотылу. Они обговорили детали обмена, и мы простились, через день Юра доложил, что комбинезон заменен. Как-то утром, я только что приехал на работу, вдруг телефонист доложил, что звонит начальник штаба округа. Я представился, Свиридов И.В. ничего не объясняя, сказал, чтобы я ждал его на въезде в Новочеркасск, и положил трубку. Выскакивая из штаба, я на ходу спросил оперативного дежурного дивизии, может он знает, что  случилось, хотя он мне докладывал утром, что в дивизии без происшествий, но тот сказал, что пока все в порядке. Я выехал на окраину города со стороны Ростова, там, рядом с дорогой была небольшая площадка для остановки общественного транспорта, здесь можно было стоять на машине, не мешая движению по дороге. Минут через пять, не останавливаясь, пронеслась белая «Волга» Свиридова И.В. Мы рванули за ней, чтобы не отстать. Не доезжая до центра, машина свернула направо и пошла вниз под гору, не снижая скорости, мы еле успевали за ней. Я только теперь понял, что мы едим в роту радиорелейной разведки, которая подчинялась округу, и стояла в городе в отдельном городке. Нас встретил командир роты, доложил о происшествии, в результате которого погиб солдат и сгорели две радийные машины, на базе ЗИЛ-131, с кузовом «универсал». В одной располагались мощная радиорелейная станция, а в другой мощный передатчик с силовым агрегатом (бензиновым двигателем). Рота  готовилась к учению и накануне, все агрегаты были заправлены бензином, по какой-то причине, в этой машине из бака силового агрегата подтекал бензин, и за ночь на полу кузова образовалась лужа. Пришедший рано утром солдат, хотел заранее подготовить машину и открыл дверь кузова, но, так как было темно, решил посветить и зажег спичку. Пары бензина вспыхнули, раздался взрыв, дверью кузова, сорвавшейся с петель, убило солдата, а кузов загорелся, потом пламя, разгораясь, перекинулось на стоящую рядом радиостанцию. Дежурный по парку, увидев сквозь двери огонь, поднял роту по тревоге и организовал тушение пожара, и спасение остальных, стоящих в боксе, машин. Прибывшая пожарная команда помогла справиться с огнем. Мы прошли в парк, посредине площадки, перед обгоревшим боксом, стояли две сгоревшие машины, одна, представляла собой остов оплавленного металла, вторая тоже выглядела не лучшим образом, это жалкое зрелище, отдаленно напоминавшее автомобиль. Начальник штаба высказал командиру роты все, что можно сказать в таком случае, пообещал привлечь его к строгой ответственности. Я мысленно перекрестился, что это случилось не у меня в части, безмерно сочувствуя ротному. Мы уехали ко мне в штаб, и Свиридов И.В. стал докладывать в Москву Ахромееву о происшествии, что во всем виноват погибший солдат, зажегший спичку, в боксе, результате чего одна машина вышла из строя, а вторая будет восстановлена. Я сочувствовал Ивану Васильевичу, зная, что ему, конечно, достанется и от начальника генерального штаба и от командующего войсками округа. Однажды, в начале мая, ко мне обратился директор кинокартины «Степь», по повести Н.В.Гоголя, которую снимал, известный в то время, режиссер С.Ф. Бондарчук. Они снимали два эпизода в Новочеркасске, один в городе для съемок городского базара, а второй им нужен был для съемок постоялого двора, стоящего на тракте в степи. С городскими властями они договорились и подобрали место для базара недалеко от нашего штаба дивизии, у Кафедрального собора. Для съемок постоялого двора, им нужен участок местности, напоминающий степь, который можно было найти на нашем полигоне. Мы поехали на полигон и подобрали место для съемок. Директор сказал, что они планируют построить фасадную стену  постоялого двора, ворота и забор из жердей, и еще что-то. Потом после съемок весь стройматериал этого двора и даже базара, поступает в распоряжение начальника УЦ, начальник центра, который был с нами, поблагодарил, и заверил, что поможет в сбережении этого двора в процессе съемок. На площади возле кафедрального собора был создан старинный базар, с рядами деревянных, грубо сколоченных столов, загонов для скота, небольшие стога сена и других атрибутов этого рынка. Как проходила съемка, я не видел, но директор картины пригласил меня, сказав, что со мной хочет познакомиться режиссер фильма С.Ф. Бондарчук. Сергей Федорович предложил мне совместно с ним осмотреть внутреннее обустройство собора. Он спросил разрешение у батюшки и тот с превеликим удовольствием, что к нему обратился такой известный человек, разрешил, и дал нам экскурсоводом пожилую, но очень бодрую старушку. Она повела нас по собору, рассказывая об иконах, картинах, изображенных на стенах, их историю написания. Мы, поднимаясь с нашим «гидом» по скрытой от глаз лестнице, к расписанному небесными красками куполу. Слушая старушку, удивлялись с Бондарчуком С.Ф., сколько в ней было страстной веры в Бога, она, как бы светилась изнутри, повествуя о церковных службах в соборе. В ее словах было столько любви к своему святому собору, и как прекрасно знала его историю, и как она доходчиво объясняла все, что связано с церковной  службой. Даже мы, атеисты-коммунисты, с детства воспитанные на материалистическом учении, отвергавшем все церковное и святое, слушали, забыв, что не верим в Бога, и прониклись к ее рассказу, таким нескрываемом почтением и интересом, что даже как-то стало не по себе. О самом соборе мы узнали, что место, на котором он стоит было самое высокое в округе, заложили фундамент и стали возводить стены. Когда стены были подняты на уровень современного второго этажа, обнаружили, что фундамент опустился ниже уровня земли, хотели прекратить строительство, но обратили внимание, на то, фундамент опускается равномерно, без перекосов, и решили продолжить возводить стены. Стены возводились, а фундамент опускался, пока, вероятно, не дошел до твердой породы и остановился, строители предполагают, что высота наружных стен собора равна высоте стен, которые ушли в землю. Собор венчают золоченые купола и звонницы с  мелодично звучащими колоколами. От собора в наш городок, где расположен штаб дивизии, там когда-то жили батюшка и его прислуга,  шел подземный ход, который после революции завалили, церковные дома конфисковали, в соборе устроили склады. После осмотра собора с нашим «экскурсоводом», мы поняли, что в религии есть много такого, что не дает коммунистическая идеология. Вот именно такие, преданные богу, верующие, несут людям святую правду о Всевышнем, и привлекают на свою сторону все больше поклонников. Поблагодарив батюшку и милую старушку, за ее содержательный рассказ, мы по приглашению городских властей, посетили музей Донского казачества, находившийся на этой же площади с другой стороны. Там было много экспонатов времен Гражданской войны, рассказывающих об участии донских казаков в революции. Из музея мы, небольшой группой, Бондарчук С.Ф., я, кто-то из горкома КПСС, директор картины, и пару человек из киногруппы, поехали в Новочеркасский винзавод на дегустацию производимых там вин. Дегустационный зал был расположен на территории завода сразу за проходной. Мы спустились в полуподвальное помещение с белоснежными стенами, освещенными лампами дневного света. Посредине зала стоял длинный стол, покрытый скатертью, на котором стояли таблички с названиями вин и вокруг них небольшие рюмочки, грамм по 50, с этим вином. Сортов вин было много, сухие, мускатные, десертные, перемежались с коньяками. Каждый сорт отличался своим, присущим ему вкусом и неповторимым ароматом. Смакуя вроде бы не хмельные, как казалось вначале, напитки, мы продвигались по обеим сторонам вдоль стола, слушая историю создания пробуемого изделия, которую нам поведывал заместитель директора завода. Пройдя половину стола, я почувствовал, что хмелею, посмотрел на  Бондарчука С.Ф., Сергей Федорович стоял, чуть покачиваясь, рукой держась за стол, с напряженным вниманием глядя на рассказчика. Он хотел, что-то спросить, но речь его была бессвязной, язык заплетался, и директор картины, взяв его под руку, поблагодарив нашего гида, повел Сергея Федоровича к выходу. Мы сели в машины и поехали на базу отдыха, расположенную на берегу реки Дон. Расположились  в деревянных домиках, искупались в речке, хотя, вода была еще холодная, и это взбодрило нас. Вскоре поспела настоящая донская, янтарная уха, которую мы ели прямо у костра на берегу, сидя, на расстеленном, на земле покрывале. Сергей Федорович был в центре  внимания, но что удивительно, был скромен, радушен, располагал к себе своей простотой. С ним было приятно общаться, он от души смеялся над рыбацкими байками и анекдотами. Утром я простился с Сергеем Федоровичем и его соратниками, мне надо было на службу. Вот так мне довелось «прикоснуться» к великому режиссеру-кинематографисту, которого глубоко уважаю и преклоняюсь перед его талантом. Через полтора месяца, когда мы приняли прибывший личный состав, технику, организовали охрану военных городков, и приступили к занятиям по боевой подготовке, из Германии, с должности командира бригады, прибыл командир дивизии, подполковник, запамятовал фамилию. Он был чуть выше меня, широкоплечий, физически хорошо развит, подтянут, самоуверенный, не терпящий возражений офицер. Любимым его ругательством было выражение: «бляха-муха!», которое он употреблял и к месту, и не к месту. Он начал с того, что подверг критике все, что, мы сделали, хотя что-то изменить, исправить он не сумел, все осталось так, как вначале сделали мы. Потом, при случае, перед окружным начальством он подчеркивал, что все, что создано в дивизии, сделано по его личному указанию. Он, предвзятой требовательностью, пытался держать всех замов на расстоянии, мы не очень об этом беспокоились, и делали свою работу. Я, наконец, приступил к исполнению своих прямых обязанностей, а дел скопилось довольно много. Мой ближайший помощник, начальник оперативного отделения, капитан Ровенский, достался мне от убывшей 4 тд, где он работал офицером оперативного отделения. Это был заносчивый, нагловатый офицер, старавшийся при случае, блеснуть своими способностями, (он заочно учился в академии на первом курсе), перед начальством, особенно перед командиром дивизии. Вероятно это качество, а может что-нибудь другое, послужило причиной, что его не взяли и оставили  в Новочеркасске, я не особенно задавался этим вопросом. Просто я пару раз ставил его на место, чтоб не высовывался впереди начальника. Вот вместе с этим «служакой» мне пришлось разрабатывать документы по боевой готовности, план отмобилизования дивизии, и массу других документов для повседневной деятельности дивизии. Разработку всех документов пришлось начинать с ноля, та дивизия все увезла с собой, приходилось задерживаться подолгу на работе. Хорошо, что у меня уже был опыт разработки, таких документов в Урюпинске и много знаний получил при проверке их в воинских частях округа. Наш комдив большое внимание уделял боевой подготовке в частях и особенно командирской подготовке. Она проводилась три раза в неделю, в эти дни, а особенно, когда была по расписанию физподготовки, мы всем управлением играли в футбол, в «Красных казармах», там было футбольное поле и спортгородок. Комдив любил играть в футбол, и мы играли по два часа, отпущенных на физподготовку. он гонял мяч, как азартный мальчишка, толкаясь и подставляя подножки, если не успевал к мячу. Все попытки окружных начальников переговорить с кем либо из командования в это время, пресекались комдивом. Оперативный дежурный всем отвечал, что офицеры играют в футбол, и до его окончания просят не беспокоить. Это вызывало возмущение у окружных офицеров, они постоянно выговаривали мне и другим заместителям, что есть дела поважнее футбола, и прозвали нас дивизией футболистов. Питались мы, заместители командира дивизии в офицерской столовой, расположенной в центре города, в отдельном кабинете, так как столовая обслуживала и гражданских лиц, а ждать, когда освободится место, у нас не было ни желания, ни времени. Она работала с  семи утра и до восемнадцати часов, это было рановато для нас, командир обычно в семнадцать только начинал совещания, которые заканчивались, когда столовая уже не работала, приходилось ехать в ресторан, благо цены были приемлемые, почти такие же, как в столовой. На ужин мы ездили вместе с зампотылу Юрием Кикиным, иногда присоединялся зампотех А. Гончаров. Попытки присоединиться к нам замполита, мы, раза-два, отвергли, после того, как он о нашем ужине в ресторане проинформировал командира, я ему прямо так и сказал, что ты с нами хочешь поехать, чтобы потом нас заложить  командиру. Он промямлил, что-то в ответ, и, вероятно, затаил на меня зло, но после этого, ни разу не просился с нами, что было нам на руку. Мы с Юрой нашли хороший ресторан, он был за городом, минут двадцать езды от центра, зато там не было соглядатаев, как в городском ресторане, ку-да, кроме них, в любое время могли зайти наши офицеры. В ресторане играла  музыка, туда, в основном приезжали кампаниями, чтобы отметить юбилеи, праздники, а  также отдохнуть от праведных дел, как мы. В Новочеркасском гарнизоне, кроме нашей дивизии, было училище связи, которым командовал генерал-майор, и несколько мелких частей окружного подчинения. Когда в городе стояла «полнокровная», т. е. разверну-тая  дивизия, начальником гарнизона являлся командир дивизии, (его штатная должность была генерал), а теперь в нашей дивизии кадра штатная должность командира дивизии стала «полковник», потому начальником гарнизона был назначен начальник училища. Это было не очень хорошо для нас, так как распределением квартир в гарнизоне стала заниматься комиссия, основной костяк которой составляли представители училища. В нашей дивизии почти сто процентов офицеров и прапорщиков не имели жилья. Но, все же, мне удалось, получить квартиру в новом жилом доме. Квартира была трехкомнатная на третьем, по-моему, этаже, чистая, светлая, с удобной кухней и, главное, своя. В июне я перевез семью в Новочеркасск, и стало полегче жить. Наш дом был недалеко от городка «Красные казармы, там к этому времени открылся военторговский магазин, куда можно было ходить за продуктами и промтоварами, и я сделал Гале пропуск. Впервые мы завели кота и назвали его Мишкой, он был очень красив, черный с белыми лапками, но стал совершенно домашним. Он боялся выйти за входную дверь, и когда мы попробовали вынести его во двор, он жалобно выл, вцепившись в меня, а когда я его положил на траву, распластался на ней, боясь встать на лапы, и продолжал выть, пока я не взял его на руки, и не отнес домой. Галя осенью устроилась на работу медсестрой в стоматологическую поликлинику. Саша, в это время, жил в Орле у бабушки, а Олега устроили в садик. Недалеко от штаба дивизии находился пивзавод, и меня познакомили с главным инженером завода, и мы с ним подружились. Я иногда давал ему солдата, помочь в перетаскивании тары под пиво. Иногда он звонил и приглашал попробовать свежего, нефильтрованного пива. Пиво приносили ему в кабинет в двухлитровом из нержавейки, конусном жбане, с широким дном и узким горлом. Запотевший жбан с пивом, холодившим зубы, мы разливали по высоким тонким стаканам, и, потроша тараньку, наслаждались божественным напитком, скрывшись в затененном кабинете от дневной жары. Когда я делал прощальный ужин в штабе округа о чем настойчиво намекали мои друзья по оперативному отделу штаба СКВО, он дал мне десятилитровую канистру такого же пива, которое очень понравилось моим друзьям. Разбросанность военных городков по городу и за его пределами, требовала постоянного контроля за выполнением частями, расположенными в них, планов боевой и командирской подготовки, и поддержания высокой воинской дисциплины, поэтому мне часто приходилось ездить по частям, чтобы лично убеждаться в этом. Особенно далеко, в Каменск-Шахтинске, 150 км от Новочеркасска, были расположены мотострелковый полк, реактивный и артиллерийский дивизионы. Эти части остались от прежней дивизии, и сокращались до нового штата на месте, командиры, остались те  же, немного потеряв в деньгах, по новому штату у них должностной оклад был меньше. Им предложили выбирать, или ехать в Забайкалье на равнозначную должность, или остаться здесь, но потерять в окладе по должности. Кто был постарше остались, молодые, перспективные офицеры уехали, но это были единицы, что не отразилось на штатной численности. Командир полка был начальником гарнизона, ему подчинялись командиры частей, артиллерийских частей дивизии, он имел вес и положение в этом небольшом, по сравнению с Новочеркасском, городе. Я часто посещал гарнизон, когда принимал эти части в состав дивизии, формируя их по новому штату, и контролировал отработку планов боевой готовности и боевой подготовки. Им было легче, у них сохранились старые планы, от которых можно было отталкиваться, и они быстрее всех отработали все руководящие документы. Я, посещая их, так же проверял ход занятий по боевой и командирской подготовке и мало находил недостатков. Обедать меня водили в военторговскую столовую, там был отдельный, от общего зала, кабинет, Вначале у меня был хороший, опытный водитель, но он не нравился командиру и замполиту, так как  ничего не рассказывал, куда и когда я ездил, по своим делам, особенно по вечерам. Когда он осенью демобилизовался, они подсадили мне молодого, только, что окончившего, учебное подразделение водителей, солдата, который, как он мне сказал, водил немного дома машину. Водил он не очень умело, но самое плохое, все время старался гнать на большой скорости, и мне приходилось постоянно сдерживать его. Как-то зимой, в выходной, я, будучи ответственным по дивизии, поехал в Каменск-Шахтинскмй гарнизон проверить, как проводится выходной день в частях. Накануне была оттепель, погода была плюсовая, и шел мокрый снег, который тут же таял на асфальте, а ночью ударил сильный мороз. Выехали рано, часов в семь, на градуснике было двадцать градусов мороза. Мы проехали город Шахты, и пошли на Каменск-Шахтинский, до него оставалось почти сто километров. После вчерашнего сырого снегопада, дорога казалась сухой, мой водитель стал прибавлять газу, и мы обогнали два груженых землей КамАЗа-самосвала, я одернул водителя, сказав, чтоб ехал потише. Он сбавил скорость, мы поехали под шестьдесят километров в час, и вдруг, нас заносит на ровном месте, мы вылетаем на обочину, и, перелетев неглубокий кювет, переворачиваемся, и ложимся на бок. Я в сердцах, переворачиваясь через голову, сказал: «Приехали!». Пока мы вылезали, водители КамАЗов подбежали к нам, и помогли поставить УАЗик на колеса, и, спросив, не надо ли чего еще, но мы отказались, и они уехали. Дуги, на корпусе и на дверках, держащие тент погнулись, рамка лобового стекла деформировалась, и стекло покрылось сетью крупных и мелких трещин, а в некоторых местах вывалилось их нее. Из движка немного вылилось масло, а в остальном все было в норме. Мы сняли тент с лобовым стеклом, чтоб не мешал  обзору, и выехали на дорогу. Когда я ступил на асфальт, я понял, почему нас занесло, на дороге поверх асфальта была прозрачная ледяная корка, которую из машины  увидеть невозможно. Одно колесо, у нас было «лысое» и оно, прокрутившись, создало предпосылку заноса, и нас сбросило с дороги. Мы потихоньку, чтоб не обморозиться от ледяного ветра, вернулись назад к домику железнодорожника, стоящему у переезда на дороге, который мы только, что проехали. Я попросил пожилых хозяев обогреть водителя пока я за ним приеду.  Они радушно приняли солдата, а я, поймав попутку, вернулся в город Шахты, там на его окраине стоял полк гражданской обороны (ГО), подчинявшейся штабу округа, я надеялся получить там помощь в буксировке моей машины, и позвонить в дивизию о  случившемся. Я нашел воинскую часть, дежурный доложил, что командир полка дома, был выходной день, но он, тут  же, приехал, после моего разговора с ним. Командир полка дал мне грузовую машину, для буксировки УАЗика, так как масло из движка вытекло, и я не решился ехать своим ходом, а пока она выходила из парка, я позвонил командиру дивизии. Тот  сразу накинулся на меня, что я как старший не обеспечил безопасность движения, и гнал водителя, и что случилось  с ним, не ранен ли он, на что я ответил, что с этим лихачом ничего не случилось, а вот если бы я его не сдерживал, то могло бы быть хуже. Так же рассказал про машину, что надо заменить стекло и дуги на корпусе и дверках. От полка до железнодорожного переезда, где я оставил машину, было кило-метров пятнадцать. Когда я приехал, мой водитель согрелся, лицо его раскраснелось, хозяева его накормили и напоили горячим чаем. Я в душе порадовался этому, потому, что ему предстояло пятнадцать километров ехать за рулем в открытой машине, на двадцатиградусном морозе, но нечего не сказал. Мы зацепили тросом машину, и, застегнув по верху шинели солдатский бушлат на шее водителя, поехали в полк. Я постоянно смотрел через заднее стекло, как ведет машину водитель, чтобы при необходимости остановиться и помочь ему. Проехав минут десять, я остановил машину и, подойдя к водителю, спросил, как он себя чувствует, помог растереть ему лицо перчаткой, и мы продолжили путь. В полку машину поставили в теплый бокс, чтобы можно выло  ее восстанавливать, а я, оставив солдата, на полковой машине-летучке убыл в часть, выразив большую благодарность командиру за его помощь. Через три дня зампотех достал на складе новые дуги и лобовое стекло, отправил в полк ГО, машину с начальником автослужбы, чтобы забрать ее в Новочеркасск. После этого случая у нас с командиром отношения стали натянутые, от этого водителя я избавился, взяв в автороте парня с грузовика, и обучал его водить машину, и быть преданным своему начальнику. Несмотря на все это, я продолжал также трудиться, и сдерживал попытки окружного начальства написать на нас «кляузы», из-за высокомерия комдива, при проверках боевой подготовки и мобготовности. В апреле на меня пришла разнарядка направить меня на Кубу, на должность начальника штаба бригады, менять, как я и говорил на проводах Васи  Лосева, его, когда тот уезжал из Ростова на Кубу.