Полтора часа интимности без интима

Медленно ползут по набережной маршрутки. Нерасторопные, переполненные. Как навозные жуки, беременные людьми. Сползаются к центру, разрождаются разноцветными потоками курток и уже почти налегке ползут дальше, к своим отдаленным массивам Днепропетровска, выпуская по ходу движения из раздвижных боков редеющие струйки волос, помад, барсеток.


В вонючем лоне железной каракатицы тяжело дышится и легко думается. Полтора часа пребывания в нем равносильны маленькой жизни. Едут обиженные на мужей и жен, улыбчивые, злые – разные. Кто-то трещит по телефону, накаляя и без того готовую взорваться руганью атмосферу душного салона. Накрашенные леди не держат лицо – опущенные губы и наморщенные лбы сосредоточенно обдумывают сегодняшние планы. Коварные планы. Как подсидеть, покорить, соблазнить, добиться повышения. Студентки стоят с блаженными лицами: влезли в эту маршрутку, значит есть шанс успеть на первую ленту. Плюс ночь удалась: периодически облизывают припухшие губы с осенней простудой и улыбаются своим мыслям.


Мужик с перегаром недоволен всем и всеми, хоть и является почти главным осквернителем последнего кубометра воздушного запаса машины. Он работает на заводе, у него трое детей, толстая жена и непогашенный кредит за холодильник – он не может не выпивать.
Еще бабушка. Но она сидит сзади, пристыжено опустив глаза. Вот уже десять лет, как умер от алкоголизма ее старик. От тоски и одиночества она завела кота, который теперь ссыт по всем углам, без разбора метит обувь и одежду. Старуха понимает, что в салоне люди чувствуют присутствие ее питомца почти физически, воротят носы, осуждающе молчат. Но ей надо в больницу, у нее повышенный сахар и полиартрит. И у нее алиби – оплаченный проезд. С гордостью отданная водителю последняя «трешка». Благодаря ей старуху не оставили стоять в груде собранных дворником листьев на остановке, беспомощно сжимать покрюченными пальцами свое льготное удостоверение.

Я еду стоя. Зажатая двумя мужчинами в кожанках. Неприятная жесткостьматериала давит мне в плечо. А икры и бедра соприкасаются упругим теплом мышц. Интимность без интима, чужая нога на полтора часа становится ближе, чем тело желанного мужчины на вчерашнем свидании. В ресторане он сидел напротив, даже не позволив моему каблуку касаться своих туфель под таинственным покровом свисающей белоснежной скатерти. А здесь – полная свобода действий без угрозы получить пощечину. Давка – весомый аргумент. Иногда в лоне железного чудовища я чувствую, что становлюсь желанной. Когда-то на заднем сиденье молодой попутчик взял мою руку и просто держал ее в своей. Потом он вышел, даже не познакомившись, оставив за собой теплый шлейф «D&G Homme» и много мыслей в моей голове. Может, клаустрофобия? А может, просто я.. Х3…


Иногда живая масса возмущается, комом накатывая на водителя свой гнев. Любая резкая остановка – и сила инерции вызывает у стального монстра рвотный позыв людьми. Монолит сплоченной массы резко перемещается в район торпеды, возмущается и медленно возвращается в исходное положение, проверяя мобилки в карманах и одергивая лацканы одежды. Однажды я видела, как маршрутку стошнило пассажирами. Выбитое телами ветровое стекло уныло валялось в стороне. Масса не удержала силу инерции и лобового удара. И для кого-то в тот вечер случилось непоправимое.


Городские власти постоянно ищут новшеств. Отмывание денег на реформировании транспортной сети города заменит жуков длинными автобусами-сороконожками с бОльшей вместимостью, но не изменит комфортабельность. Этот город неисправим, эта едущая куда-то толпа рождает мысли, катастрофы и даже новые семьи. Полтора часа интимности без интима, равные маленькой жизни, упорно делают свое дело и играют свою, порой роковую роль.