Два начала

Моего случайного попутчика зовут Аркадий. Он отставной офицер лет сорока пяти, ещё вполне молодцеватой наружности, правильного телосложения, коротко стриженный, со строгими чертами лица, которое украшают живые, приветливые, искрящиеся иронией, глаза. Именно по глазам чувствуется, что повидал и вкусил он на своем веку немало, потому говорит он охотно и имеет собственное суждение на любую тему.
В купе мягкого вагона мы едем вдвоем. Иногда, наговорившись вдоволь, мы выходим в коридор и подолгу стоим у окна. Все последние часы есть и причина, которая выгоняет нас с места. Она скрасила монотонность пути и не даёт покою. Дело в том, что утром на одной из станций вошли новые пассажиры: девушка лет двадцати пяти, с нею молодой мужчина и двое пожилых, по-видимому, их родственников. Эта девушка, как только мы увидели ее, поразила нас своей необычайной красотой. Несмотря на то, что едет она не одна, а мужчина может быть ее мужем, мы возгорелись желанием чаще бывать в коридоре, чтобы ещё, хоть разок, полюбоваться ею.
И нам везет. Словно угадав наши мысли и интерес, она иногда появляется на глаза, а один раз долго стояла у окна с книгою в руках. Возможно, сидеть в душном купе ей стало утомительно и она выходит освежиться, а может, ей хочется побыть одной и подумать о чем-то своем. Но вдруг... ее заинтересовали мы?..
Нет, нет — эта мысль слишком самонадеянная. Проверял я неоднократно: разговаривая со своим попутчиком, я подолгу смотрю в ее большие голубые глаза, но взглядом мы никак не встречаемся, она держит голову боком и в нашу сторону не смотрит. Чуть огорченный таким равнодушием, я перевожу взгляд на ее длинные, светло-русые волосы, стекающие по острым, высоким плечам, на гладкую шею, будто вылитую из воска, скольжу ниже по всей тонкой, грациозной фигурке, очерченной совершенными линиями, и мне начинает казаться, что эта девушка вовсе не из нашего мира. Аркадий, улыбаясь, тоже иногда поворачивается и смотрит на это чудо.
Потом неожиданно, как и появилась, она исчезает в купе. Постояв немного, и мы возвращаемся на место.
— Какая прелесть! Верить не хочется, что она замужем, — вздыхает Аркадий.
— Да, хороша...
— Вообще-то, такое сокровище, такая красота бывает слишком хороша, чтобы принадлежать одному. Да она и сама, пока молода, понимает это, — его глаза опять светятся иронией, на губах не то улыбка, не то усмешка.
— Как это?.. — недоумеваю я. — Это же неприличное, крамольное утверждение!
— Согласен, но только с точки зрения морали, которая сформировалась человеком для своего общежития.
— А разве может быть другая точка зрения? Хотя бы равноценная.
— Да, есть. Это внутренняя природа человека. Нынешнее наше сознание, конечно, способно оценить действительность и формулировать для себя жизненные правила, но не стоит забывать, что оно насчитывает всего тысячи лет и постоянно меняется, а то, что заложено в нас природой в виде инстинктов, которые, в свою очередь, тоже есть мораль, руководство к поведению и действиям, формировалось миллионы лет. Поэтому тут нередко случаются противоречия.
— Интересно, в чем же они?
— Тема большая, сложная, спорная... Давай, для начала, разберем на твоем примере. Ты вот сейчас  долго смотрел на эту красивую и возможно замужнюю девушку. Как ты смотрел и что думал?
— А как еще можно смотреть? — недоумеваю я. — Любовался ее красотой и больше ничего.
— Ничего?.. Неправда! — глазки у Аркадия искрятся, становятся проницательными. — Ты ведь бесцеремонно раздевал ее взглядом. Так вначале смотрит большинство здоровых мужчин активного полового возраста. А думал о том, что неплохо было бы иметь такую девушку. О муже думал только как о помехе. Вот это и есть природная мораль и инстинкт, призывающий к действию.
— Да какое же тут может быть действие? — продолжаю недоумевать. — Я что, сумасшедший?
— Согласен, не сумасшедший. Но лишь до того момента, пока не появятся подходящие условия для действий. В нашей ситуации их ничтожно мало. Но бывают и другие ситуации и условия, когда мужчина начинает проявлять активность. В жизни мы часто наблюдаем такое. Закон природы берёт верх над человеческим пониманием табу. Отсюда измены, поиски нового партнёра и любви, то есть, природа таким образом стремится исправить многие человеческие догмы. Великие романы написаны о противостоянии этих двух начал: например «Анна Каренина».
— Почему же именно противостояние? Разве не может быть сходных правил в достижении гармонии?
— Может. Но что касается взгляда на брак, на любовь, на верность и измену, тут они не всегда сходятся. Взгляд на измену со стороны человеческого понимания отрицательный, редко находящий  оправдание. Есть и простая заповедь «Не прелюбодействуй». А между тем, природа не терпит искусственного подавления инстинкта. Для нее соединение двух симпатизирующих друг друга особей — это задача размножения вида, и она часто отвергает любую нашу мораль, любые правила. А уж если любовь разгорится, то тут совсем может снести всё к чертовой матери. Хорошо это или плохо, разумно или не разумно, не берусь судить, скажу только, что это противоречие имеет в жизни место, и никто от него не застрахован. В истории по поводу этого, вспомни, сколько было взглядов, учений, отличных общепринятым? Наверное, известны тебе какие-то секты, общины, движения, у которых есть своя философия о браке, сексе и свободной любви. Сексуальная революция во многих странах раскрепостила нравы. Попытки разобраться с этими сложными вопросами были и будут, — одно ясно: отношение человека к ним может быть разным, а у природы оно всегда одно, пусть и неприкрытое.
— Тогда, Аркадий, ответь мне честно: как ты сам отнесёшься, допустим, к измене своей жены?
— Конечно, отнесусь к этому плохо, и даже буду жесток. Тем не менее, пойму, что в ней, здравой и не распущенной женщине, взяла верх природа. Моя боль будет только субъективным ощущением, не меняющим сути. Многие наивно считают, что любовь можно возродить, заслужить, даже дают советы. Женщине предлагают, например, приготовить мужу изысканное блюдо, посетить косметический салон, купить модную одежду, почитать умных книжек и блеснуть знаниями, и прочее и прочее. Но им в голову не приходит, что муж влюбился и отдыхает в машине с девицей, которая носит затертые джинсы и простые кроссовки, слушает попсу и не читает умных книжек, не умеет готовить ничего, кроме яичницы, но у которой есть то, чего никогда не было и не будет у жены. Им в голову не приходит, что чувство происходит на глубоком биологическом животном уровне, что его просто нет или оно умерло. И как тут блюдо не украшай, яичница для него будет вкуснее и красивее. Заставить невозможно.
— Это касается страсти, но есть уважение, долг. Многие не только страстью живут. Давай, вернемся к нашей попутчице. Она имеет равнодушный взгляд, видимо потому, что достаточно счастлива, и к ней наши разговоры вряд ли относятся.
— Не скажи! — смеётся Аркадий. — Сейчас и до нее доберемся. Думаю, что и такие женщины, счастливые в браке и не допускающие даже мысли об измене, способны на нее.
— Ну... ничего святого у тебя нет! Здесь-то в чем природный инстинкт и необходимость?
— Издалека зайду. Во-первых, женщина в большей степени является проводником высших задач, она намного ближе к природе, то есть, что хочет она, то и нужно для развития жизни. А что нужно? Чтобы род не хирел, чтобы постоянно обогащался новыми качествами, свежей кровью, и больше было разнообразия в потомстве.
— Совсем как у дворовых собак, — смеюсь уже я.
— Природа — это тот же двор. За чистоту породы только человек искусственно скрещивает. А симпатия, особенно у женщин, ко всему заезжему, новому, инородному, ведь известна. Много лет назад служил я за границей, тогда еще в ГДР. В нашей части много было знакомств с местными немками — и вовсе не распущенными девицами, а порой благополучными молодыми фрейлин. Казалось бы, что им, своих фрицев не хватает? Сколько было романов! Оказывается, есть инстинкт смешения, обновления крови, ведь не секрет, что дети-метисы, как правило, рождаются красивыми и здоровыми. Жил я одно время на Сахалине. Там тоже ситуация: смешение местных народностей и русских, точнее, приезжих. Все дети от этой любви — сильные, высокие и симпатичные метисы, мы их называли Сахалярами. Не поверишь: у мужчин этих малочисленных народов даже было правило уступить свою жену приезжему гостю.
Во-вторых: красота. Это сила, которая заботится о совершенствовании внешнего облика человека с давних времён. Красивая женщина, зная свое преимущество, уже с молодости ведет себя по-особенному. Ее поведение можно назвать игрой. Она знает, что ею восхищаются, но знает, что это восхищение совсем не того свойства, какое бывает, например, при созерцании красивых облаков или морского пейзажа, где возникают только эстетические переживания, а того свойства, что обязательно побуждает к действию. Мужчине недостаточно будет любоваться красотой: или он будет добиваться ее или будет чувствовать себя уязвленным, ущербным, несостоятельным.
В-третьих: всё зависит от ситуации и условий. Опять приведу пример из своего прошлого. Лет десять назад я отдыхал на курорте в нашем военном санатории. Во уж где, скажу тебе, многие порядочные вмиг становятся беспорядочными. С первых же дней начинаются курортные свадьбы. Смотришь — солидная, серьезная, скромная женщина, женушка какого-нибудь майора, который по неизвестной причине не с нею, — с утра была такова, а вечером на танцах ее уж не узнать: накрашена, разодета, да так вызывающе-зазывающе, что мужчины краснеют. А дома у нее любимый супруг. С такой вот женщиной, красивой, серьезной, любящей своего мужа, и мне, грешнику, довелось иметь связь. До этого она, как признавалась, не изменяла мужу ни разу. Я и не сомневаюсь. Да и случилось это между нами под самый конец пребывания. Соседки по комнате убедили ее, что так принято на курорте, что путевка не должна «сгорать даром». Вообще, замечено, что немало жен и мужей приезжает на курорты не сколько лечиться, а сколько развеяться, завести знакомство, видимо, устав от верности. Даже любящие супруги тайно изменяют друг другу, если есть подходящие условия.
— Не все, — никак не могу согласиться.
— Не у всех есть условия. Да и чреватое, хлопотное это занятие, — смеется Аркадий.
— Все-таки, это ненормально.
— Точнее — неудобно и неоправданно. У человека выработался взгляд: он стал называть это слабоволием, искушением, дьявольской одержимостью и так далее.
— Неужели ты совсем не допускаешь, что есть преданные пары?
— Конечно есть, сегодня они в Красной книге, — спешит успокоить Аркадий; потом, достав сигареты, предлагает: — А не сходить ли нам покурить? И на дежурство в коридор пора.
Какое-то странное, неприятное чувство осталось у меня от этого разговора. Как понять и принять эту «философию» армейской закваски?
Но вскоре мы снова стоим у окна в надежде увидеть нашу красавицу. И она не заставляет долго себя ждать, только в этот раз предстает в новом обличие.
— Ты смотри... — удивлён Аркадий, — какой большой вырез на груди, а какая короткая юбочка! И для чего, спрашивается, показывать все свои прелести замужней женщине, а? Скажи.
— Жара виновата. Не надо копать глубоко, — шучу я.
— Играет... А может, это знак, сигнал?
— Кому?
— Наверное, тебе: ты помоложе, — улыбается Аркадий.
Шутки шутками, но я опять стараюсь смотреть ей в глаза. И мне, наконец, удаётся встретиться взглядом. Холодок пробегает по спине. Она улыбается, видимо поняв, что я давно обращаю внимание. И точно — начинается игра. Взгляд у нее вовсе не равнодушный, как показалось вначале, он живой и чуть кокетливый; по нему остается лишь догадываться, сколько страсти и огня скрыто в незнакомке.
И вот уже мы, не отрываясь, смотрим друг на друга. Аркадий заметил это, и только улыбается, молчит. Она упорно не отводит от меня глаз! Легкая улыбка застыла на ее лице. Я пытаюсь понять, о чем она думает, а самому невольно приходят на ум недавние слова: «такая красота, слишком хороша, чтобы принадлежать одному, да она и сама, пока молода, понимает это» и «природа не терпит искусственного подавления инстинкта», потом мои мысли разворачиваются еще шире, и я даже представляю, как природа «отвергнет любую мораль, любые правила, а уж если любовь разгорится, то совсем снесет всё к чертовой матери». Кажется, она одобрительно улыбается в ответ, словно прочитав мои мысли. Сердце наполняется чем-то сладостным, волнующим, беспокойным, а в голове несется вереница слов: инстинкт, действие, искушение, условия...
В реальность быстро возвращает молодой мужчина, который выходит из ее купе. Она оставляет меня и переключается на разговор с ним. Теперь на ее лице и следа не остается от загадочного выражения, она полностью поглощена чем-то своим. Постояв еще несколько минут, они уходят. Лишь в самый последний момент, через его плечо, она дарит мне короткую улыбку. Да — мы понимаем друг друга, между нами уже завязалась невидимая ниточка! Я огорченно вздыхаю.
— Вообще, бессмысленно распылять так свои чувства, — признаюсь Аркадию, когда возвращаемся в купе. — Через несколько часов мы разбежимся, а на сердце останется непонятная тоска. Да еще останется грязный осадок, будто делал что-то нехорошее.
— Всё верно. Грязный осадок — это наша мораль, а непонятная тоска — это природа, которая кричит в тебе. И друг друга им вряд ли понять.
Сходит наша красавица гораздо раньше, чем мы предполагали. Уже на следующей станции, после остановки поезда, в наступившей тишине вдруг слышим стук дверей в конце коридора. Выглядываем и видим: всё их семейство беспокойно суетится на выходе. Но мы чуть опоздали, потому что девушка находится уже в тамбуре.
Потом с волнением я наблюдаю, как они, волоча толстые сумки, толкаются в толпе перрона. С надеждой смотрю ей в спину и всё же верю, что девушка обернется и посмотрит в окно...
 И вот они уже подходят к дверям здания вокзала, еще мгновение и она исчезнет! Меня охватывает беспокойство. К двери она подходит последней. И вдруг — и вдруг она оборачивается, ищет глазами наше окно, и, увидев меня, грустно улыбается; потом поднимает руку и машет пальчиками. Я растроган, я машу ей в ответ.
Проносится и этот последний миг — она исчезает навсегда. Поезд снова набирает ход, колеса стучат заунывно, монотонно. Мы прилегли на свои нижние места и теперь, перебросившись парою фраз, молчим. Да и говорить ни о чем не хочется; Аркадий листает журнал, я же предаюсь щемящей, непонятной тоске...