Беседа с психологом
Поправив очки с тонкой оправой, она убрала за ухо выбившийся локон кудрявых волос и сделала очередную запись в толстом блокноте.
Напротив нее сидела девочка четырнадцати лет. Ира – именно так звали девочку – к психологам относилась положительно. Она считала их лучшими друзьями, которым могла рассказать абсолютно обо всем, не опасаясь, что они проболтаются родителям. Ира рассказывала Елене Григорьевне о каждой мелочи – значительной и незначительной, в деталях описывая события, происшедшие за последнюю неделю. Она не боялась спрашивать совета, внимая каждому слову психолога.
Ира просто не представляла своей жизни без Елены Григорьевны. Кто еще ее выслушает, погладит по головке, успокоит, все объяснит и поможет решить проблему?! От подобных мыслей Ире становилось жутко. Нет, без психолога она и месяца не проживет! Ведь никто не будет ей помогать, направлять на путь истинный…
Психолог тем временем с понимающим видом выслушивала пациентку, кивала в некоторых случаях, давая понять девочке, что она соглашается с ее словами или выводами. А про себя думала: «Господи, я больше не выдержу!»
Восемь часов в день она слушала бессмысленные истории богатых избалованных малолеток, которые всегда сводились к проблемам с прыщами, модой и мальчиками. Иногда ей казалось, что мозг взорвется от переизбытка ненужной информации.
У нее самой детей не было, и порой она думала, что работая детским психологом, сможет заполнить ту пустоту в душе, которую ощущала время от времени. Поначалу так и было, но после шестнадцати лет практики любовь к детям перешла в ненависть. И единственное, что еще радовало ее в работе – это деньги. Нужды в них она не испытывала, но потребность к ним осталась.
Елена Григорьевна прекрасно помнила свое детство… Отец умер за день до ее девятого дня рождения, и матери приходилось работать на трех работах, чтобы прокормить семью, - у Елены Григорьевны было две младшие сестры, за которыми она постоянно присматривала. А когда у нее появлялось немного свободного времени, она проводила его, гуляя по торговым центрам и галереям. Она не переставала восхищаться новомодными платьями, новейшими технологическими «прибамбасами» для дома, броскими и скандальными картинами молодых художников, в общем – всей той красотой, которую только можно купить за деньги.
Нищета угнетала ее, подавляла и вводила в депрессию… Будучи ребенком, она мечтала лишь об одном – хорошей работе с хорошей зарплатой. И желание ее исполнилось… вот только работа больше радости не приносила.
Но Елена Григорьевна не могла бросить практику, ведь она потратила на нее столько лет... к тому же практика – единственное, что у нее было. Ни мужа, ни детей, ни друга… лишь работа. А еще ведь кредит за дом и машину не погашен… И, взяв себя в руки, она продолжала тащить свою телегу.
Наконец, время Иры подошло к концу. Елена Григорьевна проводила девочку, и когда дверь за ней закрылась, облегченно вздохнула. Она была выжата, как лимон, сил ни на что не хватало, а в записях числился еще один пациент.
«Может лучше перенести встречу?» - пронеслась мысль в голове Елены Григорьевны. Она открыла ежедневник и принялась за поиски свободного окошка, чтобы втиснуть новую клиентку. И тут она заметила пометку с восклицательным знаком, подчеркнутую три раза: «Осталось два месяца»! О нет! Как она могла забыть?! Дырявая голова! Через два месяца она должна сдать рукопись книги по детской психологии! А готового материала всего одна треть! Кошмар! У нее ведь договор с издательством! И рукопись должна быть сдана в срок, в противном случае ей грозила выплата компенсации издательству. «Позвоню, скажу, что мне срочно нужно выехать заграницу по семейным делам! Нет… я уже использовала эту отговорку в прошлый раз… Ну зачем?! Зачем я подписала договор на три книги?! Вторую-то с трудом закончила!» Отчаяние овладевало Еленой Григорьевной.
Стук в дверь прервал ее размышления. И не успела она ответить, как дверь приоткрылась, и на пороге появилась худенькая девочка. Одета она была в плиссированное платье с короткими рукавами насыщенно-синего цвета, белые гольфы и темно-красные туфельки на невысоком каблучке. Густые каштановые волосы были заплетены в две косички, доходившие девочке до пояса. Внимание Елены Григорьевны привлекли глаза девочки… интересного голубого оттенка… большие, глубоко посаженные… На нее смотрели глаза взрослой женщины. Это совсем не вязалось с тем, что Елена Григорьевна привыкла видеть на детском личике.
- Здравствуйте, - поздоровалась девочка. – Я вроде как записана к вам на прием…
Елена Григорьевна сверилась с ежедневником, последней на сегодня была записана Виктория Успенская, двенадцать лет… Елена Григорьевна не успела подготовиться к встрече. Пора брать отпуск…
- Мы можем перенести встречу, если хотите, - произнесла Вика ровным совсем не детским голосом. – По-моему вам сейчас разговор с психологом нужен больше, чем мне.
Елена Григорьевна моргнула, в недоумении глядя на девочку. Когда до нее, наконец, дошел смысл сказанного, она улыбнулась и знаком пригласила девочку войти.
Вика закрыла за собой дверь и, подойдя к диванчику нелепого сиреневого оттенка, плюхнулась на него и в ожидании уставилась на психолога.
Поднявшись со стула, Елена Григорьевна пересела на любимое кресло с высокой спинкой – напротив Виктории. Открыв чистую страницу блокнота, она записала имя и возраст пациентки.
- Меня зовут Елена Григорьевна, - начала беседу психолог.
- Знаю, - ответила Вика, - прочла на табличке вашего кабинета.
- Это твой первый раз у психолога?
- Да.
- И что же тебя привело ко мне?
- Глупый вопрос, - нахмурившись, заметила девочка. – У вас видимо детей нет… До восемнадцати лет за меня все решает мама. И именно она привела меня к вам, а подтолкнули ее на эти меры жалобы учителей.
«Да, интересный экземпляр», - думала Елена Григорьевна. Таких детей она еще не встречала, и начинала чувствовать себя неловко в присутствии девочки. И вправду – глупый вопрос она задала… Елена Григорьевна думала, что все дети «глупо-наивные», поэтому всегда задавала подобные вопросы и раньше проблем не возникало. А теперь перед ней сидело «нечто» в детском обличие.
Глаза девочки тем временем изучали психолога, и не просто изучали, а буквально сканировали ее вдоль и поперек, анализируя, делая выводы. Создавалось впечатление, будто они с Викой поменялись местами. Женщина почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, и ей это не понравилось. Она решила изменить тактику:
- Жалобы учителей? Что же ты такого натворила?
- Говорила правду.
Ответ Вики ввел психолога в ступор.
- Не поняла, - пролепетала она.
- Когда учителя о чем-то меня спрашивают, я говорю, что думаю, – принялась объяснять девочка. – Я всегда говорю правду. Но по головке меня никто за это не гладит. А после нескольких предупреждений «следить за языком» они вместе с директрисой накатали длинное письмо матери о моем поведении. Тогда они еще не знали, что мама не любительница чтения. И письма, превышающие по длине три предложения, сразу отправлялись в мусорное ведро. Звонки учителей мама игнорировала. Две недели спустя нас посетила сама директриса.
- И что было дальше?
- Дальше?.. Мама опаздывала на встречу с подругами, поэтому быстро прервала тираду директрисы и спросила, что ей следует сделать, чтобы от нее отстали… И вот я здесь.
Ничего подобного Елена Григорьевна раньше не слышала.
- Что ж, правда иногда может быть опасной. И порой лучше промолчать или дать уклончивый ответ. Ты, я вижу, человек прямолинейный, что многим может прийтись не по душе.
- Как-то противоречиво получается… - проворчала Вика. – С детского сада нас учили, что врать нехорошо, а теперь выходит, что правду говорить еще хуже. Где же логика?
- В жизни нет логики, - просто ответила психолог. – Люди лишь говорят, что хотят слышать правду. На самом деле они ждут приятную, сладкую ложь, но никогда в этом не признаются. Если будешь говорить людям то, что они хотят или надеяться услышать, твоя жизнь станет куда проще. Будь как все…
- Я не стадное животное. И я не хочу подавлять свою личность из-за глупых стереотипов. Я хочу быть собой, а не быть другими.
- Выделяться из толпы, конечно, хорошо, как и быть собой… но проблемы от этого…
- Жизнь – борьба, - резко оборвала Вика. – Разве не так?
«Очень интересный экземпляр, - думала Елена Григорьевна. – Может я все-таки успею дописать книгу за два месяца»…
- Думаю, я смогу тебе помочь, - уверенно произнесла психолог.
- Мне не нужна помощь, особенно от психолога, - с вызовом произнесла девочка.
- Откуда такое негативное отношение к психологам? – удивилась Елена Григорьевна.
- Жизненный опыт.
«Жизненный опыт? – переспросила Елена Григорьевна про себя. – Господи, девочке всего двенадцать лет!.. Какой жизненный опыт?» Интерес Елены Григорьевны возрастал с каждой минутой, она смотрела на девочку, а видела самый необычный субъект. Идеальный материал для изучения!
- Я считаю, что психологи такое же зло, как и наркотики, - поделилась своим мнением Вика. – Психологи подавляют волю человека. Человек становится зависимым. Он больше не может думать самостоятельно. Не может и шага сделать, не посоветовавшись с психологом.
- Громкие утверждения, тебе не кажется?
- Отнюдь, - покачала головой Вика. – Человек должен сам решать свои проблемы. Совета можно спросить у друзей или родных, но решение должно приниматься самостоятельно. К психологу ходят лишь слабые безвольные люди.
- Не обязательно…
- А что сильному человеку делать у психолога?
- Иногда даже у самых сильных людей могут возникнуть проблемы, а иногда они просто теряют цель в жизни… и психолог приходит ему на помощь, подталкивая его, направляя…
- На путь истинный? – вставила Вика и усмехнулась. – Психолог, возомнивший себя Богом – классический случай.
- Я вовсе не претендую на Его место, - запротестовала Елена Григорьевна; ей не нравилось, что разговор повернул совсем не в то русло, она не контролировала ситуацию, что не нравилось ей еще больше.
- Пусть так, но я уверенна, вы считаете, что делаете Его работу и якобы спасаете человечество.
- Это уже слишком… слишком…
- Правдиво? – подсказала Виктория.
Елена Григорьевна не знала, что ответить. Прямота девочки буквально парализовала. И частично Вика была права, - Елена Григорьевна действительно считала работу психолога такой же значимой, как и священника. Как же иначе? Ведь она помогала людям, спасала их, облегчала им жизнь, снимая груз с плеч… Но она бы никогда не призналась в этом. И вот, двенадцатилетняя девчонка бросала ей правду в лицо, и Елене Григорьевне, как и многим, правда пришлась не по вкусу.
- Я думаю, будет лучше, если ты придешь в следующий раз с родителями. Это поможет мне увидеть полную картину, - с трудом выговорила Елена Григорьевна. – Начнем с твоей мамы…
- Боюсь это невозможно.
Елена Григорьевна моргнула, - она всегда моргала, когда кто-то нарушал ее «психологическую рутину». Виктория сама пришла к этому умозаключению, поэтому не стала дожидаться дальнейшей реакции психолога:
- У мамы очень плотный график, каждый день расписан поминутно. Парикмахеры, визажисты, стилисты, маникюры, педикюры, СПА-салоны, ботокс, депиляция, эпиляция… и многие другие процедуры по омоложению. Как говорится: «У невинности и красоты один враг - время».
- Да… - протянула Елена Григорьевна. – Что ж, тогда я бы хотела поговорить с твоим отцом…
- Я бы тоже хотела с ним поговорить, - отрезала Вика. – Он бросил нас с мамой, когда мне было три года.
- Другие близкие родственники? – с надеждой спросила Елена Григорьевна.
- Есть бабушка, но она уже несколько лет прикована к постели – паралич. Но могу пригласить отчима, если у него найдется свободная минутка. Думаю, ему будет интересно пообщаться с вами. Он психиатр, работает в частной психиатрической лечебнице для избранных… в смысле для богатых и зажиточных.
- Вы много времени проводите вместе? – поинтересовалась Елена Григорьевна; девочка начинала тревожить ее.
- Больше, чем с мамой, - заверила Виктория. – Мы с ним видимся по рабочим дням за завтраком, иногда даже разговариваем.
- Кто же тебя воспитывает? – изумленно спросила Елена Григорьевна.
- Я сама себя воспитываю. С пяти лет.
- И какова твоя оценка?
- Это вы мне скажите. Ведь это по вашей части. Но думаю под категорию «нормальный» ребенок я не очень-то подхожу, поскольку не вписываюсь с «действительно» нормальными детьми.
- Я не использую термин «нормальный»…
- Конечно, не используете… вслух. Уверенна, к концу рабочего дня вы думаете только о тех, кто показался вам не вполне вменяемым или не вполне нормальным. И мнение ваше основывается скорее на ваших чувствах, эмоциях и жизненном опыте, чем на теориях Фрейда.
«Эта девочка – золотая жила!» – воодушевленно подумала психолог и сделала несколько записей в толстом блокноте.
Девочка следила за каждым ее движением, за выражением ее лица. Она видела Елену Григорьевну насквозь. Не дожидаясь, пока психолог закончит с записями, она произнесла:
- Еще я знаю, что психологи часто крадут идеи у пациентов для своих книг или других работ. Интересно то, что они не считают это нарушением профессионального кодекса… или как там по-другому – клятва Гиппократа?.. Да и кто будет спорить, что идеи эти не принадлежат уважаемому доктору психологических наук? Это же немыслимо! Уму непостижимо! Вы только представьте, какой скандал бы начался, выйди правда наружу! – Вика театрально ахнула, выпучив глаза от наигранного ужаса, и прикрыла рот ладонью.
В душу Елены Григорьевны закрался страх. Пугали ее не столько слова Виктории, сколько сама Виктория. Женщина напомнила себе, что следует быть более осторожной – и со словами, и с действиями. И, ни в коем случае, не забывать, что в сидевшей перед ней девочке не было ничего детского, кроме возраста и внешности. «Виктория – не дура, может мне самой дурочкой прикинуться?» Елена Григорьевна отложила блокнот в сторону и, улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, доброжелательно, даже по-дружески, заговорила:
- Я не перестаю удивляться безграничной детской фантазии. Позволь узнать, откуда только берутся такие интересные и в то же время нелепые, ничем необоснованные выводы?
- Смешная вы, доктор, - хмыкнула Вика. – Неужели на других детей ваши штучки срабатывают?
Еще никто не называл Елену Григорьевну смешной. Психолог вся напряглась, но улыбаться не перестала – западная привычка. А девочка продолжала:
- Вы только не переживайте на счет кражи идей, это происходит повсеместно. Знали бы вы, сколько материала дарят докторам пациенты психиатрических лечебниц… Это настоящий кладец знаний! И это не «безграничные детские фантазии», как вы выразились. Нет. Я всегда говорю правду. А информацию об этом я вычитала из дневника отчима.
Наступило молчание. Воздух, казалось, наэлектризовался. Елена Григорьевна боялась пошевелиться, боялась даже вздохнуть. Она чувствовала себя маленькой и разбитой, ей хотелось оказаться где угодно, только не в этом кабинете и не с этой девочкой. Ей хотелось очутиться дома. Теплый, уютный дом – ее крепость, где она всегда чувствовала себя в безопасности.
Наконец, Елена Григорьевна собрала волю в кулак, выпрямилась и произнесла ровным спокойным голосом, стараясь унять дрожь:
- Ты девочка уже большая и должна знать, что чужие дневники читать нехорошо. Это ведь личное.
- А как же вы?
- Я? – не поняла Елена Григорьевна.
- Вы капаетесь в душах чужих людей. Разве это не одно и то же?
- Ну… не совсем… э-э… ведь ко мне приходят добровольно…
- Во-первых, - отрезала Вика, - к вам я пришла не добровольно, меня заставили. Во-вторых, если кто-то предложит вам покопаться в своем дневнике, то вы сразу наброситесь на заветную тетрадку, в поисках чего-нибудь интересненького и сенсационного? - Елена Григорьевна хотела что-то вставить, но Вика не дала ей такой возможности: - И не надо меня переубеждать в том, что работа психологов из другой оперы. Бумажка о высшем образовании по психологии не дает вам права лезть мне в душу.
- Я не лезу тебе в душу, Вика. Просто считаю, что тебе нужно помочь. А помочь я тебе смогу только когда лучше разберусь с проблемой. И, думаю, консультация с социальным работником не помешает…
- Доктор, - перебила Виктория, - сначала я расскажу вам одну историю... Жила-была девочка. Ей было пятнадцать лет, и звали ее Катя. У нее была замечательная семья: веселый папа, добрая мама, забавный братишка и мохнатая собака по кличке Винни-Пух. Они любили друг друга и были счастливы. Но в один день все изменилось. Отец Кати решил сделать сюрприз жене к их юбилею – купить пианино, о котором она так долго мечтала. Сын попросился поехать с ним, помочь выбрать подарок. По дороге домой они попали в аварию и погибли. Через неделю – в день юбилея – привезли пианино (заказ не был отменен)… Мать Кати достала топор из кладовки и начала рубить ненавистный инструмент. Она рыдала и рубила, рубила и рыдала. Из-за нескончаемого потока слез, она ничего не видела и случайно зарубила Винни-Пуха. Лишь крик дочери вернул ее в реальность. Она остановилась, вытерла слезы, завернула тело собаки в плед и унесла из квартиры. А когда вернулась, вымыла полы от крови, достала из кладовки бутылку водки и начала пить. С того дня она не переставала пить, про дочь она забыла, из дома больше не выходила. Два месяца спустя учителя заволновались и направили Катю к школьному психологу. Она доверилась милой женщине, рассказала ей обо всем, ни с кем другим она не могла поговорить. Выслушав Катю, психолог решила, во что бы то ни стало помочь бедной девочке и попросила социального работника посетить дом Кати. В итоге маму Кати лишили родительских прав, а Катю отправили в детский дом, поскольку никаких родственников найти не смогли. Мама Кати умерла через неделю, поскольку никто за ней не ухаживал, как это делала ее дочь. Четыре месяца спустя объявился брат матери – Андрей, и девочку отдали ему, - собаку новому хозяину. А через два дня дети из ее детского дома бесследно исчезли… Вы, наверное, помните разразившийся скандал по этому поводу год назад.
Елена Григорьевна прекрасно помнила заголовки газет. Детей «загрузили» в автобусы, которые должны были отвезти их в какой-то музей – традиционный день экскурсий, проводимый ежегодно… и больше никто их не видел. Потом, правда, выяснилось, что кто заплатил немалые деньги за этих детей, чтобы их переправили на запад, где пустили на органы. Детдомовские дети никому не нужны, да и для государства одни расходы – так рассуждали некоторые люди «сверху», не вслух, конечно…
- Так вот, пожив четыре недели с дядей, Катя пожалела о том, что нашелся ее родственник. Она бы лучше исчезла вместе с новыми друзьями из детского дома… Дядя ее постоянно бил и насиловал, но к социальному работнику она идти побоялась, впрочем как и к тому психологу – боялась, что они еще больше усложнят ее и без того жалкое существование. Она сбежала от дяди и стала жить на вокзале, в парке, иногда на кладбище, а когда мама со своим хахалем уезжала, я звала Катю к себе. А два месяца назад один незнакомец увидел ее на вокзале и предложил работу в Германии - няней или аупэйр, как они это там называют. Она согласилась. Я помню, как проводила ее на автовокзал… Автобус до Германии стоял в первом ряду. Она села на сидение у окошка, помахала рукой на прощанье и весело улыбнулась мне, хотя глаза ее были печальны…
Вика откинулась на спинку диванчика и уставилась в потолок, ей было ужасно грустно вспоминать о подруге детства. Она старалась удержать слезы, - не хотела показать свою слабость, пусть даже незнакомому человеку. Она будет сильной, она должна быть сильной.
- Не хочу тебя расстраивать, - нарушила затянувшуюся тишину Елена Григорьевна, - но, боюсь, Катя уехала в Германию на другие заработки. - Елена Григорьевна чувствовала себя неловко из-за своих слов, из-за сложившейся ситуации, но ей было важно сказать Виктории правду.
- Я знаю, - вздохнула девочка, глядя женщине в глаза. – И Катя это знала.
***
Прошел год. После беседы с психологом ни учителя, ни директриса больше не приставали к Вике. А она в свою очередь последовала совету психолога, - если знала, что человек не готов к правде, отвечала уклончиво, либо молчала. Она решила в школе быть покладистой, а свой характер она еще покажет – в колледже.
Запрыгнув на кровать и, устроившись поудобнее, Виктория достала из сумки книгу «Будь со мной»; автор - Попова Елена Григорьевна. Она открыла первую страницу. Там было напечатано всего два слова: «Посвящается Кате»… Девочка улыбнулась и, перевернув страницу, принялась за чтение.
Свидетельство о публикации №213072401527