Хроники ротмистра Кудашева. Глава 10

ПАРКИН Владимир Павлович
«Меч и крест ротмистра Кудашева».
Историко-приключенческий роман.

«Хроники ротмистра Кудашева или Тайна Туркестанского золота».
Книга V историко-приключенческого романа «Меч и крест ротмистра Кудашева».

©  Владимир П.Паркин, автор, 2013.

*****     *****     *****
*****     *****     *****

ГЛАВА X.

*****
О технологиях манипулирования личностями. Кое-что из тюремного опыта. Крутые тропы Киштвари Прадеш.
Приём у вице-губернатора Пенджаба. Масонская ложа 798. Три условия сотрудничества.

*****
Документ № 55.

«Хроники»
Кудашева Александра Георгиевича.

Да, есть что вспомнить… Двенадцать лет прошло с того памятного путешествия в компании с Гюль Падишахом – Аланом Мак’Лессоном или Рами Радж-Сингхом по дорогам Персии и Индии. Увы, время не властно над сердечной болью. Стоит только вспомнить леди Кунигунду Баррат, незабвенную, что уж кривить душой перед самим собой! – любимую Уну, – «смесь лягушонка с белой козочкой!», как говорил её отец полковник Баррат. 

Сегодня в тюремной камере  ГПУ НКВД Туркменской области не чувствую ни голода, ни жажды, ни горечи обид, ни раскаяния в делах прошлой жизни.  Чувство самосохранения давно утеряно. Надежда на освобождение отсутствует, напрочь. Как говорил Мак’Лессон словами Экклесиаста: «Что было, то и будет!».

Вспоминаю Леночку. Как нёс её на руках из парка до самой калитки дома на Андижанской. Она плакала и вытирала свои мокрые глаза о моё лицо. После стольких лет разлуки, такое недолгое счастье совместной семейной жизни… Господи, при живом отце мальчики растут полусиротами,  не зная, как я, счастья мужского родительского воспитания. Не научит их отец почитанию матери, трудолюбию и честности, мужеству в бою, состраданию к побеждённому противнику, верности Долгу и любви к Родине. Вот истинное горе!

Продолжаю размышлять, перебирая в своих воспоминаниях эпизоды жизни, оставшиеся в прошлом. Так, пожилые люди перебирают сохранившиеся предметы, старые фотографии времён собственной молодости. Хорошо, когда есть что вспомнить доброго. У меня всё перемешано – дни счастливые со днями тревожными, а то и вовсе чёрными, когда, казалось, что утро уже не наступит. 
Не мучился вопросами, правильно ли поступал в своём прошлом, всегда ли делал правильный выбор, который мог бы изменить его будущее. Возможно, будь выбор иным, не пришлось бы сегодня сидеть в тюрьме.
Навязчивые мысли. О людях, страдающих подобным недугом, обычно в народе говорят: «задним умом крепок». Пустые мысли. Кто ошибался в прошлом, осуждён ошибаться и в будущем.

О каком выборе мог идти разговор? Не было выбора. Никогда. Поступал так, как единственно мог поступить «в сложившейся сложной оперативной обстановке». И всегда в соответствии с собственной совестью, с принципами, впитанными с детства. И эталоном в принятых решениях всегда был мой собственный отец – Кудашев Георгий Александрович, оренбургский казак, ротмистр Отдельного корпуса жандармов, начальник полицейского охранного отделения Красноводского уезда. Человек дела, человек чести. Георгиевский кавалер.

Тем не менее, новые обстоятельства, возникшие уже здесь, в родном Асхабаде, заставляют вновь и вновь продумывать варианты развития событий, которые могут повлиять на мою судьбу. И начинать нужно не со встречи с Васильевым, а многим ранее. Со встречи с Гюль Падишахом. Пусть не с самой первой, что состоялась в Копет-Дагской Шайтан-Щели. Но хотя бы с той, когда он сделал предложение о сотрудничестве. Не простые сложились у нас с ним отношения. За время совместного путешествия я начал понимать своего врага в прошлом, своего спасителя в настоящем. Я уже оценивал Мак’Лессона не по его словам, не по его поступкам, а по тем невесомым флюидам, которые временами вырывались из него, которые я был в состоянии уловить и понять. Это была информация. Информация об очень одиноком человеке. О космическом вакууме, окружавшем этого сильного, умного, талантливого человека. Нашей истинной дружбе и взаимопониманию ещё не пришло время. Для этого и мне необходимо было раскрыться. Пока это было невозможно.

Мак’Лессон заставил меня задуматься над вопросом не вербального общения.

Анализируя сложившиеся обстоятельства, я пользовался приёмом, который сам для себя называл «обратным синема». В уме откручивал воспоминания в обратном порядке до события, с которого следовало начать анализ. В данном случае таким событием стал случай с моим новым конём – гнедым арабским аргамаком с игреневой рыжинкой. Алан уловил именно невербальную связь, сложившуюся между мною и аргамаком. Ну и что? Душевное состояние лошади не менее важно, чем физическое. Случай далеко не исключительный.

Однако! В том то и дело, что подобные духовные связи невозможно создавать искусственно! Факт не научный. Наука, она свои принципы имеет. Один только принцип «воспроизводимости» чего стоит. Любой профессор, любой учёный знает и скажет: «Если научный факт невоспроизводим, если он уникален и его невозможно подвести под закономерность, значит, он не вписывается в причинную структуру окружающей действительности и противоречит самой логике научного описания».

Любовь, дружба, взаимопонимание, почитание родителей, привязанность, сострадание, сопереживание, горечь от потери, радость за близкого человека, гордость за чужой успех, –  все эти человеческие чувства, невозможны без существования духовной связи между людьми.

Связи нематериальной. Связи, которые невозможно не только взвесить и измерить, но невозможно постичь органами чувств человека: зрением, слухом, обонянием и осязанием. Значит ли это, что эти связи совершенно недоступны лицам третьим? Нет. Но эти связи проявляются в эмоциях и поступках людей. Они бывают настолько сильны, что подвигают людей на подвиги, на самопожертвование во имя любви и дружбы.

Значит ли это, что подобные связи присущи только человеку? Конечно, нет. Кто не знает, что чувства привязанности, любви, сострадания присущи и самым близким спутникам человека – животным. Таким, как кошка, собака, лошадь, слон. Даже птицам, таким как вороны, и легкомысленным, на первый взгляд, попугаям.

Простая домашняя кошка-мурка, всем поведением как бы подчёркивающая свою независимость по отношению к хозяину, не всегда придёт по первому зову на кормёжку, но стоит  ей почувствовать его физическое недомогание или душевную боль, всегда попытается своими лаской и мурлыканьем, помочь своему господину или госпоже, подзарядить их собственной природной энергией!
Яснее ясного. Для тех, кто понимает.

Однако! Вот словечко привязалось. Без него мои записки не обходятся. Здесь уже проявляется черта истинного генштабиста – проигрывать ситуацию, как за самого себя, так и за противника. Ну, по-умному, еще и за третье лицо!

Однако, нет в природе вещей не целесообразных! Это аксиома. У гуся не может быть лисьего хвоста, осетру ни к чему оленьи рога. Сами изменяющиеся природные условия изменили человека  В противном случае, он не выжил бы. Да, увы, научился лгать! Научился скрывать свои мысли. Но, взамен, потерял природную способность эти мысли читать.

Подтверждением тому могут служить многочисленные примеры из жизнеописаний святых людей. Как правило, они были либо отшельниками, вернувшимися в мир природы и заново слившись всем своим существом, всем сознанием с ним, либо это были люди, избранные Всевышним во исполнение Его воли на земле. И тогда они шли в царские чертоги и обличали тиранов в совершенных ими преступлениях, в неправедном образе жизни, в грехах. Им не было нужды подкреплять обвинения доказательствами. Избранные знали грехи владык из первоисточников – собственных царских мыслей. Избранные, как были открыты сами для всех, так и для них не было тайн и «заслонок» в мышлении иных людей, в том числе и царственных особ. Для тиранов не было людей, опаснее провидцев. Их убивали самыми страшными казнями.

Эти, пришедшие ко мне мысли, стали для меня самого озарением. Стоило посидеть в одиночной камере тюрьмы, чтобы понять это!

Вслед за этим сами собой появились ответы на другие вопросы.

К примеру, нет политика, не мечтающего без затрат физической и интеллектуальной энергии на обработку масс, управлять этими массами. Без штыков, без пастырей, без тюрем! «На штыках можно придти к власти, но на них нельзя сидеть!», как говорил Наполеон, перефразируя испанскую поговорку: «Штыки годятся для всего, только сидеть на них нельзя».
Нужна ещё и любовь народных масс к своему правителю.
Ну, технологии воспитания народных масс существуют и развиваются с незапамятных времён. Они существовали и существуют ещё у народов каменного века. В их числе сегодня весьма развитые институты обработки человеческого сознания. Степень влияния в разных странах различна, потому и стоят эти институты в разных приоритетах. Кому они не известны, тому их и перечислять не стоит. Но эти технологии дороги, а деспоты и тираны всегда скупы!

Я о другом: о технологии абсолютной власти без посредников. Власти тайной, могущественной, немеркнущей со временем, не угасающей в дни скорби и годов неурожаев и «тощих коров», власти, способной послать на поле боя миллионы подданных, которые будут умирать с именем своего земного владыки на устах! Способной манипулировать сознанием и мышлением своих подданных, даже если они называются гордым именем, родившемся в пороховом дыму французской революции – «граждане».

Гюль Падишах – Мак’Лессон владел технологиями гипноза и самогипноза, о чём я знал не по слухам, но на собственном опыте. Опыте, негативном для Мак’Лессона. Есть собственная маленькая гордость: я, Кудашев, оказался ему не по зубам. Отсюда – интерес Мак’Лессона к Кудашеву. Шире – интерес к проблеме внушения без риска раскрыться самому, остаться неуязвимым для внушаемого. В перспективе настолько усилить свои способности, чтобы внушать собственные идеи неограниченным массам людей, повелевать, манипулировать массами. Технология неограниченной власти! Вот когда владыка смертный сможет по свершившемуся факту всенародной любви  именоваться с приставкой «божественный», строить себе любимому храмы по всей планете!

Правда, рядом всегда будет идти ещё одна проблема. И имя этой проблеме ещё при жизни для владыки любого ранга и цвета кожи будет Страх.
Страх потерять в один прекрасный день сверх способность повелевать массами и Страх Смерти.

*****    
*****
 
Осколком фарфоровой чашки, найденным под лежаком, я ставил на стене малоприметную седьмую чёрточку, отмечая неделю со дня своего пребывания в этой камере, когда форточка «кормушки» на двери отворилась и надзирательский бас оповестил: «Заключённый Шаляпин! Приготовиться!».
Я встал посреди камеры, сцепив руки за спиной. Дверь отворилась. В камеру вошёл надзиратель. Быстрым шагом обошёл её, успев простучать большим ключом железную оконную решётку.  Перевернул тюфяк на лежаке. Грозным своим перстом указал на мой «календарик», погрозил мне кулаком. Вслед за надзирателем вошёл сам тюремный начальник. Одним движением кисти левой руки приказал подчинённому покинуть помещение. Правой кисти руки у него не было, одна чёрная перчатка. Я знал, руку он потерял в сабельном бою при штурме Хорезма. Подошёл ко мне. Я не стал представляться. Не мой уровень.
Ему далеко за пятьдесят. Выгоревшая почти белая опрятная гимнастёрка. На синих петлицах по одной красной шпале. Под мышкой правой искалеченной руки какая-то книга. Поздоровался первым:
– Здравствуйте, Александр Георгиевич!

Мне стало стыдно. Ответил, как положено:
– Здравия желаю, гражданин Заведующий Домом предварительного заключения!
Потом, сбавив тон, добавил:
– Здравствуйте, Никифор Иванович!

Зав ДОПРом товарищ Харитонов не обиделся. Не в первый раз меня видит. Возможно,  предчувствует, что мне у него на попечении недолго находиться. Либо снова под расстрел, либо на повышение. Спросил тихо, почти ласково, не нужно ли чего, нет ли жалоб.

Я ответил, жалоб нет.

Не вынимая книги из-под мышки, Харитонов вытянул вложенный между страниц треугольный конвертик, протянул мне.
– Вам письмо от супруги, Александр Георгиевич! Читайте, я пока в этом крыле обход сделаю. У вас есть десять минут. Вот карандаш. На чистой стороне напишите ответ. Попрошу без двойного смысла. Письмо в нашем ведомстве не зарегистрировано. Это жест моей доброй воли. Понятно?
Я кивнул.

Харитонов ушёл.
За десять отведённых мне минут я прочитал семь слов письма, наверное, раз семьдесят. Ответил на обороте теми же самыми словами.
Виноват, в этих хрониках повторять не стану.

Вернулся Харитонов, забрал письмо заверил, письмо сегодня же будет передано Елене Сергеевне! Протянул мне книгу:
– Не откажите в любезности, Александр Георгиевич! Гляньте. Говорят, книга редкая. О разведке английской, в Индии дело происходит. Жаль, на английском языке, мне для понимания не доступна. А хотелось бы прочесть. Я, знаете ли, Высшее Реальное училище закончил. Языкам не обучали. Потом в нём же преподавал «слесарное дело и обработку металлов» до революции. В Кизил-Арвате…

Я вздрогнул. Сладко защемило сердце. Земляки, оказывается! Взял в руки книгу. На титульном листе значилось:

Joseph Rudyard Kipling
«KIM»
London.
MacMillan & Co. Ltd
in October 1901.
____________________________________________
* Джозеф Редьярд Киплинг. «Ким». Лондон. Издательство Мак’Миллана и Компании Лимитед. Октябрь 1901 год.
____________________________________________

На обороте титульного листа аккуратная печать киноварной мастикой:
Изящная гравюра тигра, изготовившегося к прыжку. Надписи: Ex libris. Library by Sir Wilfred Malleson.
____________________________________________
*  Экс либрис (Из книг). Библиотека сэра Уилфреда Маллесона.
____________________________________________

Подумал: «Однако! Наследство английской интервенции».

– Что-нибудь, не так? – спросил Харитонов.

Я ответил:
– Хорошая книга. Для англичан. Русские там полудурками описаны. Ну, это понятно. Правда, на наш счёт совсем немного. Для англичан народонаселение всего мира – просто иностранцы! В книге не столько о разведке, сколько – об Индии, о любви к родине, о поиске смысла жизни. Занятно, я эту книгу ещё студентом читал, в очереди стоял! Вам, что, Никифор Иванович, перевод требуется?

Харитонов застеснялся:
– Это был бы царский подарок!

– Работы больно много. Литературные переводы в один месяц не делаются! Что слышно, есть у нас с вами это время?

– Так много не обещаю. Но маленький секрет открою: у меня на столе запрос лежит из Москвы, из Управления кадров, на предмет разработки вашей персоны, Александр Георгиевич. Вашей психической уравновешенностью интересуются. Срок определён в месяц. Будьте готовы, психанёте разок – пойдёте в расход. Проявите выдержку, иная судьба, мне неизвестная.

– Я предполагал. Готов к сотрудничеству. Торг уместен?

– В пределах периметра – всё, что угодно!

– Вот мои условия: свидание с женой, личное, хоть один раз, хоть на час! Это первое. Второе – прогулка ранним утром во дворике, она мне по закону положена. Третье – допуск в тюремную библиотеку. Оттуда тоже не убежишь, так ведь?! Четвёртое – смените мне псевдоним. Дойдёт до Фёдора Ивановича, обидится. Позор на всю Европу!

Харитонов попытался чёрной перчаткой почесать свой затылок. Сконфузился.
– Трудно… Очень трудно, Александр Георгиевич!

– Есть на меня официальный запрет на свидания с женой?

– Нет…

– Тогда всё по закону! Как я понимаю, сегодня на меня следствие так и не открыто. А старое дело прекращено в связи с вынесением приговора!

– Да, но…

– На сегодняшний день я кадровый аттестованный сотрудник ГПУ, давший военную присягу. Управлением кадров ОГПУ НКВД СССР утверждённый. А у вас в ДОПРе – просто задержанный! Слово даю, не убегу. В мыслях нет. Некуда. Я не «урка» какой-нибудь. И семья здесь. Подумайте о будущем, сделайте ставку. Сами сказали, мною кадры интересуются. Заберут меня в Москву, смогу и вам помочь при случае!

Так и договорились.
Харитонов принятые на себя обязательства исполнил в точности. Дважды в неделю я получал от Леночки письма и отвечал на них. Утренняя прогулка помогла не потерять физическую форму.
Получил доступ в тюремную библиотеку.
Две камеры на нулевом этаже от пола до потолка забиты книгами. Заведующий – пожилой арестант инвалид из обслуги. Профессиональный переплётчик. Из всего богатства лишь двадцать-тридцать «дежурных» книг в читательском обороте. В основном политического содержания, но и Дюма с Жюль Верном не запрещены. Книга для арестанта – вид поощрения за хорошее поведение.
Мне понравилось. С удовольствием разбирал книги. Понял сразу: этот фонд составили реквизированные книги из частных библиотек. На форзацах многих книг экслибрисы либо печати с именами известными в Асхабаде, в Закаспии: Комаров, Куропаткин, Гродеков, Агапьев, Рерберг…

Книги не только на русском. Много французских романов, таких как «Le rouge et le noir» – «Красное и черное» господина Стендаля. Много прекрасных томов энциклопедий «Академии Франция», гордости любого книжного собрания. На немецком – только Гёте и Шиллер, всё остальное – литература политическая, в своё время запрещённая и реквизируемая охранными отделениями.

Работа в тюремной библиотеке помогла восполнить некоторые пробелы в образовании, которые я уже начал ощущать в беседах с Мак’Лессоном. Во всяком случае, Канта и Декарта успел проштудировать весьма основательно. На Гегеле остановился. Чтение его опусов могло закончиться приступом тошноты. Русофобия неприкрытая. Моего внимания не миновали ни Троцкий, ни Ленин. Недостатка в этих книгах не было. Понял сразу, начинать изучение философии пролетарского типа надо начинать не с этих имён. Начал от «печки», с Маркса. Читал его статьи по славянскому вопросу на немецком. Пришлось задуматься, есть ли у славян враг, более ненавидящий славянские народы, нежели основатель марксизма-ленинизма. Как же в Советской России ни одно учреждение, ни один праздник без его портретов не обходятся? Наряду с Ильичём и Давидовичем! Тем не менее,  ещё только начинающий тогда теоретик  вместе со своим другом Энгельсом –издатели "Новой Рейнской газеты" – не обошёл вниманием, с изрядной долей злорадства, все разногласия депутатов Славянского Конгресса 1848 года в Праге. «Историк» Энгельс в статье «Демократический панславизм» прямым заявлением утверждает, что славяне – «… народы, которые никогда не имели собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть, не жизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность»! Круто. Эти теоретики сегодня у нас в большом почёте.

Вот они – политические технологии. Великие катаклизмы часто начинаются с десятка статей в газетах и журналах – подготовка общественного мнения, создание детонатора, способного взорвать хрупкий мир. Следствие – локальные братоубийственные войны. За ними – конфликты более значимые. А уж Первая и Вторая Балканские войны братьев-славян аукнулись Войной Великой, «германской»! Молодой Лев Давидович весьма подробно и пристрастно давал репортажи с театра военных действий. Тоже не без прицела на будущее. Был бы провидцем незабвенный Михаил Дмитриевич Скобелев, не положил бы жизнь свою во имя панславянского единения наций. Может, и не зря. В Болгарии его помнят, а в Москве даже памятник уничтожили. Опасен «Белый генерал», видите ли!
Нет единства – будут бить славян по очереди, страну за страной. «Капитал» Маркса только пролистал выборочно за недостатком времени: месяц моего заключения подходил к концу.

Нашёл ещё одну книгу Редьярда Киплинга – «Пак с Холмов Пука, или Робин Гудфеллоу – Его друзья» («Puck of Pook's Hill or  Robin Goodfellow — His Friends», 1906). Был рад находке. В чтении и переводе несколько отдохнул от опусов «гениев политической философии». Не знаю, читал ли Мак’Лессон эти сказки старой Англии в изложении Киплинга, но говорил он об эльфах и гномах почти его словами. Понятно, о маленьком народце в Англии знает каждый. Память предков не утеряна, не выжжена калёным железом средневековой инквизиции.

Киплинга я перевёл без особого напряжения за десять дней. На литературное изложение не претендовал. Но Харитонов и от этого перевода был в восторге.
От моей былой апатии не осталось и следа. Мой дух снова был при мне. Я был готов к новой жизни, к новой борьбе.
С одной оговоркой: оставаясь самим собой!

*****    
*****

Киштвари Прадеш! Дорого дал бы, чтобы уйти от туркменского зноя и душной тюремной камеры под сень твоих гималайских кипарисов! Как не вспомнить вкус воды из твоих родников!

Ну, раз вспомнил, нужно писать. Потом захочешь, но забудешь. Лучше сразу, хоть и получается с пятого на десятое! Хорошее сравнение. В иных языках такого нет, чисто русское. Но правильное. Полагаю, нет в природе такого чудика, что в мыслях своих вспоминает прожитые годы чисто в хронологическом порядке. Правда, читателям неудобно. Ничего не поделаешь. Допишу до конца, потом само собой всё встанет на свои места. Пробовал писать в строгом хронологическом порядке – получалось сухо, безлико, как в протоколе судебного заседания. Потом вспомнишь яркий важный эпизод, а в текст на место уже не вставишь. Смирился. Пишу как пишется!

Вернёмся в Гималаи!

Сама природа защищает Киштвари Прадеш от непрошенных гостей. В княжество не ведут дороги. Оно в стороне от сложившихся за тысячелетия торговых караванных путей. Откуда не подступись – Киштвари не близок. Но, и достигши границы княжества, на него можно лишь полюбоваться издали.


Киштвари – кальдера доисторического потухшего вулкана.  Его окружность, обычная для подобных образований сжата давлением полуострова Индостан, что подняло к небу сами горы Гималии. Сжата до правильной овальной конфигурации по периметру скального гребня высотой в западной низменной части в 2600 метров с пиком в 3400 метров на восточной стороне под названием Киштвари-Деви. Внутренние стены кальдеры почти отвесны. Местами монолитные скалы уходят вверх под отрицательным углом. Скалы черного базальта словно переплетаются с камнем красного гранита – результат древнейших извержений разной мощности и температуры лавы. Внешние стены  более пологи, с углом подъёма от 27 до 46 градусов, просто пешим порядком не подняться. Подножие кальдеры чисто, не усеяно скальными обломками и щебнем. Редкая картина дикой природы, но её не назовёшь безжизненной. Мощь каменных монолитов, уходящих в заоблачные выси из венка гималайского кедрового леса, окружающего кальдеру, поражает воображение. Летом из величественного природного каменного проёма, словно вырубленного в граните южной стены кальдеры, с рёвом вырывается река Киштвари, берущая своё начало в одноимённом озере. В озере – природном резервуаре талой воды, занимающем в разные времена года, от четверти до половины территории кальдеры. Впрочем, кальдеру кальдерой здесь никто никогда не называл и не называет. Просто, ущелье. Озеро в Киштвари, как и река – тоже Киштвари. Разность понятий – при произношении. Звуки те же, но интонации разные. На вербальном уровне привыкаешь быстро. Но письмом разницу не передать! Зимой озеро не замерзает, хоть вода и остывает от 26-ти до 9-12-ти градусов по Цельсию на поверхности. Подпитка горячими ключами. Река не замерзает соответственно, хоть её сила и уровень несколько слабее и ниже. Эффект – постоянное облако пара над кальдерой. К этому туману тоже привыкаешь. Но начинаешь скучать по солнцу. Можно выбрать денёк и прогуляться по снежку вершины с наветренной стороны. «Погреться» на солнышке в тридцатиградусный мороз с часик. Потом назад в родную пещеру. Сходить к сернистым источникам, пропарить косточки в газированной водичке с постоянной температурой в 32-а градуса! Термальные воды – богатство, народонаселением планеты ещё не освоенное. Не будь их в Киштвари – выжить целому, хоть и малочисленному, народу было бы невозможно. Кипарисовое вечнозелёное ожерелье княжества было бы вырублено в две-три зимы!

Две тропы ведут по крутому вулканическому конусу в Киштвари. Одна, западная, со стороны Афганистана. Вторая из Индии через Кашмир.
Говоря «пути», в Гималаях не подразумеваются «дороги». Это просто тропы, на которых порой трудно разминуться даже двум встретившимся путникам.
Бывает, одному из них приходится пожертвовать уже пройденным отрезком пути и вернуться назад, к месту, на котором можно было бы разойтись.
Что уж говорить о вьючных животных. Ни тибетского пони, ни яка не заставить на горной тропе дать «задний ход». Бывали случаи, когда трудности расхождения решалась обменом животными. Вьюки просто перегружались с одних спин на другие. Ну, это не часто. Не всегда такой обмен может быть равноценным.
Проблема решалась и просто, и сложно одновременно. Пути эти были подконтрольны Киштвари. И каждый караван сопровождал нанимаемый проводник из народа киштвари. На каждом пути имелось по два «отстойника» на случай беды либо непредвиденной встречи. Впрочем, непредвиденных встреч быть не могло. Пути были под наблюдением, проводники всегда условными сигналами получали необходимую информацию, принимали меры.

Соответственно, одновременно решались вопросы легитимности перехода границы и таможенных сборов. Суверенное княжество в центре Азии – не фунт изюму. Чтобы выстоять под далеко не дружественным давлением соседей ближних и дальних, мало называться «княжеством»! Практически, подобной древнейшей системой караванных переходов в горах Афганистана и Индостана с успехом пользовалась служба сопровождения морских судов в Суэцком канале. Нет ничего нового под солнцем!

Пути в Киштвари, ни западный, ни восточный, нельзя пройти даже в благоприятную погоду с половины апреля по начало октября в одни либо в двое суток. Если повезёт, и путников не накроют  ни гроза с ливнем, переходящая в неожиданный снегопад, с соответствующими последствиями в виде потоков воды, способных сбить с ног и людей и вьючных животных. Гололёд в июле гость не частый, но возможный. Летом снежной лавины с края кальдеры можно не опасаться. Страшнее всего – неожиданный шквал. Совершенно непредсказуемый удар воздушной массы, спрессованной, Бог весть каким манером, в твердокаменную субстанцию.

Непредсказуемого удара шквала во все века более пожара боялись моряки парусного флота. Шквала, рвущего в клочья паруса из двойной парусины, прошитой просмоленными пеньковыми «концами», обрывающего кованые стальные цепи якорей двухпалубных сто двадцати пушечных фрегатов! Не случайно, на кораблях всегда негласно держали или содержали своего собственного «предсказателя шквала». Это мог быть как член экипажа, так и отслуживший свой положенный срок матрос, исполняющий некие обязанности, не требующие большой физической нагрузки. Часты случаи, когда такими «предсказателями» бывали животные – обезьянки, собаки, коты, даже попугаи и канарейки!

Тем не менее, и при современном развитии науки и техники непредсказуемый шквал продолжает множить число своих жертв в горах и на море.

Такой удар воздушной стихии в высоких горах не редкость. Повезёт, путника прикроет каменный выступ, ложбинка, пещера. Нет – лететь ему в бездонную пропасть.

Для проводника-киштвари способность предсказать шквал была обязательной. Как и иные способности: не вызывая ни малейшего подозрения, прикидываясь простачком, на всём пути вести самое пристальное наблюдение за сопровождаемыми путниками. В особых случаях прямой опасности исчезать мгновенно и оповещать пограничную стражу.

Враг, тем более враг вооружённый, не должен был вступить на землю Киштвари никогда!

С середины октября по середину апреля оба пути намертво перекрыты снежными заносами. Киштвари на шесть месяцев, а то и более, в году попадал в абсолютную изоляцию от большого мира.

Простите, оговорился. «Абсолютная» – не  то слово. Изоляция для всех: для народа Киштвари, для всего остального мира, но не Мак’Лессону. Грош цена самому неприступному замку, если в нём не предусмотрен тайный, сверх тайный – подземный ход!

Конечно, был такой ход и в Киштвари. Мне, в своё время, ответственному за охраняемый периметр, он стал официально известен как доверенному человеку князя Киштвари Его Высочества Панкратайоса Кризантоса (Мак’Лессона). Но реально, впервые вошёл этим ходом в Киштвари в качестве доверенного лица генерал-майора Джунковского Евгения Фёдоровича – помощника генерал-губернатора Туркестанского края, ещё не упразднённого в январе 1918-го года. В то время я ещё носил под своей чёрной кавказской буркой мундир русского офицера с погонами подполковника. Миссию свою я исполнил в точности согласно приказу и инструкциям, данным мне. Вот только результат этой миссии стал для меня ударом сильнее японского снаряда, начинённого мелинитом!
 
Алан Фитцджеральд Мак’Лессон – Рами Радж-Сингх или князь Киштвари Его Высочество Панкратайос Кризантос знал своё дело. Он, организовал круговую оборону своего маленького княжества. Обучил военному делу каждого мужчину, способного носить оружие, знающего свое конкретное место во время военных действий. Создал пограничную стражу и пограничную разведку с постоянными секретными постами не только на своей территории, но и за её пределами.
Но главной лично своей задачей считал действенную политику в международных отношениях. Политику достаточно сложную, жёсткую, но плодотворную.
Княжество Киштвари в большом мире мало кто знал. Княжество Киштвари так и не испытало горечи унижений и народных страданий в статусе штата Британской Индии.
Мак’Лессон держал баланс. И не допускал фигуры Большой Игры на территорию Киштвари. Все ходы должны быть сделаны на чужом поле.
Я, подполковник Кудашев Александр Георгиевич, сам того не желая, стал для Мак’Лессона исключением из этого правила. Большая Игра сама диктовала свои правила игрокам. Я был использован «в тёмную» человеком, которому доверял, которого уважал более иных многих. Джунковским.

Так, не без моей участия, Россия стала в политике Киштвари противовесом Соединённому Королевству Великобритании. Таким же, как и Германия.

*****    
*****
 
Из воспоминаний о годе 1918-м вернёмся в год 1912-й.
Индия. По дороге из Кветты в Симлу.
18 декабря 1912 года.

В Лахор прибыли к вечеру восемнадцатого декабря. Шёл дождь. Многочисленные каналы Пенджаба переполнены мутной водой. Размыты дороги. Рисовые поля под водой. Увы, природа. Нет дождей – засуха, неурожаи. Много дождей – наводнения. Погода предсказуема лишь относительно. Как здесь не верить бесчисленным индуистским богам? Хоть один рассердится, найдёт время наказать безбожников.

Зато утро девятнадцатого было великолепным. Проснулся я в роскошной постели на белоснежных шёлковых простынях под прозрачнейшей кисеёй полога во дворце генерал-губернатора провинции. Разбудил меня сам Гюль Падишах – Алан Мак’Лессон.

– Вставайте, профессор! Время ланча, а мы ещё не завтракали. Нас ждут. Стол накрыт не по регламенту, просто для трёх близких друзей. Смокинг не обязателен. Мы разделим ланч по-дружески в обществе вице-губернатора Пенжаба.

Знакомство состоялось. Меня, как младшего по чину и возрасту Мак’Лессон представил первым:
– Доктор сэр Джозеф Стивенсон, мой советник и добрый друг!
Я отреагировал поклоном головы в сторону, как уже знал, вице-губернатора штата.

– Полковник, вице-губернатор сэр Майкл О’Дуайер! – продолжил Мак’Лессон, правда, уже под именем, известным в Британской Индии, Рами Радж-Сингха, советника Его Высочества Вице-короля Индии лорда Хардинга по национальным вопросам.

Обменялись рукопожатиями.
– Монинг! Хау дую  ду? – небрежно, как старого знакомого, меня приветствовал О’Дуайер.
Я ответил, как того требовал этикет.

– Крепкая рука! – отметил наше рукопожатие О’Дуайер.

Однако, я почувствовал, что вице-губернатор нашим рукопожатием остался недовольным. Вроде, я не пытался показать свою силу. Правда, отметил, что рукопожатие было не совсем обычным. С неким смыслом. Позже, решил посоветоваться с Аланом. Тот от души рассмеялся. Я на разъяснении не настаивал.


Вице-губернатор жестом пригласил за стол. Разговор продолжили за традиционными пудингом, беконом и виски. Бифштексы в Индии опасаются готовить и есть даже англичане. За убийство коровы простому человеку грозит смертная казнь. Зачем подданных понапрасну тревожить!

Продолжил на незнакомом наречии:
– Сат шри акал!
Я покачал головой.

За меня заступился Рами Радж-Сингх:
– Уважаемый сэр! Мой советник недавно в Индии, ему ещё предстоит познакомиться с ней! Но рекомендую: наш сэр Джозеф превосходный наездник, а в умении пользоваться револьвером, боюсь вы в своём штате не найдёте ему равных!

– Вот как? – вице-губернатор окинул меня уже внимательным взглядом. – Похоже на то. У вас талант, дорогой Рами Радж-Сингх, привлекать к себе незаурядных людей! Если в День поминовения героев будете в Амритсаре, привозите и своего советника, посмотрим, каков он в деле! Там ему разъяснят, что означает: «сат шри акал!».
Обратился ко мне:

– Я понимаю, вы ещё не знакомы с народами Индии. Здесь мало знания одного хинди. Освоитесь, будете понимать и урду, и пенджаби! Возможно, изучите и военный слэнг сикхов. Но, как джентльмен, конечно, знаете автора этих строк:

«There was Rundle, Station Master,
An’ Beazeley of the Rail,
An’ ‘Ackman, Commissariat,
An’ Donkin’ o’ the Jail;
An’ Blake, Conductor-Sargent,
Our Master twice was ‘e,
With ‘im that kept the Europe-shop,
Old Framjee Eduljee.
Outside — “Sergeant! Sir! Salute! Salaam!”
Inside — “Brother”, an’ it doesn’t do no ‘arm.
We met upon the Level an’ we parted on the Square,
An’ I was Junior Deacon in my Mother-Lodge out there!»…
_____________________________________________
*   Прим. Редьярд Киплинг. «Материнская ложа».
Отрывок. Авторский перевод Вл.П.Паркин.

*****

" ... Мне зёрна чёток памяти перебирать не лень.
Придёт воспоминание – не даром прожит день.

Я помню своих  Братьев, я не забыл имён.
«Рейл-Вэй», путейцы, станция и колокола звон.
Кондуктор был, тюремщик, редактор и сержант,
Полковник-полицейский, помещик, интендант.

Мне дорог бравый Рандл… ну, память, подскажи!
Бизли, Акман и Донкин, и Фрамджи Эд-Ульджи…

При встречах в людных улочках не скажем мы «Привет!»,
На взгляд знакомый радостно не улыбнёмся вслед.
Мы не знакомы в обществе банкиров и купцов,
Где чистоган господствует – кумир всех подлецов.

Но в Ложе нашей Матери нет Братьев нас родней,
Где Подмастерьем Истину познал из уст друзей.
Не жестов и не символов секреты – только Труд,
Покой и Просвещение народы обретут!

Сословные условности, цвет кожи и цвет глаз,
Язык, происхождение – не разделяют нас!"...

*****
_____________________________________________


Я мог лишь покачать головой. Собственным невежеством расстроен не был. Господина вице-губернатора распознал с первого взгляда: он из тех, что стремятся всегда и везде быть на первых ролях и на первом месте. Для чего, соответственно своей природе, всегда стремятся унижать других! Обижаться на подобных людей – ниже собственного достоинства. Правда, понял тайный смысл сказанного в мой адрес не сразу. Спасибо Алану, разъяснил без свидетелей!

Вице-губернатор улыбнулся мне, как лучшему другу – несколько снисходительно.

Рами Радж-Сингх только развёл руками:
– Прошу Ваше Превосходительство не быть строгим. В этом нашем общем направлении пока не работали. Полагаю,  мы ещё вернёмся к серьёзному разговору!

Коротким спичем сэр Майкл О’Дуайер пожелал мне быстрейшей адаптации к тропическому климату и тяжелому характеру местных туземцев. Выпили.
Заканчивая ланч, вице-губернатор звякнул о бокал серебряным ножом. Что-то шепнул на ухо стюарду. Тот вышел и через минуту вернулся с серебряным подносом, накрытом белой салфеткой. На салфетке книга.

Мы встали из-за стола.  Сэр Майкл О’Дуайер с самым торжественным видом вручил мне книгу. Я прочёл на обложке: «Редьярд Киплинг. Казарменные баллады. Лахор.».

Вице-губернатор потрепал меня по плечу:
– Не обижайтесь, сэр Джозеф! Мы, британцы, независимо от того ирландцы ли, шотландцы или англосаксы, должны быть едины в своём освоении мира! Это книга величайшего англичанина! Читайте её, и вам в любом английском обществе будет сопутствовать успех.

Распрощались на доброй ноте.

В ответ на подарок мне, Мак’Лессон отдарился вице-губернатору: послал ему с лакеем ответный: книгу Рабиндраната Тагора на инглиш и бенгали с закладкой – ножом для бумаг с лезвием из серебра и рукояткой из золота, инкрустированной зелёными гранатами.

Я спросил:
– Что у нас сегодня? Отдых?

Мак’Лессон ответил:
– Предлагаю активный отдых. В восьми-девяти милях от города, в чаще джунглей, не сегодня-завтра группа археологов из Кембриджа предполагает начать раскопки древнего храма бога Агни. Хочу увидеть его своими глазами, пока там шурфов не наделали. Устроим себе пикник. Обедаем на природе?

Мне по тревоге собираться не впервой. Достаточно умыться, да сменить штиблеты на сапоги. Но пури для своего гнедого аргамака не забыл захватить!

Выехали втроём. Мы с Мак’Лессоном в сопровождении кшатрия охраны.
День после грозовой ночи обещал быть прекрасным!

По дороге разговаривали.
Мак’Лессон поощрял эти разговоры. Мои вопросы его занимали. Бывало, вопросы-ответы сами собой перерастали в дискуссии, но не было случая, чтобы наши прения перерастали в конфронтацию. Так было и сегодня.
Я спросил:
– И что бы это всё значило?

Мак’Лессон уже понимал меня с полуслова, на вопрос вопросом не отвечал:
– Я, Александр, начал вводить вас в работу методом обучения плавания путем неожиданного погружения в холодную воду! Майкл О’Дуайер уже знает вас, и он в полном недоумении, почему я вас представил ему. Он засуетился, задал кучу глупых вопросов, раскрылся сам. Завтра о вашем появлении в моей свите будут знать все чины Британской Индии и махараджи независимых княжеств!

– Глупые вопросы? Это о стихотворениях Киплинга?

– Сами по себе вопросы не глупые, но задавал он их напрасно. Стихотворение о Ложе-Матери Киплинг написал и опубликовал, сообщив миру о своём приёме в Лахорскую масонскую ложу номер 798. Сегодня Киплинг является магистром двух лож в самой Великобритании. Приветствием профессиональных воинов сикхов вице-губернатор попытался выяснить, не являетесь ли вы членом этого милитаризированного религиозного Амритсарского братства. Сам  Майкл О’Дуайер является старшим офицером Лахорской масонской ложи. Он не прочь войти в Совет старейшин Амритсарского религиозного братства сикхов. А главное, он спит и видит не кресло губернатора Лахора, а трон Вице-Короля Индии! Он политик. Он выяснил, кто вы, оценил вас. Вы его заинтересовали. В вашем лице вице-губернатор уже начал формировать общественное мнение. Он для меня открытая книга. Амбициозен, глуп, жесток и алчен! Он меня устраивает. Одним умным врагом меньше…

Я молчал. Господи, как всё просто. Просто, если знаешь! Без слов Мак’Лессона я мог об этом только догадываться на уровне интуиции. Моё интуитивное восприятие О’Дуайера не разошлось с информацией, выданной человеком, хорошо его знающим.

Какое-то время ехали молча. Потом Мак’Лессон спросил меня:
– Александр! Вы не были против, когда я представил вас вице-губернатору штата Пенджаб своим советником под именем сэра Джозефа Стивенсона. Под эти именем и в этом качестве вы совершили некие действия, которыми с моей, правда, подачи ввели должностное лицо администрации Вице-Королевства в заблуждение. Так? Почему?

– Из уважения и благодарности своему спасителю, дорогой Алан!

– Александр! Это не ответ. Как юрист, должны понимать. Я хочу получить ответ по существу. Мои предложения вы слышали. Ваши условия новой жизни и оплаты ваших служебных обязанностей я готов услышать. Вы знаете, в России вас ждут расследование, военно-полевой трибунал, лишение чести, лишение всех прав состояния и каторжные работы в лучшем случае. Я не предлагаю вам рабство. Я предлагаю вам сотрудничество. Вы знаете больше, чем кто-либо другой. Вы не будете связаны никаким письменным договором! У вас было достаточно времени всё обдумать и принять решение. Я жду вашего слова! Немедленно.

Я и ответил:
– Согласен. Я не торгаш. Я воин. Условие первое: вы никогда не станете заставлять меня совершать действия, которые могли бы принести ущерб моей родине – России!

Мак’Лессон ответил:
– Принято. У вас будет много других врагов. Следующее условие!

– Вы не станете препятствовать мне, встретиться с моей семьёй. Окажете мне в этом поддержку. Если не в России, то в некоей третьей стране. Хорошо?

– Нет проблем. Далее!

– Третье последнее, но очень важное условие, Алан!

– Говорите.

– Мне известно, в апреле 1907 года, вы, Алан, под псевдонимом Радж Рами-Сингха, гостили в горах Персидского Загросса в немецкой миссии у братьев Брауншвейгов. Закупили оружие, вывезенное вами на двух грузовых фурах. Помните?

Мак’Лессон молчал.

Я продолжил:
– Вы присутствовали на некоем публичном развлечении – гладиаторском бое, организованном немецкими концессионерами, ведущими хищническую добычу свинца и серебра. Так?

Мак’Лессон молчал.

Я продолжил:
– В кровавом варварском гладиаторском бое участвовали двое – дикарь-даяк с острова Калимантан и совсем молодой юноша из России, который в тотализаторе был записан под именем Шер-Мен Руси. В поединке даяк был убит. Индийский вельможа Радж Рами-Сингх или Рами Радж-Сингх выкупил у братьев Брауншвейг победителя – Шер-Мена Руси. Увез его из Персии в Индию. Я ищу его. Я хочу с ним встретиться. Вот моё третье условие, Алан!

  Мак’Лессон глубоко вздохнул. Помолчал. Потом сказал:
– Ну, ты даёшь, Кудаш-бек!

Я не отреагировал. Ждал ответа. Мак’Лессон на моих глазах превращался в Гюль Падишаха. Разницу между этими его псевдонимами-масками я уже научился улавливать. В одном случае – образованный культурный европеец. В ином – хитрый и властный азиат. Не случайно он и меня назвал тюркским именем – Кудаш-бек!

Ехали молча. Что ж, рано или поздно, точки над «i» должны были быть расставлены. В наших, начавших было складываться дружеских партнёрских отношениях, появилась трещинка. Между нами незримо протрусила чёрная кошка.

Я невольно вздохнул. Меня явно впереди ждали новые испытания!

*****     *****     *****
*****     *****     *****

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

***  *****  ***
***  *****  ***